Быть твоим альфой

Дверь тихо открывается, из-за неё выходит Чимин. До чего же красивый. Он выглядит невероятно. И Юнги каждый раз голову теряет, когда видит его. Поднимается и старается не смотреть на Чимина глазами побитой собаки. Краем глаза замечает, как рядом с ним поднимается Чонгук. Глаза у Чимина красные, как и его нос. Плакал. Мин поджимает губы. — Я… — Пак мнется, стоя у двери. — Я поговорю с вами в конце недели, окей? — говорит Чимин, помня о советах врача. Чонгук делает шаг в его сторону. — Хотя бы скажи результат, пожалуйста. Что тебе сказали? Все подтвердилось? Мин смотрит на него, жалея. Жаль, что Чонгуку придется проходить через нечто подобное в таком возрасте. Он, в отличие от Чимина, уж совсем не готов. Думая о себе самом, Юнги понимал, что когда-нибудь его легкомысленное поведение и отношения с омегами превратят его в отца, а не в папочку. Он такого поворота конечно не ожидал, но у него уже был примерный план действий при таком стечении обстоятельств. Только в этом плане никогда не было Чимина. — Да, подтвердилось, но я поговорю с вами позже, хорошо? Мне надо побыть одному. Альфы молча провожают его взглядом, когда омега степенным шагом покидает холл отделения. Они молчат и не смотрят друг на друга, не сговариваясь так же уходят. В больнице они встречались в понедельник, а значит Чимин выйдет на связь в эти выходные. Юнги ничего не оставалось, кроме как вариться в своих будничных задачах и стараться не свариться в котле из своих же мыслей. Сложно, практически невыполнимо. Особенно сложно смотреть каждый день на унылую рожу Чонгука, который сидит перед ним в опенспейсе. А выглядит он ужасно. Кажется, что он вот-вот не выдержит и выйдет в окно из курилки на верхних этажах офиса. Они не разговаривали друг с другом уже пять дней после идиотской драки у Юнги дома. Младший действительно считает, что Мин виноват во всем происходящем с ними. А у самого Юнги нет даже идей, как ему вывести Чонгука на разговор, который сможет решить все их вопросы. Нет идей, потому что он сам не знает, как ему реагировать на это. Если бы беременен был любой из парней, с кем он когда-либо спал, а их было довольно много, он бы особо не расстраивался и не грузился. Что хочешь делать? Рожать? Держи алименты и напиши, пожалуйста, список дней, когда можно встречаться с ребенком. Рожать не хочешь? Без проблем, вот деньги на аборт и на восстановление. По существу для Юнги не было принципиального значения, будет у него когда-нибудь семья, дети и всякая подобная чепуха. Он не страдал такого рода романтизмом еще лет с двадцати, когда понял, что у него никогда ничего не будет с тем омегой, которого он по-настоящему любил. Мину было около шестнадцати, когда он начал засматриваться на Чимина. Серьезного не по годам, вечно в книжках и учебе, не обращающего внимания на проказы и игры глупых мальчишек. Чонгуку стукнуло одиннадцать и троица собралась у него на празднике. Тогда Чимин подарил ему фотоаппарат и свой поцелуй в щеку. Мальчик сделался красным как переспелый арбуз, а Юнги впервые подумал, что хочет получить такой же поцелуй на свой день рождения. Но больше омега не проявлял такой вольности. Когда Юнги было восемнадцать, он хотел пригласить Чимина на свидание. Но стоило подойти к его классу, из-за двери услышал его приватный диалог с одноклассниками. Он тогда сказал, что на Юнги и Чонгука вообще не смотрит в таком ключе. Парень нахмурился, почему он говорит о них двоих? Ладно Чонгук, ребенок, для омег в его возрасте вполне обычно не смотреть на младших. Но Юнги? Капитан баскетбольной команды, отличник, чуть ли не звезда школы. Неужели он не заслуживает чужого влюбленного взгляда? Альфа развернулся и ушел, стараясь побороть неприятное чувство обиды. В двадцать лет у Юнги случился срыв. Он хотел покончить с ненавистной учебой и начать заниматься тем, что действительно его привлекало. В свободное от учебы время он учился игре на гитаре и пианино, разумеется в тайне от строгих родителей. Но если Чимина семья поддерживала во всем, чего бы тот не захотел, то Юнги чуть нос не сломали, когда он заикнулся о своем творчестве. Отец не на шутку разозлился. Поставил сыну ультиматум: либо учится и работает на нормальной работе, либо идет в семейный бизнес и занимает там место наследника. Мин тогда отчаянно не понимал, для чего отцу нужен в совете директоров парень, ни грамма не смыслящий в проектировании и строительстве. Максимум он мог бы стать бухгалтером или тем же финансистом, учитывая выбранную им специальность в университете. Но угроза лишения всего наследства сработала. Он перестал грезить об искусстве и зарылся в учебе. В этот же год случился инцидент на Чеджу. Мин старался сдерживаться, перебороть свой взбунтовавшийся организм: он не хотел никому навредить, тем более Чимину. Поэтому когда Чонгук остался с ним и стал подавлять его своим едва ли проявившимся феромоном, Юнги был ему благодарен. Они много разговаривали после, обсуждали проблемы в семье. Чонгук оказался взрослым, таким же как Чимин, в общем-то. И только Юнги чувствовал себя неполноценным со своими “детскими” фантазиями о том, чтобы стать настоящим музыкантом. Однако Чон убедил его продолжать учиться музыке, хотя бы в качестве хобби, а потом уже решать. После этого, всякое раздражение на “соперника” пропало, а Юнги перестал понимать сам себя. Решил, что если тот захочет, пусть подкатывает к Чимину, а сам он пожелает им счастья. Мин уже четыре года засматриваемся на парня, который и не думал отвечать ему взаимностью. Может, стоило перестать стучать в закрытые двери? Вернувшись из поездки, он первым делом нашел себе омегу. Оказывается, его океан был полон рыбы, и для счастья не нужна была определенная. Хоть она и была золотой, желания, увы, она не исполняла. Чимин же примерно в это время сказал, что его все эти альфы особо не интересуют и что он лучше будет один всю жизнь, чем проведет эту жизнь в постели у тысяч незнакомцев. Юнги понял это по своему. Чимина отношения с противоположным полом в принципе не интересовали, и ни ему, ни Чонгуку, зарекомендовавших себя как заклятых братанов омеги, ничего никогда не светило. * Юнги сидел на своем рабочем месте и что-то агрессивно печатал в отчете. Он и сам не понимал, что он там печатает. Эта работа всегда была слишком простой и скучной для него. Платили на ней не то чтобы много. Основной доход он получал от акций компании отца, которыми он играючи жонглировал на фондовом рынке. В этот офис приходил только для того, чтобы было чем заполнить восемь часов в сутки. Если бы хотел, уже давно сидел бы где-то в кабинете начальника всего финансового отдела этой компании. Туда, очевидно, стремился Чонгук. Но не Юнги. Ему такая должность принесла бы только больше геморроя на его незастрахованную от таких случаев задницу. Он поднял глаза на своего коллегу и лучшего друга и в голову опять полезли темные мысли. Даже если это его ребенок растет у Чимина в утробе, какой смысл ему беспокоиться, если тот избавится от него, как от случайной ошибки? Ошибкой было соглашаться на эту идиотскую идею. Ошибкой было позволять себе вспомнить о старинной, глубоко укоренившейся в сердце, любви. Юнги не хотел сломаться, но внутри что-то болезненно давило уже пятый день. Он не хотел быть слабым, но он уж точно не хотел устраивать драку в попытке найти виноватого в сложившийся ситуации. Омега беременен, и Юнги, кажется, даже не хочет знать от кого. Потому что он не хочет знать, что единственный ребенок, которого он когда-либо хотел, будет лишен полной семьи с любящими друг друга родителями. И он не хочет знать, что у Чимина и Чонгука теперь будет общий ребенок, который навсегда свяжет их вместе. И он не хочет знать, чей ребенок никогда не родится. Но он не будет показывать своих истинных чувств. Они здесь абсолютно ни к чему. От того, что он снимет со своего лица маску безразличия, Чонгук только сильнее начнет беситься и косячить на работе. После работы младший его вновь проигнорировал и вышел из офиса с недовольным лицом, таким, словно Мин как минимум убил его собаку. А ведь он всего-то навсего предложил выпить вместе. Зачем предлагал? Он и сам не знал, просто привычка была уже сформирована, от нее никуда не деться. Выпить он все же пошел. В паре кварталов от его лофта был бар, в котором он любил зависать с Чимином и Чонгуком в те редкие дни, когда они собирались вместе. Сидя у барной стойки он медленно цедил виски из стакана, где уже давно растаял последний кусочек льда. Вечер был тухлый. Настроение такое, что хоть на стену лезь. Он хмуро рассматривал янтарную жидкость в гранях стеклянной емкости и только и думал о том, как ему в свои двадцать девять лет перестать так безбожно жалеть себя. Подумаешь, нет второй половинки, занимаешься какой-то мутной хренью на работе, и ничего в этой жизни не доставляет особого чувства наполненности. Вспоминалась юность, когда он променял искусство на отцовские деньги, когда Чимин еще уважал его. Теперь же, кажется, после злополучной детской драки он не хочет его видеть и слышать. Так себе хен. Так себе альфа. Так ли обязательно было вязать его? Так ли надо было прогибать Чонгука под себя? Дверь в бар открывается, входит большая компания, они смеются, что-то обсуждают. Последним входит омега. Юнги смаргивает свою сонливость, вызванную легким опьянением и признает в нем Чимина. Он словно и не замечает старшего, отвечает на какие-то слова своих приятелей. Группа, видимо, коллег проходит к столикам и никто из них не замечает пристального взгляда посетителя за барной стойкой. Теперь вместо жалости к себе у Мина есть задачка поважнее. Он просит бармена повторить, а сам посматривает в сторону Чимина, который натянуто улыбается в какофонии случайных фраз коллег. Не проходит десяти минут, как к их столику подходит официант, который ставит перед всеми омегами за столиком бокалы под вино. Парень ловко открывает бутылку и наливает бархатно-алую жидкость в начищенное стекло. Юнги смотрит. Чимин будет пить? Пак посматривает на приятелей вокруг, что-то обсуждает. С кем-то даже хихикает. Будет пить или нет? Альфа не сводит взгляда с Чиминова румяного лица и ждет. Он берет бокал в руки и прокручивает его в пальцах. Нюхает. Что-то говорит в сторону. Хвалит аромат? Его пухлые розовые губки касаются стекла. Красное вино скатывается по круглому пузу бокала. Мин прикрывает глаза. Он выпил. Выпил. Мин залпом осушил свой стакан и встает со стула, бросает пару купюр на стойку и идет мимо столиков в уборную. Там он умывается холодной водой и хлопает себя по щекам, глядя в зеркало. Что там он говорил о безбожной жалости к себе? Черт, теперь он точно на самом дне. Что там Пак хотел обсудить с ними в конце недели? Зачем, блять, устраивать этот цирк? Зачем так издеваться над его бедным сердцем, которое, блять, болит? Выходил он из бара опустив голову вниз, чтобы Чимин не заметил его. Не хотелось показывать, что он видел его. Что он видел, как он пил это чертово вино. Чимин всегда слишком сильно его волновал. Как же чертовски просто ему жилось прошлые девять лет, когда он тупо забыл о том, как сильно он любит его. Юнги стоит у входа в бар и прикуривает сигарету, выдыхая дым в темное вечернее небо, темнота которого не разбавляется даже намеком на звезды. Дверь справа от него открывается и пропускает в тишину улицы спокойную музыку бара и шум от разговоров его посетителей. Альфа оборачивается на шум и видит как Чимин пытается вежливо отказать коллеге-альфе. Тот удерживает его под локоть и приобнимает за талию. — Вас точно не надо подвезти? — уточняет незнакомец, а Мин стискивает руку в кулаке. — Да, да, все в порядке, отдыхайте, я доберусь. — Чимин-щи, я переживаю, давайте я отвезу вас домой. Вы плохо выглядите, — какой типичный прием, думается Юнги, он ведь и сам ни раз пользовался им. Но здесь видно, что омега не желает его компании. — Все в порядке, Джун, просто не очень себя чувствую, правда, — он пытается выбраться из чужих лап, но кажется ему слишком плохо, слишком для того времени, что Чимин провел в баре. Он выглядит так, словно вот-вот потеряет сознание и в голову Юнги прокрадывается слишком ужасная догадка. — Эй! — окрикивает он этих двоих, быстрым шагом направляясь к ним. — Что тебе нужно от него? Убери свои мерзкие лапы! Альфа удивленно поворачивается на крик, руки с Чимина не убирает, но когда парень сам отстраняется, ослабляет хватку. — Простите? — он не выглядит разозленным, скорее обескураженным. — Проваливай, что не понятного? — по-хамски говорит Юнги. — Юнги? — Чимин наконец разглядывает в незнакомце своего давнего друга. — Ты что здесь забыл вообще? Мин неловко отводит взгляд в сторону. Черт, теперь это выглядит так, словно он специально следил за ним, хотя это была обыкновенная случайность. — Я здесь пил. Это что, проблема? Только тебе можно выпить после рабочего дня? — он, кажется неплохо захмелел. Язык еле ворочается и он совершенно не может контролировать, что этим самым языком произносит. Альфа рядом с Чимином оборачивается. — Чимин-щи, вы его знаете? — Да, это мой хороший друг, иди обратно к ребятам, я сам справлюсь. Незнакомец хмурится. — Тебе же сказали уйти, чего ты встал? — Юнги откровенно хамит, и ему не стыдно. — Мне точно стоит уйти? Он не кажется мне безопасной компанией для вас… — он смотрит на своего начальника очень не уверенно. — Да, иди к остальным, — твердо говорит Чимин и обращает свой взгляд на совершенно пьяного Юнги. — Что за хрень с тобой? — он кладет руку себе на живот, где-то под ребра, и морщится. — Тебе плохо? Он что-то подсыпал тебе в бокал, я уверен на все сто процентов, — игнорирует замечания омеги мужчина. — Ты нормальный? Конечно, он этого не делал, — Чимин разворачивается и идет в сторону стоянки, собираясь уйти как можно быстрее. Юнги не понимает чем вызвана такая реакция на него и следует за ним, хватая его за запястье, не давая двинуться с места. Пак непонимающе смотрит на него и внезапно морщится. — Юнги, я без понятия, что с тобой, но мне надо уйти. — Почему ты пил вино? — не задумываясь бросает он. — Что? К чему это вообще? — К тому что ты беременный и обещал обсудить это с нами, почему ты пил вино? Ты уже все решил? К чему тогда тянуть, а? — он совершенно себя не контролирует. Когда Пак морщится в очередной раз, хватаясь за верх своего живота и дергает руку из чужой хватки, он только сильнее стискивает в ладони его запястье. — Отпусти, я должен уйти сейчас же! — кричит Чимин. — Скажи мне! Чимин не выдерживает. Он отворачивается и сгибается пополам прямо на тротуаре. Его громко тошнит и на каменную брусчатку выливается содержимое его желудка. Юнги резко отпускает чужую руку и хлопает глазами. Блять. — Чимина, я принесу воды! Он резко открывает дверь бара и на этот раз видит сквозь все помещение взволнованный взгляд альфы за столиком. Черт бы тебя побрал, идиот Мин Юнги. Как ты мог такое допустить, а? Когда он возвращается на улицу, Чимин сидит на корточках, весь красный, лицо его испачкано. Юнги бросается к нему и помогает ему вытереться влажной салфеткой, подносит открытую бутылку в побледневшим губам. — Съебись, — говорит Чимин, после того как прополоскал рот и вдоволь напился. Мин смотрит на него теперь уже точно глазами побитой собаки. — Мне жаль, правда, прости меня. Я не понял, я испугался за тебя. — Съебись отсюда нахуй, я тебя прошу. Я не хочу, чтобы ты видел меня таким. Я не хочу, чтобы меня полоскало по двадцать раз на дню и я, блять хочу выпить глоток вина, который точно не навредит ебучему паразиту в моей ебучей матке! — Чимин срывается. Вот уж точно неожиданность. Пожалуй за последние несколько месяцев их ледяная королева выдала больше эмоций, чем за всю историю их дружбы. А ведь дружат они чуть ли не с пеленок. Юнги кривится и обнимает его. Крепко и долго. До тех пор, пока Чимин не расслабляется в его тепле и не начинает всхлипывать. — Заебало. Он во мне всего пару месяцев, а уже заебал до чертиков. Его блядский запах, который на работе приходится скрывать за духами, и эта чертова тошнота, которая, разумеется, появилась сразу, как только я узнал о существовании этого ребенка. И то, что я разжирел, я заметил именно тогда, когда заметил свою беременность. Это все на зло мне, специально, да? — он поскуливает в грудь альфы, жалуется на свои беды и через это находит успокоение. — Чимина, ты прекрасен. И я уверен, даже совсем пузатый ты будешь прекрасен, — Юнги гладит его по голове, стараясь успокоить. — Не хочу я быть пузатым, у меня даже альфы нет. При таком раскладе и не будет, — бурчит он куда-то мину в рубашку. — Еще как будет, как минимум у тебя уже есть целых два, — он грустно усмехается. Чимин замер в его руках. После медленно отстраняется и тихо говорит: — Спасибо. *       Сидя в гостиной у Чимина, мужчины не смотрят друг на друга. Они сидят на плюшевом диване причудливой формы, напротив — низкий стеклянный столик, за ним — Чимин, сидит в кресле под стать дивану. У него в руках файл, в котором находятся какие-то бумаги. Он не распаковывает его, не показывает, что внутри, он молчит и смотрит своим извечным пронзительным взглядом. Он сам в курсе, что эти его глаза заставляют их ноги подкрашиваться? Кажется, что Пак читает их как открытую книгу. Парень выдыхает, и начинает говорить: — Я беременный. Срок — десять недель, ну, или уже одиннадцать, что в целом, было очевидно, — он поджимает губы, отводит взгляд. — Еще не поздно сделать аборт. Поэтому я жду от вас вашего мнения на этот счет, потому что я не вправе принимать это решение самостоятельно. У Юнги сердце заходится от такого заявления. Их спрашивают о мнении? Их? Он прочищает горло. Но как только он решает открыть рот, слышит как Чонгук отвечает. Голос его тусклый и, кажется, напуганный? — Ты не можешь узнать, кто отец? Чимин хмурит брови и машет головой. Сказал бы сразу, если бы мог. — Только если решу родить, — добавляет он. Чон выдыхает. Думает. — А ты сам что думаешь? — уточняет Мин. — Я не хочу, чтобы вы опирались на мои желания. Думаю, это обременительная ноша для каждого из нас. Мин хмурит брови. После отвечает: — Я не могу сказать тебе, что хочу, чтобы ты родил его. Это все-таки тебе его вынашивать и рожать. Но я не могу сказать, что не хочу, чтобы он появился на свет. Потому что если он родится, он будет дорог мне в любом случае, от кого бы он ни был. — он же будет от тебя — остается недосказанным. Чимин кивает и переводит взгляд на Чонгука, который словно потерян. — Эм… не знаю даже, как выразиться. Если бы это был мой ребенок, я бы сказал, что хочу, чтобы он появился на свет. А если бы это был ребёнок Юнги, мое мнение не спрашивали бы. Поэтому, получается… я против аборта? — неуверенно заканчивает свою мысль он. Чимин вздыхает и поднимает глаза наверх, стараясь остановить новую волну слез, которые стали его вечными спутниками за прошедшую неделю. Юнги, видя это спешит добавить: — Но это не значит, что если ты не хочешь его, если у тебя другие планы на жизнь и все такое, я не поддержу тебя. Я понимаю, что этого совсем не было в наших планах, и в твоих планах уж точно, поэтому в любом случае, ты не должен опираться на наши слова. Это твое тело и твоя жизнь, и он тоже твой. Пак вздыхает и достает из папки выписку с УЗИ и фото плода. Фото он кладет на стол и двигает своими пальцами по стеклу, чтобы альфы рассмотрели снимок. Чонгук берет его в руки и завороженно разглядывает белое пятнышко в черных квадратах. Мин пододвигается поближе, и так же рассматривает нечеткий, но вполне различимый силуэт малыша. В груди его разливается невиданное ранее волнение. Нет, он точно не ждал такого на данном этапе жизни, когда, казалось, уже ничто не способно пробудить в нем тягу к этой самой жизни. Чимин зачитывает текст с выписки. — Матка увеличена до 10 недель беременности, в полости визуализируется плодное яйцо внутренним диаметром N мм, желточный мешок N мм, эмбрион четко визуализируется. Сердцебиение ритмичное, — он говорит сухо, старается не заплакать вновь, только не замечает, что у альф напротив него глаза стеклянные. — Я бы хотел его родить, если вы не против. Юнги и Чонгук поднимают на него глаза. Мин шмыгает носом и протирает глаза, по-дурацки улыбаясь. Чон кривит лицо и отворачивается, видимо, совсем неловко показывать такие эмоции. Чимин смеется над ними, его глаза тоже слезятся, и он смахивает слезы, выдыхая. — Но, если я его рожу, то я не хочу знать от кого он. Улыбка пропадает с лица Юнги. В груди вновь все болезненно стискивает. С такими симптомами впору идти к кардиологу. Теперь уже не до слез радости. Потому что альфам такой поворот совершенно не по нраву. Чонгук вскакивает со своего места и смотрит на Чимина пронзительно, тот так же теряет свою улыбку. Не понимает. Чона буквально трясет, и Мин встает вслед за ним, кладет руку ему на плечо. Он поворачивается и так же зыркает на него. Юнги отшатывается. — Чонгук, сядь, пожалуйста. Я не договорил, — настаивает Чимин, видя странную реакцию на свои слова. — Что ещё ты хочешь сказать, Чимин? — рычит он. — Это мой ребенок. Я спросил вашего мнения только потому что понимаю, что это морально обременительно. Но я вас ни к чему не обязываю, и не ожидаю от вас ничего. Ему не нужен отец. Мне не нужен альфа. Я в состоянии заменить ему обоих родителей, — Юнги отвернулся. После их разговора к таким выводам пришел Чимин? Он сказал, что у него уже есть два альфы, и он решил, что такие ему не нужны? — Но если вы хотите принимать участие, держитесь в рамках нашей дружбы. Юнги понял, по какой причине Чонгук так отреагировал, потому что самого так же заполонило это ужасное чувство. В стиле Чимина. В его стиле было подарить Чонгуку на день рождения поцелуй, а весь следующий год делать вид, словно мальчишка для него никто. В стиле Чимина - не считаться с тем, что у альф тоже могут быть чувства. Ему не хотелось верить, что все это время омега не замечал того, как они смотрят на него. Он замечал, но держал их в своей френдзоне. Даже в этой ситуации — Чимин просил их о помощи и они тут как тут, молил повязать и Чонгук переступил через свои границы. Только когда это все зашло слишком далеко, он решил дать заднюю. Оттолкнуть их на бесчисленное количество шагов назад. Но теперь Юнги казалось, что это слишком. — Мы можем не делать тест на отцовство, — сурово говорит Юнги. — Но вот как нам участвовать в его и твоей, как его папы, жизнях — нам решать. — Боже, как же ты хренов эгоист, Чимин, — какой же ты, блять… — А вот Чонгук продолжает истерить и для Юнги загадка, почему он так остро реагирует. Чон берет со стола распечатку, поджимает губы, сгибает лист на треть, там, где заканчивается первый снимок. Его пальцы ровно надрывают часть листа по сгибу. — Что ты делаешь?! — вскрикивает Чимин и бросается на него, в попытке забрать снимок. Чонгук отворачивается и несильно отпихивает его от себя локтем, продолжая свое дело. — Что ты творишь?! Отдай! — он прыгает и бегает вокруг альфы, который ловко уворачивается от него, словно дразня. — Чимин, будь так добр, отстань. Я забираю только часть. Она моя. Юнги может забрать другой снимок, если хочет. Я рад, что ты хочешь оставить этого ребёнка, но я не позволю тебе относиться ко мне так, словно моего сердца не существует. Чимин отступил осекаясь. — Что это значит? — спрашивает он, когда Чонгук передает снимок Юнги и идет на выход. Чимин идет вслед за ним, не унимаясь. — Что это значит?! Чон оборачивается у самой двери. — Ты сам можешь понять, если хотя бы минуту потратишь на то, чтобы подумать о нас, а не о себе.