***
Его поймали сообщением «Сегодня не смогу, извини» у выхода из здания. День выдался настолько бурным, что у души не хватило энергии на ревность или расстройство. Он, наоборот, порадовался, что не купил цветы, — те наверняка погибли бы после ночёвки в автомобиле. И даже не стал задумываться, на кого и почему Антон его променял. Арсений не скучал от этого меньше, всего лишь принял чужую занятость как факт. Увидев мужа в коридоре в семь часов вечера, Алёна двинула рукой так, словно собиралась перекреститься, но вовремя себя сдержала. Затем открыла рот, чтобы что-то сказать, осмотрела его уставшее лицо и закрыла, решив не беспокоить. Они обменялись кивками, супруга продолжила путь в уборную — вероятно, краситься. Поэтому не заметила, какой благодарный взгляд он оправил ей вслед. По дороге в спальню мужчина заглянул в детскую, дочь оторвала глаза от книжки, помахала ему и тут же уткнулась обратно. Сложилось ощущение, что эти двое заранее договорились его не трогать. Там же, в коридоре, на пороге чужой комнаты Арсений столкнулся с Лизой. Девушка была в медицинской маске, над которой светились красным цветом белки глаз. Её вот в договорённость явно не посвятили. — Здравствуйте, — обратилась няня, заметила вопрос в его глазах и пояснила: — Чувствую себя не очень, решила перестраховаться. — Иди-ка ты домой. — Но мой рабочий день… — Отпускаю пораньше на правах начальника, — перебил он с улыбкой. — Иди, сами справимся, если что-то случится. Его смерили сомневающимся взглядом, обернулись в сторону ванной, где Алёна собиралась на выход, потом всё же кивнули и прошли к Кьяре. Арсений добрёл до спальни, оставил дверь приоткрытой на случай, если понадобится, и прямо в одежде упал в кровать. Будь рядом Антон, нашёл бы силы говорить, целовать, смеяться, готовить, но, раз того не было, силы не появились, усталость взяла верх. Мужчина уснул через минуту, потому не увидел входящий звонок. Парень освободился раньше, чем ожидал, и, остановившись посреди станции, пытался дозвониться до партнёра, чтобы перестроить планы. На сообщения ему не ответили, на два звонка — тоже. Наверное, обиделись и теперь игнорировали. Или нашли на вечер другое занятие и не хотели отвлекаться. Ребром телефона подперев лоб, он боролся с желанием приехать по знакомому адресу, чтобы объясниться лично. Разговор обычно спасал, благо, второй редко что-то держал в себе и, приученный к диалогу, не прятал мысли за молчанием. Боролся он не потому, что мог наткнуться на Алёну или кого-то ещё, просто не был уверен, что найдёт Арсения дома. Отделался в итоге совершенно искренним «Я скучаю» вместо выяснения отношений с тем, кто и это, и всё остальное даже не прочитал.***
На кухне их было двое. Он стоял спиной к плите, пил кофе. Кьяра сидела напротив, за столом. Она вскочила пораньше, вместе с ним, и так обрадовалась предложению сварить себе овсянку, с таким аппетитом ту уминала, роняя капли каши по дороге ко рту, что ему не доставало строгости сделать замечание. Пожалуй, так на его незамысловатую стряпню реагировал только Антон, готовивший ещё хуже, судя по салатам. Арсений смотрел на дочь и не мог определиться, кого видел, себя или парня, при этом старался не видеть в ней саму Кьяру. Потому что тогда бы понял, что голод не имел отношения к её радости. Просто папа готовил дома только в присутствии одного конкретного гостя, а сегодняшнее утро выходило за рамки привычной схемы. Той схемы, где ребёнок питался качественной, но не домашней едой. Сбоку послышались шаги: семья собралась в полном составе, не хватало лишь тёщи. Алёна притормозила у холодильника, уставилась на девочку, будто впервые ту увидела, затем на него, с таким же выражением. Мужчина заметил ненавязчивый макияж на чужих глазах только потому, что знал, как супруга выглядела в «голом» виде, без туши и коричневатых теней. Состояний внешности у той было всего два: «голое», непривлекательное, и «боевое», ещё более непривлекательное. Сейчас же виднелось нечто среднее, непривычное. — Утро доброе, — кивнул он и улыбнулся на случай, если красоту навели для него. Что было, конечно, маловероятно. — Доброе. Уже уезжаешь? Жена остановилась в полуметре, рукой, державшей телефон, оперлась на раковину. Вопрос, который раньше выплёвывали с упрёком, прозвучал растерянно, даже грустно. — Да, иначе из пробки не вылезу до вечера, — хмыкнул Арсений. — У работы в центре есть минусы. — А, пробка, — промямлила вторая, опустив голову. — Точно, ты прав. Неловкую паузу нарушила Кьяра, тихо подошедшая к ним с тарелкой в руках, кивнула ему в качестве выражения благодарности, видимо, боясь тревожить мать лишними звуками, попробовала дотянуться до раковины, что не удалось из-за роста. — Оставь, я помою, — сказал он, получил новый, ещё более радостный кивок. Дочь скрылась в коридоре, Алёна продолжала смотреть куда-то в угол, будто проснулась не до конца и слабо осознавала реальность. — Кофе будешь? — Не получив ответ, мужчина помахал рукой перед пустыми глазами. — Алёнушка, кофе будешь? Тебе явно не помешает. На него подняли взгляд, с минуту что-то искали в зрачках, затем наконец откликнулись: — Буду, спасибо. Отвернувшись, мужчина закопошился, оставил кофеварку капать жидкостью в чашку и переключился на мытьё посуды, стараясь припомнить, как Антон учил его делать это правильно. Супруга отступила на пару шагов, дав свободу движениям, смотрела на процесс с нескрываемым изумлением, потом отвлеклась на телефон, что-то там прочитала и вздохнула: — Няню, видимо, пора менять. — Почему? — спросил он, не отвлекаясь от тарелки. — Что Лиза сделала? — Опять заболела и попросила отгул на два дня. Теперь Кьяру в школу некому… — Да ладно, два дня — не страшно, — перебил без зазрения совести, дёрнул головой в сторону коридора. — Закину по пути на работу, потом заберу. Сегодня же у неё Илья? — Они встретились взглядами, женщина нахмурилась. — Астроном. Его Илья зовут, вроде. — Вторая расслабилась, кивнула. — Туда тоже доброшу, успею. Сможешь в семь её забрать и домой отвезти? — Нет, пусть няня всё же… — попыталась было продолжить возмущаться Алёна, однако снова не успела договорить. — Что, приезжает нас всех заражать? — Он выключил воду, вытер руки полотенцем. — Кьяра только с ветрянкой разобралась, не дразни её иммунитет ради принципа. А к новому человеку в доме нам всем придётся привыкать ещё какое-то время, тоже тяжеловато. Цокнув, супруга вдруг рассмеялась: — Хвалю за попытку показаться заботливым папкой, но ветрянки у неё… — на этот раз та замолчала сама, заметив его недоумение. — Я же писал тебе об этом больше недели назад. Ты не читала? Алёна тогда, вроде бы, была слишком пьяна и весела для того, чтобы портить день мыслями о муже, пометила сообщение как прочитанное и забыла действительно потом прочитать. Сейчас же открыла их переписку, нашла нужное, подняла испуганные глаза на собеседника, остановившегося посреди кухни: — Откуда ж она… — Из школы, видимо, — опередил вопрос Арсений. — Лиза сказала, что обычно этим болеют в детском саду и мы ещё припозднились. В остальном всё в порядке. Подлечили как раз к твоему приезду, сейчас волноваться уже не надо. — На него продолжали глядеть с ужасом, в котором не было смысла с таким-то опозданием. — Всё в порядке, говорю, не переживай. — «Подлечили»? — уточнила женщина, приняв порцию кофе, но не сделав даже глотка. Его поймали на множественном числе, как вора с кражей в руках. Честный ответ бесконтрольно полез было наружу — то ли в силу привычки объясняться прямо, навязанной Антоном, то ли из-за их договорённости о невмешательстве в личную жизнь. По-хорошему, он мог позволить себе сказать «да, с любовником», по этой же причине несколько дней назад не стал врать, что пил вино с другом. Мог — и ничего бы ему не сделали, но всё равно озвучил правду не полностью: — Да, собственно, Лиза очень помогла, приезжала. Не долечилась тогда из-за нас, наверное, вот и слегла опять. Пожалей девочку. Объяснение приняли, отхлебнули напиток, затем поморщились, будто из-за слова «девочка» приняли няню за ту, с кем он изменял: — Я-то пожалею, а с каких пор ты… Супруга осеклась на середине фразы, отставила чашку и, оттолкнувшись от кухонной тумбы, подалась к нему. Арсений ушёл с траектории, чтобы не перегородить путь к плите, направился к выходу: — Вот и хорошо, вот и договорились. Не забудь вечером дочь забрать с дополнительных, ладно? — Алёна раскрыла рот, он опередил реплику ответом, заранее зная, что ему хотели сказать: — Деньги на такси переведу. И ушёл подгонять дочь со сборами, чтобы оба не опоздали: один — на работу, вторая — в школу. Параллельно писал Антону, что сможет поймать того у метро по дороге до астрономического кружка, если компания Кьяры не смутит. Она стояла в сантиметре от места, где ещё минуту назад находились родные губы, и мелко тряслась. Хотелось проследовать за ушедшим, поругаться, обвинить в чём-нибудь, но она стояла. Муж, казалось, даже не понял, что увернулся от поцелуя. Не увидел, скольких душевных сил ушло на порыв, сколько смущения было задавлено. Винить того было не в чем. Зато себя — вполне. Попробовать ещё раз, уже более явно, более нагло у неё просто не хватит духу. Сердцу сейчас не получалось объяснить: любимый человек её не отверг, всего лишь не принял всерьёз. Сердцу-то всё равно было больно. И она стояла, думая о том, что до чужих губ было значительно больше сантиметра — примерно два года обоюдного равнодушия, три месяца откровенной холодности и любовница.***
День у Кьяры сложился так хорошо, как нельзя было и мечтать. Утром папочка приготовил ей еду, как тогда, когда приезжал дядя Антон, они с мамой поговорили о чём-то, вроде бы, о ней или о Лизе, или об обеих и даже не поругались. Потом её привезли в школу, помахали на прощание, а не просто оставили у ворот, как иногда происходило, если няня болела. Потом был очень интересный урок математики, где она всё-всё поняла, а после школы и продлёнки, на которой была сделана вся домашняя работа, папочка приехал опять. И тот бы, наверное, спросил, как прошёл этот чудесный день, если бы не отвлекался на постоянные звонки. Девочка чувствовала — хотел спросить. Этого хватало, чтобы показаться себе не такой плохой, какой считала её мама. Маленькая душа была переполнена радостью и ждала, когда же звонки прекратятся, когда можно будет взорваться потоком тихих слов. Однако телефон всё звонил, папа всё вздыхал и отвечал, пришлось открыть книжку. Увлечённая чтением, она не заметила, что машина остановилась не из-за пробки, а на автобусной остановке у метро, вздрогнула, услышав хлопок двери. Подняла свои глаза и столкнулась с сероватой травой чужих. — Привет, Пузырь, как себя чувствуешь? — поинтересовался дядя Антон, пристёгивая ремень, и улыбнулся раньше, чем Кьяра успела открыть рот. День, который и так складывался очень хорошо, вдруг стал ещё лучше. Папочка шикнул на пассажира, прикрыв рукой динамик, вырулил обратно на дорогу. Второй шикнул в ответ так же недовольно, но не показался недовольным, поэтому вызвал у неё смешок. Арсений вместо приветствия дотянулся до чужой ладони, на секунду переплёл их пальцы, передавая так и извинения за грубость реакции, и скучание. Его не отпустили. «Я тоже рад тебя видеть», — передавал парень через прикосновение. В салоне стало тепло. Она смотрела на две руки, соединившиеся в одну, и радовалась, потому что чувствовала радость взрослых. Её не волновало, был ли жест романтичным или дружеским, какие отношения были между мужчинами, даже не потому, что в силу возраста ребёнок не мог что-то понять. А потому, что, пока папочка был счастлив, не важно, чему именно, всё остальное не имело значения. Девочка приняла чужака в семью ещё в момент, когда тот смотрел на неё на детской площадке. Удивительно, что они встретились снова после того дня, что продолжали встречаться опять, опять, опять. Что в огромной вселенной они трое притягивались друг к другу, словно только так и могло быть. Хотя дядя Илья рассказывал про притяжение небесных тел, она знала теперь, что люди тоже так могли. Перегнувшись назад через сиденье, второй пассажир принялся шёпотом с ней разговаривать, тем самым осчастливив своим появлением всех в этой машине.***
— Высади меня тут, надо в магазин забежать, — попросил Антон, когда они почти доехали до дома. Мужчина кинул нагревшийся за три часа непрерывных разговоров телефон в подстаканник и откликнулся: — Да припаркуюсь и вместе зайдём. — На него перевели удивлённый взгляд. — Хочу прогуляться, не смотри так. — Вместе, — уточнил второй, словно намеревался образумить одним словом. — Всего лишь в магазин, — парировал он, притормозив у свободного местечка. — Ничего «такого» в этом нет. Или ты против? Оставив его без ответа, парень выскочил на улицу из машины, однако не убежал, остановился, чтобы подождать.***
Они вышли из магазина с двумя пакетами еды: молочными продуктами на утро, мясом и овощами на вечер, парой бутылок — вермута и вина. Антон отказался от помощи, выдал ему ключи и всё взял сам. Тот шёл к дому, Арсений неторопливо шагал позади, наслаждаясь свежим воздухом, и рассматривал связку в руке. Внутри зудело что-то не поддававшееся осмыслению, потому и наружу полезло бесформенным, довольно абстрактным: — Антош… — Второй вместо ожидаемого «что?» обернулся, будто по голосу почуял неладное. Они остановились посреди тротуара в метре от подъезда и полуметре друг от друга. — Я хочу большего. — О чём речь? — О нас, если можно так выразиться. Вообще обо всём, что происходило между ними. Плохом, хорошем, приносившем удовольствие и причинявшем боль. Мысль сформулировалась. Они не могли съехаться в силу понятных причин, но ведь могли бы, например, обозначить отношения именно как отношения? Нашлось же место в шкафу для его вещей, разве не найдётся в сердце? Много не потребовалось бы: ни власти, ни верности, ни коленопреклонённой любви. Он не стал бы как-то ограничивать другого или качать права. Хватило бы знания, что его впустили в жизнь не временно, пока страсть не утихнет. Хватило бы перспективы. Мужчина смотрел на ключи, копию которых вдруг захотел себе в качестве обещания побыть вместе подольше, так что не заметил, как любовник растерялся, свёл брови, проглотил боль, вставшую в горле комком. И поднял глаза уже на ответ: — Это самый странный способ расстаться, что я слышал, — усмехнулся парень, как показалось, равнодушно. — Смс было бы достаточно. Испугавшийся Арсений подался вперёд и, помешав тому отойти, схватился за пакет, но не успел сказать, что имел в виду иное. Мимо пробежала, чуть не сбив их с ног, стая подгорелых детей, кричавших что-то на другом языке. Прежняя эмоция, нуждаясь в выходе, преобразовалась в злость. — Никакого воспитания в ауле не выдают, что ли? — процедил он достаточно громко, чтобы фраза долетела до Антона. — Ведут себя, как дикари, сраные гости столицы. Хватило десяти секунд, чтобы успокоиться, мысленно вернуться в диалог, который спутник решил не продолжать. Тот кинулся в сторону подъездной двери, мужчина поспешил следом, не до конца понимая, от чего парень сбежал. Не от него же? Они ведь не могли только что попрощаться из-за его неспособности уложить желание во внятную реплику? Из-за недоговорённости. Хотя всё было такое хлипкое, что, пожалуй, могли. Складывалось ощущение, что их ругань, обычно возникавшая из ничего и этим же «ничего» заканчивавшаяся, не сближала, не помогала прийти к компромиссу. Тем не менее сейчас Арсений согласился бы и на неё, лишь бы не чувствовать себя паршиво без причины, лишь бы ему объяснили хоть что-то. Попытки выцепить чужой взгляд ни к чему не приводили, приходилось утешать себя фактом, что второй не гнал его прочь. Однако тот злился, молча кипел в лифте, скрежеща зубами. Потом, пропустив в прихожую, захлопнул дверь, отпустил продукты на пол, скинул верхнюю одежду и наконец взорвался вслух, будто знал о готовности к ссоре и поддержал её: — Я пожалею об этом вопросе, но…