***
Ночью со среды на четверг после встречи с большой компанией бывших однокурсников Арсений остановился на подземной парковке дома, заглушил двигатель, но наружу из машины не вышел. День вытянул из него все силы: работа — физические, многочасовая коммуникация — моральные. Он привык занимать неудачникам, которых считал друзьями, крупные суммы, просьбы давно не удивляли и не расстраивали, зато впервые заметил, что их общение состояло только из этих просьб. Последние пять часов кратко можно было описать как «фестиваль жалоб», где посторонние высыпали на него проблемы, таким образом обосновывая, видимо, зачем требовались деньги, а в ответ не выслушивали. Не то чтобы мужчина планировал чем-то делиться, нет, хватило бы одного понимания, что его жизнь кого-то заботила. Однако она не заботила. Если бы Антон вёл себя так же, если бы не контрастировал выгодно со всеми остальными, тот ужин в ресторане дался бы легче. Однако не дался. Все его мысли в итоге сводились к невольному сравниванию, оттого изматывали тоже. Домой не хотелось: ни к жене, ни к дочери, ни даже просто в привычные стены. Ему требовались отдых и, пусть молчаливое, но понимание, а там, дома, могли выдать только порцию осуждения за поздний приезд да пару задач на ближайшие сутки, будто работы ему было мало. Короткая стрелка наручных часов остановилась на цифре три, длинная убежала дальше. В такое время, пожалуй, можно было найти хостел до утра, а вот любовник к нему вряд ли поедет: либо окажется занят, либо не ответит на звонок из-за сна. Логика не смогла перебороть тягу, стремительно разряжавшийся телефон был вытащен из портфеля. В конце концов ничего не мешало ему хотя бы попытать удачу. Абонент поднял трубку сразу. Так быстро, будто ждал звонка: — Алло? — начал тот почему-то не с мата, на который вполне имел право в четвёртом часу утра. — Привет, я… — Арсений растерялся от прилива радости, заодно растерял и слова, оттого был даже благодарен, когда его перебили. — Пароль, — строгим тоном сказали из динамика. — У тебя мой номер не записан, что ли? — Мне нужно убедиться, что тебя не взломали. Время позднее, ты так обычно не звонишь. — Антон выдержал паузу, затем повторил: — Пароль. — Да откуда ж… — начал было огрызаться он, когда в голову пришла фраза, которую в каждую встречу после оргазма выдавал в шутку кто-то из них. Наверное, сложившиеся взаимоотношения с проституткой вполне могли быть описаны лишь ей. — Один — один. — Здравствуй, Константин, — рассмеялись на другом конце, — чем могу помочь? Мужчина закусил губу, оглядел темноту машины, слабо освещённую парковку, потом попробовал выйти наружу и, не справившись со взбунтовавшимся телом, вздохнул: — Если я найду комнату, ты сможешь приехать сейчас? — Ему не ответили, словно ждали продолжения мысли. — Или кинь адрес, я заеду сам, подберу, просто… — «Просто хочу к тебе и ничего не могу с этим поделать». Смелость закончилась раньше, чем прозвучало признание. Антон цокнул, зашуршал чем-то бумажным, потом наконец откликнулся до жути недовольно: — Адрес я скину, но ни в какую комнату не поеду. — Зачем тогда? — изумился Арсений, при этом радуясь, что собеседник не видел, как обречённо его голова упала на руль. — Моя скромная квартира вполне уместит твою мужественность, — хмыкнул тот. — Ожидайте сообщение, — и сбросил звонок раньше, чем он успел спросить что-то ещё. Поверить в происходящее было сложно ровно до тех пор, пока не пиликнул телефон. Парень не просто спас его от необходимости подняться к семье, но умудрился ещё и наполнить силами для получасовой поездки на совсем уже не нейтральную территорию. Общение изменило ход развития в сторону, о которой страшно было даже мечтать. В сторону, где они стали ближе, чем планировалось когда-то.***
Оказавшись в крохотной прихожей, Арсений прямо в верхней одежде полез к партнёру с поцелуем, однако был отстранён за плечи: — Давай лучше начнём с того, что у тебя случилось. — Молодой человек внимательно осмотрел гостя, затем отошёл на пару шагов и качнул головой в направлении единственной комнаты. — Обыскивать будешь? Квартира Антона пахла тёплой бумагой, только-только вылезшей из принтера, и сладкой газировкой. Чисто было где-то посередине между абсолютной грязью номера мини-отеля и абсолютной чистотой чужого нижнего белья. Видимо, к работе парень относился трепетнее, чем к жилищу, и себя мыл значительно чаще, чем полы, однако такой уровень его устроил. Он благодарно улыбнулся в ответ на принятие своих странностей, разулся и отправился на экскурсию в поисках записывающих устройств. Пока вдумчиво обходил спальню, будто гулял по музею, объяснял: — Ничего не случилось. Добрался до дома и понял, что туда не хочу. Тяжёлый выдался день, а с тобой… — мужчина остановился у кровати, рядом с которой на полу стояла открытая пачка презервативов, и смущённо опустил голову, не найдя в себе смелости закончить фразу. — Легче? — помог парень, получил от него робкий кивок, затем подошёл и невесомо поцеловал, словно боялся лишним напором вызвать отторжение или сделал это не из желания, а для проформы. Чтобы отвлечься от внезапной слабости, чуть не подкосившей ноги, он, ухмыльнувшись, сменил тему с исповеди на привкус, который ощутил: — Ты ел что-то мятное? — Это гигиеническая помада, — пожал плечами второй. — Губы трескаются от холода. Тебе, кстати, тоже не помешала бы. — Его лицо выразило столько осуждения, что в словесном отклике не было нужды. Антон, не обижавшийся на подобное, рассмеялся. — Думаешь, приятно с наждачной бумагой целоваться? — тот заметил, как Арсений стыдливо поджал губы, действительно покрытые корками, отошёл сначала к столу, потом — в прихожую, закопошился там, вернулся и остановился на пороге. — Я тебе свою положил, чтобы ты не умер от сердечного приступа при попытке купить самому. Воспользуйся, ладно? — Извини, — вырвалось бесконтрольно. Собеседник отмахнулся, скрылся в коридоре, чем вынудил пойти следом. Так они переместились на кухню, где в неловком молчании топтались несколько минут. Хозяин квартиры, остановившись у плиты, не приближался, не касался, от этого постепенно становилось дискомфортно. Вероятно, приезжать не стоило, не стоило даже звонить, тревожить без необходимости. Партнёр, видимо, поддался, потому что привык к его импульсивности, которая сейчас казалась нарушением личного пространства. При этом у Арсения не имелось объективной причины приехать, одно лишь скучание. Это пристыжало тоже. Непонятно было, как себя вести, что говорить или делать, как сократить образовавшееся между ними расстояние — если не физически, так хоть эмоционально. — Слушай, — начал он, когда терпение закончилось и нервы сдали, — я знаю, что такая внезапность, ещё и на твоей территории, не вписывается в наш обычный тариф… Ему в руки прилетел кожаный фартук, Антон направился к выходу из кухни так резко, что испугал, хотя не мог уехать домой, потому что и так находился у себя дома: — С тебя ужин, — буднично бросил тот, не оборачиваясь. — Я с работой закончу и приду. Продукты в холодильнике, справишься, не маленький. — Ты же по предоплате работаешь, — Арсений снова хвостиком поплёлся следом, обратно в спальню, где на узком столе между стопок бумаг горел ноутбук. Собеседник, сев на компьютерное кресло, вопросительно поднял брови. — Я себя имею в виду. — Ужин — это так сложно, что тебе проще отделаться от меня деньгами? В прозвучавшем мягком смешке сосредоточилось столько невозмутимости, уверенности, власти, что мужчина, растерянный нетипичностью происходящего, покорно вернулся на кухню, надел фартук и попробовал вспомнить, когда в последний раз что-то готовил.***
Секс в этот вечер не случился, не нашлось даже намёка на то, что оба хотели близости: после еды они по очереди сходили в душ, обменялись парой пустых фраз и легли спать, обнявшись — так, как делали обычно, в других обстоятельствах. Его не пытались убедить, что обрадовались встрече — это одновременно расстраивало и вызывало благодарность за честность. Лёгкость, к которой он так тянулся, почему-то не возвращалась, от скованности мышц движения получались неестественными, слова выходили со скрипом, даже сон в кольце тёплых рук был беспокойным. Если бы не факт, что парень сам предложил приехать и потом его не выгнал, а положил рядом, Арсений бы поклялся себе больше не заявляться к тому в квартиру. Возможно, им просто требовалось время, чтобы привыкнуть друг к другу заново, будто настоящее знакомство произошло только теперь. По крайней мере этой мыслью ему удалось себя утешить. Мужчина проснулся до позднего осеннего рассвета от ощущения, что на него смотрели. Неприятного такого ощущения, липкого, как пот, гнетущего. И не обманулся: молодой человек действительно лежал на боку с открытыми глазами. Эмоция в сероватой зелени чужих радужек была новая, находившаяся где-то между страхом и злостью, ту не получилось развеять улыбкой, когда он заговорил: — Доброе утро, как спалось? — Второй моргнул, казалось, не столько в ответ, сколько из физиологической необходимости. — Да уеду я сейчас, уеду, — грустно шепнул Арсений и, не став ждать, когда его вслух попросят удалиться, сам начал подниматься. Однако был пойман за запястье. Любовник медленно выдохнул, словно пытался успокоиться, опустил взгляд на их переплетённые пальцы — жест случился сам, оба тот не заметили. Затем выдал осторожно: — Кофе будешь? Прежде они вместе не завтракали. Предложение было понято как желание извиниться за общую холодность, исправить ситуацию, чтобы на этой странной ночи встречи не прекратились. Потому он кивнул: — Буду. И согласия хватило. Парень расслабился достаточно для болтовни и шуток, для того, чтобы перед выходом из дома вжать его в дверь и поцеловать не дежурно, а горячо, чтобы позволить довезти себя до метро и там ненавязчиво намекнуть, что вечер был свободен от свиданий с другими клиентами. С тех пор, как оказалось позднее, они перестали встречаться в хостелах, а Антон почему-то больше не взял с него ни копейки.***
Вернувшись домой после рабочего дня за сумкой с вещами, он вытащил из кармана пальто телефон заодно с тюбиком помады, положенным туда почти сутки назад, усмехнулся. Квартира встретила его пустотой — Алёна опять где-то шлялась, Кьяра занималась с астрономом, няня, вероятно, ждала подопечную где-то поблизости, так что его оставили одного, будто намеренно выдали час свободы. Собрав всё необходимое, Арсений остановился у холодной кровати, взял чужую вещь, понюхал, как ищейка, однако никакого отвращения обыкновенный запах мяты не вызвал. А вот на губах ощущался, как поцелуй Антона — и мужчина с опозданием понял, что именно второй сделал. Милый жест не имел отношения к заботе, стал прямо выданным в руки «Думай обо мне, скучай по мне». Партнёр хотел, чтобы ассоциация прошла — она прошла, хотел, чтобы клиент глупо улыбнулся такой своеобразной близости на расстоянии — он улыбнулся. И, конечно, снова потянулся обратно в чужое жилище. Пусть неловко топтаться или пить невкусный кофе, но рядом. Следующие пятеро суток они с Антоном провели вместе: ужинали, болтали, ложились спать, завтракали и разъезжались, чтобы вечером встретиться опять. Постепенно напряжение спадало, возвращались мимолётные прикосновения, слова произносились без предварительного обдумывания. Арсений был так одурманен этой свободой, пониманием, что новый день начнётся и закончится вместе с парнем, что вовсе перестал возвращаться домой — на пять суток без внятного приглашения просто переехал к любовнику, никому ничего не объяснив. И удивлялся, что никто, собственно, ни о чём не спрашивал, будто его отсутствие не замечали. Потом вернулся и секс — тогда мозг выключился окончательно, отдавшись счастью. Он пару раз в день, прямо на совещаниях, порой ловил себя на чувстве, будто внутри что-то копошилось, как рой крылатых насекомых, или дребезжало, как потрёпанный временем автомобильный двигатель, или ёрзало, как кот, который никак не мог удобно улечься. Словом, стоило либо обратиться к врачу, либо заметить, что странности приходили вместе с мыслями об Антоне. Что симпатия перерождалась во влюблённость. Пока же мужчина уезжал по вечерам к партнёру и не пытался анализировать, почему к тому рвалось не только тело, но и душа.***
После совещания в среду был запланирован ужин с супругой — формальный, как всё их взаимодействие, оттого необходимый. Они толком не поговорили при встрече, сели друг напротив друга и уткнулись одна — в меню, другой — в телефон. Антону почему-то приспичило ограничиться руками этим утром, оставить его с неравным счётом и нерастраченным желанием делать приятно в ответ. Стоя сбоку от него на коленях, тот, обнажённый после сна, разрабатывал задницу, в которую не планировал входить, и заинтересованно сощурился, увидев, как он выдавил немного смазки себе в ладонь. Когда принесённое официанткой блюдо было сфотографировано во всех возможных ракурсах, женщина осушила залпом бокал с мартини и звучно поставила тот на стол, привлекая внимание, затем зашипела: — Слушай, ты уже совсем заработался! — выбранный тон шатался по грани между прилюдной ссорой и бытовым обсуждением. — Слушай, я даже завидую твоему упорству, — улыбнулся Антон. Вместо ответа Арсений потянулся навстречу, обнял пальцами член, упёрся локтем в матрас и застыл, взглядом говоря: «Двигайся сам». — Ладно я, всегда найду, чем заняться, — продолжала Алёна, — а дочь? О ней ты подумал? Она скоро забывать начнёт, как папа выглядит. — Я скоро забуду, как ты выглядишь без отвращения, — съязвил парень, тем не менее принимая правила игры. В правой руке завибрировал от входящего звонка телефон. В правой руке, попадая под ритм пальцев внутри, заскользил чужой орган. В мозге одновременно звучали скрип металла о фарфор тарелки и скрип кровати, пока поверхностное дыхание прокуренных лёгких не сорвалось на стон, перебив всё остальное — и реальное, и воображаемое. — Арсений, посмотри на меня. — Сень, посмотри на меня хотя бы. Где ты пропадаешь последнюю неделю? Он поднял глаза: жена хмурилась, Антон, покрасневший на пару оттенков, перестал моргать, уставившись ему в душу. — Тружусь во благо родины, — бросил механически, не задумавшись, потому что думал о другом. — Что-то я не вижу, чтоб страна прям процветала, — цокнула собеседница. Партнёр с рыком сменил проникновение на взаимную ласку рукой. Тело бросило в жар. — Одни бомжи и голубые вокруг, грязь сплошная… — Алён, — мужчина прикрыл стояк полой пиджака, будто это помогло бы сосредоточиться на разговоре, — чего ты от меня хочешь, а? — Крупицу внимания, любимый муж! — театрально воскликнула она. Запястье вжали в матрас, зафиксировав положение, ускорились. Его мышцы начали завязываться в узлы, ответ вышел наружу вместе с рваным выдохом, который со стороны мог прозвучать как раздражение: — Сколько? — Один — один, — улыбнулся любовник, когда оргазмы согнули пополам их обоих. — Четыреста, — улыбнулась супруга, когда её наконец услышали правильно. Воспоминание, которому было не больше двенадцати часов, подошло к концу, дало ему передышку в тридцать секунд и начало проигрываться заново. Парень утянул ещё сонного Арсения в тягучий поцелуй, попутно откидывая в сторону гаджет, певший побудку… Мутный взгляд, толком не различавший мир, обратился на телефон, одеревеневшие пальцы открыли приложение банка. Спорить с женой не было ни желания, ни смысла: он же мужчина, должен обеспечивать, баловать, потакать. Размышления споткнулись на этой внутренней установке, навязанной то ли обществом, то ли воспитанием, вдруг снова вернулись к Антону — тот тоже был мужчиной, однако спокойно жил на обеспечении у других представителей их пола и ни капли гордости при этом не терял, наоборот, будто преумножал так чувство собственного достоинства. А вот Алёна гордость теряла с каждой подобной «ненавязчивой» просьбой. Вопрос «почему» подвинулся, уступив место другому: на что молодой человек жил, если вот уже почти неделю встречался только с ним и не заговаривал про деньги? Кто обеспечивал его актива, если это делал не он? Долго мысль в голове не продержалась. Арсений выдавил на ладонь немного смазки…***
Пять встреч на личной территории спустя Антон, вероятно, бросил попытки взаимодействовать с ним, как раньше, как с клиентом, и начал потихоньку себя отпускать: перестал выдавать время на привыкание, не подбирал успокаивающие интонации, а просто говорил, не вкладывал во взгляд понимание, а просто смотрел, касался небрежнее, вскользь и без умысла, будто прохожего в толпе или дальнего родственника. Однако его, расслабившегося тоже, это не обижало, пока означало чужую свободу общаться без притворства, пока партнёр, оказавшись в постели или вблизи неё, становился самым нежным любовником в мире. Иногда Арсению даже казалось, что второй намеренно отпугивал его мелким равнодушием, которое не работало, потому что он замечал ещё более мелкие проявления симпатии. Ему нравилось обманываться тягучими поцелуями, теплом их переплетённых во сне ног, неразборчивым шёпотом в губы, тем, что каждый его выдох, каждую морщинку не оставляли без внимания и учитывали во время секса как пожелания. Правда не было ясно, в какой момент парень терял самообладание совсем: когда огрызался за плохо помытую чашку или когда, кончая, скулил, прикусив кожу на его шее. Любой из вариантов устраивал. Мужчина, оказываясь в чужой квартире снова и снова, не изменял ритуалу обхода помещения в поисках камер или диктофонов, хотя не ощущал больше в этом необходимости — действие воспринималось ими обоими как элемент флирта. Причём до такой степени, что Антон, открыв дверь, мог со смешком увернуться от приветственного поцелуя и махнуть рукой вглубь помещения, как бы говоря: «Сначала важное, радость моя». В ту же ночь, после ужина с Алёной, он заявился к партнёру на порог с дорожной сумкой наперевес, привычно обшарил единственную комнату и замер, когда вернулся в прихожую, уставившись на взявшуюся, как показалось, из ниоткуда собаку. Грязно-бежевый мопс тоже, вместе с парнем, вышел встречать гостя, правда с опозданием на пять минут. Тот лениво осмотрел с ног до головы его, ошарашенного, затем встал на задние лапы и облокотился на колено. — Убери от меня это, пожалуйста, — процедил Арсений, дождался, пока нарушителя личного пространства оттащат подальше, потом нахмурился, глядя в улыбавшееся лицо второго. — Я всё это время в упор не замечал животину? Или её не было? — Он не мой, приблудный, — рассмеялся Антон, подхватив с пола его вещи. — Друг в отпуск улетел и оставил на три-четыре дня. — Мужчину, пройдя мимо, клюнули в щёку и продолжили говорить уже из спальни: — Поздравляю, мы только что выяснили, что животных ты тоже не любишь. — И как я жил без этого открытия! — Ну, не ворчи, красотка. Обещаю не пускать пса к нам в постель. — Парень разобрал зачем-то сумку, протянул ему стопку домашней одежды, затем поцеловал снова, будто так пытался снять напряжение. — Голодный? — Нет, поужинал с Алёной. Пухлые губы поджались, выразив обиду. Прежде второй не позволял себе подобное, сердце потеплело в ответ на искреннюю реакцию. Пока Антон не притворялся, любая эмоция, даже негативная, считалась добрым знаком. Переодевшись, он прошёл на кухню, принял любезно протянутый бокал с мартини, разбавленным апельсиновым соком, сел так, чтобы закинуть ноги на чужое бедро и не помешать при этом поглощать какой-то салат, в котором майонеза было больше, чем других ингредиентов. Затем спросил, не удержав интерес на языке: — Какое твоё любимое блюдо? — Нет такого, — пробубнил Антон, потом прожевал еду и откликнулся более развёрнуто: — Точнее, ни я, ни московские рестораны не умеют готовить его правильно, как моя мама делала, поэтому, считай, нет. — Вопрос был не в том, где блюдо можно найти, — скривился Арсений. — Мне просто любопытно, не соскакивай с вопроса, — и тут же исправил раздражённый тон на более ласковый. — Пожалуйста. Парень закатил глаза, набрал в ложку побольше белой жижи и, шикнув на мопса, подошедшего с жалобным выражением морды, бросил: — Драники. Собака зацокала когтями по паркету, направившись в дальний угол помещения, там разлеглась, не сводя с них взгляда. Из-за этого, пусть не совсем одушевлённого, но всё же свидетеля их общения, стало некомфортно. Мужчина отвернулся корпусом, оставив конечности на месте. Чужой ответ несколько минут укладывался в голове, в итоге вызвал смешок: — И в чём же сложность? Элементарно, как по мне. Собеседник проглотил порцию салата, задумчиво почесал подбородок, как бы решая, отшутиться или ответить серьёзно, затем выдал: — В хрустящей корочке. Не знаю, как выглядел семейный рецепт, так что самостоятельно воссоздать не смог, — тот поймал вопросительное движение его брови, снова закатил глаза, будто сказал: «Всё тебе объяснять приходится!» — Они нежные внутри, а снаружи, как в скорлупе, понимаешь? Честно? Не понимал. Ни что второй имел в виду, ни зачем вообще сам задал вопрос, ни как теперь сменить тему, пока они не закопались в дерби кулинарии. Потому, за неимением прочих вариантов ответа, язвительно хмыкнул: — Ты сейчас себя описал. — Неправда, — улыбнулся Антон, положив левую руку ему на колено и проведя ту выше, до бедра. — Нежный внутри у нас ты, я проверял. Первое желание огрызнуться прогнулось под желанием другого рода. Арсений осушил бокал и прошипел: — Доел? — Ему кивнули, следом были схвачены за ворот футболки. — Тогда предлагаю тебе перепроверить, насколько я нежный. Приглашать дважды не пришлось. Зато часом позднее, вместо сна, пришлось успокаивать пса, испугавшегося звуков их секса.