all for love

Тёплый весенний ветер резким порывом растрепал тщательно уложенные ещё с утра волосы. Юнхо выбежал из ворот школы, поправляя непослушные пряди на ходу и подставляя лицо навстречу солнцу. В такие чудесные весенние деньки совершенно не хотелось сидеть в классе, скучая над учебниками. Хотелось гулять целыми днями, хотелось кушать клубничные тортики в любимом кафе и наблюдать за цветением сакуры. ― Юнхо-я! ― окликает звонкий голос за спиной и Юнхо, совершенно очаровательно улыбнувшись, обернулся, раскрывая руки для немедленных объятий. ― Привет, Минги-я, ты уже вернулся? ― Он крепко сжал друга в руках, обнимая. Недавно тот уехал в соседний город на целую неделю для участия в конкурсе фотографии и, если честно, это было самым тоскливым временем для него. Лучший друг привносил в жизнь Юнхо что-то особенное, такое, без чего всё было не так. ― Вернулся! ― Глаза Минги светились такой же радостью встречи, ― Не хочешь прогуляться? Такая погода хорошая и я бы рассказал тебе обо всём, ― Он наклонил голову, укладывая ее на чужое плечо и счастливо улыбаясь, получив утвердительный кивок в ответ. Юнхо невольно засмотрелся в такие родные глаза напротив. Конечно он согласился, во всех возможных параллельных вселенных не было бы ни единого исхода в котором он бы отказал Минги. Потому что когда Юнхо отказывает ему, чужие глаза печально теряют свой задорный блеск, а уголки губ опускаются вниз. Нет, он не имеет права допускать такое. ― Тогда пойдём, ― Минги нехотя отстраняется от объятий и дергает его за рукав кофты. Таким незаметным жестом он намекает Юнхо, что тот должен взять его за руку, потому что попросить просто так для него очень неловко, ― Я нашел хорошее кафе, в котором продают твои любимые тортики. И клубника там всегда самая свежая. ― Ты помнишь какие тортики мои любимые? ― Юнхо аккуратно переплетает свои пальцы с пальцами друга. Руки у Минги мягкие, мягче, чем у него, и кожа шелковистая и приятная на ощупь. Он бы бесконечно ходил, держась за руки именно так, ― Пойдём, конечно! Так они и шли, чуть крепче сжимая ладони друг друга, когда Юнхо, смеясь, залезал на бордюры, делая вид, будто как акробаты на канате держит равновесие. Около каждой цветущей сакуры Минги останавливал его и нехотя отпуская руку фотографировал, приговаривая что-то о том, что эти деревья были созданы, чтобы Юнхо фотографировался на их фоне. Конечно, с каждым таким полученным комплиментом, его щеки становились все теплее и теплее и в конце концов, до кафе Юнхо дошёл, будучи в состоянии посоревноваться в красноте с любимой клубникой. Вообще Минги в последнее время слишком часто заставлял его испытывать непонятное смущение в своей компании. От пронзительного взгляда темных глаз и широкой улыбки что-то в сердце мягко трепетало, как цветочные лепестки, подхваченные теплым ветром. Щеки предательски выдавали его состояние, тело требовало объятий и частых прикосновений, а душа тосковала каждое мгновение проведенное порознь. Юнхо, если честно, немного страшился этого. Не самих чувств, а незнания источника их возникновения. И того, что Минги иногда будто насквозь его видел, будто как сейчас, стоя у кассы, выбирая им десерты и смотря на Юнхо, которого усадил на мягкий диван в углу, заглядывал прямо в его сердце. Как же так, сам он не понимал что с ним происходит, а Минги будто все знает, знает и не говорит, предпочитая делать будто бы всё, чтобы щеки Юнхо в очередной раз зарделись. ― Я надеюсь, что взял именно то, что ты любишь, ― будто зная, что о нем только что думали, Минги с улыбкой подошел к их столику, ставя перед Юнхо большой кусок торта, щедро украшенного сочной клубникой и холодный кофе. Его любимый. ― Если однажды ты купишь мне не то, что я люблю, я буду знать что кто-то другой вселился в твое тело, ― Юнхо фыркает, ― У тебя снова клубника с клубникой? ― Чем больше, тем вкуснее! Минги смеется, ставя на стол свой кусок торта, бутылочку клубничного молока и упаковку любимых конфет, уже даже не на удивление опять с клубникой. При всей большой любви Юнхо к клубнике, сам он бы не смог есть ее в таких же количествах, как и его друг. Следующий час был полон невероятным количеством положительных эмоций, улыбки не сходят с лиц и даже молчать не хочется, когда они беспрерывно делятся друг с другом всем, что происходило за время недолгого расставания. Юнхо рассказывает, как учился и готовился к сложному тесту, который с гордостью сдал на высший балл (тепло произнесенное в этот момент «Я так горжусь тобой, Юю» заставляет его щеки снова заалеть, а его самого смущённо спрятаться за чашкой с напитком), рассказывает, как дрессировал своего пса и как скучал без их ежедневных посиделок друг у друга и теплых объятий. Минги рассказывает, как переживал из-за суровых жюри на конкурсе и соперников, которые поначалу казались ему совсем недружелюбными. Рассказывает, как переживал сделать все плохо и старался выложиться на все сто. Рассказывает, как, оказывается, все его переживания были понапрасну и оценивали его справедливо, а соперники наоборот помогали и хором поздравляли, когда оказалось что Минги занял первое место. (В этот момент Юнхо так обрадовался за него, что аж подскочил с места, чтобы обнять — он как никто другой знал, как для Минги была важна эта победа) И, конечно же, рассказывал как скучал по своему другу и как его не хватало в самые тревожные моменты с теплыми успокаивающими объятиями и шепотом поддержки. Сердце Юнхо пело где-то в груди: Минги тоже нуждался в нем, тоже тосковал в разлуке, он не один ощущал это, их чувства были взаимны. С этой мыслью он шел до дома под уже вовсю темнеющим небом, но все так же с крепко переплетенными пальцами. Удивительно, для многих этот жест слишком личный и сокровенный, но для них сжатые крепко руки — обыденность, даже необходимость. Идти по знакомой дороге, перебрасываясь шутками и разговорами ни о чем, подставлять волосы под порывы весеннего ветра, фотографируясь вдвоём под цветущей сакурой — их обыденность. Потом они обязательно распечатают эти фото, чтобы поставить их в рамки, каждый над своим рабочим столом. Прямиком туда, где уже висит множество совместных фотографий, запечатлевших самые счастливые моменты вместе. Самые счастливые, потому что они вдвоем. Быть друг с другом — их обыденность