Коврик в Чертогах, аксиома и неделя чистки

Шерлок устало плёлся домой, еле переставляя ноги. Только после оглушающей погони за двумя грабителями он осознал, что физическое и умственное напряжение вкупе с четырёхдневной бессонницей и голодовкой порождают невыносимое желание повалиться прямо сейчас на грязный асфальт и уснуть, ни о чём не думая. Особенно не думая о тех ужасных словах Джона. Шерлок не вёл счёт времени с того момента. Ему и так об этом каждый день услужливо напоминали Чертоги и Майкрофт. Вообще Шерлок обычно приходил к брату за советом по поводу эмоций, которые в нём вызывал Джон своими действиями, будь то хлопок по плечу или соприкосновение коленями при просмотре очередного исторически неточного глупого фильма. Однако теперь Майкрофт откровенно насмехался над ним, очевидно, в своём непроходимом заблуждении считая, что издёвки – лучший способ отгородиться от произошедшего. Шерлок же давно усвоил, что это не так. Шерлок стал чаще принимать наркотики, ради пустого интереса пробуя разные смеси, сделанные им самим. Это было его спасение. Каждый вечер, заперев дверь своей комнаты на замок, он отдавался в хищные лапы своей давней зависимости, услужливо беседовавшей с ним вначале, а потом безжалостно бросавшей его наедине с непереносимой болью. Мысли о Джоне неотлучно сопровождали Шерлока везде. Они вились за ним тенью, пока он осматривал труп, выглядывали из луж на мостовых, пока он бежал за очередным нарушителем закона, или же нагло улыбались ему с другого конца лаборатории Бартса. Этот до боли знакомый силуэт неслышно, безликим отражением вставал за ним, словно Смерть со своей косой, будто направляя и шепча ему в ухо ехидные слова о его поражении. Знаете это чувство, когда лежишь в полной темноте и безумно хочешь заснуть? И не получается, потому что рядом назойливо зудит комар, пытаясь пробраться к незащищённой одеялом или пижамой коже и ужалить побольнее, вкусив как можно больше крови и страданий? Шерлок безуспешно старался отмахнуться, но насекомое, сотканное из прозрачных, но весивших тонны и тонны воспоминаний, достигало своей цели. А после, утром, он вставал, потягиваясь и отгоняя от себя наваждение короткого четырёхчасового сна и чесал, расчёсывал яростнее все укусы, отчего они болели ещё нестерпимее. Шерлок не мог ничего сделать со своим поведением. Он был таким с детства, к этому его приучили безнадёжная тупизна одноклассников и заносчивое, вечно всё знающее лицо Майкрофта. Однако до этого момента Шерлок ошибочно полагал, что Джон уже смирился с его выходками и, в какой-то степени, думал он, даже втайне дорожил ими. Эти его слова беспощадно сорвали с Шерлока розовые очки, которые он носил так долго, и которые надеялся никогда не снять. Сейчас был канун Рождества. Шерлок, как обычно, относился к этому празднику довольно прохладно, потому что все преступники как один чудесным образом брали на эти несколько недель отпуск, вынуждая его от убивающей скуки портить многострадальные стены бедной миссис Хадсон. Но на этот раз Лестрейд постарался. Нашёл-таки ему хорошее, достаточно трудное дело, затянувшееся на пять дней. Шерлок вообще был благодарен инспектору, лезшему из кожи вон, чтобы занять его хоть чем-нибудь. Разумеется, не обошлось здесь и без его дорогого братца, но это уже второстепенно. По выходным Лестрейд силком вытаскивал его на прогулки, если не было дела, а в будние дни усердно обшаривал город в поисках трупа или хотя бы исчезнувшего кролика. Работа делала своё дело безукоризненно, и, шагая по знаменитой улице, Шерлок в кои-то веки позволил мыслям о Джоне отойти на второй план, выдвигая на первое место биологические потребности. Сейчас бы поесть... И поспать... И вымыться... если хватит сил. Джон бы точно помог это сделать. И не только помог бы, а тщательнейшим образом проконтролировал бы горячую ванну, блюдо карри и тёплую, мягкую постель. Джон, Джон, Джон... Слишком много Джона. Даже теперь, когда, казалось бы, усталость с триумфом захватила и командовала его телом и разумом. Шерлок долго копался в карманах пальто в поисках ключа. Прислонившись лбом к двери и закрыв от бессилия глаза, он вслепую шарил в карманах подрагивающими пальцами, не способными на такое простое действие, как вытаскивание ключа из-под кожаной перчатки. Проведя, наконец, эту сложную операцию, Шерлок открыл дверь и ввалился внутрь. Сбросив пальто и даже не заботясь о том, что оно огромной бесформенной кучей грохнулось об пол, Шерлок поднял мутные глаза на лестницу, гадая, сможет ли дойти. И только в эту секунду до него дошло, что что-то не так. Нет, не было никаких следов крови, мёртвого тела или записки. Просто сверху, из квартиры, доносилась смутно припоминаемая им мелодия, которую обычно включают на Рождество. IBВI или UBBU*, Шерлок не помнил и не хотел напрягать память ради этого. А ещё... Ещё был запах. Невыносимо тягучий, сладкий запах свежеприготовленного имбирного печенья. И пудинга. Шерлок любил пудинг. И печенье. Но ещё больше он любил, когда это всё готовят для него. А сверху доносились шаги. Волнующиеся, перемещавшиеся из стороны в сторону. Слишком лёгкие для миссис Хадсон, слишком тяжёлые для Майкрофта. Идеальные для... Нет. Забудь. Ты всего лишь глупый детектив со своей глупой любовью. Он стал подниматься по лестнице. Ступеньки издевательски скрипели при каждом его продвижении наверх, словно выигрывая своими деревянными неживыми пальцами на его нервах какую-то сильно действующую на нервы мелодию. Шаги наверху замолкли, затем снова возобновились, но уже не так часто и не так тяжело. Когда Шерлок добрался до двери, прошло уже, как ему думалось, долгих несколько лет. Его белая, худая ладонь нерешительно легла на ледяную дверную ручку. Шаги совсем стихли. Шерлок слышал только прерывистое, хриплое дыхание человека, отделённого от него лишь ясеневой перегородкой. Шерлок открыл дверь. И у него сразу же спёрло дыхание. Воздуха в лёгких стало катастрофически не хватать, сердце билось о рёбра, отчаянно жаждя вырваться наружу и открыть всю свою любовь и страсть. Хоть он и вычислил давно, кто скрывался в этой квартире, при одном взгляде на него у Шерлока мгновенно пересохло в горле. Подёрнутые сединой русые волосы, стальные мышцы, перекатывавшиеся под любимым старым свитером, изучающий взгляд синих как море глаз. Шерлок ни разу не замечал, что в океане синевы его глаз запросто можно утонуть? –Джон... Джон прокашлялся. –Шерлок. Я вернулся.