Я тебя не помню

Тем, кто принял этот бой, Чья жизнь была игрой без правил. Тем, кто в небо взяв разгон, Судьбу свою на кон поставил. Этот трек посвящается им, Кто оставил на память другим Свой полет через тернии к звездам. Louna, Штурмуя небеса©

До концерта оставалось чуть менее получаса. Леонард сидел в углу, делая разминку для пальцев, Леон разместился на своём любимом месте – около трельяжа, спиной к зеркалу, а Эван пристукивал ногой, наблюдая за тем, как Дориан ходит по гримёрной туда-сюда. Младший Ихтирам нарезал, верно, уже тысячный круг, что-то бормоча себе под нос и мешая упражнения для голоса с курением. Никто не решался сказать ему, что это не самое лучшее сочетание. Закашлявшись после n-ой затяжки, он затушил сигарету и сел рядом с Леоном, нервно барабаня пальцами по колену. - Не волнуйся, Ди, - тихо произнёс Леон, склонившись к близнецу. - Я не волнуюсь. Я схожу с ума, - попытался пошутить Дориан, но это вышло слишком похоже на правду. Леон покачал головой и придвинулся ближе к нему, надавил на сгиб локтя, слушая пульс. Сердце у младшего колотилось так, будто он только что пробежал марафон, а ведь он ещё даже не вышел на сцену. - Ди, тебе успокоиться нужно, - улыбнулся Леон, хоть ему было совсем не весело, ему тоже было страшно и тревожно за брата, - а то в обморок ещё на сцене грохнешься. Дориан слабо улыбнулся в ответ и опустил голову. - Ничего ещё, если я в обморок упаду, - негромко ответил он. – Я боюсь, что случится что-нибудь другое… Леон закусил губу. Он понимал, о чём говорит близнец, но, увы, помочь ему не мог ничем. - Всё будет хорошо, - окончательно понизив голос и начав шептать, ответил он. – И не слушай Рональда. Если хочешь, стой всё время рядом со мной. Младший отрицательно покачал головой. - Не надо. Я думаю, что справлюсь. Просто страшно до одури… - он тяжело вздохнул. – А ещё я боюсь того, что от волнения у меня случится астматический приступ и я не смогу дышать. Так и представляю, как стою там, перед толпой, и не могу сказать ни слова – только открываю и закрываю рот… - Через пятнадцать минут начало, - сообщил Рональд, заглянув в гримёрную. – Вы как, готовы? Все кивнули, последним это сделал Дориан. Принюхавшись, Фишер нахмурился и строго спросил: - Кто здесь так накурил? Дориан сейчас надышится, а потом голос сядет! - Это я и курил, - спокойно ответил младший Ихтирам. Продюсер перевёл на него вопросительный взгляд с примесью негодования. Ну, что у этого мальчишки было в голове?! - Дориан, - стараясь говорить спокойно, произнёс Фишер, - то, что ты вообще куришь, это очень плохо. Но перед выступлением этого делать категорически нельзя. Сразу после курения голос садится, снижается его чистота и у него сужается диапазон. Ты элементарно можешь в ноты не попасть. - И пусть, - отозвался Леон, защищая брата. – Можно подумать, у всех в зале идеальный музыкальный слух? - он фыркнул и скрестил руки на груди. - Леон, ты-то куда? – укоризненно спросил Фишер. Леон лишь хмыкнул в ответ и демонстративно отвернулся от продюсера. Невыносимые мальчишки! Вздохнув, Рональд напомнил о том, что совсем скоро начало концерта, и ушёл. - Лихо ты, - улыбнувшись, произнёс Эван, смотря на Леона. – Вот и ещё одно проявление кредо: «Один за одного». Леон пожал плечами, мол: «Иначе никак», и снова перевёл взгляд на младшего. Пятнадцать минут прошли быстро, со стороны сцены всё громче становился гул толпы, которая ждала своих кумиров. Пять минут до официального начала. Никто и никогда не начинает выступление вовремя, но пора постепенно двигаться в сторону сцены. В гримёрную вновь заглянул Рональд. - Так, выходим, - сообщил он. – Леонард, Эван, Леон, Дориан – последний. - Я помню, - кивнул Дориан, обнимая себя за плечи. Через пару минут Норват ушёл на сцену, встречаемый криками поклонников. Когда их покинул и Эван, Леон подошёл к Дориану, который сидел на краю трельяжа, сжавшись и смотря куда-то перед собой. - Ди, хочешь, выйдем вместе? – спросил старший. Дориан отрицательно покачал головой. - Нет. Я справлюсь. Это всего лишь несколько десятков шагов. Иди. Последнее слово далось особенно сложно, но его нужно было сказать. Леон несколько секунд постоял, внимательно смотря на него, затем крепко обнял и шепнул на ухо: - Всё будет хорошо, Ди. - Я знаю. Когда Леон отстранился, Дориан схватил его за руку, сжимая его ладонь. В глазах его читалась боль, борьба, страх, искрящая благодарность и щемящая любовь, которой не понять тому, кому не посчастливилось родиться в паре со своим ожившим отражением. Подавшись вперёд, Дориан поцеловал близнеца в уголок губ, замирая так на несколько секунд, после чего повторил: - Иди. Я выйду через пару минут. Сдавленно кивнув, Леон медленно разжал пальцы, отпуская ладонь брата. В этот момент сердце Дориана начало стучать так неистово, что стало трудно дышать. Но он заставлял себя держаться и улыбнулся близнецу, когда тот обернулся перед тем, как покинуть его. - Всё будет хорошо, - шепнул старший. – Мы все ждём тебя. Дориан кивнул и, когда Леон ушёл, улыбка сползла с его лица, а грудь сковало свинцовым корсетом ужаса. Он остался один. А через пару минут ему предстояло сделать невообразимо важный и сложный шаг. Сглотнув, Дориан медленно подошёл к перегородке и выглянул за неё. По глазам, подобно острейшим лезвиям, резанули огни, переливы света, вспышки. Со стороны бьющаяся в экстазе предвкушения толпа была похожа на океан из людских глаз и протянутых рук. Тринадцать тысяч зрителей. До Дориана доносились крики толпы и голоса товарищей по группе, которые здоровались с нею. И он понимал, что ему тоже нужно туда, на сцену. Но ноги сделались ватными и вросли в пол. Он вцепился в край перегородки так, словно она была спасательным кругом. Минуты шли, затягивая ожидание солиста. Одна, две, три, семь… Толпа начала волноваться, волноваться начал и Леон, нервно оглядываясь в ту сторону, откуда должен был выйти близнец, и лучезарно улыбаясь для публики, набалтывая для неё какую-то милую чушь в микрофон, чтобы отвлечь. «Ди, где же ты?», - подумал он, в который раз оглядываясь. «Я должен выйти, - твёрдо подумал Дориан, сжимая край перегородки ещё сильнее, до боли. – Там Леон. Там все. И там наши поклонники, которые нас любят и никогда в жизни не причинят нам вреда. Я должен справиться. Даже не ради себя. Ради них. Ради Леона». С трудом разжав руки, он на негнущихся ногах подошёл к проходу на сцену и сделал шаг на неё. Толпа взвыла так, что Дориана едва не сбило с ног звуковой волной. «Первая песня – «Всё будет хорошо», символично. Потом – «Розы сквозь асфальт», - стучало в голове; сердце ускоряло свой бег с каждым шагом вперёд. – Обе эти песни старые, с нашего первого альбома. Их очень любят поклонники. Потом «Иду на взлёт». Потом…». Повторение плана выступления смешивалось со счётом до пятидесяти. Стеклярус, которым были щедро украшены объёмные плечи куртки из чёрной жатой ткани, ловил свет софитов и вспышки тысяч фотокамер, ослепляя боковое зрение. «Пятьдесят». Последний шаг. Взять микрофон. Нет, не правой рукой, он может выпасть, левой. Выдох-вдох. Облизнув пересохшие от волнения губы, Дориан поднёс микрофон ко рту и поздоровался: - Привет. Очень рад вас всех сегодня видеть! Толпа загудела с удвоенной силой, скандируя ответные приветствия и слова любви. - Надеюсь, вам всё понравится, - добавил Дориан. – Мы стараемся ради вас! Опустив микрофон, он обернулся на Леона. Тот мягко улыбнулся и слегка кивнул. Значит, он всё делает правильно. Ответив ему улыбкой, Дориан вернулся к толпе и снова заговорил: - Начнём шоу! И начнётся оно с полюбившейся вам композиции – «Всё будет хорошо»! Пусть же будет так! Дориан растерянно скользил взглядом по многолюдной толпе, слушая музыку и дожидаясь момента, когда придёт его очередь вступать. «Только бы не ошибиться…». Момент настал. И Дориан запел слова, которые вдруг стали такими близкими: Он идёт сквозь стены - Кто-то без лица. Он идёт по кругу, Отрицая страх… Он пел, а руки дрожали от эмоций и сердце гудело в висках. Толпа с обожанием ловила каждое слово, подпевала и кричала от счастья, от чувств, переполняющих душу. Когда песня закончилась. Дориан опустил микрофон, ошарашено смотря на поклонников. Он смог? Он смог! Он едва не закричал это, запрыгав по сцене, но вовремя вспомнил, что зрители не знают о том, какой сложный путь он проделал прежде, чем выйти к ним. Ограничившись широкой улыбкой, Дориан снова обернулся на Леона. Тот тоже улыбался – искренне и лучезарно. А толпа ловила их взгляды друг на друга и растекалась от умиления. За первой песней последовала вторая, а затем и третья. Пришла очередь композиций с предыдущего альбома. Самые новые шли после них, чтобы толпа уже достаточно разогрелась и приняла новинки на ура. Но во время исполнения седьмой по счёту песни, «Моё сердце – самозванец», что-то пошло не так. Перевозбудившись от близости любимых музыкантов, одна поклонница каким-то образом перелезла через ограждения и, миновав охрану, ринулась на сцену. Дориан оборвался на полуслове, неотрывно смотря на стремительно приближающуюся девушку с раскинутыми в стороны руками. Она двигалась, словно в замедленной съёмке, время будто сжалось вокруг них. Дориан, не моргая, смотрел на неё, в висках стучал гулкий пульс; рука разжалась и микрофон, ударившись об пол, оглушил зал пронзительным писком. Перед глазами замелькали сцены страшной погони с трагическим концом, а лёгкие сдавило от ужаса… Все замерли, забыв, как дышать и ожидая неизбежного… И вдруг время резко вернулось к обычной скорости течения. Добежав до Дориана, фанатка заключила его в крепкие объятия, рыдая от счастья, что-то шепча, визжа о любви. А Дориан чувствовал себя безвольной тряпичной куклой, которую трясли, хватали за руки и за грудки, пытаясь донести до него свою глупую и безнадёжную любовь. Удар сердца и фантомный удар из прошлого. Скулу обожгло болью. Дориан зажмурился, считая про себя до десяти, двадцати, тридцати! Ещё один удар. В челюсти что-то щёлкнуло, заныло. Он до побелевших костяшек вцепился в плечи поклонницы, пытаясь сохранить связь с реальностью. Выдох-вдох. Открыть глаза. Открой глаза, Дориан! С трудом разлепив веки, он устремил мутный взор на мокрое от слёз счастья лицо девушки. Она продолжала что-то лепетать и её слова смешивались с полными ненависти криками, звучащими в голове: «Сука! Тварь! Мы тебя всё равно догоним!», постепенно заглушая их. Дориан несколько раз моргнул, борясь с наваждением. Кажется, оно отступало. К ним подлетел Леон и, желая отвлечь поклонницу от брата, раскинул руки, обворожительно улыбаясь и говоря: - А меня обнять? Этой девушке больше нравился Дориан, но от такого предложения не отказываются. Вмешательство Леона окончательно склонило чашу весов в пользу победы реальности. Обняв его, поклонница вернула внимание к любимому солисту. - А ты меня обнимешь? – пискнула она. Дориан кивнул, немного растеряно улыбнувшись ей, и тоже обнял. Как раз подоспели и охранники и увели нарушительницу порядка со сцены. - Ди, ты как? – взволнованно спросил Леон. - В порядке, - сдавленно кивнул младший. – Уже в порядке. - Точно? - Да, - Дориан слабо улыбнулся и коснулся руки близнеца. Это мелочь, но она была так нужна. – Можем продолжать. Посмотрев на него ещё несколько секунд, Леон кивнул и отошёл назад. Взглянув на толпу, Дориан поднял микрофон и, виновато улыбнувшись, произнёс: - Извините за эту заминку. Я сам этого не ожидал. Продолжим? Толпа скандировала: «Да!». Совсем скоро снова заиграла музыка и Дориан продолжил петь с того момента, на котором остановился. Концерт продолжался. Все старались делать вид, будто инцидент с поклонницей ничего не значил, такой вид поддерживал и Леон: только играть теперь старался поближе к близнецу и всё время поглядывал на него. Но, кажется, опасаться было нечего, Дориан выглядел вполне хорошо, а выступал и вовсе отлично, с какой-то особенной отдачей, пропуская через себя каждое слово. Эти эмоции, сквозящие надрывным криком в каждой спетой строчке, в мимике и жестикуляции, которая становилась всё свободнее и более открытой, не могли не заразить толпу. Публика была в небывалом восторге, от её криков закладывало уши. И только внутри себя, не показывая этого никому, Дориан знал, что ему по-прежнему невероятно сложно и что каждое слово, проходя через сердце и душу, причиняет боль. Потому что теперь он на самом деле понимал, каково это – перестать быть солнцем, ходить по кругу, борясь со страхом, и надрывно кричать во тьму, чтобы тот – самый важный, услышал и спас. Публика подпевала каждой песне и рыдала навзрыд, тянула руки к своим кумирам и срывала голос от криков о любви. Полтора часа драйва и сумасшедшей самоотдачи, под конец которых уже начало болеть горло и пот стекал градом по вискам. Потому что безумно страшно, просто безумно и так здорово. А впереди оставался последний рывок. Самый важный. Осталась всего одна песня и концерт закончится. «Ванилью пахнут облака». Несмотря на свою новизну, эта композиция уже успела завоевать сильнейшую любовь поклонников группы и прочно обосновалась в их плейлистах. Иного ожидать и не приходилось, ведь большая часть их аудитории была юными представительницами прекрасного пола. А девушки нежного возраста очень любят романтику и любовь. А данная песня была их квинтэссенцией: тихой, будто бы рассказывающей украдкой о чём-то тайном и столь прекрасном, задевающей самые тонкие струны души, сладкой, может быть, даже в чём-то приторной, приправленной ванильной эссенцией. Против такого «рецепта» устоять было невозможно. Сделав несколько глотков воды, Дориан поднял микрофон, говоря: - А сейчас вы услышите то, что вам наверняка понравится. Только – тс-сс, - он приложил палец к губам. – Эта история не для всех. Она требует тишины. Толпа забилась в истерике, с легкостью угадав, про какую песню говорит Дориан. А Леон стоял позади него, улыбаясь во весь рот, душу его переполняла гордость за близнеца, ведь он не просто достойно подошёл к завершению концерта, но и находил в себе силы, чтобы общаться с поклонниками. После коротенькой передышки заиграла музыка: тихая, ненавязчивая, призванная лишь оттенять главное – слова. Дориан смотрел на толпу, покачивающую руками и включенными зажигалками в такт музыке, ожидая своего часа. «Какой же я идиот, - подумал Леон, перебирая струны и смотря на брата. – Критиковал эту песню. А Дориан, как обычно, оказался прав – публика в восторге от неё». Окинув зрителей взглядом, младший Ихтирам поднёс микрофон к губам и запел. Голос его звучал негромко, немного дрожал, будто он не выступал перед многочисленной толпой, а шептал эти слова наедине тому, кому они были посвящены. Это создавало такой эффект, что по спине бежали мурашки, и душа переполнялась светлым и тёплым чувством любви. Мне, наверно, будет больно, И будет кровь на простынях. Я определился своей ролью, Всё должно быть только так… Отвернувшись от публики, Дориан продолжил петь, смотря на близнеца, сделал несколько шагов к нему. А Леон только и мог, что глупо улыбаться в ответ. Всё напряжение последних шести месяцев спало, это был звёздный час Дориана. И поклонники были в восторге от того, что он делал. Но закончился припев и проигрыш после него. И, опоздав за музыкой на две секунды, потратив их на пристальный, говорящий так о многом взгляд в глаза близнеца, Дориан запел второй куплет, которого не узнали поклонники, потому что его не было в альбоме: Не ломай меня, Я слабее, чем кажусь. Я люблю тебя, И этим я горжусь. Пусть закон против нас, Свет в глазах не погас. Он сильнее с каждым днём. Шепчу тебе, Когда мы редко По углам вдвоём: А знаешь, Ванилью пахнут облака, Когда в руке твоя рука. Задёрнуты шторы, Пусть мир подождёт пока. Леон забыл, как дышать, во все глаза смотря на брата. Это была она – «запрещённая» версия «Ванилью пахнут облака», которая так покоробила Рональда и самого Леона. И сейчас Дориан самозабвенно исполнял её перед многотысячной толпой и камерами, медленно подходя к старшему, не оставляя сомнений в том, что он пел только для него одного. А за сценой стоял Рональд, впившись взглядом в солиста и даже не моргая. Он всё прекрасно слышал. Но самое страшное началось после двойного повторения припева. Подойдя к Леону практически вплотную, Дориан пропел непозволительные слова: Поскользнувшись на скользком кафеле, Упал в твои объятья. Я веду себя не так, как должен. Но и мы с тобой не просто братья. А знаешь, Ванилью пахнут облака… Толпа забилась в экстазе, крича во всё горло: «Мы так и знали!», «Давайте, сделайте это!», «Дориан, поцелуй Леона!» и многое другое. Охрана даже начала опасаться, что в запале эмоций поклонники сломают ограждения и повалят на сцену. А в таком случае они бы порвали музыкантов на кусочки и растащили их на сувениры. Когда музыка стихла, Дориан обнял Леона за плечи и наконец-то посмотрел на зрителей, устало и радостно улыбаясь. - Спасибо вам за этот вечер! – произнёс он. – Спасибо за эмоции, которые вы нам дали! Разгорячившись, публика выла так, что слова его утопали в её гуле. - Это было действительно здорово! Надеюсь, вам тоже всё понравилось! Ну а пока концерт закончен! Но я очень надеюсь, что мы с вами ещё увидимся! Ещё раз улыбнувшись, Дориан опустил микрофон и взглянул на товарищей. Те, выйдя из ступора, вызванного его выходкой, тоже попрощались со зрителями и, поклонившись им, направились к выходу со сцены; Дориан побежал впереди всех и, зайдя в гримёрную, едва не столкнулся с почерневшим от злости Рональдом. - Что это только что было? – практически по слогам спросил продюсер. - Концерт, - пожал плечами Дориан. – И, по-моему, мы его отыграли отлично. Он снял куртку, в которой за время выступления уже весь взмок, и направился к зеркалу. Но его остановил рык Фишера. - Какого чёрта ты пел не ту версию?! Дориан остановился и обернулся, смотря на продюсера так, словно тот только что сказал сущую глупость. - Я пел ту версию. Рональд сжал кулаки. Ей Богу, он готов был ударить этого мальчишку, у которого в голове происходило чёрти что! - Ты дурачка не строй! – рявкнул он. – Ты прекрасно понимаешь, о чём я говорю! Чем ты, мать твою, думал?! - Понимаю, - спокойно ответил младший Ихтирам и скрестил руки на груди. – А вот возмущения твоего я не понимаю. Это моя песня, я её пою, и я имею право петь её в той версии, которую я сам написал и которая мне нравится. Леон, Эван и Леонард стояли, смотря то на Дориана, то на Рональда. С одной стороны, им хотелось вмешаться и защитить Дориана, они привыкли это делать. Но, с другой, Рональд был прав и Дориан конкретно их всех подставил со своей импровизацией. А ещё были мысли о том, о чём же он рассказывал в песне... Но об этом Леонард и Эван старались не думать хотя бы пока. А Леон, увы, и так всё знал. Только что Дориан спел для тринадцати тысяч людей о том, что они не просто братья… - Да ты хоть понимаешь, о чём ты пел и что нам за это будет?! – задал новый вопрос Фишер, кипя от негодования. Нет, кажется, Дориана не долечили! Как иначе объяснить то, что он додумался до такого? - Я понимаю, - с прежней невозмутимостью ответил младший Ихтирам. – А вот тебе, видимо, этого не понять. Рональд глубоко вдохнул и выдохнул, пытаясь хоть чуть-чуть успокоиться. - Дориан, - уже не крича, проговорил он, - в твоей версии песни есть прямой намёк на инцест, поэтому я и сказал, что её нельзя записывать. Если общественность за это сейчас зацепится, вас на британский флаг порвут и меня заодно с вами. Дориан несколько секунд молчал, а Леон неотрывно смотрел на него, мысленно взывая, умоляя: «Ди, оправдайся как-нибудь. Скажи, что это шутка, что это ничего не значит…». - Чего молчишь? – напомнил о себе Фишер. Дориан тяжело вздохнул и всё-таки ответил: - Я ничего такого не имел в виду. А если ты увидел в песне что-то не то, то это твои проблемы. У Леона немного отлегло от сердца. Что ж, хотя бы так… - Это не я увидел, - опять заговорил Рональд, в упор смотря на солиста. – Это звучит там настолько неприкрыто, что у вас могут быть большие проблемы. Дориан ничего не ответил и, взяв свою сумку, направился к двери. Для него разговор был окончен. - Стой! – твёрдо приказал продюсер, но Дориан сделал вид, что не слышит его, продолжая путь. От такого вопиющего поведения подопечного у Фишера всё-таки сдали нервы. Он тут поднагадил всем, а именно ему, Рональду, теперь всё это расхлёбывать. В несколько шагов нагнав Дориана, Рональд схватил его за плечо, разворачивая к себе. - Мы ещё не договорили. И не смей уходить. У Леона потемнело в глазах. Какого чёрта Фишер позволял себе?! Но к удивлению всех Дориан не испугался, даже бровью не повёл. Сейчас страх отошёл на задний план, потому что он защищал что-то куда более важное и значимое: свою любовь, свою правду. - Рональд, не забывайся! – окликнул продюсера Леонард. Он тоже считал Дориана виноватым и даже подумать боялся о том, какой же смысл скрывался в треклятой «запрещенной» версии «Ванилью пахнут облака» на самом деле. Но он считал, что Фишер перешёл черту, и его несдержанность могла им дорого стоить, Дориан ведь только начал нормально реагировать на окружающих. К ним подошёл Леон и, убрав руку Рональда с плеча близнеца, обнял его за плечи. Да, Дориан виноват и один Бог знает, чем он думал, решив спеть эту версию песни, но он всё равно должен был поддержать его. - Разговор окончен, - чётко проговорил Леон, смотря продюсеру в глаза. - Леон, не вмешивайся, - покачал головой Фишер. – Пора уже Дориану начинать снова отвечать за себя и нести ответственность за свои поступки. А этот поступок может нам всем очень дорого стоить. - Это просто песня о любви, - неожиданно сказал Дориан. – И не важно, в какие слова и формы я заключил данное понятие. - Допустим, - кивнул Рональд. – А почему ты пел её Леону? - Потому что он для меня – самый близкий и родной человек. И любовь в первую очередь ассоциируется у меня именно с ним, так было ещё до нашего рождения. Ещё вопросы? Дориан говорил настолько спокойно и правдиво, что слова его поумерили пыл Фишера. Он вздохнул и потёр лицо, после чего спросил: - А обороты, что с ними? Что это значит, по-твоему: «Мы с тобой не просто братья»? - То, что мы не просто братья, - пожал плечами Дориан. – Мы намного ближе: мы одно целое и чувствуем друг друга. А ты что подумал? - Не важно… Рональд не понимал, врёт ли ему солист или говорит правду. Это мог понять только Леон, но тот не выдаст его. Иного выбора не было, кроме как поверить на слово. - Ладно, - вздохнул продюсер. – Будем считать, что в моих глазах ты оправдался. Идите тогда, отдыхайте. Но, Дориан, чтобы больше без импровизаций! Близнецы остановились на пороге и обернулись. Дориан ответил: - А ты сам кричишь: «Работать! Работать! Больше работать!», а эпатаж и скандалы лучше всего подогревают интерес публики. - Без импровизаций! – повторил Фишер, сорвавшись на крик, но уже без злости. Дориан рассмеялся в ответ и, показав ему средний палец, воскликнул: - А я здесь звезда! И только мне решать, что делать и как вести себя! Взяв Леона под руку, он утянул его за дверь, не дожидаясь ответной реплики продюсера. - А вот и исполнилась твоя мечта, Рональд! – весело воскликнул Эван, желая немного разрядить обстановку. - Не лезь под горячую руку… - покачал головой Фишер, смотря вслед братьям. Выйдя через чёрный ход, близнецы сели в ожидающую их машину и поехали домой. Через пару минут пути, желая нарушить молчание, которое казалось неловким, Леон склонился к Дориану, негромко говоря: - Не ожидал, что ты так быстро включишь звезду. - А я не включил, - пожал плечами младший, смотря в окно, за ним шёл дождь: холодный, ноябрьский. - А было похоже на то. - Я просто хотел закончить разговор на позитивной ноте. По-моему, вышло весело, - Дориан отвернулся от окна и посмотрел на близнеца. - Ага, особенно Рональду, - усмехнулся Леон. – Я думал, у него инфаркт случится от негодования, не мальчик уже всё-таки… Дориан вновь пожал плечами и устремил взор в окно. Леон прикусил губу. Ему хотелось поговорить про инцидент с песней, но он не знал, как подступиться к этой теме. - Ди, а… Леон замялся, а Дориан озвучил его вопрос за него: - Хочешь спросить, зачем я сделал это, зачем спел эту версию песни? – он взглянул на брата. - Да, - старший скомкано кивнул, не отрывая взгляда от лица близнеца. - Потому что мне так захотелось, - вздохнул Дориан. – Ты сам говорил мне, что поклонники очень любят нас, вот мне и захотелось поделиться с ними тем, что я на самом деле чувствую. Мне кажется, они этого заслуживают. Леон открыл рот, но вновь его мысль озвучил Дориан. - Если тебя это так волнует, я могу объяснить на ближайшем интервью, если меня спросят, а меня наверняка спросят, что закладывал в песню совершенно иной смысл, чем всем могло показаться, а то, что я пел её тебе, было просто шуткой. Леон не знал, что ответить, и только растерянно смотрел на близнеца. То, что он так точно читал его мысли, удивляло, он уже успел отвыкнуть от того, что раньше это было нормальным для них. И его разрывали противоречивые мысли. Выходка Дориана покоробила его и напугала, он не видел ей рациональных объяснений. Но Дориан сам предлагал отказаться от своих слов и всё исправить, было похоже на то, что он понимал, что был не прав. Вот только Леон отчётливо ощущал, что на самом деле он не желал этого, а просто хотел остаться для всех хорошим, потому что ему надоело быть «бракованным» и «не таким». От первой мысли на него хотелось накричать и сказать, что им нужно ко всем чертям заканчивать их небратские отношения, пока у них ещё есть такая возможность, пока всё не вышло из-под контроля. А от второй Дориана хотелось прижать к себе и поддержать в любом его сумасшествии. Но варианты эти противоречили друг другу. И они оба в той или иной мере вызывали в душе Леона протест. Он устал бояться и переступать через себя, но и бросить Дориана не мог. В итоге выбор Леон опять не сделал. И долгий вечер перед телевизором, полный смеха и тщательно сокрытых душевных терзаний, закончился сексом на диване. И Дориан, смотря близнецу в глаза, чувствовал, что что-то не так, что его что-то гложет, но не понимал, что причина этого – он сам.