Я тебя не помню

Как Рональд и обещал, Дориана перевели в небольшую частную клинику за чертой города. Пользуясь девизом подобных заведений «Любой каприз за ваши деньги», Леон добился того, чтобы ему позволили проводить время в палате брата. Он сидел там день и ночь трое суток: не спал, не ел, только смотрел на Дориана, держал его за руку и ждал, ждал… Когда пошли четвёртые сутки такой жизни Леона, Рональд вызвал охрану группы и его вывели из клиники силой и повезли домой, иначе сделать это не представлялось возможным. Леон отбивался от собственных охранников, сопротивлялся и матерился, но его всё равно довели до автомобиля и, усадив в него, повезли домой. Когда поток ругательств иссяк в нём, то он просто отключился, сдаваясь смертельной усталости. Он не запомнил, как дошел до квартиры, как открыл дверь, кажется, её открыли за него. А потом он просто упал на диван в гостиной и мгновенно забылся чёрным сном. Из больницы его увезли ранним утром, ещё не было семи, а когда он проснулся, то за окнами было уже темно. Голова трещала – это уже стало привычным состоянием, взгляд был отсутствующим, невозможно тяжёлым – даже золото на радужках потускнело. Он бесцельно слонялся по разгромленной, вдруг ставшей такой пустой квартире. Хотелось снова поехать в больницу, но Рональд сказал, что его не пустят в клинику до завтрашнего утра. Он устроил это, чтобы Леон хоть немного отдохнул и поспал. Леон сидел на диване и безразлично разглядывал интерьер комнаты. Казалось, что вот-вот зайдёт Дориан, слово за слово, и они поссорятся, а потом безмолвно помирятся и будут долго смеяться над этим. Казалось… и от этого было невыносимо больно, потому что Леон прекрасно знал, где сейчас был брат и в каком он был состоянии. Так он провёл всю ночь: засыпая на час и вновь просыпаясь, куря и бродя по квартире, то и дело подходя к спальне Дориана, но не решаясь в неё зайти, это могло быть слишком болезненным. Только к пяти утра он смог заснуть более или менее крепко и проспать три часа. Когда он проснулся, за окном уже повисло молочное небо, сулящее сумеречный день, а, возможно, и лёгкий дождь. Приняв душ и запихнув в себя два бутерброда и кофе, Леон начал собираться в больницу. На часах было ещё только начало девятого, а Рональд велел ему появляться в клинике не раньше десяти. Попытка посмотреть телевизор принесла только раздражение. Выключив его и закурив, Леон забрал сумку и пошёл к двери. Находиться в непривычно пустой квартире было просто невыносимо, и он решил скоротать время за прогулкой. Пока он ждал лифт, к нему подошёл Геральд, ведущий на традиционную прогулку свою шуструю рыжую таксу. Леон скосил на него глаза, челюсти рефлекторно сжались и на них вздрогнули желваки. Видя его взгляд, сосед сказал: - Не нужно на меня так смотреть. Мог бы и извиниться. - За что же мне извиняться? – Леон всеми силами держался, чтобы не прорычать этот вопрос. - За то, что вышвырнул меня из дома и наорал. А я, между прочим, Дориану помогал. Геральд шагнул в лифт. От его слов в глазах Леона полыхнуло алым. Помогал? Он услышал в этом слишком пошлый второй смысл. Дёрнувшись вперёд, он придержал двери лифта, не позволяя соседу уехать. - Ты что делаешь? – без крика, но всё равно достаточно грубо спросил Геральд. Леон не понравился ему ещё в первую встречу и теперь он лишь убеждался в том, что это впечатление не обмануло его. - И как же ты помогал моему брату? – Леон смотрел Геральду прямо в глаза почерневшим от негодования взглядом. Фактически из-за него, из-за того, что он «помогал», Дориан сейчас был в больнице, избитый до полусмерти и покалеченный. Леон готов был кинуться на него с кулаками, отправить туда же, на больничную койку. Чувствуя это, такса заскулила, крутясь у ног хозяина. Шикнув на неё, Геральд вернул взгляд к Леону, ожидающему его ответа. - Вы бы за состоянием сантехники лучше следили, - произнёс он. – Пока ты гулял, а Дориан спал, у вас трубу прорвало, и вы меня затопили. Выражение лица Леона изменилось, он в недоумении нахмурился. - В смысле? - В том самом. Я потому и пришёл, что на меня с потолка капало. И поскольку Дориан вообще не понимал, что делать, сам и воду перекрывал, и помогал потом ему её вытирать. Лицо Леона вытянулось. То есть… Геральд просто помогал Дориану устранить потоп, а он всё неправильно понял? - А… А почему ты был в одном халате? – воскликнул Леон, путаясь в словах. - Потому что я пришёл в том, в чём был, а дома я люблю ходить в халате. И, вообще, при чём здесь это? - А почему Дориан был полураздетый и обнимал тебя? – продолжал вопрошать Леон, будто не слыша соседа. - Откуда мне знать, почему он был в таком виде? Я его видел тогда первый раз в жизни. А насчёт объятий тоже не знаю, наверное, из благодарности обнял. А что? Леон смотрел куда-то мимо него, даже не моргая. Как же он мог так ошибиться? - Подожди, - вдруг нахмурился Геральд, - я вспомнил… Ты же тогда кричал что-то про то, что у меня с твоим братом там было свидание? Ты, вообще, в своём уме?! У меня, вообще-то, жена и ребёнок есть. Леон никак не реагировал, продолжая смотреть в стену, и ничего не видя. Больше всего ему сейчас хотелось провалиться под землю. - Может быть, руку уберёшь?! – раздражённо спросил сосед. – Мне собаку ещё до работы нужно успеть выгулять. Леон сдавленно кивнул и убрал руку. Двери лифта закрылись и он, тихо гудя, уехал вниз. С минуту Леон стоял, пытаясь осмыслить услышанное. Ужасающая ситуация, наполнившись новой – истиной правдой, выбивала из лёгких кислород и невообразимо давила на плечи. Это из-за него Дориан оказался в ту ночь на улице. Это из-за него он нарвался на тех ублюдков. Это из-за него его истерзали и растоптали. Это из-за него он лишился двух пальцев, ему отбили все внутренности, и на его теле не осталось живого места. Это из-за него он валялся несколько часов без сознания, истекая кровью, в заброшенном отеле среди мусора. Это из-за него он уже четвёртые сутки не приходил в себя, и никто не знал, когда придёт. Из-за него… А ведь он с детства защищал его и обещал делать это всегда. Обещал, но не сделал. И, как оказалось, он не просто был виноват в том, что случилось с братом, он ещё и обрёк его на весь тот ад без какой-либо причины: просто потому, что был пьян, потому, что не захотел разбираться в ситуации, потому что захотел воспитать глупого и сошедшего с истинного пути младшего братика. «Потому что» было слишком много и от этого хотелось выть. Чувство вины, усилившись многократно, свалилось на плечи Леона монолитной плитой. Он закрыл глаза и запрокинул голову, упираясь затылком в стену. Хотелось со всей дури удариться об неё, биться, пока сознание не отключится. Хотелось перестать чувствовать вину и липкий страх. Хотелось покинуть реальность и уйти в ту темноту, в которой бродил его близнец, чтобы попытаться вывести его оттуда или остаться там навсегда, с ним. «Я не могу исправить того, что уже случилось, это навсегда останется со мной, - твёрдо подумал Леон и открыл глаза, сжал для уверенности кулаки, - надеюсь только, что ты сможешь об этом забыть. Но я сделаю всё, чтобы ты вернулся к нормальной жизни. Теперь я всегда буду рядом с тобой. Клянусь».