Мы повязаны с тобой.

***

— Сколько можно, Игорь, ну сколько можно?! В моменте весь департамент стих. Все сотрудники внимательно прислушивались к ругани из кабинета их начальника. Обычное начало недели, не более, стоило давно привыкнуть и отмахнуться, вернувшись к работе, но ставки были поставлены, так что на кону стояло самое дорогое — деньги. Привычное дело, поставить на увольнение Игоря Грома, чтобы в итоге, как всегда, продуть. — Ты вообще, чем думал, скажи мне? — Фёдор Иванович метал молниями только так. Эта выходка с мусоровозом, видимо, очень сильно пошатнула его нервную систему, потому что ругался он уже минут тридцать. — Я выполнял свою работу… — Не успел договорить, так как начальник, вложив всю свою душу, бьёт кулаком по столу. — Твоя работа — город разрушать и людей калечить?! — Последнее слово буквально рявкнул ему в лицо. Они смотрели друг другу в глаза ожидания хоть какое-то дальнейшее развитие событий, но всё, что мог сделать Игорь это пристыженно опустить взгляд вниз. Фёдор Иваныч, одержав победу в этих гляделках, устало завалился на своё кресло. Прокопенко молчал, и Игорь молчал, потупив взгляд в пол. Прошло где-то минуты две, прежде чем кто-то из них подал голос. — Сегодня заходи к нам, пельмени лепить будем, Ленка вон, соскучилась уже. — Голос заметно смягчился и в нём снова появились эти заботливые нотки. Игорь поднял на него свой взгляд и столкнулся с нежностью в родных глазах. Дядя Федя больше не злился на него. Удивительным было то, что когда дело касалось горе майора, то мужчина быстро остывал, чем вызывал у Грома невольную улыбку на лице. — Понял. — Единственное, что бросил Игорь напоследок, прежде чем удалиться из кабинета. Департамент снова ожил, ибо уши греть уже смысла не было, да и попасться на таком не хотелось. Гром ехидно улыбнулся, сгребая в руки ставочные деньги. Он буквально, под недовольные взгляды, всунул их в руки какого-то деда, чей кошелёк был не так давно украден, и вернулся на своё рабочее место. Да уж, Игорь называл это реально продуктивным утром, для полного счастья не хватало только стаканчика кофе, а ещё какого-нибудь свеженького убийства, или ограбления, ему не принципиально. Непонятно, что он сделал, — наманифестил, или просто очень хорошо попросил у вселенной, — но спустя минут пять на горизонте возникает знакомая светлая макушка, которая очень уверенно двинулась в его сторону. — Прилетело от Прокопенко? — С этими словами Дубин ставит на стол перед напарником желанный стаканчик с кофе, запах которого дурманил, зазывая к себе. — А я тебя предупреждал. — Не начинай, лучше скажи, есть ли что-то для нас? — Хлебнул из стакана полностью игнорируя тот факт, что кофе больно обжог ему язык. — О да! Ты щас упадёшь, — Воодушевлённый Дима сел на соседний стул, протягивая напарнику папку с новым делом. Игорь, завидев такую реакцию на свой вопрос, был готов к излюбленной жести, он даже уже план действий начал продумывать, но ожидания разбились о стену жестокой реальности. — Пропало целых двенадцать холодильников! Как круто, что Фёдор Иваныч решил доверить это дело нам. Я уже продумал версии, вот, слушай… — Освободи меня от этого. — Мужчина прерывает его и вздыхает, потирая виски. Голова разболелась. Опять. То ли на него так болтовня Дубина влияет, то ли просто многолетняя усталость в который раз свалилась ему на плечи, точнее, на голову. — Игорь, всё хорошо? Голова болит? Подожди, тут где-то обезбол был. — Напарник начал быстро шастать руками по столу, то и дело рискуя пролить недопитый кофе. — Подожди-подожди, я сейчас у Ксюши спрошу. — Не нужно, я в порядке. — Но он уже подорвался с места и готов был идти, поэтому Гром хватает его за руку и дёргает, чтобы вернуть на место. — Дима, — Мужчина чувствует, что ему хотят возразить, поэтому обрубает эту возможность сразу. — Хватит, я в порядке. Что там по отчётам? Дубин решил не спорить, лишь совсем грустно смерил напарника взглядом, а потом, как Игорь и хотел, перевёл тему. Говорил в основном Дима, словно их мелкой перепалки вовсе не было. За это он Димку и ценил, тот был лёгким на подъём, да и Грома научился понимать довольно быстро. Конечно, с самого начала всё было не так гладко, ибо про скверный характер майора полиции люди знали не понаслышке. Завидев его на горизонте, любой другой обычно стремился скрыться, лишь бы не попасть под горячую руку, а Дима был другой. Дима был странный, какой-то… неправильный, весь из себя доброжелательный, так и светился, а ещё нарывался получить от не безызвестного майора по лицу, чисто в профилактических целях. Ну, по началу, сейчас то всё по-другому. -… сегодня же ещё суд над Гречкиным… судья… детей так жаль… судебный процесс… — До Игоря долетали лишь обрывки фраз, но суть он понял. Боль в голове была пульсирующей, но терпимой. Стоит съездить на этот суд, поддержать брата убитой Лизы Макаровы, что-то ему подсказывает, что мальчишка, движимый эмоциями, решится на какую-то глупость. Майор Гром больно заламывает руки Кирилла Гречкина за спину и фиксирует наручниками, попутно прижав его лицом к капоту полицейской машины. Мажор зло шипел и извивался, а ещё не забывал вкидывать что-то из разряда «Да вы знаете кто Я?!» и «Мой отец узнает об этом!». Вокруг мельтешили журналисты, щёлкали камерами из каждой щели и громко задавали вопросы. Голова Игоря уже не просто ныла, создавалось ощущение, что она расколется на несколько частей и содержимое черепа мелкими кусочками будет валяться на земле, или попадёт на эти камеры, будь они прокляты. Когда наглый журналюга решил, что имеет право тыкать этой своей камерой в лицо майора полиции, то немного просчитался. В следующую секунду аппарат был уже на земле, к счастью, целый, а наглец грубо оттолкнут, но того короткого мгновения хватило, чтобы дезориентировать Грома. Голоса становились громче, а хватка на запястьях Гречкина младшего всё сильнее. В себя его привело откровенное сопротивление и попытки освободить свои руки из хватки майора. Игорь быстро собрался с мыслями, так же быстро посадил обвиняемого в машину, так же быстро сел в неё сам. Ехали они под галдёж Кирилла Гречкина и, видит бог, Гром правда сдерживается, чтобы от души не разукрасить его лицо. В добавок ко всему, кажется, неподалёку он приметил силуэт человека, который просто стоял и наблюдал. Не вмешиваясь. Почему-то стало очень скверно. Дело о «морозных потеряшках», коим его провозгласил Дубин, было отложено в дальний ящик стола в надежде, что о нём когда-нибудь вспомнят. У майора Грома были другие планы на этот день: для начала заполнить отчёт, затем наведаться на слушанье Гречкина и закончить этот день можно походом в гости к Прокопенко. Как можно заметить отчёт он поручил Димке, а сам уже давно отправился светить лицом в зале суда. Игорь и сам понятия не имел, какой исход будет у этой истории. Хотелось верить в честность судьи, в ещё подающую надежду систему, но мужчина был реалистом, а Гречкин-старший миллионером (или миллиардером, чёрт его знает) и всё тут. Сироты были не нужны даже своим родителям, неужто кому-то будет до них дело? Хотелось верить, что да. Правда хотелось. Гром вёл расследование по этому делу, он видел всё, вплоть до Лизиных фоток сделанные «до» и «после» происшествия. Вчера милое, румяное личико, уже сегодня соскребали с дороги, потому что этот козёл, будучи в пьяном угаре проехался по ней несколько раз. У Игоря за спиной годы службы и подобное видеть ему явно не в первой, однако образ живой Лизы впечатался у него в голове. Глаза полные жизни смотрели на него, от них не скрыться, не убежать. Лиза Макарова не оставила ему ни шанса, она решила навсегда остаться в его голове как стойкое напоминание того, что гад должен быть наказан. Но мы не в фильме, а майор Гром не супергерой. Кирилла Гречкина оправдали, а Лёшу Макарова оставили с носом, что было вполне себе ожидаемо для большинства людей, включая Грома, но острое чувство несправедливости всё равно нещадно царапало душу. Игорь видел этого мальчика счастливым, но то были старые фотографии. Во время слушанья мужчина видел лицо перекошенное болью, обидой и гневом, оно больше не было по-детски счастливым, и вряд ли будет когда-либо снова. Пока журналисты взяли Гречкина в кольцо, желая получить ответы на вопросы, Игорь приметил, как угрожающе Лёша протискивался через эту толпу к гаду и в моменте оттащил подростка. Как знал, что такое произойдёт. — Пусти! — Макаров агрессивно брыкался, желая осуществить задуманное. — Хватит! — Прошипел Гром, силой заставляя пацана посмотреть себе в глаза. — Ты этим ничего не добьёшься, только проблем себе заработаешь. — Как будто вам есть до этого дело. — Процедив это сквозь зубы, с паузами на отдышку, Лёша всё же вырвался из чужих рук и в слезах кинулся прочь. Игорь за ним не побежал, пускай мальчишка побудет в своём горе. А у майора Грома перед глазами счастливая Лиза Макарова. — Простите его, — Игорь быстро переключил внимание на женщину, которая очевидно обращалась к нему. — Они с Лизой были всем друг для друга, сами понимаете. Получив кивок в ответ, она продолжила: — Я воспитательница Лёши — Наталья Ивановна. Ещё раз извините и спасибо за вашу работу, это такое горе… — Я понимаю. — Всё, что он может сказать. Что вообще принято говорить вместо заезженных слов о сочувствии и обещании наказать гада? — Если вам понадобится помощь, вот моя визитка… запишите номер, пожалуйста, она у меня одна. После такого неловкого обмена любезностями очень хотелось выбить из кого-нибудь дерьмо. Гречкин-младший со своим заявлением о некомпетентности питерской полиции, конкретно майора Грома, явно нарывался быть первым в очереди. Жаль, что Игорь не настолько тронулся умом, чтобы колотить сынишку миллионера перед зданием суда на виду у журналистов. — Сперва я подам жалобу на майора Грома, он был слишком жесток во время задержания. — Прежде чем сесть и укатить на своей машине цвета вырвиглаз, Кирилл с максимально серьёзным лицом продемонстрировал синяки на своих запястьях. Да, перестарался чуток, что тут поделать. Вся эта мирская суматоха вообще утомила майора, а если говорить, как есть, то Игорь Гром откровенно заебался. Упомянув его имя, Гречкин, что б ему пусто было, укатил на своей дорогой машинке оставив Грома с журналистами. Один на один? Нет, один на пятнадцать. По крайней мере насчитал он пятнадцать журналистов, которые — признав в нём того самого майора полиции — начали тыкать своими микрофонами и требовать комментарии. Голова гудела. У него было стойкое ощущение, что его мозг начинает пульсировать, рискуя проломить ему череп. Какие им конкретно нужны были комментарии мужчина знать не знал, зато хорошо знал, что за сломанные камеры его по головке не погладят. Вон, тот случай во время задержания ему до сих пор припоминают, хотя ни аппарат, ни журналист не пострадали. Ну и хрен с этим. С такими мыслям и обманчивым спокойствием, Игорь выхватил первую попавшуюся камеру, и замахнувшись отправил её в полёт. Летела она красиво, пока не встретила свою кончину на асфальте. За данным действием наблюдали все, особо чувствительные даже вздохнули с ужасом, а владелец этого шайтан аппарата с особо разбитым видом побежал оценивать нанесённый урон. — Ещё вопросы? Конечно же вопросы были. Журналисты с ещё большей агрессией говорили наперебой друг другу, до ушей долетали лишь обрывки фраз: «Вы считаете нормальным…», «Как вы объясните…», «Что думаете…». Мужчина размышлял, что зарплату он получил не так давно, поэтому коммуналку за этот месяц уже оплатил, еда в его доме не появляется давненько, так что её отсутствие — это не большая проблема, да и тёть Лена частенько продукты передаёт. Поток мыслей прервали прикосновения. Сперва они были лёгкими, едва ощутимыми, но набравшись смелости, его уже откровенно трясли из одной стороны в другую, пытаясь привлечь внимание. Дыхание сбилось. Прикосновений было так много, отчего становилось мерзко. Кто дал им право его трогать? Кто дал им право тыкать своими микрофонами в его лицо? Сдерживаясь всё это время, Гром часто задышал, а затем, как в замедленной, покадровой съёмке, кому-то врезал, что-то сломал. В себя пришёл, уже будучи на пути к метро. Удивительно, но голова больше не болела, но ныла правая рука, видимо ударил неаккуратно. Стоило позвонить дяде Феде и предупредить, что он снова прославится на весь Петербург. Что конкретно произошло и кто пострадал — он, конечно же, не помнил. Игорь и сам не знал, почему эти вспышки агрессии наступают таким образом, да и думать об этом не хотелось, если уж говорить честно. Сперва идут размышления, потом рефлексия, дай бог не перейдёт во фрустрацию, а дальше и до походов к психологу не далеко. С психологами у Игоря разговор короткий, есть на работе один такой у которого прохождение консультации очень желательна, буквально, потому что работа в полиции — это жесть в обязательном порядке. Но майор Гром ясно дал понять, что подобной «фигнёй» страдать не будет, а психологи — очевидно шарлатаны, качающие деньги с простого народа (и плевать, что психолог на работе бесплатный). К Прокопенко он обещал зайти вечером, как рабочий день кончится, а пока нужно было себя занять. Недавно не ему, но хорошему коллеге в руки попало дело о серийном насильнике, которое он почти раскрыл. Почти. Следствие зашло в тупик после допроса подозреваемых, у всех было алиби, не железобетонное, чувствовалось, что где-то их водят за нос. Для Грома дело было элементарным, почему его не отдали ему — непонятно, даже обидно, поэтому сегодня Игорь решил ещё раз указать всем на то, что он вообще-то не пальцем деланный и без него всё развалится к чертям. Ну и подобным образом он решил загладить свой косяк с журналистами. А потом можно и на ужин к тёть Лене и дядь Феде сходить. Гром изучал это дело сам, но не во всё его посвящали, то есть, детали дела скрывали конкретно от него. Обидно, но ладно. Из всех четверых подозреваемых, смущал только один, чуйка подсказывала, что вот он виновный. — Дим? Слушай… Нет, новости не видел… Да, знаю, что переборщил, но дело в другом… — Игорь тяжело вздыхает, мысленно считая до десяти, пока на другой стороне телефона нервный Дубин поясняет ему, что будет, если об инциденте с мусоровозом и журналистами узнает общественность, или, что хуже, московское начальство. — Дима! — Рявкает, случайно привлекая к себе внимание прохожих. — На днях допрашивали Василия Якушева, так? — Ну да, а что? — Какое у него было алиби, напомни? — Так… — Дима на момент задумался в попытке вспомнить всё, что касалось этого дела. — По его словам, в ночь со второго по третье он был в клубе «Ягодка». — Кто-то может подтвердить его слова? — Да, насколько помню, то парень, который обслуживал его в привате. — … чего? — Что? — Прежде чем понять, что не так, на секунду возникла пауза. — Игорь, «Ягодка» — это стрип-клуб, Василия обслуживал мужчина. — Понял я, понял. — Решил прервать его Гром, пока диалог не стал ещё более странным — Адрес этого клоповника мне вышли и более подробное описание того сотрудника. — У меня сейчас очень много вопросов. — Потом задашь, сейчас адрес и что известно о том парне. Давай-давай-давай. Напарник тихо вздохнул и произнёс смиренное «Ладно», прежде чем майор повесил трубку. Время обеда давно закончилось, однако Игоря это никак не останавливало от трапезы шавермой, сидя на своих излюбленных, бетонных ступеньках. Лето подходило к концу, отчего на улицах города временами становилось более прохладно, чем в те тёплые деньки. Игорь лето не любил, а жару особенно. В перечень забот Грома входили бесконечные погони за кем-то, драки, да и в целом какая-либо активность, а летом даже у майора полиции временами возникало желание делать абсолютное ничего, а абсолютное ничего слишком противоречило его образу жизни. Да, даже не в этом дело. Гром часто ловит себя на мысли, что летом он становится более нервным и тревожным. С чего бы? Капельки пота стекают по лицу. Тело нагрелось. В календаре отмечено двадцатое июня. Дима присылает Игорю всё, что тот требовал, сопроводив это грустным смайликом, на что мужчина лишь беззлобно усмехается и ограничивается коротким «спс» (всё Юлино влияние, раньше он так не общался). Далее его цепляет имя человека, обеспечившего Якушеву алиби — Никита Антонов. Пацану, именно пацану, едва девятнадцать стукнуло. Не в первый раз он имел дело с молодыми… стриптизёршами, но конкретно этот случай смущал его от начала и до конца. Было в этом деле что-то такое, из-за чего майору хотелось всё время хмуриться и материться. Гомофобом Игорь не был, да и в целом ко всему подобному относился с безразличием, то есть, он и с девушкой то встречался в последний раз в студенчестве, далее любовные узы у него были лишь с работой. Думалку пришлось на время отключить, впереди был путь к клубу, а потом попытки убедить охранников, что Игорь вообще-то из полиции и пришёл не шуму наводить, а просто поговорить, жаль, что те были непреклонны, поэтому без пары убедительных тычков не обошлось, в итоге он впустил себя сам. Когда дверь за ним закрылась, его встретил тёмный и не очень длинный коридор, в конце которого была, вау, ещё одна дверь. До ушей доносилась музыка, что ж, видимо рабочий день был в самом разгаре, отчего майор для уверенности посильнее натянул на голову свою кепку и вошёл в помещение. Музыка резко ударила по ушам, а открывшееся зрелище не было чем-то удивительным: клуб такой же, как и тысячи других клубов страны, с нюансом в виде большого количества полуголых тел. Приглушённый свет придавал заведению более интимную атмосферу, а ещё создавалось ощущение, что на улице не середина дня, а вечер. Пройдя немного вглубь, Гром глазами пробежался по интерьеру, игнорируя заинтересованные взгляды. Довольно широкое помещение, не менее большая платформа с шестом, на котором во всю танцевала полуголая девушка на ядерно-красных каблуках, и кресла с лучшим видом прямо у этой платформы. Игорь, не заинтересованный танцем, взгляда не задержал, двинувшись дальше. Где-то среди зрителей он даже известных личностей приметил — местные Питерские мажоры, которые успели прославиться теми или иными вещами, в любом случае у Пчёлкиной на каждого из них имеется материал, поэтому наслаждаться зрелищами им осталось недолго. Вот только, если зрение его не подводит, за барной стойкой расположился никто иной, как Сергей Разумовский. Сегодня день открытий, потому что Гром был убеждён, что такой человек, как Разумовский безвылазно сидит у себя в башне и строчит коды всякие, а ещё является скрытым геем. Но это одна из теорий Юли, которую она не стремится нести в массы. Прямо рядом с ним стоял его телохранитель и что-то говорил тому на ухо. Судя по виду Сергея находиться тут, он не рад, да и язык тела с головой его выдаёт, — слишком потерянным и уставшим он выглядит — что не скажешь о его компаньоне — Олег Волков, тоже довольно известен, но только как тот, кто и шага от Разумовского не делает. Лично знаком майор с ними не был, да и смысл отсутствовал — закон не нарушают и ладно. Гром и шага бы в их сторону не сделал, да вот только администратор заведения нашёлся. Это была низкая девушка, в строгом костюме и с бейджиком, на котором написано, и имя, и должность. Она подошла к миллиардеру (или миллионеру?) и с широкой улыбкой начала с ним разговор, в который тут же вмешался подоспевший Игорь. Бестактно, бескультурно, жалобу можете отправить по почте. — Простите, — Произнёс, дабы привлечь к себе внимание девушки администратора — Я из полиции, у меня есть к вам пару вопросов. И тут то началось веселье. — К нам уже приходили… — Он уже отвечал… — Да как вы смеете… И прочее, прочее, прочее. Подобные фразы, словно старая, давно заученная песня. Не раздражает, скорее вызывает острое желание пропустить всю эту часть, иначе помрёт бравый майор полиции от скуки. К счастью, переполоха не было, по крайней мере не в главном зале, где он чувствовал на себе две пары заинтересованных глаз. Всё проходило в кабинете администраторши, где самой администраторши не было, она срочно побежала докладывать своему боссу о нежданных гостях. Гром вальяжно расхаживал по кабинету ожидая, что сидящий на стуле Никита Антонов сам решит ему всё рассказать, но тот молчал, как воды в рот набрал. — Ну что же мы молчим, Никитка? — Всё же решил начать говорить Игорь, да таким тоном, которым обычно с подозреваемыми разговаривает. — Я уже всё рассказал. Всё, что знаю. — Сидящий перед Громом Никита был высоким парнем с довольно подтянутым телом, а ещё мальчишка был кудрявым блондином с голубыми глазами. Внешность ангельская, ничего не скажешь, но было в нём ещё что-то, что выдавало в нём ребёнка. Как там Юля говорит? Бэйбифейс? То есть, если оценивать его внешность, то ему смело можно дать лет пятнадцать. Вопросов к предпочтениям Якушева становится больше. — А теперь ты расскажешь всё мне, но только правду, иначе разговаривать мы будем по-другому. — Я говорил правду! — Антонов вскочил со стула, чуть не опрокидывая его назад. Пацан метал молниями явно давая понять, что так просто не отступит, только майор Гром тоже не лихом шит. Игорь впечатывает бедолагу в стену, руками держа того за грудки. — Повторяю ещё раз: были ли вы вместе с Василием Якушевым в ночь со второго по третье августа? — С напором чуть ли не шипит майор. — П… пожалуйста… Я правда, правда ничего не знаю… — Никита пытается отцепить от себя Грома, но тот явно превосходит его по силе. — Знаешь! — Игорь тряхнул его для большей убедительности — Пока ты, сволочь, молчишь и покрываешь его, он уже, наверное, какую-то бедную девушку выловил и изнасиловал в грязной подворотне… — Нет, — Неожиданно перебивает игореву тираду Антонов — Сейчас он ничего не сделает. — Поясни. — Гром наконец выпускает того из рук, позволяя медленно опуститься на пол. — Якушев… Он больной ублюдок, — Дзинь, дзинь, дзинь, кажется, Игорь опять выиграл в лотерее — о-он любит, когда за процессом наблюдают… Его план всегда одинаковый: выловить девушку, привести сюда, снять кого-то для «приватного танца» и в запертой комнате делать то, что хочет. Он считает, что раз у него есть деньги, то он может осуществить все свои ебанутые фантазии, а полиция только и рада лишней денюжке в кармане. Сука… — То есть ты хочешь сказать, что человек, которые взялся за это дело, был куплен? — Игорь дрогнул, как от пощечины. Заявление было шокирующим, особенно для человека, который был лично знаком со следователем взявшим себе это дело. — Не только он, администраторша тоже, охранники… В конце концов ходят слухи, что владелец клуба близкий друг Якушева. — Бедолага достал сигарету из кармана джинс и закурил прямо в кабинете. Комната сразу пропахла дорогими сигаретами. Игорь ненавидел этот запах, да и курение в целом. Капельки пота стекают по лицу. Тело нагрелось. В календаре отмечено двадцатое июня. Дыхание сбилось, в глазах картинка медленно поплыла, а сердце вот-вот и пробьёт грудную клетку. Майор Гром всегда хорошо держал себя в руках, никогда не подавал виду, если испытывал что-то такое, единственное — это дрожь в пальцах, но никто никогда не всматривался в него так пристально. Никто до этого момента. За спиной Игоря, грозной тенью, стоял кто-то, кто потом аккуратно похлопал его по плечу, а затем был голос, мягкий, глубокий голос: — Товарищ майор, пошли покурим. И майор, молча последовал за кем-то, чей голос действовал похлеще всяких успокоительных. Игорь глядел в обтянутую чёрной водолазкой спину, а в голове рой мыслей, одной из них была о том, что он вообще-то не курит. Раньше может и курил, но это в подростковые годы, потом он бросил, потому что… потому… чёрт его знает. Капельки пота стекают по лицу. Тело нагрелось. В календаре отмечено двадцатое июня. Новый знакомый вывел Грома на улицу, вероятно, чтобы озоном подышать, людям день не портить. Так же новый знакомый остаётся с ним рядом, достаёт пачку сигарет с каким-то крутым названием, протягивает Игорю, даёт закурить с менее крутой зажигалки и Игорю словно снова тринадцать. Лёгкие отвыкли, но он всё равно курит, ибо мысли вместе с дымом сигарет развеялись в воздухе. Нового знакомого зовут Олег Волков, к слову. — Подслушивал? — Как-то бесцветно интересуется Гром. — Ты просто слишком громкий. — Хмыкнул Волков и сделал затяжку, а на выдохе произнёс — Дерьмо случается. Что вообще происходит? Почему вместо работы он стоит и покуривает с Волковым? Да ещё и общаются они так, словно в это место пришли вдвоём, и вообще знакомы миллион лет. Неправильно это, странно, но таковым Игорь это почему-то не считает. — Что вообще происходит? — Честно поинтересовался майор, наблюдая как между пальцами тлеет сигарета. — Товарищ майор курит в компании телохранителя Разумовского. Не вижу ничего непонятного. — Если бы за умение острить с серьёзным лицом давали медали, то по подозрениям Игоря Олег был бы весь ими увешан. — И почему же телохранитель Разумовского не с телом? — Остаётся лишь острить в ответ. — К несчастью, мою компанию там не так сильно жалуют, да и… — Наконец Волков посмотрел в его сторону и слишком очевидно был доволен тем, что увидел — Сергей не будет против того, что я ошиваюсь тут с тобой. — Что? — День открытий продолжается. — Что? Ты его заинтересовал, особенно после сегодняшнего. — Чем конкретно, Олег решил не уточнять, больно внушительный список выйдет, да и один поступок мощнее предыдущего. — Ясно. — Сигарета истлела, состояние нормализовалось, а это значит, что дела больше не ждут. Выкинув окурок в урну Игорь уже собирался уходить, как из дверей клуба вываливается то самое тело, и в не лучшем расположении духа. — Олег! Как ты мог оставить меня там с ними?! Этот Зуев мне всю плешь проел! — Игоря мужчина заметил не сразу, но стоило Волкову сдвинуться чуть в сторону, и выражение лица в миг изменилось, голубые глаза тут же округлились, выдавая всё его удивление. — Игорь, я-я очень рад познакомиться с вами, — После короткого ступора, Сергей в два шага подходит к майору и протягивает ему руку для рукопожатия. — Ага, взаимно. — Вообще, не совсем, но они вряд ли поймут, что это лишь дежурная вежливость. Протянутую руку мужчина, само собой, пожимает. А дальше говорить им не о чём, отчего он решает наконец удалиться. — Я пойду. — Да… да, конечно. — Неуверенно произносит Разумовский, но резко спохватывается — Игорь! Если… если вам понадобиться какая-то помощь то… то я готов её оказать. Сперва майор думает, что это всё очень странно, но прежде, чем озвучить свои мысли, он переводит взгляд на спокойного, как удав Олега, затем на менее спокойного Сергея, и глотает своё желание съязвить. Ещё одного конфликта ему не хватало, так что Игорь просто кивает, снова посильнее натягивает кепку и наконец уходит. Середина дня, он ещё успеет это дело раскрыть.