Глазами Звёзд.
'Cause like constellations a million years away. Every good intention, every good intention Is interpolation, a line we drew in the array. Looking for the faces, Looking for the shapes in the silence. All that's left for me to climb To the heavens is the chasm in the night.
Дом дребезжит. Дышит, тяжко и полной грудью вбирая морской солёный воздух, что режет глотку. И Дому это не нравится: он хрипит и звенит стеклами, пугая своих жильцов. Дом живёт – живут и Домовцы, запертые в его стенах. Они бродят, скрипят половицами старого здания под своими ногами, совсем не обращая на это внимания. Дело привычки. Звуки Дома с годами врезаются в память настолько, что перестаешь их замечать. Перестаешь обращать внимание и на то, какого цвета глаза у собеседника, и с каким узором приборы в столовой. А раньше каждый был готов подраться за ложку с потертой золотой рыбкой, залитой витражной краской, или с удивительной легкостью сказать, какого цвета радужки у человека, с которым ты беседовал последние двадцать минут. Со временем просто перестаёшь обращать на это внимание. А зря – даже в таких мелочах кроется истина. Оцелотский вожак, например, знал и это. Он много чего знал. Бродил по коридорам – ровный и элегантный, - и вещал свои сказки, оставляя на стенах рисунки звезд со следящими глазами. Нарисованы они были дивно: сделаешь шаг в сторону и будь уверен – зрачок с рисунка последует за тобой, не даст скрыться из виду. Это – глаза Вожака Диких Кошек. Это – Сердца Космоса. У них нет ушей, чтобы слышать, нет рта, чтобы спрашивать, но нарисованные на стенах маленькие светила все равно видят и знают куда больше, чем те, у кого есть и уши, и рот. «Зорко одно лишь сердце» — гласила надпись над дверью Седьмой. Сине-фиолетовая, с белыми пятнами и золотыми узорами, цифра была выведена прописью, со спрятанными среди завитков глазами и ядрами звезд. Это – дверь Оцелотов. Стаи номер 7. Вся в трещинах и кое-где неаккуратная. Круглая ручка выкрашена в назар от сглаза, и на ней висит скромная записка «не беспокоить» на красном плетеном шнурке. В прочем, не сильно-то эта записка и помогала – Оцелотов все равно беспокоили. Иногда вовсе вламывались без стука и всякого предупреждения, на что Дикие Кошки шипели, а шерсть их вставала дыбом, показывая все недовольство обитателей темной комнаты.«Мальчики! Помните, что никто не уходит бесследно и навсегда. Что наши предки всегда рядом, на расстоянии вытянутой руки. Это не что-то, что можно потрогать или ощутить. Знайте, что я тоже там. Не свожу глаз и ощущаюсь в воздухе призраком – все для вас. На веки в запахе мяты и в небе, где светил белизна, я рядом всегда – ваш папа, Путеводная Звезда.»
Белые пальцы скользят по двери, нащупывая под собой выцарапанную, наведённую краской надпись. «Я рядом всегда». Оцелот хмыкает и проходит дальше по коридору, мимо дверей других стай, разглядывая и их. Зоркие, потемневшие со временем, синие глаза без особого труда цепляют новые надписи и объявления на стенах, которые вообще могут быть интересны его персоне. А ему интересно все. Например, новые сплетни и события, что с громогласным воем разносят Койоты… Был свой азарт в том, чтобы узнавать все новости раньше них. И Оцелот узнавал. Узнавал и гордился этим, проходя по коридорам дальше, даже не смотря на мелькающие лица. — Неужели наш добрый Папа выбрался со своей орбиты? Может, желаете бесплатный клининг иль за другим явились? — Рядом нарисовался Пропер. Белый, настолько, что слепит глаза. Оцелот не замечает его, поглощенный своими мыслями и пристальным вниманием к стенам, но, уловив обращение на «вы», оглядывается и все-таки смотрит в чужое лицо. Глаза собеседника светлые и голубые, выцветшие, как и его белые волосы. Такие же пустые и бесцветные, как и его душа. С дурацкой ухмылкой на смуглом загорелом лице, он смотрится совсем глупо. Увешанный подвесками и браслетами с небезызвестным значком мира, он кажется тем самым человеком, что обезумев, топит за экологию, поднимая высоко над головой плакат с кратким объяснением всех проблем природы. Пеликаний вожак. Пеликаны – это белоснежная одежда, мытые полы, окна без разводов, запах мастики, выглаженная одежда, заправленные кровати и освежитель воздуха; это олицетворение чистоты, ограниченное одной комнатой. Их группа, слишком светлая и яркая, всегда оттёрта до блеска, словно они соревнуются друг с другом: кто лучше вытрет пыль. Они - приёмные дети в полной семье, которых Домовцы отвергают, а сам Дом, будучи родителем, старается игнорировать. Являясь любимчиками одних только воспитателей, и то, за один только прилежный вид и чистоту, Пеликаны о себе удивительно высокого мнения. Учатся они плохо, зато имеют наглость вламываться в чужие комнаты, вооружившись хлоркой и отбеливателем. Оцелоты их не любят. После того несчастного раза, как чистоплотные знакомые решили без спросу согнать Котов с их насиженных мест, в конечном итоге чуть было не переворотив всю комнату до самого дальнего угла, их даже близко не подпускали к Седьмой, а Кошачий Вожак грозился, что свернет голову каждому, кто посмеет ослушаться. В прочем, угроза подействовала, и Белые не появлялись в той части коридора, лишь изредка проходя мимо, ради новых сплетен на стенах, пусть и в округе Седьмой записи почти никогда не менялись. — Вышел почитать новости, — Оцелот добродушно скалится, но в его улыбке нет искренности. Можно понять по его синим глазами: попади кто под руку – вряд ли останется в живых. Но Кошачий Папа все равно был сдержан, заложив облаченные в длинные рукава кардигана руки за спину и шагнув вперед. Он продолжал свой путь , уже совсем не слушая, что ему тараторит Пропер. Оцелот мечется по стенам, прыгает меж записей и теряется в переплетении букв и рисунков. Там же, за слоями краски, прячутся и его единственные правдивые глаза, которые всегда видят лишь правду. Он переговаривается с ними, кивает и снова выискивает что-то новое. Его взгляд падает на пол, изучая пыльные и мокрые следы, ища свежие пятна краски или уроненные ненароком вещи. Рядом с его берцами легко опускаются чужие белые кроссовки. Тоже ослепительны, пусть и немного потертые суровыми реалиями Дома. — Скажи, Пропер, — вдруг отзывается Оцелот, — случаем не видел нашего дорогого Сказочника? Перебитый кошачьим мурлыканьем посреди своей речи, вожак Пеликанов тормозит и замолкает, глупо пялясь на идущего вперед Оцелотского Вожака, будто бы вовсе не услышал вопроса. Потом нагоняет его, ковыряя пальцем в ухе, и задумчиво буркает что-то себе под нос, разглядывая стены, пока Большой Кот не остановился напротив нужной ему двери. Там же встал и Пропер, наконец посмотрев на него. — Его, кажется, даже на завтраке сегодня не было, — он чешет затылок, — как сквозь землю провалился, — Пеликаний Вожак жмет плечами, но всё таки оглядывается. Добрый Папа не удивляется. Отмахивается рукою, ясно дав понять, что в чужой компании более не нуждается. Пеликан насупился почти обиженно, но слова против сказать не смел. И ушел, как ему и велели, понуро склонив голову. Звёздный с недоверием глядит на дверь, расписанную охрой и запятнанную следам собачьих лап, обводит пальцем выложенную кроваво-красной галькой цифру «6». Он делает шаг назад, и из приклеенных позвонков какого-то мелкого животного вырисовывается контур собачьего черепа. Оцелот улыбается каким-то своим мыслям и проходит в комнату. В лицо ударяет запах сухой листвы, старых книг и кофе, а проходная встречает теплым полумраком и тихой музыкой. Но не успевает Вожак пройти небольшой коридорчик, как кошачья реакция вынуждает его пригнуться и в дверь позади влетает что-то тяжелое. — Это ещё что за выходки? — угрюмо спрашивает Большой Кот и, с глухим звоном раздвигая шторы-висюльки из тёмных бусин, заслоняющих обзор, проходит в комнату. В центре, на расстеленном узорчатом ковре с растрёпанной бахромой, восседает собачья свора. Гиены. Самая слаженная из стай Дома, уж Сказочник постарался. Дети рассветов, но далеко не любители солнца. Странники, вестники осени, хранители черепов, ценители философии и маленький клуб литераторов. Их Оцелот любит. Оцелот и вся его Кошачья стая. — Ой, Боги, это ты.., — снизу на Звёздного из-под крапчатого пледа глядели два зеленоватых глаза, — прости, не признали. — А я говорил, — журливый, но мягкий голос принадлежит юноше с бледными холодно-голубоватыми волосами цвета январского неба, спадающими на лицо, — чаю? Путеводная Звезда колеблется, оглядывая комнату и конечно же, не находя того, кто был ему нужен. Он любит эту стаю, но не хочет напрягать их своим присутствием без особой на то нужды. Однако его невербальный отказ был феерически проигнорирован – кто-то схвалил его за руку и потянул вниз. Зеленоглазый, коим оказался Мох, уже пополз включать электро-плитку. Снова кто-то неизвестный – теперь уже всовывает Вожаку печенье. Ему подвигают сахарницу, чашку с блюдцем и восемь видов чая на выбор. Большой Кот нюхает каждый и, если приглядеться, можно даже заметить, как подрагивают невидимые кошачьи усы, когда он наконец выбирает один из вкусов, что пришёлся ему по душе. Гиены не суетливы, но стремительны, поэтому вскоре всё организовав, они расселись на привычные места и притихли. Мох, местный художник, заправляет за ухо выбившуюся, кудрявую лаймового цвета, прядь, шурша по бумаге карандашом. Кошачий Папа задумчиво рассматривает комнату, словно не был тут сотни и тысячи раз. Перед старыми деревянными окнами, в которые осенью можно увидеть рассвет, пошатываются на сквозняке ловцы снов: большие, маленькие, с перьями и камушками, цветные и монохромные, разные-разные... Они качаются на свету, бусины отбрасывают блики, и выглядит это обворожительно. Особенно для дикой кошачьей души. На потолке застыли в полёте две, замысловато нарисованные, клыкастые лохматые гиены, нагоняющие огненное Солнце и холодную каменную Луну, автором коих был Мох; остальные стены расписаны простыми узорами, но преобладает вычурный текст, выведенный явно разными руками, но словно имеющий общий мотив.« Меня в нос целовала весна, как бездомную рыжую кошку. »
Звёздный расплывается в легкой улыбке, вспоминая день, когда и кем писалась эта строчка. Кажется, это было так давно...« Это пройдет спустя зиму, тени врезаются в осень, тополь сменяют осины, а рыжина теперь - проседь. »
Эту фразу Путеводная Звезда ранее не замечал и ему вдруг становится немного тоскливо.« Тебе приснится июль, яркие краски и закат, а мне приснится март, слякоть и бесконечные лужи»
Вожак моргает и отворачивается. Подобные надписи слишком на него влияют. Он долго пялит в своё отражение на дрожащей поверхности чая, смотрит, как струится пар и уходит в себя. В этих текстах слишком много смысла... Смысла, который у всех на виду. Но нельзя же выворачиваться на изнанку так очевидно. Чтобы получить знание, хоть какое-нибудь, нужно продраться сквозь терни проб, ошибок, неудач, и возможно где-то в глубине этой чащи замаячит бледным светом суть. Кот фырчит, думает об этом, старается не смотреть на вьющиеся цветастые буквы, но вдруг ловит на себе чей-то странный взгляд. Он оглядывается и понимает, что своими невидящими очами в него впился Туман. Тот самый, с бледно-голубыми волосами, а ещё светло-серыми глазами, голосом приятным и тонким, словно волнующаяся на ветру паутинка в осеннем лесу, словно чистый звенящий воздух. Но увы – он слеп. И сейчас слепо глядит прямо в душу Вожаку – изучает его изнутри, на слух и нюх. Тут-то глаза ему не нужны. Звёздный глубоко вздыхает, стараясь вместе с углекислым газом из лёгких выдохнуть, выжать все свои печальные воспоминания, но это мало помогает. Он устало отпивает чай, а Туман вдруг улыбается. Тень улыбки тонкой трещиной ползёт по его лицу и он прикрывает её рукой, отворачиваясь. Большой Кот вопросительно склоняет голову, когда тот протягивает ему небольшую коробочку, обёрнутую кофейной бумагой и скромно подвязанную бечёвкой. — Передай, пожалуйста, — он смиренно ждёт, пока Вожак поставит на блюдце пустую чашку и примет подношение, — в Восьмую. — Девушкам? — Риторический вопрос, чтобы убедиться, что тот не ошибся с номером. Туман кивает, — передам, — честно обещает Кот, осматривая "посылку", которая оказалась довольно увесистой. Гиен он любит, так что грех отказать. — Благодарю, а то мне ни с руки потеряться в чужом крыле, — с нотой иронии усмехается слепец. Путеводная Звезда бережно кладёт коробочку себе на колени. — А что, Лишая так и не вернули? — он перебирает Гиен по головам, но гиперактивного шатена среди них нет. — Не-а, вчера как уволокли, так до сих пор не выпустили, — слышится откуда-то сверху и со второго этажа кровати высовывается златовласый Лирик с книгой, — сидит, наверное, где-то, в темнице сырой, вскормленный в неволе, орёл молодой. Бедолага, но нехрен было окна бить. — Нехрен было его одного во Вторую отпускать, они же сумасшедшие, — посмеивается Мох, — теперь терзайтесь муками совести. — Если совесть – второе имя Сказа, то уж поверьте, терзать нас будут всех, — траурно комментирует Туман. Звёздный снова смотрит на обереги около окна, слушая гиеньи беседы, и думает, что пора бы уже выдвигаться, к тому же, нужно исполнить маленькую просьбу слепца. Он собирается встать, как вдруг поверх коробки Тумана падает черный конверт с белой печатью. — Койотам, — предотвращая вопросы, говорит нарисовавшийся около Кота черноволосый парень, тут же бесшумно исчезая. Путеводная Звезда лишь вздыхает. Фантом... Он будто есть, а будто и нет. Точно младший Сказочник. Оцелот смотрит на письмо: оно, конечно же, предназначалось отнюдь не названному, вместо адресата значилось конкретное место в Доме. Звёздный давно знаком с Гиенами и знает, что получателем будет никто иной, как их Псиный Вожак. Провожают Большого Кота добродушными улыбками, а вот коридор бьёт по ушам неожиданным шумом. Вокруг хаос и десятки лиц. Очевидно - время обеда. А Оцелот и не думал, что просидел у Гиен столько. Идти в столовую смысла нет, его подопечные и так натаскают еды в комнату, поэтому он спускается на первый этаж, попутно надеясь, что ему не придётся искать Койотов по всему Дому, и надежды оправдываются, когда один из них встречается ему на лестнице. — Минуточку, — Вожак тормозит его, выставив руку. Бес, с разорванной когда-то верхней губой, оголяющей клык и два следующих зуба, зачёсывает рукой черно-красные волосы и молча ждёт указаний, — вот, от Фантома. Койот принимает конверт, быстро пробегается глазами по мелкой строчке с местом назначения и кивает, сунув письмо в карман. Холл, почти пустой, пахнет хлоркой и блестит влажным полом — работа Пеликанов. Звёздному это совсем не по душе и он шустро выскальзывает во двор. Морской воздух саднит горло, а солнце слепит глаза. Для ноября сегодня удивительно тепло и сухо, так что все, кто не пожелал идти на дневную трапезу, сидели на веранде, что-то увлечённо обсуждая. Кот спускается по скрипучим деревянным ступеням во внутренний двор, пересекает его и сворачивает за угол чужого крыла, проскользнув в щель сеточной ограды. Дом находится около берега, на самой окраине леса, сквозь который от далёкого шоссе ведет уезженная когда-то землистая дорога. И если часть здания вместе со двором, обернутая к воде, всегда купается в солнечных лучах, то корпус, уходящий лес, вечно находится в тени, от чего все тут кажется мрачным. Группы парней и девушек находятся в противоположных крыльях, пересекаться им запрещают, и даже на крыльцо выпускают по дням недели. "Во избежании всяких казусов" — говорит администрация. "Колония строгого режима" — возмущаются дети. В прочем, никого эти ограничения особо не беспокоят, ибо кто хотел — находил лазейки. Кошачий Вожак может и не хотел, но знал. Знал, и пользовался по делу случая. Поэтому сейчас, крадучись вдоль стены, он глядит на высокие разлапистые сосны, планируя свой маленький маршрут. Под ногам хрустят еловые ветки и сухие листья, где-то кричат птицы, а соленый бриз перебивается запахом хвои. С тихим скрежетом вынимается ржавый засов, и Звёздный прокрадывается на старый склад. Тенью по опустевшему коридору, и вот перед ним дверь, расписанная глубоководным пейзажем, в центре которого руины и выгравированная на одной из стен позолоченная цифра «8». Манты. Художница явно не промах и Оцелот так долго изучал живопись, что едва не забыл о цели визита. После стука реакции не последовало, поэтому Кот проскальзывает в комнату, ставит презент на стол и убирается прочь. Манты — одни из самых приятных детей Дома, и самые порядочное, так что Кот полностью уверен — посылка достанется только хозяйке. Он даже немного расстроен, что ему не удалось перекинуться с ними парой слов и обсудить несколько важных вещей. Уходит Звёздный тем же путём, оставшись незамеченным, снова бредёт через внутренний двор. Дискуссия на веранде уже закончилась, и за столиком в углу сидит лишь один несчастный; на перилах уселась местная чайка. Вожак суёт руку в карман и находит там забытое печенье; поднявшись на крыльцо, он ломает его и кормит пернатого. Взгляд тянется к окнам чужого корпуса, но солнце, что отражается в стёклах, не даёт что-либо в них увидеть. Оцелот складывает руки на перила, а поверх кладёт голову, ветер ерошит синие пряди, они лезут в глаза и Большой Кот сдувает их без особого энтузиазма, а в васильковых очах отражается морская гладь. Из недр Дома раздаётся гул. Только-только закончился обед, и все тут же спешат заполнить тишину пустующего здания. Во двор высыпаются младшие — у маленьких мучеников наконец-то закончились уроки и под наблюдением воспитателя их выпустили погулять. Один из детей явно хочет спросить что-то у Вожака, но другие его отдёргивают. Кошачий Папа усмехается. Когда-то он тоже был таким. Недовольная шумом чайка с криком взмывает в голубое небо, оставив Звёздному лишь выпавшее перо. Он вздыхает и заходит в Дом.***
Солнце, давно уж перевалив за полдень, скатывается к горизонту, обливая всё своим липким рыжим светом. Деревья перешёптываются между собой, рассказывая друг другу убаюкивающие легенды о свете вечерней зори. Розоватые волны шипят и лижут берег, унося за собой в морскую пучину птичьи следы. По двору вразвалочку шагает длинношерстный дымчатый кот, несущий в пасти мышь, а в окно Второй свесил ноги курящий Бес, задумчиво наблюдая за животным. В "Чайной" на цокольном этаже в полном молчании, лишь с тихо играющим джазом, читает пальцами Туман; один из Пеликанов рядом, за импровизированной стойкой, вытирает сухой тряпкой мытые чашки и выставляет их на полки. В бывшем зале хореографии кто-то играет перебор на старой арфе. Время близится к ночи и по Дому расползаются тени. Оцелот вернулся туда, откуда пришел – перед ним вновь была потрескавшаяся цифра «7» на фоне разрисованной двери его стаи. Белая ладонь опускается на круглую ручку и проворачивает ее против часовой стрелки до тихого щелчка — Вожак входит на свою территорию. Жители Седьмой – звездные дети и посланники самого космоса. Не любящие солнца и его лучей, дикие кошки залили окна темной синевой витражных красок, которые принесли с Наружности любезные Летуны. Закрашенные темным цветом стекла, местами пропускающие сквозь себя искаженный свет, приковывали взгляд. Сначала могло показаться, что горе-художникам не хватило красок или вовсе ума, но только дождавшись ночи сможешь понять, что у них все присутствует и этого в достатке. В просветах живут звезды и их матушка-Луна. Залитые чуть позже полупрозрачной янтарной смолой, они сияют даже днем, радуя Котов созвездиями и планетами на стенах и полу. А там, в середине главного центрального окна, было что-то иное. Олень. Со свинцовыми рогами и целой вселенной в их ветвях, он возглавлял весь развернувшийся вокруг него космос, и Оцелоты склоняли перед ним головы. Вожак Диких Кошек часто засматривается именно на эту часть общей витражной картины, когда уходит глубоко в свои мысли. Еще он смотрит на космических китов, которые были выведены белой краской, тонкой кистью в дрожащей руке, еще когда-то давным-давно, словно в прошлой жизни. Они плыли по темным стенам, теряясь в полумраке, будто бы указывая собой путь. Их можно было увидеть, если приглядеться. Усеянный скомканными одеялами, расшитый умелыми руками в произведения искусства, пол не представлял какой-либо угрозы. Лежащие по углам подушки, сшитые с лоскутов и старой одежды, заполняли собой каждый свободный сантиметр пространства, делая из Седьмой — комнату с мягкими стенами, как в психиатрических лечебницах. Кого-то это сбивает с толку и поначалу даже пугает, но завидев Оцелотов, спокойно отдыхающих в подвешенных меж кроватями гамаках, всякие вопросы оставались не озвучены. Дикие Кошки явно были довольны своим положением и менять что-либо не собирались, ровно как и их маленькие пушистые приспешники, что вовсе в восторге от такой огромной лежанки размером с комнату. Их Вожак тоже рад подобному раскладу, и положение стаи устраивает абсолютно всех, пусть и находились Коты, регулярно спотыкающиеся о мешковатые волны одеял, преимущественно на полу. Кошачий Папа запирает за собой дверь и ступает,внимательно смотря под ноги. Оцелоты, заметив движение и уловив шум из приоткрытой на мгновение двери, поднимают свои головы. Дикие Кошки – это крашенные в разные цвета пушистые и курчавые головы, это свисающие с прядей расточки и заколки. Это выкрашенные в цвета их волос белые наволочки на подушках, которые совсем перестали отстирываться со временем. Оцелоты – это звезды и вышивки, значки, булавки, бусины, колокольчики, кольца и подвески. Они не скупятся, когда дело касается их самих и многие часто заняты лепкой или распутыванием ниток, чтобы после оставить новый след на своих или чужих вещах. Одним словом - творческие. Редко когда можно было застать Диких Кошек абсолютно свободными. Всегда кто-то чем-то шуршал, резал, пилил, рисовал, лепил, шил или вязал. Таковы они – дети чего-то далекого и бескрайнего. Слишком слабы, чтобы противится той тяге к чему-то возвышенному, которой заполнены их хрупких телах; вынужденные отдаваться искусству. И Вожак наблюдает за ними и за рвущейся из них энергией. Он, Путеводная Звезда или просто Звёздный, – чья-то карма и чье-то спасение. Синеволосый и спрятавший в своих прядях звезды, увешанный подвесками и серьгами в накладных эльфийских ушах. Скрывающийся в складках вязаных кардиганов и в переплетении собственных рисунков, высокий и тощий, ровный, словно натянутая струна. Звездный двигается плавно, как плывущие по стенам их комнаты киты и он гордится этим, когда проплывает мимо со-стайников. Бросает взгляд на каждого и молча кивает, проходя на свое излюбленное место чуть поодаль. Закиданный подушками и пледами угол меж стеной и книжным шкафом еще давно полюбился Дикому Коту, и он облюбовал это место, навсегда забрав его себе. Без каких-либо обсуждений и вопросов, отведенный вожаку угол быстро стал основным сборником легенд и правдивых сказок, которые в особые ночи иллюстрировал на стенах Оцелот и вещал их сюжеты своим детям. И все слушали с упоением, давным-давно наловчившись запоминать каждую мелкую деталь сюжета, посему надписи на стенах являлись лишь толикой символизма. — Где сейчас Пекло? — Вожак подал голос и все находящиеся в комнате синхронно подняли разноцветные головы. Пекло – кучерявый, с волосами цвета меди, художник, обращающий все легенды Вожака в яркие картины на зарисованных стенах. Высокий и зеленоглазый, улыбчивый и поцелованный солнцем отрок, кажется, вовсе самый младший в их стае. Оцелоты, все как один, знали, что большая часть звездной энергии, определено, живет именно в нем. И все молча восхищались, наблюдая, как осколок Солнца снова выводит что-то краской на очередной стене. Но сейчас в стае было темнее обычного, и сомневаться не приходилось, кто именно пропал. — Он ушел к Дельфинам. У них сейчас Летуны, Пекло хочет как можно быстрее получить свои заказы, — откуда-то из гамака отзывается сонный голос одного из Диких Котов. Компас – мелкий, светловолосый, с круглыми очками на кончике вздёрнутого носа. Он приподнимается на локтях и нелепо перекатывается в складках гамака, чтобы посмотреть в глаза Вожаку. Звездный сморит прямо на него и его равнодушное лицо не читаемо, когда внимание фокусируется на другом. Тонкие пальцы обводят собой рисунки на стенах – они шероховатые из-за толстого слоя краски и приятны на ощупь. Оцелоту нравится трогать их и разглядывать, ибо выведенные талантливой душой, они таят в себе частичку чьего-то сердца, а может даже его собственного. Путеводная Звезда всегда обращал внимание на это, и сейчас проигнорировать не мог, поэтому он молчит, отдавшись своим мыслям и тактильным ощущениям на вечные несколько минут. А Оцелоты все также ждали, молча и подняв головы, не смея вернутся к своим занятиям. Верные и покорные перед вожаком, Большие Коты ждали завершения немой речи. Думы Вожака, блуждающие среди звёзд, упали на землю и вернулись в Дом. Он прикрыл глаза, и поструился коридорами, отражаясь в каждой своей нарисованной звезде. Краски и лица плясали вокруг, меняясь слишком быстро и резво, не давая себя разглядеть. Не было голосов и топота ног, криков и песен, только сумасшедший калейдоскоп, от которого начинало тошнить. Звёздный проморгал и снова оказался в стенах Седьмой. Такой навык — искусство, коим обладал только он. Хотя и его когда-то научили... Полезное умение, но используемое сейчас в спешке, вряд ли поможет, так ещё и навредит. Он хотел таким способом выискать Пекло, но, похоже, не судьба. Путеводная Звезда снова глядит на своих подопечных, восстанавливая в памяти слова Компаса. "Ушел к Дельфинам...". Дельфины – это те, с которыми вечно враждуют Пеликаны... Первая группа, лучшие по оценкам, а вот по поведению едва ли сносные. Любители клетчатых рубашек, соревнований, командного спорта, простой музыки и пропустить партейку в карты. К ним Звёздный Вожак относился беспристрастно, они ему не мешали, высказывали уважение, и он их тоже старался не беспокоить. Оцелоты таким положением были более чем довольны, пользуясь этим в пределах разумного. Иногда они перекидывались загадками и фразами на самых укромных местах коридорных стен. Некоторые Коты нашли в рядах первой хороших друзей. Друзей, что уже покинули приделы Дома. Звездный, бродя по коридорам ночами, часто читал их переписки, совсем не желая стирать или перекрывать их. Но иногда приходилось, ведь место на стенах имело свойство кончаться, и тогда синевласый просто заучивал каждую строчку этих коротких диалогов, откладывая их в своей голове, ведь это такая редкость - нелюдимые Дикие Коты находят себе друзей. Он мог еще долго думать об их беседах с другими стаями, о загадках и рисунках, но думать мог лишь в тишине. А её не было и не наблюдалось в ближайшем будущем – сделанные под эльфийские вожачьи уши уловили грохот тяжелой обуви Койотов. Те ещё доносчики, вечно шныряющие кругом, нарушающие общий покой и душевную гармонию некоторых особо раздражительных лиц. Но какой же это Дом: не имеющий личность новостной сводки? Без тявкающей и подвывающей кучки сумасшедших зверей, что проносились по коридорам своей небольшой сворой, уведомляя всех на своем пути о чем-то явно интересном, события минувших дней расходились бы слишком медленно. Громкие вестники, хоть и надоедали порой, а свою работу выполняли превосходною и Оцелотов это тоже не обошло стороной. Большой Кот прислонился к стене, глубоко вздохнул и через мгновение разукрашенная дверь отворилась со скрипом, впуская в себя весь шум и гам Дома. — Там, там! — Альп, темный и тощий, ввалился в Седьмую почти задыхаясь. Поднял свой кривой палец вверх, призывая дать ему минуту на отдышку и впился руками в полусогнутые колени. Кошачий Вожак молча ждал, принюхиваясь и чувствуя беду. Голос Койота был встревоженным, когда он сквозь хрипы продолжил: — Атлас с Игристым дерутся! Оцелоты насторожились, подняв воображаемые округлые уши в сторону Койота, и замерли. Альп, теперь уже выпрямившись, стоял, ухватившись за дверной косяк, и продолжал тяжело дышать. Звездный нахмурился и пренебрежительно фыркнул. Койоты редко приносили хорошие вести, от чего Вожак их недолюбливал. И драки он тоже не жаловал. Зато их жаловал Атлас. Жаловал и без зазрения совести вечно в них влезал. Это раздражало Кошачьего Папу ещё больше, чем сами бойни, ведь Атлас - один из его подопечных, а такое поведение для Оцелотов просто непозволительно. С тихим мявком спрыгнул с пустой кровати сбитый и коротколапый кот окраса Арлекин, бесшумно просеменил к двери и выскользнул в коридорный хаос, очевидно, на поиски своего проблемного хозяина. Койот проводил животное долгим несчастным взглядом. Дикие Кошки затаились и эфемерные уши прижались к их пушистым патлатым волосам, когда Вожак, оттолкнувшись от стены, направился к выходу по мягким одеяльным волнам, хмурясь и сцепив руки за спину. Он был недоволен и недовольства своего не скрывал. Бедолага Альп едва успел отскочить, чтоб не быть задетым острым плечом Кота. Теперь вместе с шумящими членами других стай, с грохотом ботинок разбежавшихся по Дому Койотов, шагал и Путеводная Звезда. Твердо и ритмично, словно приближающаяся по чью-то душу Смерть. Цок-цок. Это, в другом конце коридора, ударяются о паркет коготки маленькой Погибели, шагающей по чужим следам в унисон со своим хозяином. Четверолапое предвестие кончины внюхивается и выдыхает холодный воздух. Зверь. Дикий и не прирученный, но совсем не пугающий своими размерами. В прочем, не сильно-то ему и нужны эти размеры. Черный, как безлунная ночь, с белыми пятнами на короткой завивающейся шерсти, по коридору семенит Регул, позвякивая цепочками и металлическими звёздами, украшающими его шею. « Дикий кот, который гуляет, где ему вздумается, сам по себе ». Он - знак и предсказание, примета неудачи и ужасного будущего, жутких кошмаров... или счастья. Длиннолапый и тонкий, выделяющийся среди своих собратьев излишней плавностью и элегантностью, одиночка, не имеющий постоянного места жительства и не дающий внятных ответов. "Все зависит от ситуации" — говорят глубокие синие глаза бродячего кота, что вершит судьбы по чужим словам. Решает, кому перейдет дорогу на радость, а кто наступил ему на хвост во тьме коридоров Дома, и обречёт на себя беду. Не оставляющий следов, маленький Вестник стирает всякое напоминание о себе хвостом-метелкой, оборачиваясь только один раз – чтобы проверить свою работу. Более никогда не смотрящий назад. И сейчас отпечатки за ним стираются. Теряются в переплетении пыльных отметин обуви ходячих и дорожках от шин колясников. Регул рад этому и пробегает по коридорам прытью, совсем не беспокоясь о том, что может быть кем-то замечен. Сейчас все чересчур заинтересованы гуляющей на языках новостью, чтобы удостоить вниманием мчащийся комок шерсти под ногами. Регул тихо рычит и почти сливается со стенами, скользя между ног и колясок, когда наконец замечает знакомую фигуру: высокую и худощавую, облаченную в сиреневый кардиган, стучащую по полу тяжелыми берцами. Зверь урчит, явно удовлетворенный своей наблюдательностью, украдкой обходит Вожака, и используя проезжающего мимо колясника, как подставку, запрыгивает на хозяйские плечи. Звездный, слишком привыкший к повадкам собственного питомца, только косится на него мельком, не говоря ни слова. Кот мурчит и потягивается, обвисая на покрытых трикотажем бледных плечах, словно шарф, пригревшись у теплой шеи. Авангард Койотов наконец расступается и растекается вдоль стен, пропуская Звёздного вперед. Посреди коридора, перед Большим Котом, столпотворение едва ли не всех детей Дома. Они кричат и машут руками, ходячие прыгают вокруг, а колясники пытаются прорваться в центр импровизированного круга, от куда исходит грохот и стук. — Довольно, — синевласый шипит почти не слышно, одними губами, кажется, даже не напрягая голосовые связки, но Дом замирает. Стихают и галдящие под руку Койоты, и все остальные участники перепалки, вопящие в азарте и подливающие масло в огонь. Путеводная Звезда добр и миловиден, но сейчас в его темных глазах читается не блеск восходящего солнца, а мрачные и леденящие душу воды Атлантического океана. Он делает шаг вперед, прямо к столпившимся, и те расступаются, скрипят колесами инвалидных кресел, расчищают Вожаку путь, размыкая кольцо, в центре которого — Атлас. Лежащий на полу Оцелот, с подбитым и уже синеющим глазом, с кровавой губой и опухшей физиономией, выглядит просто омерзительно. Рычащий и дикий Игристый, с растрёпанными двухцветными волосами, спадающими на лицо, прижал Кота к полу всем своим весом, сдавливая хрупкую шею в цепких пальцах. Лицо его красное от гнева, на висках проступили вены, на скулах - желваки. Совсем обезумевший, он не слышит того, что ему кричат, только бранится в ответ, не желая отпускать раненного врага. Регул лениво моргает, глаза на мгновение покрывает мутная пленка. Он зевает, стекает с плеч хозяина, падая на пол черным клубком, и скрывается в толпе. Звёздный трёт переносицу и обречённо вздыхает. Иногда дети Дома разочаровывают его до безумия. Он делает ещё шаг и подаётся вперед, игнорируя вопли и не боясь попасть под удар, хватает Игристого за шиворот, оттаскивая прочь. Атлас, виновник сего торжества, едва хватка врага ослабла, выскальзывает из под него и отползает на безопасное расстояние, шипя и размахивая руками. Стоящие вокруг со-стайники Игристого только хлопают глазами, сторонясь собственного друга. На их месте Звездный бы тоже его боялся – высокий и не обделенный силой псих с раздвоением личности походил на умалишённого, когда бросался на каждого, кто косо на него смотрел. Но он не на их месте, он гораздо выше. Потому имеет смелость схватить развалившегося Игристого за капюшон и рывком поднять, словно пса за ошейник, поставив на ноги. Фиолетово-красные волосы лезут ему в лицо, но он не смеет шевелиться, лишь буравит Кошачьего Вожака гневным взглядом, стараясь устоять ровно. Звёздный не любит прибегать к угрозам, считая, что для него это слишком низко. Но иногда приходится. — Ещё раз увижу подобное.., — сипит Кот, почти скалясь, и склоняется к уху несчастного, чтобы закончить фразу, от которой тот бледнеет. Вожак отпускает Игристого, отталкивая его от себя. Бедолага почти падает навзничь, но со-стайники успевают его поймать. Путеводная Звезда окидывает их витиеватым взглядом. Крабы – наглухо отбитые дети Дома. Они красят волосы в кричащие цвета, от которых хочется выколоть себе глаза; вся их одежда – рваная, обвешанная цепями, значками и булавками, вышитая дурацкими изображениями и эмблемами панк-рока; из их наушников даже на расстоянии нескольких метров слышен тяжёлый металл. Одна из самых нелюбимых Оцелотами стая. Морские существа были не плохими и временами у них даже выходили имеющие свой смысл диалоги, но в большинстве случаев их разделяла холодная война, которая заставляла сторониться друг друга и пренебрегать, с омерзением корча рожи, когда приходится пересекаться в коридорах Дома. Постоянные разборки Диким Котам давно осточертели, но с каждым днем находилось все больше причин для ненависти. Их игра во вражду начиналась заново, пока не проходила цикл и не начинала его снова. Кажется, так могло продолжаться до бесконечности. И с этим ничего нельзя было поделать. — Вставай, — вожак нависает грозным небоскрёбом и Атлас под ним сжимается, превращаясь в забитого котёнка. Маленький, хрупкий и совсем беззащитный. Только Звездный знает, что этот Оцелот один из тех, кто выпускает свои острые коготки чаще всех и Вожак этим не доволен. По одному только взгляду было ясно – кары Атласу не миновать. Корчась и охая, он поднимается и понуро опускает голову, будто бы готовясь слушать нудные нотации недовольного родителя, который поймал его за курением. Благо, об этом Звёздный молчал. Только с драками еще не смирился. И вряд ли когда-нибудь свыкнется, то и дело, восседая коршуном над стаей. Он просто не может позволить своим подопечным вести себя вот так. Все это трезво понимают, так что молчат и повинуются даже тогда, когда злой и взъерошенный Вожак тянет их за уши и волосы обратно в спальню. Самым страшным явлением в Доме было бесстрастное лицо Вожака и его безумно громкое молчание. Тогда сразу начинаешь думать, что лучше было пасть в драке смертью храбрых, чем сейчас наблюдать пустое выражение Путеводной Звезды, которое абсолютно точно не несло за собой светлых мыслей. Тогда сомневаться не стоит – Звездный в бешенстве. Благо, сейчас все было лучше, чем можно было ожидать. Синевласый тянет своего никудышного отрока в сторону Седьмой, молчит и хмурится, глядя на пол под своими ногами. Тот плывёт и растекается, будто плавясь под тяжёлым взором Оцелота и тогда Звездный перестаёт на него смотреть. Рука на чужом затылке сжималась сильнее, но все недовольные комментарии и жалобы оставались при хозяине, ибо в воздухе висело злорадное: «Я же тебе говорил». Путеводная Звезда не произносит этого вслух, но Атлас знает, что он хотел бы сказать. И сказал бы, но сейчас мысли Вожака наполнены совсем другим, а на языке крутятся лишь колкости и брань, поэтому он молчит. "Всё ещё не так уж и плохо" - проносится в голове Оцелота и Большой Кот как-то странно сверкает глазами, словно услышал его думы. Атлас тупит глаза в пол. Под его-то взглядом он не растекается и он может смотреть под ноги. Оцелота даже постигает добрая милость – его отпускают на полпути и пренебрежительно отмахиваются, приказывая идти дальше одному. Дом шумит. Уже не так сильно – новость о драке разлетелась столь же быстро, как и прошел ажиотаж после нее. На секундную тишину выползли тени. Тягучие и расплывчатые, они путались в исписанных стенах и прятались в отражении кривых рисунков, будто бы надеясь остаться незамеченными. Звездный их замечал. Видел и следил, потому что знал, где искать тени и как на них смотреть, чтобы те не ускользали. Тени любили, когда их читают и вникают в их суть. Иногда они давали взглянуть на то, отражением чего являлись. Звездному это было важно. Нужно и необходимо. Он бредёт по опустевшему коридору, наблюдая за бестелесными друзьями. Они пляшут на стенах, выводя удивительные узоры танцев, пока Дикий кот крадётся следом. Шаг. Стук. Шаг. Стук. Шаг... Шаг. Дикий Кот срывается с места, не отводя глаз от своих призрачных проводников. Они становятся больше, стены дома вытягиваются выше, коридоры вдруг оказались невообразимо длинными, а его шаг ровным и бесшумным. Тени ведут его сквозь звезды, облака и кривые лица с отколовшимися носами и пустыми глазницами. Он скользит между ними, прыгает и огибает странные формы, впивается в них когтями, а они кусают его за хвост. Он шипит и останавливает, что бы недовольно облизаться, а после бежит следом за ускользающим друзьями. Он семенит рысью рядом с ними, глядя, как завороженный. Усы подёргиваются на острой морде, а уши прядут из пространства материю. Кот высоко поднимает голову, старясь разглядеть в безликости теней что-то, что ему так нужно. Он не смотрит вниз, себе под ноги, все его конечности двигаются синхронно и уверенно. Отдавшись ощущениям, Оцелот закрывает глаза, и в темноте перед ним раскрываются цвета звуков, рисуя невообразимые картины, что нельзя увидеть вживую. Настолько он увлекся этим зрелищем, что не заметил, как ветер поглаживает его бока тёплыми порывами, пытаясь обратить на себя внимание. Вожак огляделся, внюхиваясь в пряный запах высокой острой травы. Он и не осознал, как просочился сквозь стены Дома, вытек сквозь его щели, попав в свой небольшой мир, где он может быть спокоен и зол. Возможно, он найдёт здесь кого-то, кто ему так нужен. Он несётся полем на столько быстро, на сколько позволяют его лапы, но этого всё равно кажется недостаточно. Порывы ветра подхватывают его тело, которое в мгновение стало легче пухового пера, и вот он уже парит в воздухе, выводя пируэты, пикирует и срывает пыль с земли, взлетая снова. Тяжёлым камнем он падает на толстую древесную ветвь, бежит по ней, струится, словно муравей, потом перескакивает на другую, и на следующую, а потом соскальзывает вниз и... снова взлетает. Опускается он уже на крыше, бежит по парапету элегантным зверем, а после расстилается на кровле в своём первозданном виде, наблюдая за уходящим солнцем. Он ждёт. Долго ждать не приходится никогда. Только огненное солнечное лико проваливается в море за горизонтом - Звездный перестает быть один. Он дома – окруженный сотней, тысячей собратьев, что смыкаются над его головой пятнистым куполом. Но это не важно. Он не один во вселенной и речь даже не о звездах – Оцелот слышит, как шуршит что-то на краю крыши, и оборачивается, наконец завидев то, что искал с самого утра. Безобразная собачья морда появляется перед ним и зияет пустотой своих невидящих глаз. Она медленно подкрадывается, становясь четче и страшнее, чем могло показаться из далека, но Большой Кот ничуть не боится. Существо подползает ближе и усаживается рядом, на расстоянии вытянутой руки. Молчать и ждать, пока нечто заговорит первым, Звездный не собирается, поэтому бурчит, подняв голову к своему мерцающему над головами семейству: — Я искал тебя, — он втягивает носом холодное дыхание ночи, — Лишай-то, из твоей группы, стекло выбил... Капгра уволокла его за шкирку... Со вчера не видать несчастного, — он поднимается , отряхивает спину и садится, опёршись на парапет, — а ты лазишь где-то вторые сутки... — Оцелот не упрекает, он просто вымотан. Думает про Капгру – их уставшую от жизни, замученную Домом, но всё ещё ему верную, директрису. Болтает ногами и фырчит, когда прядь выкрашенных синих волос лезет ему в глаз, но даже не думает злиться или скалиться. Хотя зубы у него были, как и у каждого уважающего себя хищника, но всерьез Звездный не показывал их никогда. Ему это просто было не нужно. И сейчас обнаженные клыки в окантовке его алеющих потрескавшихся губ совсем не кажутся устрашающими, когда он глядит на звёздную россыпь. Добрый Звездный Папа улыбается, легко и простодушно, как делает это всегда. Даже, когда говорит о серьёзных вещах. — Да, я знаю, — чужой и без того тихий голос, приглушён мехом маски-чучела, от чего совсем не слышен. Но Звездный научился слушать и ему не нужно, чтобы носящий собачью морду на своей голове говорил громче. Он молчит и прислушивается к бархатному с хрипотцой тембру, а после фыркает в ответ. — Знает он, знает… Пощадил бы своих со-стайников, они всё-таки твои подопечные, Сказ, — синевласый говорил тихо, чтобы не травмировать слух сидящего рядом. Синие глаза отрываются от неба, наполненные космосом. Он наблюдает, как из вороха тёмной ткани выскальзывает тонкая рука, пятнистая, слово покрытая шрамами от ожогов; длинные пальцы с ногтями, напоминающими когти, едва оттягивают собачью шкуру и в слабом свете восходящей луны Звездный разглядывает лицо гостя. Такое же крапчатое, как руки, обрамлённое копной вьющихся волос, с пленительными янтарными глазами и взглядом хищника. Гиений Вожак. Пахнущий кровью, жухлой листвой, влажной землей, старой бумагой, свечами и легендами. Звездный любит этот запах, уводящий его от общей суеты столь шумного места, как Дом. Коты же наоборот сторонятся, пусть и не показывают виду. Каждый Оцелот знает, что для Вожака Гиен их страх чувствуется так же сильно, как самый химозный отбеливатель. В руках Сказочника вспыхивает маленькое пламя, но вскоре тухнет, оставляя тлеющий красноватый уголёк, из которого струится дым. Он закуривает, томно глядя вдаль. — Ты чем-то озабочен, — констатирует Кот, неотрывно смотрящий на Гиену. — Ты тоже, — с глухой иронией подмечает Сказ, выдыхая дым, — я даже знаю чем, — он склоняет голову на бок, легко улыбаясь, и не дожидаясь реакции, продолжает, — Атласом. О, и тупым упорством Пеликанов. Угадал? — И ещё кое-чем. — Ах, да, моим отсутствием, — он облокачивается на парапет и подпирает лицо рукой. — Реши проблему с Лишаём, — серьёзно говорит Вожак. — Есть, — Гиена щёлкает пальцами. — И поговори с ним. — Сделано, — он снова щёлкает, будто Джин, исполняющий желания. — Сказ. — Я всё сделал, пока ты разнимал Игристого и Атласа, — он всё тем же щелчком отправляет окурок с крыши, — Звёздный, расслабься, — пятнистая рука мягко треплет синие волосы, — не пытайся прыгнуть выше своей головы, ни то в нимб угодишь. Не смотря на попытку Оцелота сохранить серьёзное выражение лица, его пробивает смешок. Он поднимает ладонь к небу и глядит на него сквозь белые пальцы. — Звёзды смеются, Сказочник. — Я слышу, — улыбается Пёс, прикрыв глаза.