На дне панелек

Почему так громко? — он спрашивает себя. Ежится, когда каблуки туфель стучат по каменным ступенькам, по лестничной клетке. Оглушительно. Оглушающе поворачивается ключ в замке. Оглушающе скрипит входная дверь. Угрожающе грюкает, захлопывая пасть в квартиру как в ловушку. Квартира Аластора — самая настоящая ловушка, темная, маленькая, пропахшая тленом. Единственное, чего тут осталось успокаивающего и живого, — маленький фетровый Бэмби под вазой с сухим букетом на тумбочке. Мамин. Мама. Мамочка — звучит в голове, но парень затыкает этот жалобный детский голосок. Заглушает твердыми приказами своего нынешнего, маниакально-спокойного голоса. Но, кажется, этот голос в голове — голос совсем не Аластора. Нет. Не время. Бросай сумку. В ванную. Быстро. Не будь таким жалким. Прекрати. Одежда оказывается в корзине для белья. Короткий пушистый хвостик подрагивает от попадания на кожу крайне холодной воды. Ступни с копытцами нервно постукивают. Рука фавна тянется к температурному переключателю. Прокручивание вперед. Ублюдок. Что ты делаешь. Не трать горячую воду. Это слишком тепло для тебя. Прокручивание назад. Мразь. Аластор садится в ванную, дрожа от холода и обнимая острые колени. По его выступающим ребрам и лопаткам стекает ледяная вода, но он закрывает глаза, чтобы не видеть, насколько густо его руки покрыты шрамами. Больно. Красно-черные волосы тяжелеют, намокая, закрывают смуглое лицо, выдающее грязную кровь метиса. Тушь течет по щекам как кровавые слезы, перемешанные с сажей. Острые когти скребут кожу подушечек ладоней, всю в кругляшках от потушенных сигарет. Больно. Очень. Аластор прижимает уши, чтобы в них не затекла вода. Ты такой жалкий. Может уже закончим с этим? Когти процарапывают заметный след на гладкой поверхности ванны. Ах да, как я мог забыть. Ты настолько жалок, что даже не находишь смелости порвать со всем этим дерьмом. А ведь тех, кому удается, зовут слабаками. Ты не слабак. Ты гнида. «ХВАТИТ!» Аластор вскакивает, скользя в ванной. Недавно он выкинул все свои книги по магии вуду. Но лоа не оставляли его, держа на коротком поводке. А может, то были не только лоа. Не зря же его упекли в психушку, когда… Может, он — шизофреник? Наконец фавн, дрожа, переступает порожек ванной, обтираясь колючим полотенцем, оставляющим красные следы на и без того поврежденной коже. На кухне, под старой картиной его ждет начатая бутылка «Белой лошади». Календарь на стене говорит: «Сегодня — пятнадцатое мая». Пошло оно все нахуй, думает Аластор, заваливаясь на кровать и хлебая виски. Потом, когда раздирающая грудную клетку боль притупляется, начинает от скуки водить пальцем по завитушкам на ковре. Нет сил даже включить радио — все, что у него осталось со времен работы на станции. Помимо гудящих колоколом воспоминаний, конечно. А ведь ещё дописывать статью, иначе денег не видать до следующей недели. Черт. Олень фыркает, снова прижимает уши. Брось эту чертову бутылку. «Заткнись». Неразборчивый шум, будто помехи. В углу комок пыли, будто перекати-поле. Нужно позвонить Ниффти, пусть приберется. У него нет сил. А эти ублюдки типа Вокса — пусть боятся. Пусть не знают чего ожидать от неживой улыбки фавна. Им завидно, и скоро они захлебнутся своей завистью. Аластор старается не думать, что будет, когда он узнает. Когда они узнают. Жаль, здесь его магия не работает, как следует. Но кое что он все-таки может. Аластор достает из кармана письмо, которое забрал с утро из почтового ящика, да так про него и забыл. Строго говоря, это и не письмо, а записка. Печатными буквами, но Аластор и так знает, от кого она. «Приветик. Я бы тебе пожелал доброго здравия, да чего-то жаба давит. Адам скоро накроет вашу цокольную богадельню. Можешь даже не шевелить своей тощей задницей, тебя раздавят первым. Когти удлиняются и рвут записку в клочья. Следом на пол падает разорванный ежедневник. В руках фавна появляется и мгновенно натягивается стеклянно блестящая цепь. Ее конец не виден, но Аластору и так известно, на чьей он шее. Накручивая цепь на кулак, Радио-Демон берет жезл с микрофоном. Искаженный голос в динамике полностью соответствует прозвищу. — Дорогой мой Хаск, Бегемотик ты наш, — Аластор скалится в микрофон, явно наслаждаясь властью. — Завтра — быстро пожаловал сюда, сладкий. — Иди наху… — проклятие оборачивается сдавленным шипением, когда цепь натягивается до предела, словно поводья жесткого наездника. — Отказывать старшему по званию невежливо, котик. Спокойной ночи! — Аластор ослепительно улыбается, прокручивая микрофон в руке. Цепь исчезает. Окна панелек загораются разными оттеками оранжевого, желтого, изредка и другими цветами. Завтра будет новый день. Завтра Вокс жестоко пожалеет о своей необдуманной выходке. Завтра Адам поймет, что не стоит связываться с такими психами, как Аластор. А пока — спокойной ночи тем, кто ложится спать.