Одержимость

      Выследить Адама было совершено несложно. Каждую среду он ходил в кабак на окраине города и напивался в усмерть. Оттуда его путь пролегал по неприметным улочкам с какой-нибудь распутницей и заканчивался у их небольшой церквушки. Утром он очухивался на ступенях или в коридоре. А очень редко у себя в комнате. И от этого всегда зависело его настроение.       Аластор решил, что даст ему немного развлечься, прежде чем начать. Если этот мудак не покажется, нарушая негласную традицию, хозяин таверны может что-то заподозрить, а лишнее внимание тут ни к чему. Оказалось, что ждать долго не придется.       Прошло около часа, а этот кретин уже собрался обратно, не забыв прихватить какого-то пацана. Следуя за пошатывающейся парочкой на почтительном расстоянии, Аластор едва сдерживался, чтобы не броситься в следующую же секунду на своего врага. Он не слышал, что шепчет священник своему спутнику, но и одного их вида хватало, чтобы сморщиться в отвращении. Адам таскал с собой темную склянку и пил из нее время от времени. Извернуться, чтобы достать ее, не составило труда. Этот кабан спал как убитый и не услышал бы даже табун лошадей. Подсыпав туда постепенно действующего снотворного, юноша вернул ее на место. Оно должно было сработать примерно к этому времени. Аластор собирался придти за ним и забрать, играя роль какого-нибудь посыльного. К тому моменту мужчина бы уже ничего не соображал, а все остальные лишь пожали бы плечами.       За очередным поворотом Адам видимо не сдерживает свою похоть и прижимает парнишку к стене, хватая за волосы и облизывая шею. Тот, слишком уж фальшиво по мнению Аластора, стонет и прижимается теснее. Чего этот человек никак не ожидал, так того, что грузное тело постепенно начнет сползать на мощеный камень. Но приглядевшись, юноша видит как кривится в омерзении чужое светлое лицо, как ловкие пальцы поправляют почти белые волосы и поспешно вытирают шею, и понимает, что он совершенно не расстроен случившимся. Парень спокойно вытаскивает кошель из внутреннего кармана и направляет прочь по улице, не обращая больше внимания на тело.       Теперь остаётся грязная работа. Он использовал телегу и оттащил Адама в старый домик на окраине леса. Он случайно наткнулся на него во время очередной охоты. Там юноша заранее приготовил все необходимые инструменты. Осталось только хорошенько связать жертву. Хоть снотворное и сильнодействующее, но эффект его кратковременный.       Едва затащив тушу на стол, Аластор принялся методично резать одежду, стягивая на пол, прямо под ноги. А затем связывать веревки. Сначала одна рука, вторая, затем ноги: левая, правая. Убедившись в крепости пут, он окатил Адама ледяной водой. Это не заставило его сразу же очнуться, но постепенно привело в чувство. Смысл происходящего доходил до пьяного сознания медленно и неохотно. Но вот замешательство очень позабавило, а затем и злость. — Ты что это… вытворяешь? Аа? — дёргая конечностями, Адам совершенно нелепо пытался связно и чётко говорить. Получалось не очень.       Аластор лишь хмыкает на эти потуги и тянется к острому тонкому ножу, медленно приближаясь. Он не хочет слушать этот бред. — Из твоего поганого рта вечно льется какая-нибудь гадость. Следует это прекратить, как думаешь? — он лишь в шутку подносит нож к лицу, но священник воспринимает угрозу всерьез, резко машет головой. Но как только парень отворачивается, не может сдержать своего гнева: — Ты больной ублюдок! Когда меня найдут… — Если! — резко перебивает его юноша и с разворота вонзает нож рядом с головой, — если тебя найдут и то вряд-ли. А знаешь почему? Я сильно постараюсь, чтобы этого не случилось. — На этой фразе его пробирает смех.       Чтобы прервать дальнейшие препирательства, он достает лоскут ткани, сует его в рот и обвивает им голову, крепко затягивая где-то на затылке.       Аластор возвращается воспоминаниями к Ангелу. И тому как задумчиво он иногда смотрит. В последнее время юноша злился на него, но сам не понимал отчего. Самаэль всегда хотел как лучше для него, но эти чертовы разговоры о жизни. Он спрашивает о том, что для юноши совершенно очевидно. Никакие девушки ему не нравятся и жениться он не собирается. Для него важен только его Ангел. Жаль только, что его план должен быть в секрете. И от этого злость сильнее. Если бы только Самаэль знал, как Аластор его любит, никогда бы не спросил такого. — Ну что ж… Продолжим? — его улыбка растянулась сильнее, а в глазах появился огонь предвкушения.       Адам мычит в импровизированный кляп и трясет головой. Ему почти шестьдесят и он давно разжирел. И Аластор все никак не может понять, почему ещё никто его не подловил за углом. Может и к лучшему, что этого не случилось раньше.       Юноша вытащил нож и аккуратно провел им вдоль щеки. За остриём потянулась тонкая красная нить с блестящими бусинками. Ему не следует затягивать с процессом, нужно успеть до рассвета и вернуться домой.       Смотря на него, Аластор чувствовал лишь отвращение и желание быстрее закончить. Хотя он и было велико, он все же хотел для Адама долгой и мучительной смерти за все его поступки. Поэтому раны нельзя было даже таковыми назвать. Это скорее царапины. Просто так. Для разминки.       Адам вздрагивал каждый раз, чувствуя на своей коже холодный металл. Было почти не больно, но жжение выводило из себя, поднимая волну паники. — Ну-с…       Он всегда хотел отрезать член этому мудаку и он это сделает. Только нужно делать это очень аккуратно, чтобы скотина не сдох в процессе от боли или потери крови. Пока он орудует ножом, священник дёргается как будто в него бес вселился и не прекращает мычать. У него даже почти получается перегрызть тряпку и заорать в голос. Но Аластор всеми силами удерживает его на месте и бьёт на отмашь по лицу. — Это ещё не все… — тихо бормочет он и продолжает.       Адам валяется почти в бессознательном, когда он заканчивает. От боли в запястьях у него уже только глаза закатываются, голос не слушается и из глотки появляются только хрипы.       Аластор вкалачивает гвозди в запястья, а затем прибивает и ступни тоже. Он распинает его прямо так, на столе. — Последнее желание? — насмешливо тянет молодой человек. Адам, чудом ещё не умерший, не может от боли сосредоточить на нем свой взгляд. — Иди…черту… — слова Аластор почти угадывает и ухмыляется только хуже. Он достает разжиг и щедро поливает им священника. Дальше жидкость льется и на шкафчики, и на стены, и пол. Выйдя на порог, Аластор выливает оставшееся и бросает ёмкость туда же. Спичка вспыхивает в темноте ярким огоньком и пролетает акуурат в зажигательную лужу. Огонь вспыхивает мгновенно, немедленно занимаясь по всей древесине.       Юноша все ещё стоит, наблюдая за этой чудесной картиной. Отходя глубже в лес и двигаясь по направлению к городу, Аластор больше не смотрит, не поворачивается. Даже когда раздаются приглушённые крики. Больше ему нет до этого дела. Адам не выживет и месть свершится. ~*~*~*~       В это предрассветное время сон совсем не шёл. Мужчина лежал в постели, бесцельно глядя в потолок. Он возвращался мыслями к юноше с гречишными глазами.       Самаэль улыбался ему нежно и совсем немного смущённо. Аластор сильно вырос. Стал мужественнее. Он редко делился своими планами на будущее, но, когда такое все же случалось, формулировки были слишком расплывчаты, чтобы сложить кусочки пазла. Он стал уж больно покладистым и тихим, что вызывало тревогу. Только выспросить ничего не получалось. Молодой человек сильнее натягивал улыбку и обнимал Самаэля, аккуратно и крепко. Ему нравилось прижимать хрупкое тело к себе и подолгу любоваться чистыми светлыми глазами, пока мужчина наконец не выпутается и не засеменит прочь.       Мужчина тихонько поднялся и подошёл к окну. Смысла лежать уже не было, время подъема было уже близко. По комнате разлетелся тихий вздох. Самаэль зашуршал одеждой, неторопливо одеваясь. Слышится скрип не смазанных петель и на пороге появляется высокая фигура. Мужчина не успевает сильно испугаться, та шагает в комнату и прикрывает дверь. Это Аластор. Предмет его тяжких дум. Как почувствовал и сразу появился. Из-за неровного света Самаэль не сразу замечает тёмные пятна тут и там. В первую секунду он думает, что на юношу напали, но затем подходит ближе и скользит цепко взглядом. Это не раны.       Голубые глаза наполнены ужасом. А юноша все улыбается и по его лицу стекают капли подсыхающей темной крови. Он снова любуется. Гладит щеку большим пальцем и его взгляд озарён счастьем. Костюм запачкан красным и это выглядит отвратительно, но на душе совершенно спокойно. Нет тела, нет и дела. Уж об этом он позаботился. Хотя даже если бы и было, вряд-ли бы кто-то стал искать виноватого. Многие вздохнут с облегчением, когда узнают. Тридцать лет Адам терроризировал слабых и беззащитных. Ему воздалось по заслугам наконец. Аластор уверен, что попадет за свои деяния в ад и больше никогда не увидит своего ангела, но зато тот больше не будет страдать. Не смотря на свою уверенность, он замирает в недоумении. — Почему ты так смотришь на меня? — язык в момент становится сухим и неповоротливым, едва отлипая от неба. — Почему ты так расстроен?       Самаэль молчит. Слова застревают в глотке. Он не может поверить, придти в себя, оттолкнуть. В голове крутится рой вопросов. И их слишком много, чтобы озвучить за раз. По бледным щекам струятся слёзы. Они, эти слезы, совсем оборзели. Сами льются, не спрашивая дозволения. Мужчина вовсе не хотел их, зачем же они текут?       Аластора они тоже огорчают и он стирает их большим пальцем, приближая чужое лицо к себе. Он наклоняется ближе, ему неудобно, но улыбка не дрожит, крепко держится на своем месте. Рука скользит к талии и обхватывает тонкий стан, лишая возможности вырваться, сбежать. В лучах рассвета кажется, что глаза теперь отливают краснотой, будто впитали чужую пролитую кровь. Самаэль вглядывается, силясь развидеть, и кладет неосознанно руки на крепкие плечи. До перевёрнутого мозга доходит не сразу.       Это не влюбленность.       Он одержим им.       Сердце замерло на секунду и пустилось в пляс, то и дело стараясь пробить клетку из рёбер. — Ты все так же молчишь… — Шепот пугает. Все тело цепенеет и заставляет прислушаться. — Но ты так прекрасен, Самаэль. Мой удивительный, светлый Ангел.       Его теплые губы накрывают сухие потрескавшиеся, вовсе не требуя ответа. Он стремится выразить этим свое восхищение. Это не похоже на поцелуй, просто касание. Даже целомудренным не назовешь. — Ты дьявольски красив, ты знал? Как будто не Господь наградил тебя жизнью, а сам Дьявол проклял своей красотой… Я буду звать тебя Люцифер.