Уведомление
⤝Дэн⤞
Сейчас бы не помешало оказаться у боксерской груши, чтобы выпустить весь пар, что накопился во мне за это, мать его, утро. Ну как человек может просто вихрем влететь в твою жизнь и навести полнейший хаос одним щелчком пальцев? Холодный ум всегда был моим козырем, но в данную секунду сосредоточиться было просто невозможно. Во-первых, весь оставшийся день я решал вопрос с этим чертовым видео. Хвала небесам, что Арс тот еще болтун и имеет несметное количество полезных знакомств. Не сразу, но он вывел меня на одного скрытного хакера, который, как я понял, был мастером своего дела, что отчасти утешало. — Сразу предупрежу, что скорее всего он запросит баснословный ценник, — приподняв бровь сказал Арс, пока я звонил этому компьютерному сенсею. — Ты видишь, чтобы меня это волновало? — равнодушным тоном ответил я, продолжая слушать гудки. Когда этот парень поднял трубку, он оказался далеко не парнем, скорее мужчиной средних лет. Говорил слегка в ленивой манере и был немногословен, что поначалу раздражало. Но каждое его слово было четко по делу и без лирики, поэтому мы все же смогли договориться. Он, и правда, был куда опытнее и находчивее Кости, которому все-таки нужно отдать должное. Но мне была нужна чистая и качественная работа. И сколько бы она ни стоила, я отдам все, чтобы моя лиса оставалась в безопасности. После перевода половины запрошенной суммы и обсуждения всех тонкостей все, что мне оставалось, — ждать. Без информации продвинуться в решении этой проблемы невозможно. Выдержка, закаленная многочисленными спаррингами и долгими тренировками, дает мне возможность хотя бы внешне сохранять непоколебимость. Внутри же я сгорал от ярости. Во-вторых, Мира не желала меня видеть. Для меня до сих пор остается тайной, что творится в ее взбалмошной голове. И я решил не давить на нее, выждал пусть и не слишком внушительный, но все же весомый промежуток времени. Судя по тому, как со мной разговаривала Ася, могу сделать вывод: я оказался в чем-то виноват. Только я почему-то не в курсе, где накосячил! Какого черта вообще? Я стою у закрытой двери, будто бездомный пес, что ищет укрытие, и жду, когда мне скажут — можно ли мне поговорить с моей девушкой или нет. Полный бред. Да и к тому же, разве это справедливо — когда один человек находится в полном неведении, по непонятным причинам оказываясь при этом в глазах другого злодеем, а второй прячется, замыкаясь и отмалчиваясь? Дверь наконец открывается, и передо мной появляется Ася. Сегодня в ней нет той хрупкости и растерянности, что свойственны этой девушке. Подбородок задран вверх, взгляд прямой и решительный. — Мира все еще спит, — чеканит она. — Я не пыталась ее разбудить, сам понимаешь, она плохо себя чувствует. Меня рвет на части. Хочу вломиться в квартиру, чтобы увидеть ее. Чтобы понять ее. Чтобы вновь запустить руки в ее шелковистые волосы и целовать, рисуя узоры на ее бархатной коже. “Чувак, ты влип по уши”, — ехидничает внутренний голос. На что я мысленно закатываю глаза. — Мне нужно ее увидеть, — цежу я, удерживая себя на месте. — Не сегодня, Дэн. — На этих словах Ася захлопывает передо мной дверь. Моя рука дергается, чтобы остановить ее, но я вовремя одергиваю себя. Нет смысла силой добиваться от человека слов. Мы не в чертовом детективе с допросами. Я спускаюсь вниз. Мышцы все еще дьявольски напряжены. Сейчас, как никогда раньше, чувствую в себе нерастраченную силу и энергию, которые преобразуются в сгустки гнета. Мне важно не только знать, что происходит между нами, но и присутствовать рядом с ней. Да, я зависим от Мирославы Громовой. И эту потребность уже вряд ли возможно вычеркнуть из моей жизни. Я надеялся, что мороз немного охладит ту злость, что жжением отдается в груди, однако часть груза падает с плеч только в тот момент, когда я вижу уведомление на телефоне. И мое лицо все-таки освещает ухмылка. Ядовитая и полная ненависти.***
⤝Мира⤞
В теле засела уже надоевшая слабость, в горле по ощущениям вместо слизистой ершики, а глаза сухие, словно я сутками напролет смотрела в экран. Я. Ненавижу. Болеть. — Мне плевать, если ты не голодная, — в комнату заходит Влад. И, конечно, не с пустыми руками, а с подносом, на котором бульон, чай и варенье. Боже, как же я его обожаю. — Ты съешь и выпьешь все до последней капли. Или я самолично волью. — Боюсь, боюсь, — выдавливаю ухмылку, хотя настроение паршивее некуда. Я уехала от Аси почти сразу после прихода Дани. Возможно, не хотела, чтобы он знал, где я нахожусь. Но это глупо, ведь я просто приехала домой, где еще недавно мы с ним лежали на этой кровати. Сердце кольнуло от воспоминаний, но я не хочу придавать этому значения. Еще мне было неудобно перед подругой, которая и так весь день заботилась обо мне, как курочка-наседка. Я ей безумно благодарна, но не хочу отвлекать ее от повседневной жизни и, тем более, заражать. Когда я уходила, вся гостиная утопала в листах с эскизами и набросками. Быть обузой желания нет, хоть Ася никогда и не признает, что я ей мешаю. Сытный ужин, любимая кровать, холодные, но привычные стены. Кажется, только тут я наконец выдохнула и смогла отпустить ситуацию. И именно сейчас смогу полноценно отдохнуть. С этими мыслями я погружаюсь в сон. На следующее утро самочувствие в тысячу раз лучше, что автоматически заставляет мое настроение подняться на несколько уровней выше. Дома полнейшая тишина, не считая приглушенных звуков проезжающих за окном машин. Сегодня у меня нет сил на эмоции. Чувствую себя ходячим роботом. Сходила в душ и даже не заметила, как это произошло. Позавтракала, но вкуса не ощутила. Даже ломота в теле поутихла, отчего нет вечного ощущения ноющих мышц. В голове какое-то время кочевало из стороны в сторону перекати-поле. Но я понимала, что акция затишья долго не продлится. Мне до сих пор тяжело переступать через свои страхи, поэтому я не имею никакого понятия, как решилась на это. Хотя.. Мне чертовски одиноко. Это считается за честный ответ? Стою в ожидании перед железной дверью, но чувствую себя уже в разы смелее, чем неделю назад. Дыхание замирает, словно я только что нырнула под воду, когда мама расплывается в самой счастливой улыбке. — Привет, моя дорогая, — говорит она, и меня накрывает волна тепла. — Привет, — еще гнусавым, но довольно адекватным голосом отвечаю я и захожу внутрь. Когда у тебя сердце не на месте, а желание спрятаться от всех и всего настолько сильно, что вот-вот завоешь, ноги сами несут к самому родному человеку — к маме. Да, мы только встали на путь примирения и восстановления покоцанных отношений, но мне нужна она. — Ты приболела, что ли? — Мама встревоженно оглядела меня, а затем коснулась руками — самыми нежными руками — моего лица. — Температуры нет, но глаза блестят, как стеклышки на солнце. Я немного опешила, замерев на месте со снятым пальто в руках. — Да, еще болею, но уже иду на поправку, — слегка улыбаюсь я. Мама отходит на шаг назад, и я разуваюсь. — У тебя все лекарства есть? — строгим тоном спрашивает она, и меня отбрасывает в воспоминания из детства. В те времена, когда ты просыпаешься с саднящим горлом и боишься идти к маме, чтобы сказать об этом. Словно ты совершил какой-то проступок и теперь вынужден понести наказание. Боже, неужели мне наконец становится комфортно находиться в обществе моей мамы? Новое дуновение сентиментальности чуть не сбивает меня с ног. — Все есть, — успокаиваю ее. — Мира, я так рада тебя видеть! Иди сюда, — мама притягивает меня к себе, чтобы обнять. И мне приходится немного наклониться, потому что я выше ее на полголовы. Мама крепко стискивает меня, и я отвечаю ей тем же. Не могу больше сдерживаться. Ком все утро безжалостно давил на горло. И слезы, вырвавшись наружу, ручейками стекают по моим щекам. Против своей воли я громко шмыгаю носом. Мама мгновенно отстраняется, все еще обхватив мои плечи руками, и хмурится. — Почему глаза на мокром месте? — В ее тоне пылает требовательность. Да, она всегда была властной и гордой. До тех пор, пока алкоголь не разрушил ее. Но сейчас.. Ко мне возвращается моя мама. Передо мной стоит женщина, от которой всегда веяло холодком, но только не в те моменты, когда ее ребенку плохо. Смотрю на нее, но не могу ничего сказать. — Так, за мной, — командует она, жестом показывая, следовать за ней. Мы проходим в гостиную, которая освещена дневным светом. Здесь все по-другому. Новый светлый диван, деревянный журнальный столик, несколько горшков с цветам на подоконнике. Лишь шкаф стоял прежний и на том же месте, и несколько фотографий все так же висело на стене. С одного снимка на меня смотрели мы с братом маленькие. А с другого — папа с мамой в молодости. У этой фотографии я останавливаюсь, вглядываясь в их счастливые лица. Они сидят на диване в обнимку, мама задорно смеется, а папа скользит по ней самым влюбленным взглядом. — Мам, а как вы с папой познакомились? — спрашиваю я, оглядываясь на маму, которая аккуратно раскладывала подушки на диване. Почему-то я никогда не задавалась этим вопросом, а сейчас резко ощутила нужду в этой информации. Может, так я пытаюсь убежать от своих неурядиц? Ее взгляд переместился на фото, а лицо сразу украсила мягкая улыбка. — Очень просто, — мама подходит ко мне и встает рядом. — Нас познакомили друзья. Странно даже, что мы не встретились раньше. Твой папа жил в соседнем доме, а я никогда его не видела, — усмехается она. — Я бы хотела узнать его ближе, — вздыхаю я, а в груди клокочет печаль. — Тебе не надо его узнавать ближе, Мира. — О чем ты? Почему? — Потому что все его лучшие качества в вас с братом. Уж поверь мне. — Мама ласково улыбается, а в уголках моих глаз снова собираются слезы. — Доченька, ну что стряслось? Почему ты плачешь? — Да просто тут.. — снова шмыгаю носом. — Можно сказать, что поссорились.. — С Даней твоим? Все, на что мне хватает сил, — с детской ранимостью кивнуть. Я и правда сейчас ощущаю себя маленькой девочкой, которую обидели, и она пришла к маме, чтобы вдоволь поплакаться и получить необходимое ей утешение. Мама наливает чай и приносит печенье. Мы сидим в комнате, в которой когда-то разрушилась моя жизнь, но сейчас я совсем об этом не думаю. Потому что меня волнует мое настоящее. Реалии, которые заставляют меня вывернуться наизнанку, чтобы посмотреть на себя под другим углом. И мне страшно осознавать и принимать свое отражение. — Начни с начала, — просит мама. И я рассказываю все с самого начала. С самого правдивого начала. К черту все. Меня достали тайны и недосказанности, я хочу быть честной. И сейчас чувствую, что могу и хочу поведать маме свою историю. Возможно, общайся мы с ней близко все эти годы, я бы не решилась упомянуть о большей части событий своей жизни. Но мы когда-то потеряли эту связующую нить. А чтобы создать новую, нужно быть честной. И в первую очередь, с собой. Конечно, стыд — обычно не свойственный мне — просочился под кожу. Как ни крути, это мама. Но она внимательно меня слушала, и в ее глазах не было и крупицы осуждения. Скорее всего, потому что она все еще чувствовала вину. Не знаю. Для меня же огромного стоило, когда я улавливала от мамы сочувствие и поддержку. Я и забыла, какая классная она у меня. Периодически слезы накатывали с новой силой. И если прежде я еще как-то пыталась удержать их, то теперь из меня лился водопад. Столько воды и соплей из меня еще не вытекало. Наверное, выгляжу я жалко. Пауза, заполнившаяся тишиной, поступью последовала после того, как я поставила точку в своем рассказе. Я делаю большой глоток уже остывшего чая и не поднимаю глаз. — Мирослава, — начинает мама, а у меня все тело покрывается мурашками. — Знаю, что уже говорила, но я никогда не перестану это повторять. Прости меня. Я смотрю на нее и замечаю, как ее глаза тоже начинают блестеть. — Ма.. — Нет, подожди, — она жестом заставляет меня замолчать. — Прости меня за то, что не уделяла тебе времени и внимания, когда тебе это было так нужно. Прости за ту грубость, черт бы ее побрал, которая вылетала из меня. Прости меня за то, что так бессовестно бросила тебя, хотя всегда находилась рядом. Она смахнула слезу, катившуюся по щеке. Я осторожно взяла маму за руку. — Ты очень повзрослела, — продолжает она. — Безумно выросла. Но самое главное — ты превратилась из девочки в девушку. — Мама касается моих распущенных волос и убирает прядь за ухо. — Знаю, что по моей вине в тебе поселилось такое огромное количество страхов и недоверия, но прошу тебя, Мира, доверься себе. И если ты чувствуешь, как расцветаешь рядом с человеком, не отталкивай его. Особенно из-за надуманных вещей. Вы еще узнаёте друг друга, притираетесь. Это нормально сомневаться. — И что мне делать? — хрипло спрашиваю я. Хотя ответ мне известен. — Просто сознаться ему в том, что услышала и глупо подумала? А может, и не глупо вовсе. — Поговорите. Почему люди постоянно беспечно мелют языками, совсем забывая, насколько это мощный инструмент? Да, он может сыграть тебе на руку, или, наоборот, уничтожить все подчистую. Но диалог способен изменить мир. И если не физический, то твой, внутренний, — мама мягко коснулась пальцем моей груди. Я тяжело вздыхаю, прекрасно понимая, что она права. — Просто порой это кажется чем-то сложно преодолимым, — говорю я. — Знаешь, словно рот в одну секунду зашивается. И ты превращаешься в немого. — Но ты ведь осознаешь, насколько это важно? — Да.. — почти шепотом произношу я. — Тогда почему девушка, которая так смело борется со всякими грубыми отбросами, не может перенаправить эту смелость на себя? — мама приподнимает тонкую бровь. Действительно, почему? Сейчас все кажется таким простым и кристально понятным. Хотя еще час назад в голове был ужасающий хаос. Парадокс. Чтобы до меня дошло, как важно пересилить себя и просто поговорить с Даней, мне потребовалось преодолеть себя сейчас, чтобы прийти к маме, и вывернуть душу с ней в диалоге. Оставшиеся пару часов мы с ней болтаем обо всем на свете. А внутри меня появляется странное чувство, словно я переродилась. Или, как минимум, на пути к этому. Да, как бы абсурдно и высокопарно это ни звучало, так оно и есть. Чистый лист. Мы тепло прощаемся. Я обещаю маме, что обязательно снова загляну к ней в гости. Ни капли лжи и напрасных обещаний. С моего лица не сходит улыбка, а сердце тихо ликует. Но недолго. Когда дверь захлопывается, а я уже спускаюсь по лестнице вниз, мне приходит уведомление. И глаза бегло изучают экран. Голова идет кругом, пульс разгоняется до такой скорости, что оглушает, а мрачные тени спускаются на мои плечи, пробираясь под кожу.