Один год и 15 дней назад. За 2 часа до аварии.
Хана не спеша собиралась. Сегодня был последний учебный день. Немного психуя, она скидывала учебники в рюкзак. Девушка не выспалась, кошмары опять мучали всю ночь. Там, во сне, её преследовал зловещий хохот, и руки с чёрными когтями рвали её плоть. Утром Хана проснулась вся запыхавшаяся и первым делом начала ощупывать себя — проверять цела ли кожа. Она, словно наяву, чувствовала, как куски мяса, будто бы скальпелем, срезались с её костей, а «жуткий хохот» — наслаждался женскими криками. Хана устало взглянула на своё отражение в зеркале. Замученное лицо с пустым выражением глаз молча взирало на неё с той стороны. Бессонные ночи плохо отражались на здоровье. Девушка исхудала и побледнела. Хана не могла вспомнить, когда в последний раз улыбалась искренне. Но решила хотя бы попытаться. Она, натягивая улыбку, приготовилась, что зеркало вот-вот треснет от её провальной попытки. «Ничтожество», — с грустью подумала Хана, смотря на своё блеклое Я в отражении. Она не помнила, когда это всё началось. Казалось, что кошмары преследовали её всю жизнь. Таблетки, что выписал доктор, должны были помочь справиться с усталостью и сонливостью. Но в последнее время становилось все хуже. Дозировка, которую ей назначили, не действовала, поэтому Хана пошла в обход лечению. Она взяла с тумбочки органайзер и, заместо положенных двух, проглотила три, запивая водой из бутылки. Сегодня последний день учёбы. Сегодня — её шестнадцатилетние. Хана спустилась на завтрак почти вовремя, её задержали поиски любимых кед. Комнату она оставила в полном хаусе, пообещав себе, что, когда вернётся, все уберёт. — Милая, с днём рождения, — мама встретила её на кухне с широкой улыбкой и крепкими объятиями, которые Хана приняла с холодом. Женщина совсем не хотела принимать тот факт, что их отношения с дочерью зашли в тупик. — Ты выглядишь лучше, милая. Подкрасилась? Хана отстранилась от неё, брезгливо вытирая красный след от помады на своей щеке. Она посмотрела на родную мать, как на идиотку. Разве можно было перепутать косметику с явными признаками недосыпа? — Нет, — сухо бросила Хана, присаживаясь за накрытый стол. Женщина, называвшая себя матерью, подавила нервный смех. Поведение дочери её пугало. Как-бы она ни старалась сгладить эти острые углы в их отношениях — всё летело в пропасть. Юки с надеждой посмотрела на своего мужа Тома, но тот спрятался от её молящего взгляда за раскрытой газетой. Он не хотел участвовать в этом разговоре. По его мнению, с Ханой всё было в порядке, а Юки — просто раздувала из мухи слона. Их дочь — подросток, а в столь юном возрасте гормоны бушевали не на шутку. Том помнил себя в её возрасте, поэтому просто ждал, когда Хана его перерастет. Праздничный завтрак проходил в напряжённой обстановке. Хана нехотя ковыряла ложкой овсянку, морща нос только от одного вида сопливой массы в тарелке. В то время мать прожигала дыру в щеке дочки. — Что? — не выдержав, Хана посмотрела на Юки и звонко стукнула ложкой по тарелке. Женщина с аккуратно убранными волосами в пучок вздрогнула от столь резкого выпада дочери. Она не ожидала, что Хана взбесится от простого обеспокоенного внимания. — Ничего, просто ты устало выглядишь. С тобой всё хорошо, милая? — Юки хотела взять дочь за ладонь, лежащую на столе, но Хана резко отдернула руку, пряча ту под скатерть. — Не трогай меня, — словно ёжику, Хане не нравилось, когда к ней прикасались. Она не раз говорила об этом матери, но Юки совсем не хотела слушать мнение дочери. У матери щемило сердце в груди при взгляде на «колючую» дочь. Юки, поджав губу, задалась вопросом: «что она такого сделала, что родная кровь отвергает её?» Ведь всё, что она делала для Ханы — было во благо. Юки никогда не желала ей зла, только самого лучшего. Она видела, как дочери тяжело, и, сколько бы Том ни говорил ей об обратном, это был не переходный возраст. В теле их невинной Ханы сидел злой демон. — Милая, тебе нужна помощь, — Юки сделала вторую попытку взять холодную ладонь дочери, но Хана ей и этого не позволила, взглянув на мать злобным волком. — Мне помогает Чосо. Чосо — имя младшего брата Юки, довольно-таки часто звучало в этом доме. Для Ханы он был единственным, кто не смотрел на неё, как на умалишённую. Для Тома — Чосо вёл себя странно по отношению к Хане. — Давайте друг другу не будем портить аппетит и просто позавтракаем в тишине, — Том, обладатель армейского нрава, взглянул на двух дорогих ему людей с усталость в глазах, — и не нужно ссориться по пустякам. — Это не пустяки, Том! — Юки, с укором посмотрела на мужа, не веря, что здоровье их родной дочери он назвал «пустяками». — Хане требуется не просто врач! Ей нужен особый специалист. Том устало вздохнул, потирая переносицу. Он не хотел участвовать в споре с женой, которая стояла на своём. Однако она не оставила ему выбора. Глава семьи отложил утреннюю газету и внимательно посмотрел на Юки. — Послушай, Хана ещё ребёнок. Ходить к непонятным «специалистам» было совершенно плохой затеей для её психики. Том вспомнил тот день, когда Юки заявила, что нашла хорошего человека, который сможет помочь их дочери. Он поначалу отмахнулся от этих слов, но после того, как Юки сказала, что «специалист» — шаман, у Тома случился первый и не последний истеричный хохот. — Наша задача, как родителей — помогать ей, а не губить ещё больше, — Том поднял ладонь в воздух, тем самым заставляя Юки не перебивать его. — Я понимаю твое беспокойство, но хочу, чтоб и ты меня услышала. Юки послушно закрыла рот, так и не решившись вставить своего возмущения. Даже Хане вдруг стало интересно, что же скажет отец, ведь он перевел взгляд прямо на неё. — Я люблю нашу дочь. Мне стыдно за то, что я вовремя не остановил тебя, Юки. От этой новости вся краска сошла с лица Матери. Она никак не ожидала, что Том будет обвинять её во всех бедах, связанных с их дочерью. — Но я ведь тоже люблю её! — вскрикнула Юки. Хана посмотрела на мать, понимая, что та своей «любовью» лишь губила её. Трудно быть человеком в семье, где твоё мнение ни во что не ставят, тем более, когда дело касается тебя лично. — Ты меня неправильно поняла, Юки. Я не обвиняю тебя в том, что ты не любишь нашу дочь. Я вообще тебя ни в чём не обвиняю. Просто, тебе пора уже остановиться. Ему давно следовало вмешаться в этот беспредел, устроенный его женой, но он боялся взглянуть правде в глаза — процесс уже не обратим. — Хана удивительный ребёнок со своим не менее удивительным миром внутри. Ты, как мать, должна это принять и не сделать хуже. Удивление, застывшее на лице супруги, Том запомнит навсегда. Впервые в жизни Юки не нашла, что ему возразить. — А теперь я предлагаю закрыть эту тему и наконец попробовать именинный торт! Речь отца пошла на пользу семье. Они больше не затрагивали тему ментального здоровья Ханы. Юки, ещё немного дуясь на мужа, достала из холодильника торт, специально подготовленный для дочери. Сладкое угощение с горящими свечами поставили в центр стола. Впервые Хана почувствовала себя в безопасности рядом с матерью — слова отца всё ещё отдавались теплом в сердце.Задувая свечи, Хана прикрыла глаза и загадала желание:
«Пусть в моей жизни наконец наступит заветный покой»
Один год и 15 дней назад. За 17 минут до аварии.
Торт был поистине замечательный. Миндально-шоколадный — любимый вкус Ханы, который она надолго запомнит. Семья Эбот выехала из своего загородного дома в полном составе. Хана сидела сзади на пассажирском сиденье, пока отец вёл машину, переговариваясь с матерью. Утреннее солнце скрылось за тучами, нагрянул дождь. Хана вытянула шею и стала любовалась грозовыми облаками. Такая погода была ей по душе. — Милая, ты пригласишь одноклассников на вечеринку? Юки знала, что у дочери не было друзей, но всё равно задала этот вопрос. По мнению женщины, Хане пора выбираться из своей скорлупы. — Нет, — ответила дочь, пальчиком рисуя на стекле улыбающийся смайлик. Её ответ был очевиден для матери. Хана не понимала, зачем нужно было задавать тупой вопрос. Юки хотела возразить, но боковым зрением заметила, как Хана стала надевать наушники, тем самым показывая, что не горит желанием разговаривать. — Ты слишком давишь на неё, — Том, не отрывая взгляда от дороги, мягко коснулся миниатюрной ладони Юки, успокаивая своей теплотой. Он не понаслышке знал, насколько его супруга была настырной. — Дай ей время. Хана ещё ребёнок… — Ей уже шестнадцать, Том, — поправила его Юки, напоминая, что их дочь — давно не маленькая девочка. — В её возрасте я сбегала по ночам на свидания, а не сидела сутками в своей комнате. — И ради кого, мне интересно, ты сбегала по ночам? — хохотнул Том, косо поглядывая на засмущавшуюся в миг жену. С Юки они познакомились, когда ей было шестнадцать, а ему — двадцать два. Молодой солдат армии США встретился со своей будущей женой на рынке возле части. С того самого дня он больше не мог выбросить из головы образ миниатюрной японки с обворожительной улыбкой. Юки Камо сразила Тома Эбота наповал с первого взгляда. — Ради будущего отца моего ребёнка, — Юки приобняла его за плечо и любовно заглянула в серые глаза, в точности как у их Ханы. Смущённый Том прислонился щекой к макушке Юки и взглянул в зеркало заднего вида на плод их совместной любви. Хана, почувствовав взгляд отца, посмотрела на него в ответ и, чуть приоткрыв рот от изумления, по итогу выдавила из себя дружелюбную улыбку. Нечасто она видела, как отец с матерью на её глазах показывали чувства друг к другу. Такие влюблённые, такие открытые. Глубоко в душе она надеялась, чтоб эта идиллия продлится вечность. Сквозь звуки музыки в наушниках Хана не сразу услышала скрежет металла. Мощное столкновение с грузовиком, водитель которого не справился с управлением, пришлось на правый бок их автомобиля. Звонкий крик матери пробрался сквозь шум в ушах. Под натиском грузовика их машина отлетела в кювет. Автомобиль несколько раз перевернулся, снося всё на своём пути и превращая людей в салоне в кашу. Хана, державшаяся вверх тормашками благодаря ремню безопасности, сквозь дикую боль во всём теле и кровавую пелену в глазах пыталась выдавить из себя хотя бы писк, но не могла. Грудная клетка нещадно ныла, а лёгкие, одно из которых было пробито собственным ребром, плохо функционировали. Один наушник всё ещё болтался в ухе. В плеере заиграла песня Bob Dylan — Knockin’ on Heaven's Door . Из рта Ханы вместе с кровавым кашлем вырвался скулёж, сравнимый с воем раненого зверя. «Жизнь», что текла по её венам, капала прямо на тела мёртвых родителей. В груде перекорёженного металла, с застывшем ужасом в глазах, навсегда остались два влюблённых человека и полумёртвая их дочь.210 дней до отправки в клинику «Купол»
— Иди сюда. Чосо ловко поймал и перекинул визжащую девушку на лопатки, вжимая прямо в матрас. Хана залилась задорным смехом, пытаясь отодвинуть от себя тело парня и чувствуя щекотку от его пальцев на рёбрах. Чосо ничуть не жалел её. Щурясь от яркого солнца, бьющего прям ему в глаза, парень так же хохотал вместе с ней и заставлял чуть ли не молить о пощаде. Хана с детства боялась щекоток. Чосо знал это, поэтому так безбожно пользовался, заставляя ту визжать под ним. Её смех заполнил просторную светлую спальню их квартиры. С момента злополучной аварии прошло почти 5 месяцев. Хана немного оправилась от её последствий благодаря Чосо. Он оформил опеку над своей племянницей сразу после похорон и, видя, как трудно Хане было находиться в доме своих погибших родителей, забрал к себе. Начало их совместного быта текло плохо. У Ханы развилось посттравматическое расстройство из-за аварии. Девушка плохо спала, мало ела и почти не разговаривала. Чосо долго и упорно вытаскивал её оттуда, стараясь сделать жизнь в их общей квартире комфортней. Гостевую комнату он переоборудовал специально для неё. От старых вещей, хранивших воспоминания прежней жизни, Хана отказалась, забрав с собой только любимые кеды. Для неё этого было достаточно, для него —очевидно. Кеды хранили память того самого дня. Она прятала их под кроватью. Чосо знал, что по ночам Хана доставала кеды и тихо плакала, прижимая обувь к груди. Их жизнь протекала тихо и спокойно. Ночные кошмары, мучившие Хану, почти прекратились, и девушка стала чаще улыбаться и выходить на улицу. Когда они вместе прогуливались по вечернему городу, Чосо мало что себе мог позволить, хотя очень сильно хотел. В те нередкие моменты, окружённые толпами людей, Чосо всеми силами пытался уберечь девушку от злых взглядов. Хана была сломлена, а он был единственным, кто действительно заботился о ней. По-своему. Постепенно звонкий смех девушки сменился тихим сбитым дыханием. Их игры плавно перетекли в непозволительные отношения дяди и племянницы. Неокрепший ум подростка понимал — это неправильно. Однако Хана так сильно жаждала почувствовать себя в безопасности, что, ощущая крепкие руки на своем теле, послушно вытягивала шею навстречу горячим поцелуям. Чосо сам не понял, когда их «отношения» переросли в нечто подобное. Желание защитить её от дурного мира заглушало здравый смысл. Для него Хана всегда была чем-то неземным. Мираж, который вот-вот грозился быть потерянным. Он снимал с неё одежду медленно. Им некуда было торопиться. Пижамные шорты, а за ними и майка упали на пол, оголив Хану перед его пылающим взглядом. Она больше не стеснялась. Затуманенными глазами смотрела на Чосо, пока тот шершавыми ладонями проходился по полоскам шрамов на её покалеченном теле. — Ты прекрасна, — он каждый раз говорил ей эти слова, с трепетом целуя изъяны на теле, и каждый раз Хана верила ему, позволяя к себе так прикасаться. От его влажных губ мурашки покрывали кожу. Он поцеловал бледно розовую полоску прям под грудью — след от ремня, спасшего жизнь Ханы. Его губы проходились и по мягкой коже рук, спускались от ключиц до самых пальцев. Блеклые царапины от разбившегося стекла он тоже любил всем сердцем. Хана утопала в пуховом белом одеяле. С приоткрытого окна доносились звуки раннего утра, шум машин и завывающий ветер. Никто из людей, проходивших мимо их дома, не мог даже представить, что творилось в квартире №37 на 12 этаже элитной постройки. Никто из ныне живущих не был в курсе, как трепетно она тянулась к нему в поисках ласки, а он — душил её своими поцелуями. Здравомыслящий человек назвал бы это мерзостью, но Чосо срать хотел на мнение других. Он томил её нежными поцелуями, не отрываясь от сочных губ, и раздевался сам. Потоки воздуха приятно охлаждали горячие тела. Парень жадно впивался в покрасневшие губы Ханы, ладонью сжимая её упругую грудь. Оторвавшись, с дразнящей улыбкой он плавно спустил руки на бёдра девушки, разводя их в стороны, а она в ожидании задержала дыхание. — Такая покорная, — Чосо наклонился к ней, невесомо поцеловал в висок, и вдохнул полной грудью аромат её волос, — и вся моя. Со вдохом наслаждения он жадно впился в губы девушки, а она, обнимая его за шею, притянула ближе к себе и прикрыла глаза в томительном ожидании. Для неё он — целый мир, спасение от ночных кошмаров. Чосо знал об этом. Бесстыдно брал её, на мягких белых простынях. Он старался быть с ней нежным, хотя в душе хотел сжать её тонкую шею и трахать до потери пульса. Хотел, чтоб Хана задыхалась под ним, прося остановиться. Но Чосо не мог с ней так поступить. Пока. Он не хотел, чтоб девушка его боялась. Он желал, чтоб она его боготворила. Он был болен ею. Это Чосо смог признать. — Я так люблю тебя, — сбивчиво нашёптывал он в её губы, пока размеренно совершал первые толчки, погружая член в горячее лоно, — скажи, что тоже любишь меня. Хана не знала, что ответить, затуманенными глазами блуждая по потолку. Она совсем ничего не понимала в любви, ведь девушку никто и никогда по-настоящему не любил — это Хана знала наверняка. — Не молчи, — Чосо замер прямо в ней. Он с трудом сдерживать себя, чтобы не влепить Хане звонкую пощёчину за этот безразличный взгляд. Чосо сжал её подбородок в нетерпение, и девушка наконец-то проявила хоть какие-то эмоции на своём лице — боль. — Совсем ко мне ничего не чувствуешь? — спросил парень. Она должна была испытывать к нему хоть что-то, но Хана, смотря в его глаза, не ощущала ничего, кроме неправильной привязанности. Она видела, как любят друг друга её родители. Это послужило главным примеров для девушки, но то, что Хана испытывала к Чосо, нельзя было назвать любовью. — Ты нужен мне, — призналась она, проведя ладонью по мужскому лицу, от чего Чосо, прикрыв глаза, сошел с сума, — но я тебя не люблю.117 дней до отправки в клинику «Купол»
— Ты опоздала. Ни приветствия, ни банального «как дела». Хана не успела стянуть с себя шапку, зайдя домой, как с ходу холодный голос Чосо остановил её. Дом, в котором когда-то она обрела покой, стал чужим и нерадивым. Девушка замерла в темноте прихожей. Она не могла разглядеть его фигуры, скрывавшейся в нескольких метрах от неё, а он — мог. Чосо с долей наслаждения, облокотившись плечом о стену, следил за застывшей Ханой и медленно попивал виски из бокала. В таком положении тело слегка ныло, хоть он простоял и недолго в ожидании её. Как только часы пробили обговоренное время, парень налил себе крепкий напиток и пошёл встречать свою «любовь». В последнее время Хана опаздывала, и у него зародилось зерно сомнения: «с кем же она так долго проводила время?» Нет, он не ревновал. Его это бесило. Хана была обязана ему всем, а это означало, что всё время в её жизни — принадлежало только ему. Хана кожей чувствовала колючий взгляд из темноты, пока снимала с себя куртку и чистила ее от снега. Девушку слегка потряхивало от напряжения, но она старалась не подавать виду. — На улице пошёл снег, и такси… — Меня это не интересует, — перебил её Чосо, скучающе вращая бокал. Парень не видел, но мог себе представить, как Хана только что закатила глаза на его выпад, вешая куртку. — Как прошли занятия? Внезапно сменившееся настроение парня немного выбило Хану из колеи. Она ожидала от него допроса, а не заинтересованности в прошедшей паре. — Нормально, — отозвалась девушка, включая свет в прихожей. — Почему в темноте? Хана задала очевидный вопрос, проходя мимо Чосо, щурившегося от яркого света. Идея подождать её в тёмном углу теперь казалась ему не такой привлекательной. — Потому что я идиот, — Чосо, хмурясь, последовал за ней на кухню. Хана бросила косой взгляд из-за спины и открыла холодильник, доставая бутылку воды. Хотелось пить, но вовсе не от жажды. — Ну, хоть тут я с тобой согласна, — она сделала жадные глотки, в то время как парень, хмыкнув её комментарию, уселся за барную стойку и облокотился на свою ладонь. — Ты меня избегаешь. Спишь на диване в гостиной, — ровным голосом, Чосо озвучивал мысли, тревожившие его в последнее время. — Понимаю, может, я не самый лучший парень на земле, но разве когда-нибудь делал тебе больно? Чем я заслужил такое обращение? Хана хмыкнула про себя, припоминая, как пару дней назад он душил её на этом чёртовом столе, выбивая признание в «любви». Кому тут действительно требовалась помощь, так это — Чосо, а не ей. — Чосо, — Хана набралась смелости, повернулась к парню и окинула его холодным взглядом, — я хочу уйти. Чосо ничуть не изменился в лице, ожидая подобного. Он неторопливо слез с нагретого места и подошёл вплотную к Хане. Девушка гордо вскинула подбородок, стойко выдерживая на себе его взор. — Нет. Одно слово, слетевшее с его губ, навсегда перечеркнуло всё хорошее, что было между ними.46 дней до отправки в клинику «Купол»
Возможно, кто-то на небе наконец её услышал, и она осталась одна в этой проклятой квартире. Чосо уехал. У него появились «важные» дела, хотя Хана подозревала, как звали эти самые дела. Девушка совсем его не ревновала. Она была несказанно рада, что Чосо нашёл новый объект обожания. Хана, укрывшись вязанным пледом, разместилась у приоткрытого окна. Она читала книгу и попивала сладкое вино. Сегодня девушка могла себе его позволить без опаски — никто не будет ею пользоваться в опьяневшем состоянии. «Всё равно ты сдохнешь в муках» Перелистывая страницу, Хана проигнорировала шипящий голос в голове. Он надоел, но сделать с ним она ничего не могла. Таблетка, проглоченная ранее, не сработала. «Бежать уже некуда»32 дня до отправки в клинику «Купол»
— Посмотри на себя, — Чосо окинул её взглядом полным презрения. — Кем ты стала, Хана? А кем она стала? Жалкой тенью или той, кто больше не обращал на него внимания? Хана, выслушав гневные комментарии, не узнала человека, который обещал заботиться о ней. «Ты ему больше не нужна» Чосо смотрел на неё, как на мусор. Больше не было того обожания в его глазах. Хана не знала, куда себя деть, топталась на месте и скручивала пальцы за спиной. Она смотрела на узорчатый ковер в гостиной. Первая совместная покупка. — Ты мне противна, — парень фыркнул, и проходя мимо неё, задевая плечом, прошипел, — свали на хер. Чосо захлопнул входную дверь квартиры, а Хана так и осталась стоять в полном замешательстве, не зная, что ей делать дальше.15 дней до отправки в клинику «Купол»
— Не отворачивайся от меня, — сказал Чосо и заставил смотреть прямо на себя, нависнув сверху и схватив за подбородок, — я хочу видеть тебя, Хана. Она пыталась. Правда, пыталась из всех сил не кривиться от его «ласк», чувствуя рваное дыхание сверху и твёрдый член внутри себя. Предательская слеза скатилась по женской щеке. Чосо слизал её с наслаждением. Хана упиралась в мужскую твёрдую грудь холодными руками. Под тяжестью его веса дышать становилось труднее. Сегодня ей исполнилось семнадцать. Сегодня Чосо был с ней нежен. За окном шёл проливной дождь, звуки которого успокаивали девушку. Она хотела оказаться под ним, почувствовать влагу на лице, но вместо этого — лежала под Чосо, ощущая влагу от слёз на своих щеках.3 дня до отправки в клинику «Купол»
На столе в его кабинете Хана наткнулась на стопку красочных брошюр. Взяв одну в руки и развернув её, она вчиталась в строки и, моргнув ресницами, стряхнула слёзы. «Клиника «Купол» — одно из лучших мест для обследования и лечения. Мы заботимся о наших клиентах и стараемся создать самые комфортные условия для их пребывания и выздоровления впоследствии. В клинике «Купол» работают самые лучшие специалисты. Для каждого клиента подбирается особенный индивидуальный подход. Мы ценим здоровье и печёмся за наших клиентов, поэтому делаем всё возможное и невозможное для их исцеления. Клиника «Купол» — Ваш союзник. Довертись нам и в скором времени Вы не узнаете своих родных!»2 дня до отправки в клинику «Купол»
— Это не психушка, Хана. Я ещё раз тебе это повторяю. Чосо осточертели её допросы, сегодня Хана была чересчур активной, и ему это совершенно не нравилось. Он с психом кинул вилку на стол, и та отскочила и упала на пол. Хана проследила за ней и обрадовалась, что на этот раз полетело не в неё. — Тогда, что это? — Хана была абсолютна спокойна. Девушка сидела за столом и смотрела, как Чосо доставал из бара бутылку виски. «Видишь, до чего ты его довела своей тупостью» — Пансионат, — Чосо налил напиток в бокал и осушил его одним глотком, — там тебе помогут. «Помогут сдохнуть» Мерзкий смех в ушах заглушал собственные мысли. Хана встряхнула головой, опуская взгляд на сомкнутые пальцы. — Но со мной всё в порядке. Свой голос Хана почти не слышала, а вот шипение голоса в голове… Хана хотела, чтобы его больше не было. «Лгунья»1 день до отправки в клинику «Купол»
— Я не хочу — Хана мялась у порога их спальни и пыталась достучаться до Чосо, пока тот собирал её вещи. — Со мной всё в порядке. «Лгунья» — Правда, — добавила она. Парень не слушал. Хана смотрела на его напряжённую спину и не верила, что Чосо пытался избавиться от неё. — Нет, ты не в порядке, Хана, — он даже ни разу не взглянул в её сторону за сегодня. — Тебе нечего так бояться. Это пансионат, там должны помочь. Чосо достал с полки её любимые кеды, покрутил в руках так, будто впервые их видел, и бросил в сторону из-за ненадобности. «Ты ему не нужна» Увидев, как обращались с её любимой вещью, Хана подняла их и с горечью на сердце прижала к груди, словно самое ценное сокровище в своей жизни. Кеды — это всё, что осталось. — Пожалуйста, — она сделала шаг к Чосо, от чего тот замер с полотенцем в руках, совсем не горя желанием поворачиваться к ней, — не поступай со мной так. Хана не хотела унижаться и просить его остановиться, но совсем не знала, как правильно ей поступить. Щекой она прижалась к его напряжённой спине, в руках сжимая кеды, и прикрыла глаза, вслушиваясь в спокойное мужское дыхание. — Если я тебе надоела, просто дай мне уйти. Ей было всего семнадцать, ему — двадцать четыре. Чосо был её единственным опекуном, и Хана знала, что другой родни у неё нет. Податься больше некуда, но и так дальше жить не хотелось. «Просто вскройся, дорогая» — Тебе там станет легче, — прошептал Чосо.Клиника «Купол». Наши дни.
Молодой врач поправлял свои очки, стараясь подобрать правильные слова. Он подозревал, что состояние Ханы ухудшилось не только из-за аварии, большую роль сыграл и её дядя. Слухи, дошедшие до него, были отвратительны. — Твой дядя, — начал Гето, постукивая ручкой по записной книжке. — В каких отношения вы находились? Сеанс «расскажите мне о своём детстве» Хане давался с трудом. Она лежала на удобной софе и пялилась мёртвыми глазами в потолок. Хана отвечала на вопросы честно в той мере, в какой это было возможно. Тема родителей всё ещё отдавалась болью в сердце, а на Чосо оно — глухо молчало. Хана почти забыло его лицо. Казалось, что в клиники она провела вечность. В этом месте время размеренно протекало. Солнце всходило и заходило, а девушка совсем на это не обращала внимание. Время для Ханы застыло. Хана попыталась представить образ Чосо, но в памяти всплыло только его татуированное лицо, полоска поперёк переносицы. Как-то раз мама упоминала о ней, и лишь поэтому Хана вспомнила про тату. По неизвестной причине Хана стала забывать свою прежнюю жизнь. Мутные силуэты родителей махали ей рукой во снах, зовя с собой. Она шла к ним навстречу, не видя лиц, но почему-то зная — они не причинят ей боли. В те сны захаживал и некий парень с полоской на переносице. Он был высокий — это всё, что Хана могла о нём сказать. Его образ скрывался за густым туманом, преследующим мужчину повсюду. Во снах он часто разговаривал с ней, но голос она не могла запомнить. Он утверждал, что всегда заботился о ней, и обещал, что будет делать это и дальше. Глубоко в душе Хана надеялась, что это был Чосо — образ мрачного, но любимого человека. Она верила, что, как только выйдет из клиники, Чосо заберёт её и больше никогда не отпустит. — Я не помню ни его лица, ни то, в каких мы были отношениях, — Хана прикусила губу, наконец отвечая на вопрос, а Гето весь напрягся, внимательно слушая, — но я уверена, что Чосо, заботился обо мне тогда и будет продолжать это делать, ведь он приходил во снах. Сугуру, слушая её ответ, удовлетворительно зачеркнул в блокноте первый пройденный этап. Сукуна являлся к ней во снах, а Хана забывала о старой жизни. Связь укреплялась с каждым днём всё больше, и бежать ей — уже некуда.