Материально (не)осуществимо

      Тихое жужжание ноутбука, метрономное клацанье мышки, шуршащий звук глянцевой пачки с конфетами в приевшейся глазури — Киллуа устало вздыхает и понимает, что придется перечитывать афишу с самого начала. Рой горящих путевок красными буквами зазывал туристов в неизведанные края, обещая новые впечатления, необычные фотографии, самые счастливые дни в вашей жизни — и потерю нескольких десятков тысяч за такое потрясающее приключение.       Киллуа уже знает, что обещанный номер с видом на морское побережье окажется тесной, запыленной квадратной коморкой, из которой до пляжа, вечно заполненного туристами, идти несколько кварталов по солнцепеку. Как-то он с Аллукой уже попадались на эту уловку — такой трюк от того же самого туристического бюро уже не прокатит. А вот следующая путевка предлагала забраться в предгорье, чтобы на пару дней погрузиться в этнос далекого от ближайших городов поселения, которые, сохранив свою аутентичность, теперь взимали деньги за ее демонстрацию.       По крайне мере, гастрономический тур точно завлекал наличием разносортных десертов, которые испортить все разом было бы наверняка не так просто. Но сейчас они тут, в этом тихом номере с низким деревянным потолком и скрипучим полом, в центре какого-то маленького города на юге карты, и в котором им приходилось провести еще несколько дней — несколько дней, за которые им предстоит выудить из него самое интересное, невиданное, захватывающее, чтобы утолить любопытство до всего самобытного.       Киллуа пролистывает ряд доступных в ближайшие сроки экскурсий, высланных на почту по оставленной заявке — он любителем монотонной болтовни никогда не был. Гораздо интереснее изучить нечто самому, нежели с подачи чужой руки, потребляя информацию уже в заготовленном виде, которую экскурсовод рассказывал по десятому кругу за месяц и сто десятому за весь год. Аллука никогда не жаловалась — да и безопаснее всего было использовать туристические маршруты, которые не таили в себе опасностей или нехоженых троп, усложняющих путешествие обычного человека. А Киллуа из кожи вон лез, чтобы показать Аллуке обычную (насколько это возможно) жизнь, меньше всего желая подвергать ее любого рода опасности. Да и всей этой ереси о произрастающих в этой местности видах растений он не знал, а Аллука, как любой ребенок, к тому же побывавший в заключении у своей собственный семьи, была любознательна до каждой мелочи, наполняющей этот тщательно скрываемый от нее мир долгие годы.       Гон бы точно смог позабавить ее своими разговорами о разных удивительных наблюдениях за лесной живностью.       Киллуа поджимает губы, будто ненарочно возникшая мысль оказалась кислой лимонной конфетой. Воспоминания о Гоне подстерегали так часто, что в какой-то момент Киллуа понял — бороться с ними возымеет только обратный эффект: эдакий парадокс розового слона, который контролировать Киллуа всячески пытался, но в полной мере не мог, поэтому оставалось только болезненно вздрагивать от каждого воспоминания не к месту. Не сейчас. Сейчас он с Аллукой — и это самое важное, что у него есть в жизни. И все его мысли, все до единой, должны быть заняты выбором экскурсии на завтрашний день.       — Аллука, тут предлагают экскурсию в музей древностей… Ты бы хотела посмотреть на череп голована? Пишут, что этот вид вымер около тысячелетия назад.       Девочка задумчиво прищурилась — видимо, она пыталась себе вообразить непонятного зверька до его полного вымирания, а после покачала головой и вернулась к раскладыванию магнитов из разных мест по одному только ей известному правилу сортировки. Для Аллуки существовало две значимые традиции: обязательно приобрести магнит в каком-нибудь из множества киосков с сувенирами и сделать фото на фоне самой главной достопримечательности местности — ни в том, ни в другом Киллуа никогда не отказывал, пускай и не понимал, для каких целей им нужно таскать с собой лишний вес в виде сумки с магнитами. Холодильника для их размещения не было, как и дома, куда можно было бы их отправить (поэтому, периодически, собирая Гону посылки, они клали несколько глянцевых магнитиков в подарок).       — Может быть тебе интересно прогуляться по парку с поющими камнями? — Киллуа пролистнул дальше. — Звучит забавно. Осталось только три места…       — Поющие камни? — Аллука засмеялась, разноцветные браслеты на запястьях зазвенели. — А что, такое бывает?       — Видимо, — Киллуа жмет плечами, не заметив того, как сам улыбается в ответ на смех сестры. В камнях, тем более поющих, он не был силен… Но он знает того, кто разбирается в этом больше.       — Парк с попугаями Арзу… Что это за попугаи такие…       — Братишка, а сам-то ты куда хочешь?       Этот вопрос застал врасплох, нечаянно сбив с толку и курса, гласящих засунуть свои желания в самый дальний угол черепной коробки. Не то чтобы Аллука никогда не интересовалась мнением со стороны — обычно Киллуа прекрасно от этого оборонялся и с ласковой улыбкой сообщал, что он всеми руками за любую из предложенных активностей. Но в данную минуту Золдик всячески пытался сбежать мыслями в нарисованные на мониторе брошюры, вообразить себя с Аллукой среди тех самых поющих камней, или смотрящих на молочный глянцевый череп какого-то животного, или гуляющими среди птиц, мечущихся в спутанных кронах вечнозеленых деревьев… Где угодно, лишь бы отвлечь себя от мысли о том, кто сейчас очень-очень далеко, но все еще продолжает находиться в голове назойливой мухой, иголкой в подкорке, вогнанной уже не братом, а им собственноручно и по доброй воле.        — Ну, мне без разницы... — Киллуа поспешил поправиться: — В смысле все звучит прикольно. Особенно парк с камнями.       — А вдруг они так верещат, что придется закрывать уши?       — Думаю, тогда бы туристов туда не водили. Зачем им своими же руками отпугивать кошельки с деньгами?       — Пошли, — легко соглашается Аллука, снова возвращаясь к изучению разложенных по покрывалу магнитов. — Послушаем, что они там напевают.       При брони билета всплыло неожиданное обстоятельство, на столкновение с которым Киллуа не рассчитывал — пока он разговаривал с сестрой, в этот короткий промежуток времени, кто-то купил два места на экскурсию, оставив только одно. Отправлять Аллуку одну, да и в целом, разделяться с ней было опасно, потому что хрупкая, шаткая видимость отсутствия контроля совершенно не внушала доверия; она была готова распасться с треском по швам лишь при одном родительском желании: чтобы их детки прекратили играть в самостоятельность, выданную им в качестве разминки, словно зверюшкам в клетке. Попробовать использовать лицензию хантера как золотой билет и пропуск во все двери? Или проследить за Аллукой издалека, создавая для нее видимость автономности? Все-таки Киллуа умел выслеживать нужное даже на тех территориях, где спрятаться было задачей не из легких. С использованием зэцу это становилось делом несложным для проворачивания, тем более среди людей, не обладающих какими-либо способностями. Последний раз он тоже был вынужден скрытно перемещаться за Гоном во время их свидания с Палм, потому что...       — Представь только, уже осталось одно место... Черт, видимо эти камни реально пользуются спросом у туристов. Если ты очень хочешь, то можешь пойти туда без меня, я тебя провожу.        Аллука расстроенно хмыкнула, плечи понуро округлились, а брови сошлись в той манере, которой обычно она выражала крайнее разочарование:       — Так уже не весело... Ты сам говорил, что узнавать что-то новое вместе всегда интереснее!       — Тогда можем подождать... Может быть будет вторая экскурсия?       — А что там еще есть?        Дав своеобразную команду к поиску, Аллука зазвенела бижутерией, накупленной у какой-то бабули-рукодельницы: завидев в девочке свою потенциальную клиентку, та не отцепилась, пока Киллуа не скупил добрую половину побрякушек. Аллуке нравилось все переливающееся, блестящее, разноцветное, и Нанике, судя по всему, тоже — Киллуа порой замечал их разговоры, когда Аллука в какой-то момент погружалась глубоко в себя, напоминая крепко спящего человека, иногда улыбавшегося или хихикающего во сне. После выхода из своеобразного транса, Аллука всегда с трепетом рассказывала о том, как сильно Нанике понравилось и то, и другое, и третье — лавка с украшениями определенно занимала почетное место в списке...       ...За окном помрачнело, будто бы ветер смял посеревшие тучи в одну большую, тяжелую, пахнущую сыростью, холодом и скорой грозой. Еще немного и загудит ветер, со свистом проникая в щели оконных рам, принося с собой новость о непогоде, остро пахнущую озоном.        Золдик подумал о том, что наверняка похолодает. Потом подумал о том, что всю последнюю неделю температура не поднималась выше пятнадцати. Потом сам по себе вспомнился Китовый остров, где должно быть, жарко и солнечно, как обычно. А потом он, к своему собственному изумлению, решил вслух резюмировать цепочку возникших мыслей, проскочившей в голове за секунду, и делать этого определенно не стоило — пока мысли липкой кашей варятся в пределах головы, у них нет такой силы, как после формирования их в буквенно-словесный формат:       — А на Китовом острове сейчас тепло, я думаю. Там грозы только в сезон дождей.       Случайно вырвавшаяся мысль вызвала желание положить голову на клавиатуру и побольнее стукнуть себя крышкой ноутбука сверху, но Киллуа продолжает искать, вернее, усиленно заставляя себя вернуться к афишам и делать вид, будто бы он совершенно ничего не сказал. Так, послышалось. Ветер что-то расшумелся за окном.       — А когда мы поедем на Китовый остров? Ты говорил, что Гон нас приглашал, – говорит Аллука, разрушая надежды на быть неуслышанным.       — Обязательно поедем, но... сейчас не время. Сейчас июнь и наверное у Гона должны быть какие-то экзамены. Я думаю, можно будет попробовать... Потом?       — Раз Гон нас приглашал, то наверное у него есть время, чтобы провести его с нами, — Аллука в удивлении скинула брови и, видимо, решила докопаться до правды.       — Зная его, может быть времени и нет, если он чего-то хочет... Он пренебрегает остальным, переоценивая свои возможности. Так что, возможно, мы в действительности будем отвлекать его от дел.       — А сам-то ты хочешь? — внимательные голубые глаза знают ответ с точностью до десятых, спрашивая не с тем, чтобы услышать ответ, а чтобы заставить Киллуа признаться в том, о чем он обычно умалчивал.       — Конечно, я очень хочу... Думаю, тебе там тоже понравится, — последним предложением он заменяет все невысказанное, оставшееся тлеть где-то внтури, в засвеченных воспоминаниях, хранивших в себе запах соли и раскаленного песка под ногами. Это место казалось сказочным миражом с выкрученными красками на полную яркость, где на макушку сыпалась пыль самых низких в мире звезд. Пестрящее буйство малахита и золота казалось настолько эфемерным, что невесомо коснешься пальцами — растворится, рассеется в стапливающей духоте, оставшись перламутровым отблеском на коже. И тогда, почти что четыре года тому назад, когда Золдик оказался в том причудливом царстве знойных тропиков впервые, он составил вывод по сделанным наблюдениям — его самый заветный и несомненно самый удивительный товарищ не мог быть родом из менее удивительного места.       Внимательный взгляд со стороны с рассчетом на продолжение Киллуа сосчитал за побуждение к действию и продолжил:       — Там солнечно, много цветов, а еще много ягод. Особенно в лесу, я никогда больше такие не пробовал, Гон находил какие-то кусты, к которым без него я бы в жизни не подошел. А еще у них дома очень уютно, его тетя очень хорошая хозяйка... И готовит она вкусно. Помню, как мы набирали еды и несколько часов могли сидеть у него в комнате... Хотел бы я еще раз там оказаться.

А дальше — гаснет свет.