***
Гарри Поттер помахал рукой своей семье, когда Хогвартс-экспресс отъехал от станции. Поттеры здесь оказались самой большой семьей (Уизли, как обычно, опоздали). У них насчитывалось пятеро детей, не считая самого Гарри. И тот в какой-то степени был тому причиной. Древняя душа Гарри Блэка влетела в ещё не родившуюся душу Гарри Поттера 16 июля 1980 года, из-за стресса мгновенно спровоцировав преждевременные роды. Такое в планы у него точно не входило, но, учитывая, что ему раньше не приходилось рассчитывать темпоральную траекторию непроверенного ритуала, результат вышел неплохим. А учитывая, что Гарри Блэк родился 31 июля 2000 года, теория мультивселенной всё же подтвердилась. Раннее рождение означало, что пророчество его не затрагивало, а это означало никакого визита от Волдеморта на Хэллоуин, а значит, его родители выживут, а это, в свою очередь, означало, что те в конце концов обязательно заметят, что для малыша их сын необычайно внимателен и сосредоточен. Гарри обошёл эту проблему, отвлекая их. Наложенные на их брачное ложе незаметные чары привели к тому, что отец и мать постоянно испытывали друг к другу влечение, а также забывали о контрацепции. Теперь они просто радовались, что их первенец был таким ответственным и воспитанным и не доставлял им проблем, вместо этого помогая заботиться о братьях и сёстрах. Он не раз испытывал искушение признаться, что является путешественником во времени, но его всегда останавливала мысль о том, что он разобьёт сердца родителей правдой об их так и не родившемся «маленьком мальчике». Вы бы решили, что его древняя, циничная сущность даже не стала бы колебаться с признанием, но он уже не был тем прежним Гарри Блэком. Тело принадлежало местному Гарри Поттеру, а душа, уже занимавшая эту оболочку, была чистой, незапятнанной и очень молодой. Потеря родителей стала для Гарри Блэка старой и хорошо зажившей раной, а вот младенец Гарри Поттер только что провёл девять месяцев в утробе матери и, не задумываясь, пытался вернуть себе материнское тепло. Как выяснилось, новорождённые не отличаются крепкой эмоциональной силой, а добавьте к этому более шести сотен лет жизненного опыта, и всё в один миг становится совсем невесело. Точно так же, как невесело было находиться под Круциатусом. Джеймс и Лили Поттер сходили с ума, когда их новорождённый сын первые несколько дней метался между плачем, как будто его пытали, и почти полной кататонией. К счастью, Гарри Блэк вышел за пределы ограничений плоти и в итоге собрал достаточно воли и концентрации, чтобы с помощью Окклюменции прийти к какому-то подобию разумности, но к тому времени он уже безвозвратно привязался к своим родителям эмоционально. Впрочем, возражений против этого у него особых и не возникло. Вышел эдакий новый и интересный опыт — обзавестись родителями, братьями и сёстрами (и он не чувствовал себя особо виноватым в том, что отчасти помог в их создании), а новые впечатления уже давно были для него в дефиците. Даже если становление ребёнком его иногда немного расстраивало. Для человека, возрастом более шести веков, подождать семнадцать лет, прежде чем его снова начнут считать взрослым, казалось сущим пустяком. Его размышления прервала отъезжающая дверь купе. — Привет, можно мне здесь сесть? — спросила буйногривая девочка. Дикция у неё была чёткой и ясной, и нормальный одиннадцатилетний ребёнок ни за что бы не уловил в её голосе тревожных ноток, но Гарри нормальным уж точно не назовёшь. Девчонка казалась ему смутно знакомой, как и почти всё остальное в этой новой жизни, также казавшееся ему смутно знакомым. Превратности путешествий во времени. — Конечно, — он пригласил её и достал свою фальшивую палочку (на самом деле просто трансфигурированную, а его настоящая палочка будет использоваться лишь в качестве доказательства того, что он точно не произносил это заклинание, господин аврор, сэр). — Давай помогу с багажом. — Вингардиум Левиоса, — он едва не забыл произнести заклинание вслух, и чемодан аккуратно полетел к багажному отделению. — Ты тоже учился наперёд! — выдохнула девушка от восторга. — Я попробовала несколько заклинаний из учебников. И все у меня, само собой, получились. «Само собой — сказала она». Гарри развеселился. Не будь он путешественником во времени, то воспринял бы её заявление как проявление высокомерия, но этот быстрый лепет — лишь отчаянная попытка произвести хорошее впечатление человеком, который не имел почти ни малейшего представления о том, как общаться со своими сверстниками. Похоже, она ошибочно полагала, что дети волшебников по своей природе будут усердно учиться и стремиться овладеть своим даром. Какое же разочарование её ожидало. — Я Гарри Поттер, приятно познакомиться, — представился он, протягивая руку. Она покраснела от смущения из-за своей непреднамеренной грубости и снова поспешила с ответом, словно боясь, что кто-то её прервёт: — Я Гермиона. Гермиона Грейнджер. Это имя наконец-то пробудило в его памяти воспоминания о девушке из его прошлой жизни. Расплющенная троллем. Неудивительно, что он так долго не мог её вспомнить. — Приятно познакомиться, — учтиво выговорил он, решив усугубить её смущение поцелуем вместо пожатия. Это сработало, и она на какое-то время смутилась. Он отчётливо помнил, что в тот первый раз она вызывала у него раздражение, но сейчас уже было трудно понять, почему. С другой стороны, в тот первый раз он был маленьким колючим засранцем, не так ли? — Итак, полагаю, в магическом мире ты новенькая? — спросил Гарри. — Я маглорождённая, если ты об этом, — с любопытством ответила Гермиона. — Как ты узнал? Должно быть, она ещё не сталкивалась с другими чистокровными более уебанского поведения. В противном случае сразу бы начала защищаться. — Если бы ты выросла в магическом мире, то поцелуй руки не удивил бы тебя так сильно, — сухо ответил он. — Как ты могла заметить, в магическом мире культура немного другая. — Не такая уж она и другая, — возразила Гермиона. — Другая, — опроверг он. — Не позволяй тому же языку и схожему акценту обмануть себя — различные магические анклавы, скрывающиеся внутри нормального мира, по факту являются совершенно другими нациями. У них есть свои собственные правительства и свои собственные культуры. Лучшим примером будет считаться такая страна как Люксембург, которая могла стать частью Германии или Франции, но не стала — разве что она меньше магических. — Полагаю, в этом есть смысл, — согласилась Гермиона, подумав полминуты. — А почему ты продолжаешь называть его нормальный мир? Я думала, волшебники называют немагов маглами? — Потому что «магл» — это оскорбление, появившееся несколько веков назад. В целом оно означает «немытый идиот». И если я захочу кого-то оскорбить, то предпочту сделать это намеренно, — Гарри забавно фыркнул, глядя на её обиженное лицо. — Видишь ли, до недавнего времени разница в уровне жизни и общего образования между волшебниками и обычными людьми была огромной, поэтому волшебники привыкли чувствовать своё превосходство. А если что-то сохраняется в мире достаточно долго, то просто становится обычным явлением. По большому счёту никто уже не помнит, что это вообще считается оскорблением, так что не стоит слишком сильно на них обижаться. — Тогда откуда ты знаешь, что это оскорбление? — спросила она. — Я знаю всё, — заявил он непринуждённо. Гермиона уставилась на него в ответ на это нелепое утверждение. — Ты не можешь знать всё! — А ты проверь меня.***
Гермиона в тревоге сидела за гриффиндорским столом, ожидая, когда Гарри пройдёт распределение. Она надеялась, что его тоже определят в Гриффиндор. Она не была уверена, что они уже подружились, но всю дорогу в поезде провели, разговаривая, и ей это понравилось. Гарри был очень умным, вежливым и представлял собой всё то, что она надеялась отыскать в мире волшебников. И, несмотря на все её старания опровергнуть его утверждение о том, что он знает всё, Гарри действительно всё знал. На вопросы о магии, учебной программе Хогвартса, истории, профессорах, экзаменах, факультативах старших курсов он отвечал слишком уверенно и подробно, чтобы такое можно было счесть за выдумку. Когда у неё закончились вопросы о школе, она перешла к темам остального магического мира. Его культуре, правительстве, экономике и так далее. И снова казалось, что он знает всё, хотя некоторые его ответы были совсем не такими, как она ожидала. Больше всего ей это напоминало отца, когда тот жаловался на правительство. Не желая сдаваться, она начала задавать вопросы по математике, естественным наукам, географии, биологии и так далее — темы, в которых, как она знала, сама опережает свою возрастную группу, но он и тут не дал поставить себя в тупик. Только когда Гермиона начала расспрашивать его о сюжетах некоторых прочитанных ею художественных книг, она в конце концов нашла одну, которую он не смог описать вкратце, что он впоследствии назвал жульничеством. По его словам, «Гордость и предубеждение» являлась «скучным, перехваленным куском литературного мусора». Она серьёзно обиделась из-за очернения столь известной классики, тем более что он сам её даже не читал. Но не настолько, чтобы перестать с ним общаться, потому что это было бы просто смешно, учитывая их совершенно противоположные мнения о рекреационной литературе, но всё же! Гермиона хотела хотя бы чуточку уловить самодовольство от «победы», но тот невероятный объём знаний, которыми Гарри обладал и отказывался разглашать их источник, прижал её к стенке. Она желала его зачисления в Гриффиндор как из надежды на то, что они станут друзьями, так и из желания выведать его секреты. Подошла очередь Невилла Лонгботтома надеть Распределяющую шляпу и всё закончилось, лишь на мгновение прервав её неустанные размышления. Если бы она не встретила Гарри, то была бы уверена, что Мальчик-Который-Выжил вызвал бы у неё куда больший интерес, но знаменитый ребёнок и магическая тайна оказались в разы менее интересными, чем некий мальчик: по виду её сверстник, но, очевидно, обладающий знаниями в разы превышающими знания в библиотеке. — Гарри Поттер! — наконец позвала профессор Макгонагалл. Гарри вышел на середину зала с какой-то невероятной уверенностью. Гермиона вспомнила, как нервничала, когда подошла её очередь, и как нервничали все остальные. Некоторые пытались изобразить уверенность, но по сравнению с почти что высокомерной и непринужденной развязностью, с которой Гарри шёл к табурету, выглядели те попытки блекло и неприметно. По крайней мере, это давало ей надежду, что с такой смелостью Шляпа отправит его в Гриффиндор, а не в Рейвенкло. — Э-е?! Недоумённое междометие Распределяющей шляпы заглушило негромкие разговоры в Большом зале. — Какие-то проблемы, Флоппи? — обеспокоенно спросил директор Дамблдор. Гермиона недоверчиво повторила одними губами «Флоппи?», наблюдая за разворачивающейся драмой. — Эрм, нет. Вовсе нет, директор, — сказала Распределяющая Шляпа с явным напряжением. — ГРИФФИНДОР! Гарри с непоколебимой уверенностью, из-за нестандартного распределения и внимания к нему, спокойно снял шляпу и положил её обратно на табурет, после чего проследовал к столу Гриффиндора и сел рядом с ней. Гермиона уставилась на него, желая, чтобы он объяснил, что только что произошло, но тот лишь посмотрел на неё своими понимающими зелёными глазами, дразнившими её знанием, которое она отчаянно хотела заполучить. — Что? — спросил он. Весь Большой зал дёрнулся, словно пребывая до этого в трансе, и Макгонагалл вызвала следующего ученика. Гермиона поклялась, что разберётся в этом парне.***
— Я уверен, тебе интересно, зачем я позвал тебя сюда, Гарри, мальчик мой, — сказал Дамблдор с улыбкой и дедовским огоньком в глазах. — Нет, уверен, я точно знаю, зачем ты позвал меня сюда, Альбус, мальчик мой, — Гарри ответил точно таким же тоном и с таким же блеском в глазах. Для одиннадцатилетнего ребёнка это считалось настоящим подвигом. — Распределяющая шляпа не может рассказать тебе, что она видела в моей голове, поэтому ты решил заглянуть туда сам, но ложный разум, наложенный на моё истинное сознание, тебя одурачил. — ... Кто ты? — образ дедушки испарился, как весенняя роса под лучами утреннего солнца. — Гарри Поттер, — усмехнулся тот. — Но в своей прошлой жизни я был Гарри Блэком, самым старым и могущественным волшебником из когда-либо живущих. У него просто не имелось ни единого шанса остаться незамеченным, да и это казалось ему как-то уж чересчур утомительным, поэтому не стоило даже и пытаться. Посвятить во всё Дамблдора выглядело для него путём наименьшего сопротивления. — ... Реинкарнация? — рискнул Дамблдор. — А ты всё ещё быстро соображаешь, несмотря на свою дряхлость, а? — усмехнулся Гарри. — Использованный мной ритуал должен был отправить меня в прошлое. Я не должен был сливаться со своим молодым «я» в утробе матери, но дерьмо случается. Он намеренно не стал упоминать, что всё произошло в иной параллельной реальности. — В вашей временной линии Волдеморт был побеждён? — Директор не потрудился усомниться в словах мальчика, как поступил бы менее сильный волшебник. — Очень печально знать, сколько времени люди этой эпохи тратят, переживая из-за этого ничтожества, — разочарованно вздохнул Гарри. — Пожалуйста, если ты владеешь ключом к окончательной победе над ним, то ты должен мне о нём рассказать, — настаивал Дамблдор. — Молодые всегда такие нетерпеливые, — пожаловался Гарри. — И завязывай с магией внушения, это не очень мило и выходит у тебя не шибко скрытно. Гарри намеренно проявил всю свою мощь, заставив комнату задрожать и сделав её клаустрофобически маленькой. Глаза Дамблдора расширились, и он, по-видимому, впервые по-настоящему осознал, с чем столкнулся. — Мои извинения, — сказал он. — Волнение взяло надо мной верх. — Да, — великодушно подтвердил Гарри. — Ну да ладно, я действительно могу рассказать тебе о его глупых крестражах, но сначала нам нужно поговорить о моём пребывании в Хогвартсе. — Крестражи? Не один? — тон Дамблдора был наполнен ужасом. — Мальчик мой, тебе лучше стоит сейчас сосредоточиться на задаче насущной, — он снова использовал запатентованный дедовский тон Дамблдора. — Если мы не придём к соглашению относительно моего пребывания в этих священных залах познания, то дела могут обернуться немного... неоднозначно. — Ну, это зависит от того, чего ты хочешь добиться в этом прекрасном учебном заведении, — приветливо заявил директор, «переключая ментальные передачи» с такой ловкостью ума, коей просто необходимо обладать могущественному волшебнику. — Для большинства наших студентов это получение образования, но я полагаю, что у нас не так уж много найдётся, чему можно тебя обучить. — Правильно полагаешь, — Гарри кивнул. — Изначально я собирался просто бесцельно плыть по жизни, пока не найду себе занятие. И издалека поглядывать за местными аналогами своих жён. Но не вступать с ними в отношения. Если он станет искать Луне, Флёр и Доре замену, то сам себе навредит и оскорбит души усопших. Их больше нет, и они не вернутся. Тем не менее не было ничего плохого в том, чтобы убедиться, что жизнь местных версий будет счастливой. — Но ты уже нашёл такую причину, — догадался Дамблдор, довольно улыбаясь. — Юная мисс Грейнджер? — На моём первом курсе её расплющил тролль, так что я понятия не имею, кем бы она выросла, — великодушно пояснил Гарри. — Здешняя умна — если только в довольно узком смысле этого слова, — а я всегда ненавидел попусту растраченный потенциал. Я возьму её в ученицы, чтобы убедиться в правильности её обучения. — Это можно устроить, — хмыкнул Дамблдор, не реагируя на не слишком тонкий намёк на образовательные стандарты Хогвартса. — Ты хочешь полного освобождения от занятий или намерен посещать их как обычный студент? — Мы будем посещать занятия как обычно — если мне захочется, — но без домашних заданий и экзаменов, и мы будем игнорировать классные задания по моему усмотрению. Также, никаких наказаний после уроков или иных других. Если Гермиону понадобится наказать, то я разберусь с этим сам. В классе всё ещё можно было почерпнуть некоторые уроки, но не обязательно те, которые пытались донести учителя. — Итак, по сути, ты хочешь выдачи разрешения делать всё, что захочешь, — подытожил Дамблдор. — Я мог бы научить тебя тому ритуалу в качестве компенсации, — предложил Гарри. — Перепишешь свою жизнь. Сможешь остановить Гриндевальда до того, как он возьмётся за своё, или направить его по другому пути. Ариане не придётся умирать и страдать. Твоему отцу не придётся отправляться в Азкабан. Твой брат не будет так на тебя зол. Тому Реддлу не придётся становиться Волдемортом. Дамблдор застыл как статуя. — Твой ритуал позволяет вносить изменения во временную линию? — Да, — солгал Гарри. — Ритуал извлекает душу заклинателя из его тела и перемещает её за пределы временного потока, чтобы предотвратить временной парадокс. Эффект сохраняется после слияния с твоим молодым «я», что позволяет вносить изменения, и вселенная не попытается тебя за это «исправить». Ложь. Слияние с молодым я сразу же приводит к отклонению временной линии, но Дамблдор никогда не заметит разницы, потому что Гарри уже перекалибровал ритуал, чтобы уменьшить разницу в измерениях. — Если я смогу вносить изменения во временную линию, то, возможно, ты никогда не появишься, — отметил Дамблдор. — Я также существую вне временного потока, — ещё чуток солгал Гарри. — Оно не может меня стереть. События сложатся так, что я буду существовать, несмотря ни на что. Да, в этой временной линии, где путешествующий во времени Дамблдор ни на что не повлияет. Дамблдор утих на целую минуту, прежде чем ответить: — Мне придётся подумать над твоим предложением, но я на время позволю тебе свободно распоряжаться школой, поскольку полагаю, ты всё равно будешь делать то, что захочешь. Должен ли я вызвать мисс Грейнджер, чтобы мы могли объяснить ей предложение стать твоей ученицей? — Так может быть даже лучше, — поразмыслил вслух Гарри. — Мне она показалась изгоем общества, так что наверняка сейчас подумает, что я её разыгрываю. А ещё она слишком сильно доверяет авторитетам. С этим придётся покончить. Что касается Гермионы, то на ближайшие несколько десятилетий имя единственного авторитета, который будет занимать её голову, станет Гарри Поттер.