* * *
— Как ты себя чувствуешь, Канао, — подходит к молчаливой девочке, тревожно одаривая взглядом. — Ты ночью принимала таблетку. — получая в ответ положительный кивок. — Ребята, кто не принимал лекарство в последние дни? — не видя не одну из рук, расслабляясь. — Канаэ-сенсей, — но тревожность возвращается снова. Неужели Танжиро? Разве он, мог не следовать правилу. — Лекарства у Ямато-чан могли кончится. Её давно нет в школе. Камадо оказывается прав. Особенно день четверга — тяжёлое для Ренгоку время, и к сожалению потенциально идеальный момент оказаться беспомощной в оковах сна. Историк не оказывается в состоянии доставить необходимые как воздух медикаменты вовремя. А до окончания уроков Канаэ остаётся слишком много. К сожалению в новых реалиях, что так сильно отличаются от детства нынешних средних поколений, молодым людям, да и всему обществу приходится не сладко. Человечество, а именно, высшие умы заходят слишком далеко с инновациями, провоцируя взрывы химических лабораторий в разных уголках мира. Целенаправленно оно и или нет, но вещества оказываются настолько едкими, одновременно токсичными, что поражают сознание человечества всего за год. Мозг. Никакие мутации не оказываются опасными, как газ веществ воздействующих прямо в сознание человека. Оно искажает работу мозга, породив чего угодно, даже воздух, в оружие мучительного саморазрушения, превращая пустое место, в давящую материю. Особенно отсек отвечающий за сны. Разрушается, деформируется создавая состояние равно к не нарочному самоубийству. Оставшимся в здравом уме учёным требуются года и горы трупов, погибель тысячи невинных жертв их заслуг, чтобы наконец выработать лекарства изцеляющие, приводящие деформированные клетки в изначальное положение медленным образом. Лекарства обязательные для всего населения. Хоть и вещества оказываются бесплатными, находятся и те, на которых не действуют. Но вместо смерти их мозг быстро поражается, зарождая внутренности той же хворью, деформируя состояние вен, что становится заразным А они слишком тянут с этим. До дикого волнения в груди педагога, ощущения полного отчаяния, что моментально прерывает влетевший в класс Ренгоку. — Здравствуй, — дышит нервно, запутавшись в только законченных бумажных делах. — Где хранятся лекарства? — В кабинете Игуро-сенсея, — удивившись не характерно-слабой памяти коллеги. — Ага, спасибо, — шумно исчезая с класса на бегу.* * *
Скоро начнёт темнеть. Благодаря кучей стопки бумаг, он не успеет сделать обещанное. И плевать сейчас на скейт, главное не опоздать, не позволить ей погрузиться в сон. Ему не впервой. Изредка, он находил Ямато в полусонном состоянии, практически от шага к бедам. Моментально оказывая помощь. А ей было хоть плевать. Реакция человека, пережившего нечто похуже — вот, что изображало её лицо. Лик подростка, такой недосягаемой Ямато, что он готов был поверить в её разрушенный внутренний мир больше, чем бесчувствие и равнодушие отражающейся снаружи. Кто был виновен? Её родители, о которых не имелось ни слуху, ни духу? Подозрительные юноши, что были описаны как «всего лишь знакомые» время от времени «коллеги». А коллеги в чём именно умалчивала, указывая всем видом — давить на неё не стоит, снова исчезнет. И вряд-ли ещё у Ренгоку в очередной раз получится отыскать. По четвергам она катается дольше, или меньше? Может вообще он путает со вторником? Непонятно. Скейт-парк не может оказаться пустым, не так давно прошло от захода солнца. Улицы всё ещё кишат местными жителями. Кёджуро бежит вглубь улиц, желая выйти к главной дороге, подловив такси. В автобусе с частыми остановками не успеет. Ещё чуть-чуть, пару часиков, ожидает в надежде, молится на состояние Ямато. Лишь бы ей снова не стало скучно, не появилось чувство усталости и не клонило ко сну. Самую малость, и он успеет.* * *
Все беды начинались после захода солнца. А главный демон — одиночество, решил мучать, резать душу больнее именно в этот момент. Сбежавшая с первого же урока Ямато, была уверена — Ренгоку-сенсей узнал о информации слишком поздно после побега. Сегодня четверг, а значит историка беспокоить не стоило. Возможно это и к лучшему. Но почему так неприятно от воздуха в комнате, без привычного, ненавистного запаха корицы? А усталость ощущается особенно ярче. Ни многочисленные синяки, к счастью оставленные только на теле, ни очередной укол «от ног», не воздействует на неё так, как раньше. Глаза расплываются, позволяя векам медленно впасть ниже. Но девушка резко раскрывает глаза, вздрагивая. Надоедливые нынче коты! Звук кошачьих когтей об входную дверь приводит её в чувства, бессмысленно смешивая воспоминания в голове. Ренгоку-сенсей обещал явиться в старый скейт-парк, проведя её к новому. Но ждать не стоило, не сегодня. Да и желания особо кататься не имелось. Ямато ослабла. Подошло бы выражение «будто побили», но «будто» было лишним. Какого черта они явились неделю раньше, когда она обещала успеть выплатить долг за последний месяц только к концу? Обещала и выплачивала, даже после телесных насилий, выпрашиваний заранее, еле живой, но слово не сдерживать и в помине не было. — Ямато, — прозвучал голос на весь парк, возрождая внутри колючие ощущения. Парень кивает головой в сторону узкого переулка, призывая. Лишая хоть слегка улучшегося настроения под вечер. Убедившись в незаметности, грубо схватывает локоть тюльпанчика, дёргая, впечатав в темную стену сдания. Сжимает горло, вдавливая кончиками пальцев в нижнюю часть подбородка, заставляя слегка раскрыть рот. Она мычит, дёргается, борется, что кажется бессмысленным. Желая отодвинуть руку. Хотя бы сопротивляясь через рот, из о всех сил пытаясь не раскрыть челюсть. И проглатывает огромный ком в горле, застыв, сдерживая мычание через грубый поцелуй. Хотя грех называть это поцелуем. Он насилует её губы своими — сухими, грубыми, холодными. А Ямато лишь слегка подташнивает, вызывая головокружение. Подросток собравшись силами, еле как раскрывает глаза, видя последнее перед отключкой — лицо под капюшоном, со взбухшими венами черного цвета. Цепляется взглядом за руки, что её душат, заметив то же странное очертание вен В голове всплывает образ сенсея и его слова, знак, обозначающий такое состояние у людей. Он заражён хворью, теперь же, заражает её. Глаза тяжелеют, унеся Ямато в обморок. Стирая всё остальное представление о ситуации. Ничего более не вспоминается. Только ощущается желание провалиться в сон. Глубокий, долгий, сладкий, никогда настолько не желанный. Она смотрит на часы, забивая на таблетки. Нету смысла. Да и вздремнуть на пару часиков не помешает. Встаёт со стула направляясь к двери, заперевшись изнутри, держа путь к спальне, пиная весь тот бардак вокруг кровати, ложится, снимая лишь верхнюю одежду, укрываясь одеялом. Медленно прикрыв глаза, позволяя гармонии влиться внутрь.* * *
Она во сне? Непонятно. Вроде бы только-только уснула. Когда успела проснуться снова? Сколько времени прошло, что Ямато очнулась в своей же комнате при глубокой ночи. И почему за окном будто всё синее? Она медленно встаёт с кровати, не сумев различать между сном и реальностью. В комнате аномально чисто, не характерно для неё. Дома тепло, пахнет вкусной едой. Часы синхронно тикают, пробивая ровное время. 00:00 Приближается, до точности вспомнив время захода в постель. Никак не сходится. Но взгляд цепляет иной предмет — календарь повешенный на стене рядом с часами. А на бумаге красным обведено число. 13 декабря — Ямато, — знакомо, особенно тон голоса. — Иди кушать. Подозревая неладное, тихими шагами проходит к кухне, видя русоволосого мужчину возле плиты. Голубые глаза сжаты в улыбке, белоснежные зубы будто светятся, а с зоны рук исходит пар, цепляя её взгляд на свежеприготовленную яичницу. — Ещё не остыло, ты вовремя. — одаривает мимолётным взглядом, сосредоточившись на накладывания завтра в тарелку. Сначала в её, затем в свою. Но этим процесс не завершается. Ямато ест лишь одну яичницу. Если память не подводит, отец три, но яиц пять. А тарелок на украшенном разными салатами столе трое. — Дорогая, мы тебя ждём, — переводит взгляд на Ямато. — Может, позовёшь маму? — у неё галюцинации? Быть может, проблемы со слухом, и всего-то послышалось. Дорогая. Но кто именно? — Так ты уже проснулась, — вздрагивает, услышав абсолютно незнакомый голос, обернувшись. Длинные, волнистые, белоснежные волосы, средний рост, нежные черты фигуры, а в руках тонкая ваза с тюльпанами. Кажется понятно в кого она. Казалось бы, женщина красива. Всего у неё хватает, за исключением главного — лица. Его нет. Без какого-либо скрытого смысла. У неё не имеется ни нос, ни губы, ни даже очертание глаз. Просто участок плоской кожи, не отражающий ничего. Но удивляет не только это. Только что, на часах было полночь, а за окном ночь. Но стоило сделать пару шагов за пределы комнаты — в кухню, как отец готовит завтрак, а с окна просачиваются тёплые солнечные лучи. Ямато в недоумении вглядывается в лицо неполноценного человека, отворачиваясь к отцу. Видит как освещение в комнате меняется, лучи исчезают, затемняя помещение. — Сенсей? — выкрикивает в недоумении видя Ренгоку стоячего в том же месте, в той же одежде что и отец. Будто его лицо подменено. — Ты видишь своё желание ,— произносит холодно, без каких-либо эмоций. — Это не правда, я тебе не он. Ямато рефлекторно поворачивается к матери, не найдя тот образ минутами ранее. Теперь вместо пустого участка кожи на лице, содранная. Глубоко содранная кожа, аж до сухожилий, красных кровавых участков и пустых, из ниоткуда взявшихся глазниц, с которых безудержно льётся кровь — Ямато, — её голос становится шершавым, будто, у обезвоженного человека. Кровь капает на белоснежные волосы, пачкая. — Я несчастна, из-за тебя, — со скоростью света впечатывает дочь в стену, сжав горло, приподнимая. Она карабкается, дёргается, борется за жизнь как никогда. Возможно впервые в жизни, за столько лет чувствует себя поистине живой. Внутри бушуют эмоции, сила чуть повышается. Страх берёт своё. Ямато впивается короткими ногтями в руки женщины, пытается убрать. Но получается лишь снять толстый кусок кожи, что в ужасе сбрасывает на пол. Но женщине плевать, боли она не ощущает. Лишь ненависть. Она раскрывает свободную ладонь, показывая Ямато шприц с толстой иглой. Расплывается в ужасающей эмоции, напоминающий улыбку, демонстрируя острые, треугольные, акульи зубы. Белоснежные волосы начинают двигаться, прорастая длину прядей, тянутся к Ямато. Аномально длинная копна волос разделяется на две стороны, обе которых мертвой хваткой схватывают её руки, отбрасывая назад, сжимая до обездвиживания. Ещё. И снова. Всё туже и туже. Через минуту слышится хруст костей на запястье в унисон мучительному крику подростка. Левая рука уже вывернута в другую сторону, пока правую пытается сдержать в неподвижном состоянии. Душит не сильно, крепко. Воздух время от времени поступает, но находясь долго в таком положении, Ямато слабеет, теряя поток кислорода, ощущая головокружение и тряску в теле. Внезапно, хватка прядей слабеет, позволяя чуть прийти в сознание. Додуматься, вызвать на помощь. — Ренгоку-сенсеееей! — кричит собравшись силами, вспоминая про учителя в соседней комнате. Но никакая ответная реакция не приходит. За исключением шагов. Топ. Топ. Топ. Он медленно шагает вдоль кухни, выходит в коридор, лицезрев «милейшую» сцену. Лицо как у куклы — красивое, яркое, но абсолютно без эмоций. Будто на неё смотрит картинка на паспорт. Удачная картинка, но не живая. Это не сенсей, он не такой! Он не стоял бы в стороне. — Спаси. Себя. Сама, — ни капли эмоций в голосе, будто робот. Потеряв бдительность, Ямато не замечает, как очередная проросшая прядь, тянется к её ноге, сдернув, заставив ту упасть. Наконец наклоняется сама женщина, взяв за волосы дочь, таская вдоль коридора, держа путь в спальню. Женщина с нечеловеческой силой берёт её на руки, скидывая на кровать. Ударяя кулаком по лицу. И лишь белый свет впереди. Всё? Она мертва или только начинается?