***
Волнение прокатывается через всё тело, когда Феликс приседает, затаив дыхание под водой. Высунув немного голову, он наблюдает сквозь капли зацепившиеся за его ресницы за растянувшимся мужчиной на берегу небольшого ручья. Глубокие карие глаза широко распахнуты, пока они смотрят друг на друга. Незнакомец качает головой, а с его губ срывается слабое хныканье. Он хочет что-то сказать, но ни один звук не слетает с его губ. Несмотря на страх, парализовавший тело Феликса, он чувствует, как его внутренний волк отвечает на зов чужака, его омега заинтересованно поднимается. Ветер дует в другую сторону, не позволяя учуять аромат незнакомца. Очень осторожно Феликс движется к берегу, мужчина продолжает лежать распростертым орлом на земле. Почему он не шевелится? Покраснев с головы до пят, он хватает с поверхности озера кувшинку и, прикрывшись тонким листом, спешит к дереву, на ветке которого висят его штаны. Хотя этот человек и не первый странник, которого он встречает, но он первый, кто наткнулся на купание омеги. Не обращая внимание, как туго ткань скользит по влажным ногам, он быстро натягивает хлопковые штаны, прикрывая голый зад. Беспокойство нарастает с каждым новым шагом к человеку на земле. Он редко принимает гостей в своей долине, последние, кого он видел, была группа кочевников, желающая обменять мягкие ткани на меха и зерно. Незнакомец всё ещё не двигается. Феликс приближается ещё на несколько метров, и его шаг сбивается от вида разбитых и кровоточащих ступней мужчины. Из горла вырывается всхлип сочувствия…это выглядит очень болезненно. Румянец вновь обжигает щёки, когда его взгляд скользит по мускулистым ногам и останавливается на подтянутой, упругой заднице. Почему он голый? Он не успел переодеться, когда обратился? Направление ветра меняется, неся за собой волнующий запах. Веки Феликса непроизвольно прикрываются, пока его легкие наполняются глубоким успокаивающим ароматом вечернего костра и потрескивающих поленьев…это альфа. Омега внутри него оживает от этого запаха, царапается и скулит, умоляя подойти поближе. Здравый смысл и чувство самосохранения исчезает, когда внутренний волк толкает его вперед. Подойдя ближе, он обходит мужчину, борясь с желанием рассмотреть каждый сантиметр обнаженной кожи на широкой спине. Труднее не замечать большие мускулистые руки, настолько отличающиеся от его собственных, тоже мускулистых, но совершенно тонких. Все ли альфы… такие большие? Рост этого незнакомца, вероятно, такой же как у Феликса, но это единственное сходство между ними. Если Феликс худой и гибкий, то этот человек широкий и большой. Взглянув на лицо мужчины, он получает ответ на вопрос, почему тот не шевелится. Он потерял сознание. Сильная спина приподнимается с каждым новым ровным вдохом. Пока всё безопасно. Феликсу требуется минута, чтобы как следует рассмотреть расслабленное лицо альфы. Единственные альфы, которых встречал Феликс, — это пожилые торговцы, и они совсем не похожи на этого. Этот альфа удивительно красив, у него тёмные кудри и мягкая медовая кожа. Его губы, хоть и небольшие, но пухлые и идеально пропорциональные для его лица. Круглый нос, придающий его довольно внушительной фигуре некую мягкость, очаровательный. Этот человек выглядит… милым и добрым, но даже будучи без сознания, Феликс чувствует себя рядом с ним маленьким. Схватив палку, Феликс наклоняется и тыкает пару раз в потерявшее сознание тело… ничего, никакой реакции. Выдохнув, он опускается на колени, от запаха дыма и огня у него кружится голова. Все альфы так пахнут или только этот? Его бабушка перед уходом приложила все силы, объясняя природу феромонов и запахов, но до сих пор все её слова оставались теорией. Альфы кочевники, проходящие мимо этой долины два раза в года, слишком стары, чтобы вызвать в Феликсе хоть что-то. Тряхнув головой, прогоняя чарующий запах альфы, он возвращается к царапинам и порезам на ногах незнакомца. Инстинкты реагируют на это зрелище, говоря, что ему следует позаботиться о ранах. Может ли он… должен ли он? Что, если он залечит эти раны только для того, чтобы потом подвергнуться риску? Зачем вообще альфа пришёл в эти края? Вокруг, на далекие сотни километров нет ни одной стаи, только Феликс и его крохотная хижина. Внутренний волк сопротивляется направлению его мыслей, сердится за эти колебания. Альфа безопасен, вылечи, мой. Феликс закатывает глаза от последней мысли. Первый настоящий альфа, которого он встречает, и его волк тут же требует забрать этого человека себе. Безумная развратная омега. Он присаживается на корточки, стряхивает грязь со своих штанов, прежде чем перевернуть мужчину на спину. Его омега, может быть, и слишком торопится заявить права на альфу, но на самом деле его волк ещё никогда не вводил Феликса в заблуждение. Если его инстинкты говорят ему, что альфа не несет угрозы, то он верит этому. Перевернув мужчину на спину, жар яростно распространяется по его лицу и шее. Он тут же отводит взгляд от обнаженного тела. Фигура альфы не единственное, что крупнее Феликса… но любопытство берёт верх над чувствами скромности и стыда, и вскоре его взгляд вновь исследует незнакомца. Грудь мужчины, точеная и сильная, так и манит Феликса прикоснуться и посмотреть, такая ли глубокая впадина между двумя крепкими мышцами, как кажется. Мягкий живот и темные волоски, тянут его взгляд ниже, к зрелищу, от которого в животе омеги разрастается огонь. Он знает, что ему не положено смотреть, но невозможно устоять перед видом толстого мягкого члена. Он такой большой, даже когда мягкий?! Волна желания тут же поднимает его на ноги, гоня прочь от этого чужака. Шагая вдоль ручья, он подавляет и глушит крики своей омеги, требующей прикоснуться и исследовать. Нет нет нет! Это безумное влечение, что внезапно затуманило разум, появилось лишь потому, что это первый возможный партнер, случайно встретившийся на его жизненном пути. Гораздо важнее тот факт, что альфа явно ранен. Пользоваться положением беспомощного человека было бы неправильно. Через мгновение он успокаивается и возвращается обратно, через силу смотрит лишь на обнаженный живот альфы и подхватывает его под руки. ЧЁРТ, он тяжелый! Феликс пыхтит, задыхаясь, пока тащит этого человека с поляны к своей хижине, спрятанной среди деревьев. Несмотря на возможные риски и опасность, он не может оставить красавца-альфу умирать у ручья. Он позаботиться о ранах и решит, что делать дальше после того, как мужчина очнется.***
Облако усталости поднимается, вынося сознание Чанбина на поверхность. Вокруг ощущается тепло мягкого меха, заставляющего его тело свернуться в поисках комфорта в уютной постели. Мозг всё ещё затуманен сном. Он глубоко дышит, вдыхая чужой аромат и застывая от этого запаха, приветствующего его. Жимолость с морозными нотами захватывает его чувства, вынуждая сердце выпрыгивать из груди, когда воспоминания о случившемся у озера всплывают в памяти. Потрясающий омега, окутанный солнечными лучами, смеющийся в окружении лесных птах. Его глаза распахиваются, когда воспоминание о Чане и цветке смеральдо пронзают образ улыбающегося омеги. Чанбин поднимается со своего места, меховые одеяла соскальзывают с его фигуры, а голова кружится от резкого движения. Протирая глаза и прогоняя сон прочь, он оглядывается вокруг — место ему незнакомо, огонь в очаге освещает небольшую хижину. Вид вокруг тревожит душу, на каждой поверхности, за исключением стола и рабочего места, расставлены цветы. Смеральдо! Он проводит пальцами по нежным лепесткам цветочного букета, лежащего рядом с ним. Он нашёл! Нашёл этот таинственный цветок! Рядом с букетом лежит его походная сумка, внутри он видит теперь уже наполненный водой бурдюк. Это омега помог ему? Последнее, что он помнит, — светло-серые глаза, сузившиеся от страха и подозрения. Звук открывающейся двери отвлекает его. Тусклый солнечный свет заливает пространство, когда на пороге появляется тот же омега, что был на озере. Он заходит внутрь обремененный большим тазом, в котором плещется вода. Запах жимолости усиливается по мере того, как юноша подходит всё ближе, неся свой груз к столу и напевая тихую мелодию. Стук таза о поверхность переходит в испуганный крик, когда юноша оборачивается и замечает наблюдающего за ним Чанбина. Сладкая жимолость прокисает от страха, и омега отходит в сторону, оставляя между ними как можно больше пространства. Запах паники в сладком аромате немедленно провоцирует альфу Чанбина, требующего успокоить испуганного омегу. Испуская успокаивающие феромоны, Чанбин поднимает руки в мирном жесте, пытаясь выглядеть меньше. — Эй, нет! Всё хорошо! Не бойся, я не причиню тебе вреда! Серые глаза напротив округляются, когда нос омеги дёргается от запаха Чанбина, быстро наполняющего маленькую комнату. Это крохотное действие вызывает улыбку на лице альфы. Милый. Восхищение сменяется удивлением, когда омега впервые говорит. — Кто ты? Зачем ты здесь? Ого… Чанбин точно не ожидал услышать столь глубокий голос. Хриплый чувственный тон вызывает стаю мурашек по всему телу. Его альфа вновь вторгается в разум, сотрясая черепную коробку. МОЙ. Прогоняя зверя прочь, Чанбин отвечает. — Моё имя Чанбин, и я отправился в путешествие из своего поселения, чтобы найти эти цветы… Прошу прощения, если напугал тебя. Я не знал, что здесь живёт стая. Омега смущенно хмурит брови, оглядывая упомянутые Чанбином цветы. — Ты принёс меня сюда? От этого вопроса под очаровательными веснушками расцветает мягкая розовая пыль. Это милое зрелище моментально поражает Чанбина. Он встречал много красивых омег, но никогда настолько потрясающих. Кислый привкус страха улетучивается из нежного аромата. Находясь в крошечной комнате, он чувствует разные слои запаха омеги. Золотистый радостный запах цветов, смешанный с прохладным острым морозом, проникает в его разум и несет за собой новый оттенок, то чего он не заметил сразу. Его альфа вновь рвется на передний план, рычит «мой», когда чует и узнаёт этот оттенок. Невинность. Сам факт первой сцепки усиливает естественные феромоны омеги, сообщая другим о их плодовитости и готовности к размножению. Хрупкий запах юноши говорит Чанбину, что этот омега ни разу не был с альфой, ни разу не был повязан. Ему приходится приложить все свои оставшиеся силы, чтобы держать собственного альфу под контролем, разбушевавшийся зверь яростно рвётся с цепи, чтобы пометить своё. Какого чёрта! Чанбин и раньше бывал среди девственных омег, и его волк никогда не реагировал столь бурно. Чёрт, большую часть жизни его волк вообще не интересовался ничем другим, кроме как физическим удовольствием. Как и любому альфе, ему нравятся омеги, он находит их прекрасными и волнующими, но не более, никогда раньше его собственный альфа не отзывался столь яростно на омегу напротив. Такого не было даже с Ёнджуном и Джисоном. Волк беспокойно мечется в клетке, требуя забрать своё. Гулкий голос омеги тут же заглушает его хаотичные мысли, успокаивая бурю внутри. — Ты был ранен. Я-я обработал твои раны. Нашёл твою сумку и одел тебя. Эти слова напоминают ему, в каком плачевном состоянии он был, когда наконец дошел до заветной цветочной поляны. Чанбин тут же сбрасывает меховые одеяла, вызывая писк омеги. Он шокирован тем, что разорванная кожа на ступнях зажила, теперь вместо ран у него новая нежная кожа. Альфы регенерируют быстрее, чем представители других полов, но даже для него такое скорое заживление ран является чем-то невероятным. В этом и заключается целебная сила цветка смеральдо? Внутри разгорается восторг и предвкушение, он должен идти, должен вернуться к своей стае с найденным цветком и прогнать болезнь, раздирающую его народ. Но его ноги всё ещё слабы, он пытается встать, но колени подкашиваются. Чёрт возьми! — Помедленнее! Ты всё ещё восстанавливаешься! Тебе нужно поесть! — маленькие ладошки давят на обнаженные плечи, пытаясь заставить Чанбина лечь обратно на импровизированную постель. Отмахиваясь от прикосновения, он игнорирует рычание волка, которого раздражает столь пренебрежительное отношение человека к этому омеге. — Я должен идти. Спасибо, что помог, но я не могу оставаться тут дольше. Мне нужно вернуться к своей стае с этими цветами, — наклоняясь, чтобы забрать сумку полную цветов, его правое колено подгибается, и Чанбин позорно растягивается на полу. — Чёрт! Острый мороз перебивает нежный цветочный аромат, когда юноша над ними повторяет ровным твёрдым голосом: — Тебе нужно отдохнуть! Такими темпами ты скорее умрешь в пути. Пожалуйста… Чанбин со стоном перекатывается на спину, он тяжело выдыхает, встречаясь с серыми глазами, приковывающими его к месту. Лицо его спасителя всего в нескольких сантиметрах от него, лицо омеги хмурится от беспокойства, а светлые глаза скользят по всё ещё слабому телу Чанбина. — Пожалуйста, Чанбин-щи. Если ты так хочешь, то уйдешь завтра утром, но сегодня вечером ты поешь и отдохнешь ещё немного. Пока ты спал, я едва ли мог напоить тебя водой или бульоном. Твоё тело ещё не готово к дороге. Глубокие глаза умоляют его отдохнуть и Чанбин сдаётся. Ему неприятно признавать это, но юноша прав. Безумные недели, когда он пренебрегал собственным здоровьем в поисках цветочной поляны, настигли его. Если он уйдет сейчас, то скорее всего он больше никогда не вернётся в своё поселение. — Хорошо, я останусь ещё на одну ночь, — он угрюмо кивает. Улыбка и льющиеся из омеги феромоны удовольствия, отвечающие Чанбину, вынуждают его пульс участиться. Красота юноши, расцветающая и сияющая в полную силу, опьяняет сильнее любого вина. Чанбин не может совладать с порывом, рука сама по себе тянется заправить выбившиеся белоснежные пряди за ушко омеги. Сияющая улыбка напротив вмиг тускнеет, глаза распахиваются в удивлении. Чанбин видит, как зрачки незнакомца расширяются, пока он поднимается, чтобы сбежать от альфы. Отступающая фигура оставляет его волка скулящим. Чёрт, должно быть я напугал его. — Я, ах, не хотел будить тебя, поэтому приготовил ужин на улице. Я, эээ…сейчас вернусь. После хлопка двери, закрывшейся за омегой, Чанбин падает обратно на тюфяк с мехами. Чёрт! О чём он только думал?! Он не должен был касаться его, должно быть это обезвоживание вынуждает его так безрассудно вести себя. Ему нужно извиниться. Чанбин здесь лишь с одной целью — спасти свою стаю. Независимо от привлекательности омеги или внезапной и причудливой привязанности его волка, у него нет ни времени, ни сил, чтобы уделять внимание этому юноше. Если бы омега был членом его стаи, то Чанбин однозначно выразил бы своё желание сойтись с ним и провёл бы месяцы, ухаживая за омегой, осыпая его подарками и безделушками. Чанбин баловал бы невинного мальчика своей любовью и охотился за ним, доказывая свою способность обеспечить его и их будущее. Поразительно, как такой красивый и добрый омега всё ещё одинок, как он всё ещё не состоит в браке, как всё ещё остается невинным. Проклятие. Должно быть он разбил голову о камень, когда упал без сил. Пять минут наедине с незнакомцем, а он уже мечтает о спаривании и совместном будущем. Он мотает головой, отгоняя глупые мысли прочь. Хотя часто партнеры с хорошей совместимостью сразу распознают друг друга, Чанбин никогда раньше не испытывал подобного. Он никогда не терял рассудок из-за простой красоты и обаяния. Ему понадобился почти год, чтобы почувствовать к Ёнджуну хоть какую-то привязанность, кроме дружбы. Даже его влечение к Джисону в подростковом возрасте было медленным и спокойным. Снаружи раздаются тихие шаги, и Чанбин вновь садится. Его спаситель локтём распахивает дверь, и проходит бочком, неся большое блюдо, заваленное тушеной олениной и овощами. К потолку поднимается пар от горячего мяса, и у Чанбина текут слюнки, желудок жадно скручивается от голода. Застенчивый румянец вновь окрашивает лицо омеги, когда он двигает блюдо ближе к альфе. — Я не знал, сколько мяса ты захочешь съесть, поэтому приготовил много. Пожалуйста, бери столько, сколько нужно. Незнакомец собирается уйти, но Чанбин оказывается быстрее. Он хватает тонкое запястье, заставляя омегу остаться на месте. Серые глаза снова очаровательно распахиваются. — Спасибо…я…как тебя зовут? Красавец перед ним нервно ёрзает: — Феликс. Можешь звать меня Феликс. Уникальное имя вызывает улыбку на лице Чанбина, и такая реакция расслабляет омегу. — Спасибо, Феликс-щи. Спасибо, что позаботился о моих ранах и принёс мне поесть. Не каждый был бы столь добрым к незнакомому альфе. Я ценю это. Свежие цветы жимолости распускаются в воздухе вокруг них, и альфе приходится силой контролировать свой запах, чтобы не ответить тем же. Щёки Феликса становятся ещё темнее, и Чанбин хотел бы остаться тут подольше. Каково было бы видеть раскрасневшиеся от страсти лицо и грудь омеги, с обнаженным горлом в покорном ожидании, чтобы альфа пометил его? Он никогда раньше не спал с девственным омегой. С другой стороны, он никогда раньше не встречал девственного омегу такого возраста. Спазмы и болезненное физическое стремление к облегчению, которое может обеспечить лишь узел альфы во время течки, часто приводят к тому, что омеги начинают заниматься сексом сразу после первой течки. Как Феликсу удавалось справляться в одиночку так долго? Где его стая? Маленькая ладонь хлопает его в знак признательности. — Не за что, Чанбин-щи. Не буду лгать, что вначале ты напугал меня, но мой омега не учуял никаких злых намерений, поэтому я был рад помочь. Он отпускает запястье Феликса, и тот спешит достать небольшие тарелки и чашки. Слова омеги переключают его разум с похотливого удивления к беспокойству. В начале… Как долго он спал, пытаясь прийти в себя? Омега протягивает ему чашку с прохладной водой, и Чанбин стонет, пока пьёт, успокаивая пересохшее горло. Отставляя напиток в сторону, Чанбин не может не заметить застенчивые взгляды Феликса, когда младший начинает делить еду между ними. Глядя на тарелки, он потрясен, увидев, что ему кладут самые лучшие кусочки мяса. О, нет, нет, нет. В его стае омеги всегда получают всё самое лучшее, независимо гости они или хозяева. Как только еда разложена, Чанбин тут же меняет их тарелки местами, игнорируя протесты. — Феликс-а, я не знаю обычаев твоей стаи, но в моей омегам всегда достается всё самое лучшее. Спасибо за гостеприимство, но я не могу так нагло пользоваться твоей добротой. Омега отводит взгляд в сторону, розовый язык высовывается, чтобы облизать губы, Чанбин внимательно отслеживает это движение, когда начинает есть потрясающе вкусную еду. — У меня нет, ах, нет стаи. Рука альфы в замешательстве останавливается на полпути ко рту. — Нет стаи? Как это возможно? Как… — он оглядывает хижину. — Как ты здесь живёшь в безопасности? Совсем один? Феликс нерешительно смотрит на него, жестом приглашая продолжить трапезу. С первым укусом Чанбин едва сдерживает стон удовольствия. Возможно, всё дело в голоде, но, черт возьми, он никогда раньше не ел такой оленины. Специи, придающие особый вкус мясу, ему чужды, но тем не менее восхитительны. Феликс удовлетворенно улыбается, наблюдая как Чанбин ест. — Меня вырастила бабушка. Я прожил в этой долине всю свою жизни, и насколько мне известно, то поблизости нет ни одной стаи. Вспомнив манеры, которые ему вдалбливал папа в детстве, Чанбин прикрывает рот рукой и понижает голос: — Она здесь? Твоя бабушка? Феликс откусывает первый кусочек из общего блюда, прежде чем покачать головой. — Нет, она ушла больше десяти лет назад. Сказала, что где-то вдалеке есть кто-то, кто нуждается в её помощи. Чанбина охватывает гнев от мысли, что юный омега так долго жил совсем один. Как бабушка мальчика могла так просто уйти? Легкий всхлип омеги возвращает его внимание, и он тут же паникует, ощущая агрессивные феромоны, что выпустил. — Прости, прости, обычно я лучше контролирую свои эмоции. Пожалуйста, извини, я не хотел тебя пугать. Он ругает себя за отсутствие контроля. Что, чёрт возьми, происходит? Его управление феромонами обычно безупречно. Феликс прочищает горло, глотая воду. — Я не напуган, просто немного растерян. Я не слишком знаком с запахами других волков. Кочевники приходят сюда пару раз в год, но обычно они все старше, поэтому у них нет таких сильных запахов. Вообще-то, он очень приятный… твой запах. Уютный. И очень успокаивающий, — скромный взгляд младшего, брошенный на альфу, заставляет того подавиться куском еды. Кашляя, Чанбин хватается за чашку с водой. Если бы не очевидная невинность омеги, Чанбин бы решил, что тот с ним заигрывает. Это не первый раз, когда его запах хвалят, но такая откровенная похвала в сочетании с искренним выражением лица Феликса заставляет его альфу мурлыкать. — Спасибо. Твой запах тоже прекрасен. Я никогда раньше не встречал волка с подобным запахом. Омега расцветает от комплимента. — Моя бабушка однажды сказала, что я пахну летним звездопадом. Медленно пережевывая, Чанбин обдумывает сравнение. — Это странная ассоциация, но она права. Мне нравится. Феликс вновь улыбается и откусывает ещё один кусочек. Между ними воцаряется уютная тишина. И пока они наслаждаются едой, мысли Чанбина вновь мчаться вперед. Слова омеги мучают его. Как долго он был без сознания? Как много времени он потерял, восстанавливаясь? Успеет ли он вернуться домой вовремя, чтобы спасти Чана? Сколько ещё членов стаи заболеет, пока он отсутствует? — Как долго я спал? Омега смотрит на него с набитыми щеками, и альфе приходится подавить желание засюсюкать его. Феликс проглатывает свой небольшой кусок мяса: — Недолго, два дня. — Чёрт! — младший отшатывается от громкого гневного крика, и Чанбин пытается исправить это. — Дерьмо! Прости! Я просто переживаю. У меня мало времени, мне нужно вернуться обратно с цветами. — Чанбин-щи, почему тебе нужно вернуться так скоро? — Феликс смотрит куда угодно, только не на него. — У тебя есть… кто-то, кто ждёт дома? Семья, эээ, омега или …типа того… Волк внутри Чанбина скулит, подталкивая его к тому, чтобы сообщить омеге, что он самый одинокий из всех одиноких. Но Чанбин отбрасывает эту мысль, у него нет времени, чтобы привязываться к очаровательному омеге, он уходит завтра утром. — Феликс-а, можешь звать меня хёном, ты спас мне жизнь, не нужно быть формальным. Я должен вернуться к своей стае как можно скорее, потому что она болеет. И именно поэтому я вообще оказался здесь. Год назад члены моей стаи начали заболевать, наши лекари не могли помочь, чтобы ни делали, и как только человек заболевал… то всегда погибал, — в памяти всплывает образ Чана, прижавшегося к нему со слезами на глазах из-за страха за свою пару. — У моего брата Чана появились признаки болезни за месяц до моего ухода, и чтобы найти это место, мне понадобились недели. Я волнуюсь, что, если задержусь ещё дольше, то к моему возвращению он … Чанбин трясет головой при первых слезах, не в силах закончить предложение. Он не представляет свою жизнь без брата. Он слышит шуршание ткани, прежде чем маленькое тело прижимается к его боку. Тонкие пальчики сжимают его подбородок, поворачивая голову к себе. Чанбин встречается с мягким взглядом, полным сочувствия. — Мне очень жаль, хён, я хотел бы чем-нибудь помочь. Успокаивающее прикосновение омеги невозможно игнорировать: сочувствие Феликса делает его запах тяжелым, словно раскрывшиеся бутоны после дождя. Наклоняясь к нежному касанию, Чанбин отпускает свои эмоции. — Ты помог достаточно, ты помог мне прийти в себя, чтобы я мог вернуться домой. Я поел всего раз, но уже чувствую, как силы возвращаются. Я не смогу отблагодарить тебя за это. Аромат цветов после ливня становится слаще, вызывая волны удовлетворения. — Хён, — Феликс отклоняется, чтобы заглянуть ему в глаза. Расстояние вызывает недовольное ворчание его волка. Растерянный взгляд грозовых туч окутывает Чанбина. — Я до сих пор не понимаю, почему ты здесь… чем моя долина может помочь твоей стае? Чанбин кивает в сторону цветов, расставленных по всей хижине. — Дело не в твоей долине, а в цветах, растущих здесь. Я думал, что это всего лишь сказка… история, что рассказывают щенкам на ночь, но потом я стал видеть сны. — Сны? — и без того большие глаза Феликса становятся ещё больше. — Старейшины моей стаи рассказывали историю о смеральдо… цветке, рожденном из упавшей звезды. Младший чуть двигается дальше по скамье, подтягивая колени к груди и заинтересованно склоняя голову. — Что они рассказывали о звёздном цветке? О звезде? — Легенда гласит, что эти цветы обладают силой… возможно, исцеляющей, я точно не знаю. Я начал видеть сны некоторое время назад. Мне снились образы дороги к этой долине. Горы и реки, которые мне нужно было бы пересечь. Иногда… — смущенный своими следующими словами, он смотрит на Феликса и видит его заинтересованный взгляд, выразительное лицо омеги остается сосредоточенным, пока он слушает. — Иногда я даже слышал голос, он призывал меня найти звезду, отправиться в священные земли, где она растёт на горе. Но я решился на это… когда ко мне пришёл Чан. Он рассказал, что его пара Хёнджин в положении, что он боится, что их щенок никогда не увидит отца. Тогда я понял, что должен хотя бы попытаться, что мне нужно попробовать найти звёздный цветок, чтобы у них был шанс. Случайная слеза срывается с его ресниц и скатывается по щеке. — Я просто надеюсь, что этого достаточно… что я смогу принести цветы вовремя. Боже, после того, как я произнёс это вслух, это звучит даже смешно. Они же могут оказаться совершенно бесполезными и всё будет напрасно. Чан уже может быть… — он икает и из груди вырывается позорный всхлип. Руки Феликса обвиваются вокруг его плеч, притягивая альфу в свои крепкие объятия. Мурашки бегут по его коже, когда розовые губы прижимаются к его виску в успокаивающем поцелуе. Его альфа внутри ворочается как дикий, перекатываясь на спине, обнажая брюхо в знак подчинения омеге. — О, нет, всё будет хорошо, я знаю. — Омега колеблется секунду, прежде чем прошептать дальше. — … Старейшины правы, это настоящий звёздный цветок. Внутри него правда есть сила. — Правда?! — Чанбин сильнее прижимает младшего к груди. Серые глаза блестят от волнения, омега отталкивается от него, хватая его большие ладони. — Правда! Всё это… — Феликс указывает на цветы, расставленные по всей хижине, — я собирал их на протяжении многих лет. Цветы связаны с упавшей звездой, они не погибнут, пока у них есть энергия звезды. Счастье бурлит в груди. У него кружится голова. Это оно! Доказательство того, что смеральдо обладает силой и может исцелять. — Боже мой! Это то, что я хотел услышать! Они настоящие! Они смогут помочь, — его слёзы горя сменяются слезами радости. Его запах костра разносится счастливыми облаками по комнате, а омега в его руках хихикает. — Хён! Ты меня метишь запахом! — Дерьмо! Прости! — альфа возвращает себе контроль, отстраняясь от Феликса. — Ликси… — милое прозвище соскальзывает с его языка, вынуждая омегу ярко покраснеть. — Спасибо! Я не знаю, как отблагодарить тебя. Зная, что есть надежда, что звёздный цветок сможет спасти мою стаю. Что есть шанс, что щенок моего брата узнает его! — кипящая эйфория альфы вырывается на поверхность, затуманивая разум. У Чанбина не хватает сил, чтобы сдерживаться дальше, он сдаётся, притягивая Феликса к себе и соединяя их губы. Невинный поцелуй длится всего несколько секунд, но этого достаточно, чтобы его волк завыл ещё больше. Оторвавшись от мягких губ, прежде чем он успел бы углубить поцелуй, Чанбин наблюдает за ошеломленным омегой, прижимающим пальцы ко рту. — Спасибо, Феликс. Потрясенный действиями альфы, Феликс таращится на него: — Конечно, да… ты…ах… не за что. — Я чувствую себя потрясающе! У тебя волшебные руки, после ужина я чувствую себя совершенно здоровым, как прежде! Я бы хотел уйти прямо сейчас. Феликс выглядит так, словно готов возразить, но Чанбин продолжает. — Но я не уйду. Я отдохну до утра. Обратный путь долог, и мне придётся нести цветы, так что это может занять ещё больше времени. Маленькая ладонь касается руки Чанбина. — Хён… давай я приберусь тут, а потом ты мне расскажешь о своей стае. Мне бы очень хотелось услышать о поселении. Полный сил альфа поднимается, утягивая за собой Феликса. — Позволь мне помочь, ты уже итак сделал достаточно.***
Феликс ёрзает, переворачиваясь на мехах с боку на бок и глядя на спящего рядом с ним альфу. Тёплые потоки пьянящего костра преодолевают небольшое расстояние между ними, забиваясь в ноздри омеги. Запах Чанбина расслабляющий, самый умиротворенный с тех пор, как они встретились. Угасающие угли в очаге отбрасывают тени по маленькой комнате, подчеркивая острые выступы мускулов альфы. Чанбин глубже залезает под одеяло, причмокивая губами во сне, вызывая мягкую улыбку на лице Феликса. Мужчина уснул, описывая весенний праздник своей стаи, посвященный цветочной Луне. Чанбин — замечательный рассказчик, в его словах и выражениях видны любовь и преданность стае. Вслушиваясь в каждое слово, Феликс всё больше и больше очаровывался образами, нарисованными альфой. Большой костер, цветы, вплетенные в детские волосы, жареное мясо и свежеиспеченные сладости. Музыка… танцы. Феликс никогда раньше не танцевал. На что это было бы похоже? Кружится в объятиях альфы было бы так же волнующе, как их разделенный поцелуй чуть раньше? Поцелуй! Его первый… его единственный. Прокручивая воспоминание в сотый раз за ночь, в животе разливается тепло. Прикосновение губ было горячим, острые искры разлетелись по всему телу в один момент. Молнии разожгли пожар внутри. Его омега завыл в ответ… его волк хочет… Феликс хочет. Перевернувшись на спину, он смотрит в потолок, а хаотичные мысли возвращаются к словам старейшин о том, что находится в его долине. Оно велело мне найти звезду, отправиться в священную землю, где она растёт на горе. Стая Чанбина больна и умирает. Не имея ничего, кроме своих снов, альфа добрался до долины Феликса, отчаянно нуждаясь в звёздном цветке. У Феликса ноет в груди от мысли о больном брате альфы. Чан… страдающий в поселении, увядающий от болезни, и Чанбин, рискующий собственной жизнью, чтобы найти лекарство. Глубина отчаяния Чанбина из-за состояния брата была видна невооруженным глазом, запах альфы выдал его с головой. Тёплый костёр в один момент потух под проливным дождём. Проведя по своему плоскому животу, Феликс думает об омеге Чана и их ещё не родившемся щенке. Сколько ещё погибнет из-за болезни… вся их стая? Слеза скатывается по мягкой щеке, когда он смотрит на спящего альфу рядом. Слишком рано… Я не готов… Смахнув маленькую каплю, он закапывает страх глубоко внутри себя, запирая на семь замков. Сейчас не время. Он знает, что должен делать. Медленно двигаясь, чтобы не разбудить альфу, Феликс тихо выскальзывает из мехов своей постели. На цыпочках обходит комнату и достаёт большую сумку, наполняя её своими скудными пожитками: деревянная фигурка, которую сделала его бабушка, его любимая хлопковая рубашка и штаны из телячьей кожи, последний цветок, который бабушка сорвала для него и его запасы сушеного мяса и сухофруктов. Он так же тихо подхватывает сумку Чанбина, доставая пустые тканевые мешки, и покидает хижину, направляясь к полю звёздных цветов. Пробираясь сквозь деревья, он следует за светом Луны и звёзд, отражающихся в нежных жемчужных лепестках. Осознавая ценность каждой минуты, он приступает к работе, собирая как можно больше цветов и складывая в пустые мешки. С каждым сорванным цветком он чувствует, как трескается его скорлупа, а его непоколебимая решимость ослабевает настолько, что с ресниц срываются слёзы. С каждым цветком он шепотом молится звёздам… о сохранности, о Чанбине… о себе. Ему бы хотелось увидеть свою бабушку в последний раз.