Призраки завтра

      Это место было будто выдуманным. Все это просто не могло быть настоящим. Только серые деревянные стены и запах японских домов казался настоящими. Новое место, новый дом. Не к спеху разбирать сумку, украшать пустые серые стены, обживать комнату. Август еще не закончился, учеба не началась, студентов не прибавлялось. Не прибавлялось и ясности, насколько нужно будет задержаться в колледже. Иногда я просто сидела и смотрела в стену, не зная, что еще можно делать.       Вестей от Дзенъинов не было, оно и к лучшему. Я не верила, что их не последует дальше, но пока их нет можно попробовать представить себя обычным человеком. В город я тоже выйти больше не решалась. Не могу сказать, что меня не тянуло, тянуло ужасно. Страшно хотелось вернуться в тот район и так же невзначай идти вдоль чужих домов. Но вместо безмятежного взгляда в горизонт и спины прохожих мне грозила перспектива пытаться разглядеть в каждом встречном моего нового знакомого. Безнадежно и наивно, я не могла себе в этом признаться и уж тем более не могла себе этого позволить. Я хотела повторить тот вечер столь же страстно, как и боялась, робела от одной мысли об этой возможности. Мне оставалось только прокручивать в голове в очередной раз его слова, пока они не теряли всякий смысл. «Надеюсь, еще увидимся».       И слова Яги. Эти два человека так ненавязчиво начали двигать стены в моем холодном и практичном мирке. Не могу сказать, что не существует добрых людей в самом искреннем и наивном понимании этого слова, но я встречала других. Практичных и жестких, живущих в своих интересах, держащих наготове копье ко всему окружающему миру. Могла ли я быть другой? Но ни Гето, ни Масамити не направили на меня метафорического оружия, не ждали угрозы от того, чего не до конца понимали, не искали выгоды. И это выбивало землю из-под ног.       Дзенъины много лет назад прознали про странную девочку из маленькой загибающейся страны в восточной Европе — изысканный полиграф, не умеющий колдовать. Слишком удачно, чтобы не проявить интерес, свойственный преступному синдикату.       Купить меня было просто, моим родителям все так же практично объяснялось благими намерениями. И это даже не было ложью. Подарить ребенку жизнь в той самой великой Японии, вывезти из маленькой деревни. Я была не слишком взрослой, даже не могу сказать, как долго колебались мои родители, грустили ли они. «Все ради меня».       Точнее Япония для меня, деньги для них. Узнала я об этом сильно позже. Одна из причин постоянно стоящего наготове оружия по отношению к внешнему миру — если тебя продают родители, то о какой вере в людей может идти речь? Лишь правда и ложь. А там, где для меня нет однозначного ответа моя вера делится на два.       После обнаружился факт, что я могу залезть в голову, читать мысли и черт знает что еще. Я сама не до конца понимаю, что и как я делаю, поэтому ситуация иногда выходила из-под контроля. И вот, уже неосторожный обидчик, ударивший меня первым, желающий воспитать или сорвать злость, до бессознательного бьется лицом в пол, выбивая зубы. И в этот момент меня начали бояться, а госпожа, улыбаясь, дала перчатки, нежно поглаживая по голове. Слишком полезна, но слишком опасна, чтобы пренебрегать осторожностью.       Я отдавала себе отчет, что жизнь могла сложиться иначе, меня могли продать в Японии целиком или по частям, я могла остаться в деревне и была бы в положение еще менее завидном, чем сейчас. Несмотря на то, что мои хозяева не умели колдовать — они знали про проклятья. Так и я познакомилась с частью мира, казавшейся продуктом моего детского воображения. Узнала про магов, про проклятья, даже частично про себя. Знания давали уверенность: незримые для простых людей проклятья, для меня были не более чем соседями. Я не боялась их, хотя испытывала некоторое отвращение. Тем не менее, мои хозяева, хоть и носили имя могучей династии магов — были лишены этой части мира, она оставалась для них лишь теорией. Это давало мне ощущение власти, а им очередной повод опасаться меня. Мне это даже нравилось. Тем не менее, их нелюбовь к магам передалась и мне — магия была для них священным Граалем, который был бы у них в руках по праву рождения, а теперь лишь угроза, препятствие и сила, с которой приходится считаться и ловчить.       Я безропотно продлевала свою вполне комфортную жизнь взамен на бесстрастное участие во всех их начинаниях: от открытия новой сети магазинов и формирования продуктового рынка, до разборок между группировками; от благотворительных фондов до формирования сект; от инвестиций в рынок недвижимости, до казино. Их власть разрасталась с каждым годом, мои хозяева знали как делать дела, знали как находить подход к врагам, не теряя союзников. Меня это пугало и восхищало одновременно. Впрочем, я старалась не думать об этом, хоть и получалось далеко не всегда — в те ночи, которые предназначались не для сна, я смотрела в пустоту, надеясь, что Страшный суд лишь вымысел. Мне больше некуда было себя деть.       Единственное, чем я могла себя утешить — я была просто инструментом. Детектор лжи, который, почему-то, не отняли конкуренты или «доброжелатели». По крайней мере, до недавних пор. От простых смертных свой инструмент по промывке мозгов хозяева защищали достаточно трепетно.       Чем больше я выполняла возложенные на меня задачи, тем искуснее становилась, люди были для меня простой мишенью, мало кто мог мне противостоять. Теперь, если жертву приводили ко мне — ничто интересовавшее хозяев не могло утаиться. В свою очередь я старалась работать максимально безболезненно. Если таить было нечего — все заканчивалось хорошо, если же ситуация складывалась неудачно — я их не оплакивала. Говорят, издали все люди неплохие. Но это только издали, а если смотреть вблизи — мы все были помазаны, и я догадывалась, что рано или поздно меня тоже будет ждать пустырь и пуля в затылок. В лучшем случае. Не могу сказать, что от этих мыслей хорошо спалось, но в какой-то момент они приедались, и сермяжная правда жизни воспринималась такой же обычной и пресной, как стакан воды поутру. Я была умеренно привилегированным питомцем. Собачкой, которой, не приведи Господь, укусить хозяина за руку.       Иногда я смотрела на себя в зеркало и пыталась понять, кого я там вижу. Собранная, жесткая, прямая и твердая, как нож, девушка с длинной косой за спиной с острым треугольным лицом безжалостно смотрела на стоящую напротив тонкую и белую, как иссушенная солнцем ветка, с безвольно разбросанными по плечам волосами и бесконечно усталым лицом, похожую, как две капли воды, девушку. Они смотрели друг на друга и не знали, кто из них настоящая.       Я пыталась понять, кто смотрит на меня. Глаза в глаза, бесцветные не живые, с которыми люди избегают встречи. Лишь они и длинные черные волосы были всеобще узнаваемыми чертами. Пучеглазая, со вздернутым носом, тонким широким ртом, синяками под глазами и редкими блеклыми веснушками, разбросанными по бледным щекам. Я гадала, видит ли хоть кто-то меня такой же, не искаженной неподвластным мне волшебством?       Пока что у меня был практически пустой колледж и лес. Иногда в штаб приходили маги, но я избегала их. Большинство не знали о моем присутствии, но те, кто знал, казались настроенными не слишком доброжелательно. Не враждебно. Это было похоже на настороженность, с которой проходят мимо большой бездомной собаки. Собака не собирается тебя кусать, но при себе спокойнее иметь палку. Они маги и палка у них была.       В своем присутствии на территории колледжа я чувствовала что-то преступное. Когда попадалась на глаза очередному магу я ощущала кожей, что сделала что-то неправильное, что я провинилась перед ними одним своим существованием. Хотелось зажмуриться и убежать. Я не была уверена, чем именно я не нравлюсь местным, но что-то мешало спросить у Яги. Я не была пленницей, студенткой, магом, не понимала, зачем и почему я здесь, наверняка они тоже. Но я слишком привыкла не задавать такие вопросы и принимать правила игры, потому и дожила до этого момента. Это чувство беспомощности и бесправности лежало на моих плечах уже с десяток лет, и я практически никак не могла от него избавиться, оно стало таким же естественным, как восход солнца.       Единственное, где я находила успокоение — прогулки в лесах у колледжа, уходя от одиночества гнетущего к одиночеству возвышенному. Так продолжалось до тех пор, пока я не нашла озеро. Полудикое озеро с небольшим берегом и прохладной даже в знойный день водой с гладкой зеркальной поверхностью, манящее, взывающее к моему естеству. И только погружаясь в эту воду, я чувствовала, будто бы просыпаюсь ото сна. Гнетущего сна, который вытаскивает из меня жизнь.       Я приходила туда днем и ночью, в любое время, сама не зная, как находила дорогу. Приходила на зов и, не останавливаясь у берега, заходила в него с головой, пока непроглядная толща воды не сомкнется надо мной чернеющим куполом, а тусклый солнечный диск на его вершине не окажется лишь тусклым рябеющим пятном. Заходя туда, я чувствовала как становлюсь собой. Запах тины и воды будоражил во мне что-то первобытное, разгонял кровь по венам, прояснял голову. Вода затекала в глаза, нос, рот и уши, поднимала копну волос-водорослей, какое-то время сковывала все движения, но, через несколько мгновений отпускала, дав чувство наполненности и осмысленности, причастности к чему-то большему, чем бессмысленные разборки людей, подозрения магов и моя маленькая комната в общежитии. Не знаю, сколько я могла находиться под водой, я никогда не засекала время. Иногда мне казалось, что только это давало мне возможность оставаться в своем уме. Слишком сильная для слабых и слишком слабая для сильных. Слишком обычная для иных, слишком чуждая для обычных. Все это сводило с ума. Неприкаянность, одиночество, страх, взгляды магов, пустая серая комната. Я сидела на дне озера обхватив колени, прокручивая в голове слова Гето, и в эти мгновения они звучали особенно тоскливо.       И этому чувству вторили десятки тонких женских голосов, как только я закрывала глаза, я чувствовала их где-то рядом. Эти голоса указывали мне путь к озеру, для них я была такая же чужая, в их мире мне не было места, но в глубине души я понимала, осязала себя намного ближе к ним, чем к любому на территории колледжа. И голоса их давали ту силу, о наличии которой я не знала или не помнила.       Август заканчивался.

***

      Август заканчивался, студенты начали наводнять колледж, принося с собой в, погрустневший за время их отсутствия, штаб жизнь и суету. Эта же жизнь с солнечными лучами просачивалось сквозь не самые чистые окна в кабинет директора, окрашивая его радостными лучами, подсвечивая золотом попадающие на свет неосторожные пылинки.       В кабинете Яги сидел лысый мужчина и улыбался самой искренней из всех неискренних улыбок. Он напоминал Масамити сфинкса, который только и ждет момента загадать свою загадку. Яга с каждым годом жизни любил загадки все меньше. Мужчина был высокий и худой, с не глубокими носогубными морщинами и гладко выбритым прямоугольным лицом, на вид ему было около сорока лет. Легкая формальная рубашка с коротким рукавом и брюки светлых тонов на фоне спортивной формы директора колледжа выглядели практически укоряюще своей утонченностью. Яга старался соответствовать светским манерам гостя, с практически сочащимся из него напускным дружелюбием и загадочностью. Но, с каждой секундой этого испытания, внутри у него что-то противилось и выворачивалось, как гусеница, в которую ткнули палкой. От человека напротив не стоило ожидать ничего хорошего. Яга усилием воли поборол желание достать из-под стола недошитую игрушку, чтобы куда-то деть руки. Именно этот человек смотрел вслед, когда Мириам садилась в его машину и Яга хорошо помнил чувство беспокойства, которое вызвал молчаливый взгляд. Гость не был магом, не умел колдовать, в сущности не мог причинить Масамити никакого вреда, но чувство необоснованной угрозы, которое он источает, не смотря на сладкую улыбку, простиралось впереди. Таким был Хироси Дзенъин.       Манерный сфинкс. Яга чувствовал как с его появлением кабинет наполнился запахом неприлично дорогого парфюма, в котором маг бесстыдно не разбирался. Сидя в кресле напротив директора в самой непринужденной позе, гость вел невинный разговор о зачислении студентов на первый курс, успехах магов, жаркой осени и прочих благих знамениях. Все было так приторно и ровно, что дышать становилось тяжело. Яга ждал, чувствовал, что время «загадки» близится. Вопросы зачисления, кураторства, прибывания в колледже, быт магов, сложности данной профессии. Каждый последующий виток темы затягивался тугим узлом где-то в области горла. Яга догадывался, к чему ведет этот диалог.       В коридоре сидела не состоявшаяся новая первокурсница, которую привел Хироси. Одаренная магией девушка носила ту же фамилию, приобретенную тем же путем, что и у его незваного гостя — брак.       Хироси, найдя свое счастье в браке с «проклятой» дочерью магической династии, возглавлявшей преступный синдикат, как никто подошел на место ее правой руки, помогая держать власть и идти к цели не до конца ясной Масамити. Но маг точно знал, что один из этапов этой цели — зачисление сидящей в коридоре девушки в Магический колледж. Обрученная с наследником, талантливая, наделенная магией «невестка» вклинится в общество магов бескомпромисно, как гвоздь забитый в стену. Суррогат величия немагической династии Дзенъинов разрастался. Заняв свое место в их иерархии, девушка будет иметь совершенно другие возможности, чем ее предшественники. Какие именно Масамити мог только предполагать. Да, он не любил загадки. Это было не его проблемой, об этом должен думать совет старейшин. Брать в колледж эту девушку он не собирался.       Погружаясь в безрадостные мысли, Яга устал давить вымученную улыбку, глядя на собеседника поверх очков, а это, казалось, только раззадоривало оппонента. — Как дела у Мими? — все так же любезно, практически с любовью осведомился Хироси. Маг не сразу нашелся с ответом, пытаясь понять о ком речь, но ответ был и не нужен. Хироси все с той же улыбкой продолжил: — думаю, ей тут понравилось.       Сфинкс, мягко крадучись, подбирался к сути. Масамити постарался не хмуриться слишком явно, но эти слова его напрягали. Хироси закинул ногу на ногу, деловито смахивая пылинки с подлокотника. Жесты его были неторопливы и выразительны. Все в нем говорило о затаенной угрозе, Масамити он решительно раздражал.       Дзенъин, будто бы почувствовав негодование собеседника, примирительно вздохнул: — Мы же оба понимаем, что здесь я не просто так. Нам, так или иначе, придется обсудить вопрос зачисления Мали.       Масамити скрестил руки на груди: — Как вы думаете, господин Дзенъин, что на это скажут ваши не менее именитые родственники? — Хироси лишь улыбнулся еще мягче, сложив руки, сцепленные замком на колене. — Мне кажется, это ваша задача — решать такие разногласия в вопросе зачисления талантливых молодых людей. — Яга уже набрал в грудь побольше воздуха для ответа, но гость продолжил тем же спокойным голосом, — а еще мне кажется, что решить все в нашу пользу в ваших интересах… — Яга сжал зубы, ощущая, как руки зачесались вышвырнуть его прочь. Хироси продолжал: -… как минимум потому, что вы дальновидный и мудрый человек, а как максимум — Мими все еще принадлежит нам. — Лысый мужчина доверительно оперся на подлокотник и наклонился в сторону директора. Кого Яга пытался обмануть? Вышвырнуть Хироси он пожелал как только тот показался на пороге. Его поведение возмущало Масамити, от этих уловок уже не иллюзорно начинало мутить, пусть хотя бы угрожал напрямую… — Вряд ли я смогу вам помочь, — медленно выдохнув, изрек Масамити, в ответ на что гость лишь молча поднялся со своего места и, вежливо кивнув в знак прощания, не теряя все той же медовой улыбки, направился в сторону выхода. К такому результату торгов Яга был не готов, сердце пропустило удар. — И все же… — Дзенъин остановился, обернувшись на директора с выражением невинного любопытства, -… я чувствую, вы хотите мне что-то предложить.       Хироси усмехнулся, отмахнувшись от этих слов. Манерный сфинкс. Сунув руки в карманы, он проговорил: — Не кокетничайте, Яга, мои предложения прозрачны как… — мужчина смерил оконный проем оценивающим взглядом, — … стекла ваших очков. Но раз вам угодно… — Хироси вздохнул с ноткой раздражения. — Я не намерен торговаться. Как говорится, «кровь за кровь». Мали, наше юное дарование, присоединяется к Токийскому сообществу магов, а Мириам все так же благополучно доживает свои дни. Под нашим патронажем, разумеется. И мне будет глубоко безразлично, где это будет: с нами в Осаке, либо здесь. — Яга сощурился, но гость, будто прочитав его мысли, добавил: — посмотрим, получится ли у вас ее удержать. Спрятать не получится точно. — Хироси направился к двери, но, едва дотронувшись до ручки, остановился и посмотрев на мага через плечо, — все просто, господин Яга, перед вами задачка, старая как мир: кто из двух дураков умнее? Тот, кто умеет отличить добро от зла или тот, кто из двух зол выбирает меньшее?       Яга с шумом втянул носом воздух, отвечая на все вышесказанное разом: — Мне надо подумать. — Раньше надо было думать, — улыбнулся Хироси, по-прежнему держась за ручку двери, — до свидания, Яга.       Мужчина широко распахнул дверь и неторопливо вышел, глухо цокая каблуками туфель по деревянному полу. До того, как дверь захлопнулась, Масамити успел рассмотреть сидящую на лавочке молодую худощавую тайку-альбиноску с короткой стрижкой каре. Завидев Хироси, она поднялась и, улыбнувшись, вместе с ним направилась к выходу. Масамити эта улыбка не понравилась, она обещала лишь одни проблемы. Большие проблемы.       Кровь за кровь. Яга, тяжело вздохнув, откинулся на спинку стула, чувствуя как эта беседа забрала у него все силы. Он был прав, проклятый сфинкс принес с собой загадку. Не шевелясь и так же молчаливо глядя в закрытую дверь, он одними губами повторил сказанное. Как в этой ситуации поступать правильно Масамити не знал.