Just learning how to know your mind//[Просто учусь тебя понимать]

Ранее вечером команда выиграла первую игру сезона на домашнем стадионе, поэтому традиционные празднования в одном из привычных баров возобновились. Эндрю принял приглашение только потому, что «Дьявол значит тройка» — английский паб с хорошим виски и музыкой, от которой не хочется проткнуть себе барабанные перепонки. Ну и тот факт, что в нём нет телевизора, по которому без остановки крутят спортивные каналы, — тоже послужил хорошим аргументом. Сейчас его сокомандники активно напиваются и потому ведут себя ещё более буйно, чем обычно. На удивление он даже не ненавидит их всех — некоторых даже ценит. Лайла Дермотт во главе этого списка. Бывшая вратарь Троянцев со своим пламенным темпераментом и сухим юмором умудрилась проскользнуть в маленькую пробоину в броне Эндрю. Учитывая то, что он не носит её так плотно, как раньше. Годы сессий с Би в этом помогли. В каких-то аспектах Лайла немного напоминает Рене. Они обе носят свою веру — хоть и в разных богов — открыто, но не навязывая другим. Они уважают его границы, но не пугаются пустого выражения лица и достаточно угрожающего молчания. Эндрю догадывается, что если не врождённые черты характера, то дружба с Жаном Моро в колледже как-то на это повлияла. Но даже несмотря на её присутствие, Эндрю никогда не бывает комфортно подолгу находиться в больших компаниях людей. Взаимодействие с ними он переносит только в малых дозах, а потом обязательно берёт перерыв. Никотиновая зависимость работает как отличное оправдание. Он сбегает через заднюю дверь паба, которую скорее всего нельзя использовать. Не то чтобы Эндрю волнуют подобные правила. Прохладный воздух ранней осенней ночи служит отличной передышкой от жара паба. Эндрю быстрым взглядом сканирует задний дворик, едва ли освещённый лампой над дверью, ещё более тёмный из-за ветвей огромного дерева, затмевающего небо. Некоторые инстинкты никогда не исчезают, особенно те, что родом из далеко не идеального детства. Всегда быть в курсе того, что тебя окружает, — один из первых, которыми Эндрю обзавёлся, на пару с необходимостью спать спиной к стене. Вне пятна света от лампы стоит высокий барный стул. На нём сидит ещё один курильщик. Его голова наклонена назад к стене, а глаза закрыты, но того, как на мгновение напряглись его плечи, стоило Эндрю выйти, достаточно, чтобы понять, что мужчина в курсе его присутствия. Хотя, исправляется Эндрю, он не то чтобы курит, а скорее просто вдыхает дым, поднимающийся вверх от сигареты у его лица. В тот самый момент, когда Эндрю тянется в карман за зажигалкой, мозг подкидывает воспоминание о той самой зажигалке, оставленной на подоконнике в гостиной его собственной квартиры на другом конце города. Тихое ругательство побуждает покрытую шрамами руку протянуть ему ярко-оранжевую зажигалку с горящим пламенем на конце. Эндрю поджигает сигарету, позволяет дыму наполнять лёгкие, пока необходимость дышать не заставляет выдохнуть его в ночной воздух, и только потом возвращает зажигалку обратно, не говоря ни слова. Мужчина, похоже, не против отсутствия благодарности, и Эндрю не может не заметить, что их пальцы не соприкасаются во время обмена. Люди обычно не заботятся о таких мелких вещах. Вопреки самому себе, Эндрю заинтригован. Вместо того, чтобы возненавидеть это чувство, он принимает его и позволяет себе взглянуть поближе, чтобы удовлетворить интерес. Би была бы горда, тускло думает он. Незнакомец, кажется, примерно того же возраста, что и Эндрю. Темноволосый и одетый в серый свитер-оверсайз и тёмные брюки. Чёрные линии татуировки выглядывают из-под задравшегося на запястье рукава. Ночь не настолько тёмная, чтобы полностью скрыть его черты, и Эндрю может видеть худое лицо с высокими скулами. Он привлекательный, несмотря на несколько тонких шрамов, искажающих повёрнутую к Эндрю сторону лица. Но не шрамы привлекают его внимание. Лицо мужчины содрогает что-то в памяти Эндрю, только это что-то каким-то образом не выходит вытянуть на поверхность. Будто бы он уже видел этого мужчину, но только мельком, не уделяя внимания, так что лицо не обозначилось и сохранилось на полочках памяти, а скорее осталось брошенным в коробку в углу. Большинство воспоминаний из этой коробки принадлежат годам, когда прописанные судом таблетки забрали у Эндрю контроль. Всё недостаточно интересное, чтобы удержать его внимание, оказывалось там. Это не значит, что он забыл; такого не происходит никогда. Просто понадобится на пару секунд больше, чтобы подобрать к лицу контекст. Когда уголки губ незнакомца растягивает самоуничижительная улыбка, Эндрю осознаёт, что пялится. Такое упущение контроля на него не похоже. Так или иначе, что-то подсказывает Эндрю, что общение с этим мужчиной имеет потенциал заставлять его чаще выходить из образа. — Я расскажу тебе про своё, если ты покажешь своё. У его голоса лёгкий британский оттенок, что Эндрю подмечает и запоминает, пока мужчина рассматривает его тёмные повязки с вышитыми созвездиями (подарок Рене), скрывающие ножи и старые шрамы. — Откажусь. Отказ принимается простым принимающим кивком головы. Мужчина просто возвращается к не-курению и разглядыванию неба над их головами. Эндрю старается не наблюдать за ним краем глаза и не совсем преуспевает. Комфортная тишина нарушается, когда дверь внезапно распахивается. Как и в первый раз, напряжение из разряда «борьба-или-бегство» на долю секунды захватывает тело незнакомца. Он выглядит готовым сорваться с места. Слово беглец непрошено всплывает в мыслях Эндрю. — Абрам? — зовёт одна из барменов. Марисса, бесполезно подсказывает память Эндрю. Она расслабляется, обнаружив его здесь, будто бы у мужчины есть привычка исчезать без возможности обнаружения. — Джиакомо напился и болтает на итальянском. Отправишь его домой, ладно? Дверь закрывается вновь прежде, чем у Абрама появляется возможность ответить. Абрам тушит свою наполовину истлевшую сигарету в пепельнице и изящно соскакивает со стула. Он не намного выше Эндрю, пара дюймов максимум. Тёмные волосы отливают медью в свете — неожиданный всплеск цвета в его монохромной внешности. К своему удивлению Эндрю замечает, как он хватает трость, стоящую возле стены вне поля зрения. Если не знать, что надо смотреть, хромота вообще не кажется очевидной. Это должно противоречить предыдущей оценке как бегуна, но Эндрю не может отделаться от ощущения, что в ней есть правда. Дверь за Абрамом закрывается с мягким щелчком, и Эндрю обнаруживает, что почти скучает по его тихому присутствию. Некоторое время спустя Эндрю делает последнюю затяжку и щелчком отправляет сигарету в пепельницу. В пабе всё так же громко, как и прежде, и он почти решает начать собираться домой, как вдруг замечает рыжего за барной стойкой. Любопытство заставляет сменить траекторию движения. В свете паба Эндрю видит, что шрамы есть не только на левой стороне лица Абрама. Однако на правой четкие следы от ножа идеально заменены круглыми от ожогов, такими же, как и на костяшках пальцев. Абрама подвергли умышленным и наверняка невероятно болезненным пыткам. Эндрю размышляет над тем, не является ли нога частью того же. Когда Абрам всё же останавливается напротив него, ледяные голубые глаза отражают пустоту, которую Эндрю не привык видеть нигде, кроме глаз детей в центре, где он занимается волонтёрством, и из зеркала в плохие дни. Пустота, причиной которой служит прямое взаимодействие с ужасами, которые может причинить мир. На мгновение повисает тишина, а потом Абрам выдыхает в слабом изумлении, и лёд его глаз слегка оттаивает. — Виски, верно? После кивка Эндрю Абрам с тихим стуком ставит на деревянную стойку наполненный стакан. — Что насчёт тебя? — Я не пью, — пожимает плечами мужчина в ответ, по виду мирясь с неизбежными комментарием по поводу того, как странно слышать подобное от бармена. Эндрю, отказывающийся быть предсказуемым, ничего не говорит. Вместо этого он потягивает напиток и следит за тем, как умело Абрам режет лимоны для разноцветных коктейлей, заказанных пожилой парой. Его хватка на ноже лёгкая и полностью контролируемая; для натренированного взгляда Эндрю это говорит о большем, чем просто навыки нарезки фруктов. Эта мысль наконец-то заставляет воспоминание со щелчком встать на место. Пять лет назад, в тумане смерти Кенго Морияма и последующего перенятия его империи старшим сыном, Эндрю был слишком увлечён Кевином и его срывом, сопровождавшимся утоплением в алкоголе, чтобы на самом деле обращать внимание на что-то ещё. Но всё же он помнит, как видел новостные репортажи о ликвидации ФБР преступного круга в Балтиморе, окончившейся реками крови. В них всегда упоминалось огромное количество убийств Натана Веснински, в том числе и убийство собственных жены и сына. Оба происшествия казались не связанными друг с другом для любого, кто не причастен к делам семьи Морияма. Эндрю знал достаточно, чтобы соединить точки в общую картину, и сделал вывод, что новый Лорд избавлялся от всего лишнего перед началом правления. Более он об этом не размышлял. Обнаружение потерянного сына массового убийцы в тихом пабе на восточном побережье — не самое неестественное, что происходило в жизни Эндрю. Однако, возможно, одно из самого интересного. Уже второй раз за ночь Эндрю ловит себя на том, что пялится на лицо Абрам, и немного ненавидит его за это, потому что, кроме несправедливой привлекательности, он ещё и интригующий. Пазл, который Эндрю хочется собрать. Ему давно уже не было так любопытно; это нервирует. И немного волнует, если быть честным с самим собой, а таким он старается быть в последнее время. — Пялишься, — отмечает Абрам с едва заметной улыбкой на губах. — Что-то в тебе не складывается. — Я не задачка по математике, — отвечает Абрам в замешательстве. Я всё ещё хочу тебя решить, не произносит Эндрю, после чего разворачивается к своему столу, чтобы забрать куртку и уйти. Лайла бросает взгляд сначала на него, а потом на стойку, где Абрам наполняет шоты какой-то розовой жидкостью. Она поворачивается обратно к Эндрю с приподнятой бровью и ухмылкой, но мудро воздерживается от комментариев.