И я теряю голову, хотя это так неправильно. Ты говоришь так уверенно, а на вкус – словно солнце. Glass Animals – Helium
Азирафель отлично умел прятать вещи – закапывать их поглубже, – хоть и не совсем ставить крест, но весьма мастерски игнорировать худшие из них, пока они просто... не исчезали. Только вот с Кроули это не работало. Кроули упорно не сдвигался с места. Всякий раз, когда он видел вспышку рыжих волос или созвездие веснушек на руке, предлагавшей ему место и меню, влечение Азирафеля всплывало на поверхность, упрямо отказываясь забываться. Каждый день, когда он встречал этого мужчину, превращался в бесконечную борьбу с тем, чтобы загнать эти чувства обратно. Всякий раз, выходя из дома в одиночестве, он опасался того, что может случиться, если он столкнется с Кроули без подстраховки в лице Габриэля. Азирафель пинал, толкал и закапывал, но его жажда была мертвым измученным существом, которое не желало оставаться таковым. Всякий раз, когда он видел эту изогнутую улыбку в другом конце зала, он чувствовал, как оно неудержимо подкатывает к горлу, а земля все глубже въедается ему под ногти с каждым отчаянным подъемом из ямы. Всякий раз, когда Габриэль брал его за руку, Азирафель боялся, что именно в этот день он наконец увидит грязь, засохшую между его пальцами, и, наконец, заметит все пятна, которые он не смог оттереть со своей кожи. Страх был постоянным, но в своем упорстве он неизбежно начал притупляться. Однако что по-прежнему причиняло боль, так это резкий контраст их тщательно спланированных совместных вечеров – долгие разговоры, напряженные компромиссы и притворная нежность, – и тех порывов страсти, охватывающих его всякий раз, когда он только думал о встрече с Кроули. Он хотел. Поэтому и закопал. Официантка как раз забрала их меню с десертами, когда Габриэль взглянул на часы. Сначала прозвучал предательский сигнал его вечернего будильника – какая-то бесполезная привычка, которую Азирафель даже не мог притвориться, что понимает, – а затем он с нарастающим темпом допил остатки своего рома с диетической колой. Как только стакан опустел, Азирафель положил руку ему на колено. – Останешься на десерт? Габриэль подпрыгнул, уличенный прежде, чем успел начать свои расчетливые манипуляции по поводу раннего ухода. Он опустил взгляд на руку Азирафеля, после чего та медленно проплыла вдоль стола. Их друзья (точнее, Трейси и ее партнер, и еще кое-какие друзья Габриэля с работы; у Азирафеля не было друзей на работе) все еще были увлечены беседой, оживленно смеясь над пустыми тарелками и бесплатными стопками полупустых стаканов. Габриэль повернулся к мужу с напряженным лицом. – Уже поздно. – Хотя бы дождись, когда его принесут, – почти взмолился Азирафель. – Я только дам тебе попробовать, а потом сразу поедешь домой. Габриэль накрыл ладонью руку Азирафеля и в молчаливом раздумье уставился на часы. Азирафель решил, что лучше следует подготовиться к разочарованию, когда ему сейчас пожелают спокойной ночи, но затем что-то изменилось в выражении лица Габриэля, и он кивнул. Азирафель слегка сжал его руку и почувствовал, как она сжалась в ответ. Он надеялся, что Габриэль помнит их разговор, состоявшийся накануне вечером, о возможностях сблизиться и важности согласия. Он надеялся, что Габриэль уступает не только чтобы избежать ссоры. – И что же ты такого заказал? – спросил Габриэль, стараясь придать своему голосу бодрости. Азирафель ухмыльнулся и убрал руку, поправляя салфетку на коленях. – Совершенно божественный тирамису. Он взглянул на мужа, и его улыбка исчезла при виде нахмуренных бровей. – Что? – подчеркнуто спросил он. – Нет, ничего... – Габриэль быстро поднял руки в защитном жесте, заставляя себя не хмуриться. – Просто... Многовато сахара на ночь. Азирафель закатил глаза. – Я хорошо сплю, спасибо, – это, конечно, было неправдой, учитывая все его последние бессонные ночи, но он понимал, что причина вовсе не в сахаре. – С тобой ничего не случится от одной ложки. К его облегчению, Габриэль улыбнулся, а когда принесли десерт – принял кусочек, предложенный Азирафелем. Он попытался скривить лицо в наигранном отвращении к изысканным слоям крема и какао, но, в конце концов, его пристрастие к сладкому взяло верх, и он расплылся в восторженной улыбке. Азирафель сдержал обещание и отпустил его после первого кусочка, похлопав по колену и пожелав благополучно добраться до дома, а Габриэль поцеловал его в макушку. – И как долго вы собрались сегодня развлекаться? – спросил он у всех присутствующих за столом, вставая и задвигая стул. – Мы не увидимся с тобой до следующей недели, скорее всего, – проворковала Трейси, ее глаза сверкали от уже пятого коктейля. – Я не уверена, что смогу остановиться, когда доберусь до караоке. Стол разразился еще более громким смехом и бессмысленными обещаниями песен и танцев, которые больше походили на угрозы для ушей Азирафеля. Он бросил на Габриэля усталый взгляд. – Я буду дома раньше, чем начнется все это безобразие, – заверил он его. – Думаю, буквально пару часов посидим в пабе. В действительности, он успел пройти около семи футов по тротуару. Их шумная компания занимала большую часть пешеходной дорожки, когда они, спотыкаясь, выходили из ресторана, устремив свои размытые взгляды в поисках бара, который первым попадется на глаза. Субботним вечером вокруг слонялось множество таких же шумных групп, и им потребовалось всего семь шагов, чтобы прижаться к бордюру и избежать столкновения с одной из них. Приближающаяся толпа в обтягивающих джинсах на мгновение оживила улицу нарастающей волной пьяного смеха, а затем резко остановилась. – Азирафель! Азирафель замер, его плечи приподнялись от неожиданности, когда он услышал этот безошибочно узнаваемый голос. Трейси и ее спутники так же внезапно остановились, их взгляды с неудержимым любопытством заметались по сторонам. Кроули, раскинув руки в стороны, потянулся вперед, чтобы обхватить Азирафеля за плечи, как только тот оказался достаточно близко. Он и не подозревал, что можно испытывать такое тепло от облегчения и такое напряжение от страха одновременно. Азирафель был с друзьями. Хуже того – еще и с друзьями Габриэля. С людьми, которые знали его достаточно хорошо, чтобы заметить небольшую задержку дыхания, но проявляли недостаточно интереса, чтобы придавать его состоянию хоть какое-то значение. Он выпил три рюмки, у него кружилась голова от избытка сахара, и ему приходилось напрягать все свои совершенно бездействующие мышцы, чтобы выдержать это. Тем временем Кроули беззастенчиво рванул вперед, улыбка разделила его лицо на две части – он не скрывал своих желаний, гордо демонстрируя их в блеске глаз. И это было так же пугающе, как и завораживающе. – О боже, – рассмеялся Азирафель, когда мужчина в спешке ускорил шаг и споткнулся. Он схватил его за руки машинально и довольно быстро, не дав упасть, когда тот попытался повернуться и помахать своим друзьям, стоявшим в двух шагах. – У кое-кого выдался веселый вечер. – Что ты... Приве-е-ет! – оживленный ход мыслей Кроули мгновенно прервался, когда он увидел Трейси, подкрадывающуюся к ним. Ее улыбку можно было охарактеризовать только как коварно-веселую, пока она рассматривала это проспиртованное облако в его объятиях. – Вы – та самая дама, – отметил Кроули, явно гордясь собой, что запомнил такой важный факт, и потянулся, касаясь ладонью ее щеки. – Да, это я, – хихикнула она, обменявшись взглядом с Азирафелем. – А как продвигается твоя книга, милый? – Ты пишешь книгу? – Кроули внезапно повернулся к Азирафелю, а затем отвернулся обратно, махая своим друзьям. – Эрик! Он... – он снова повернулся. – О чем она? – О боже, – согласилась Трейси, бросив на Азирафеля понимающий взгляд. Шаркая ногами, к ним подошел модный парень из компании Кроули; степень его опьянения соответствовала шаткой походке, но все же была гораздо менее уверенной. Хватило одного взгляда на него, чтобы Азирафель сочувственно поморщился, быстро сообразив, что остальные члены группы были такими же молодыми и бестолковыми. Очевидно, все они были коллегами Кроули – бармены и официанты, сдружившиеся исключительно по причине совместного рабочего места, – которые скорее предпочитали продолжать пить, а не притормозить на минуту, чтобы оценить, не пора ли кого-нибудь из них отвезти домой и уложить спать. – Давай я его заберу? – предложил он, когда Кроули обхватил Эрика за плечи. – Ох, черт... в самом деле? Я не знаю, где он живет, – икнул Эрик. – Так что, я теперь тусуюсь в твоей компании? – невинно спросил Кроули, оценивающе оглядывая остальных друзей Азирафеля поверх солнцезащитных очков. – Да-да, иди уже сюда, – Азирафель протянул ему обе руки, и Кроули переполз с мужчины на мужчину, как обезьянка, карабкающаяся между ветвями. Всего на секунду, на одно мгновение, он позволил себе почувствовать облегчение от его опьянения. Азирафель был рад этому короткому моменту прикосновения, понимая, что ни одно из желаний Кроули не покажется никому таковым – все сочтут это всего лишь промашкой человека после слишком большого количества опрокинутых стаканов. Азирафель крепче сжал талию Кроули; зарылся пальцами в куртку, чувствуя, как под ногтями скапливается грязь. – Я, пожалуй, отвезу его домой, – сказал он в сторону Трейси. Он виновато нахмурил брови, но она уже кивала, одной рукой дружески похлопывая Кроули по плечу, а другой – ласково отпихивая их от себя. – Конечно, давай. Никто из них, похоже, понятия не имеет, что нужно делать. Вряд ли он самостоятельно выжил бы в такси. Он благодарно улыбнулся ей, после чего две шумные компании продолжили свой путь по тротуару, оставив Азирафеля и Кроули покачиваться в объятиях на обочине. – Привет, – внезапно сказал Кроули, все еще слишком громко говоря, все еще слишком широко улыбаясь. – Привет, – выдохнул Азирафель и вытянул руку, чтобы поймать машину. Он неугомонно ерзал на заднем сиденье желтого такси и всю дорогу вел одностороннюю беседу о барах, в которых Азирафель никогда не был, и о людях, которых он никогда не встречал. Ход его мыслей путался и терялся, но он, на удивление, держался бодрячком до самой двери. Азирафелю потребовалось несколько попыток, чтобы вытащить ключи из кармана и вставить их в замок, но в конце концов Кроули сумел попасть в уют своей темной и пустынной квартиры из темного и пустынного коридора. – Ох... блять, – протянул Кроули, переступая порог, и в его голосе прозвучала новая нотка усталости. Азирафель поспешил следом за ним, пока тот неторопливо пересекал квартиру, ворча и собирая по пути все слои верхней одежды, которую Кроули небрежно бросал на пол. Присев, он замешкался, когда его пальцы коснулись шелка рубашки, и с горящими щеками поднял голову, обнаружив, что Кроули без особого труда уже разделся до майки. Кроули стоял в дверях своей спальни, прислонившись к дверному косяку и засунув большие пальцы за пояс джинсов. С безучастным выражением лица и остекленевшими глазами он наблюдал, как Азирафель медленно поднимается на ноги, уставившись на него так, словно только сейчас осознал, что этот человек все время был здесь, все время на полшага позади. Он провел языком по приоткрытым губам и наклонил голову; легкая, недоверчивая улыбка появилась на его лице, пока он будто любовался очертаниями Азирафеля в своем доме. – Я скучаю по тебе, – сказал Кроули, наверное, все еще слишком громко, но Азирафель едва расслышал его из-за шума крови в ушах. – Ты пьян, – мягко отругал он, но словно извиняясь. Кроули даже не моргнул. – Я и трезвый скучаю по тебе, – не задумываясь ответил он. Азирафель крепче сжал в руках клочок одежды; почерневшие ногти впились в ткань, все еще хранившую тепло его тела. Затем Кроули повернулся, буквально ввалившись в свою комнату, и, едва удержавшись на ногах, сделал следующий шаг. Сделав еще один, он плюхнулся на кровать, глубоко зарывшись в одеяла и довольно зажмурившись. Азирафель мгновение собирался с мыслями и успокаивал сердцебиение, прежде чем приготовить «лопату» и войти в комнату. Он был уверен, что к тому времени, как закончил складывать и развешивать его одежду, Кроули уже отключился, но его голова поднялась с подушки, когда Азирафель направился в сторону двери. Повернувшись, он увидел, что Кроули наблюдает за ним, а затем, после мучительной секунды колебаний, тот протянул руку, лениво подзывая его к себе. Азирафель, хоть и двигаясь будто против течения, все же подошел. Он уселся на самом краю кровати, что просто чудесным образом не скатился на пол. Рука Кроули повисла в воздухе и мягко приземлилась там, где бедро Азирафеля соприкасалось с его бедром. – Я скучаю по тебе, – повторил он. Азирафель держал руки на коленях и смотрел в пол перед собой. – Ты уже говорил. – А ты скучаешь по мне? – Азирафель вздрогнул, услышав вопрос, на который, как он надеялся, ему никогда не придется отвечать; он почти подпрыгнул, когда неподвижная рука Кроули вдруг перевернулась, целенаправленно укладываясь ладонью на изгиб его бедра. – Не держи в себе, ангел, все равно я утром ничего не вспомню. В глазах Азирафеля мелькнул страх, когда он посмотрел на него, но Кроули только ухмылялся во весь рот, лениво откинув голову на подушку. Он тяжело вздохнул и снова опустил взгляд в пол. – Мы ведь с тобой не вместе, чтобы скучать, – осторожно ответил он. Пальцы неуклюже погладили его по боку – больше с интересом, чем с какими-либо намеками, – перебирая ткань пиджака и исследуя выше вдоль рукава. Азирафель почувствовал себя расслабленно под этим дружеским, успокаивающим прикосновением. – Да ты и не с ним, как мне кажется, – в конце концов высказал Кроули свои мысли вслух. – Не таким образом, не в нашем случае. Его пальцы нащупали плечо Азирафеля, останавливаясь там и согревая ладонью, прежде чем костяшки коснулись светлых волосков на щеке Азирафеля. – Он не дает тебе этого, иначе у нас бы не было... Азирафель сглотнул. Ему не нравилась решительность тона Кроули – ничем не прикрытая уверенность, резко контрастирующая с его нежной, сомневающейся рукой. – Откуда тебе знать, что н-нет? – спросил он, слегка заикаясь. – Может, мне просто мало, может, я жадный. Кроули издал такой неприятный звук, что Азирафель подскочил, испугавшись, вдруг мужчина подавился собственной рвотой или еще чем-нибудь ужасным, что могут впихнуть в себя пьяные люди. Но затем рука резко отстранилась от него, и Кроули, перевернувшись, зашелся в приступе смеха, фыркая в промежутках между приглушенными хрипами. Он снова уставился на свои руки, пока Кроули пытался подавить свое веселье, и, в конце концов, его смех постепенно исчез, сменившись довольными вздохами. Он оглянулся, когда рука вернулась на его бедро, так же намеренно умостив ладонь и раздвинув пальцы. – В этом идеальном союзе чего-то не хватает, я это чувствую, – Кроули старался тщательно проговаривать слова, что только подчеркивало его опьянение. – Я не хочу ничего отнимать у него, ангел. Я всего лишь хочу... заполнить пробелы. Азирафель закрыл глаза. Кроули, возможно, и не вспомнит ничего утром, но ему придется с этим жить. – У тебя есть парацетамол? Кроули медленно моргнул. – В тумбочке. Он чуть продвинулся на кровати, чтобы дотянуться до прикроватной тумбочки и порыться в ее единственном ящике. В темноте было трудно что-либо разобрать, и трудно сосредоточиться, поскольку рука Кроули все еще упорно лежала на его ноге, но в конце концов пальцы нащупали шелестящую пластиковую упаковку с таблетками. Он подсветил ее экраном телефона, проверяя этикетку, а затем высыпал две штуки на ладонь. – Запей их водой... Кроули выхватил их у него из рук и закинул в рот, сразу проглатывая. Азирафель вздохнул и положил остальную часть упаковки на видном месте, чтобы тот смог найти их утром. – И выпей две, когда проснешься. Тебе еще что-нибудь нужно, пока я не ушел? Кроули наклонил голову и посмотрел на него пугающе открытым взглядом. – Всю следующую неделю я буду играть в Далримпле. Азирафель открыл рот, но тут же подавился воздухом. Он быстро отвел взгляд. – Я... я не уверен, стоит ли мне, – он посмотрел на пальцы, нежно обхватывающие его бедро. – Было бы неправильно... – О, но ты же ангел, – сказал Кроули так, словно это была самая обычная и правдивая вещь на свете. – Разве ты способен на что-нибудь неправильное? Азирафель прикрыл глаза – это все, что он мог сделать, чтобы окончательно не рассыпаться. – Не говори так, Кроули, – тихо попросил он. Он услышал характерный вздох, заставивший его открыть глаза, и с разочарованием обнаружил, что Кроули снова ухмыляется, смеясь себе под нос. Азирафель нахмурился. – Я же пьян, помнишь? Не отвечаю за свои действия, – улыбка Кроули померкла, а хватка усилилась. – Придешь? Азирафель сделал глубокий вздох, укрепляя свою решимость. – Я спрашивал о том, что тебе нужно, Кроули, а не о том, чего ты хочешь. Кроули откинул голову на подушку – мягкий жест, только усиливающий связь их пристальных взглядов. Он ощущал это так же сильно, как и руку, все еще удерживающую его, как и биение сердца, колотившегося о ребра. – Мне нужно, – выдохнул Кроули сквозь стиснутые зубы. Он так открыто выражал свою потребность, что Азирафель поверил ему.***
Кроули не питал особых надежд, наблюдая, как Азирафель уходит той ночью. Он понимал, что проявлял свои желания слишком громко, и Азирафель имел полное право отвернуться от него в попытке вырваться из стремительно сжимающейся хватки. Излишне говорить, что одного взгляда на эту ангельскую улыбку, озаряющую полумрак Далримпла, было достаточно, чтобы его пальцы запутались в клавишах фортепиано. Одна бемольная нота вряд ли могла доставить ему неприятностей, тем более, что он очень легко справился с ней, скрыв свою ошибку небольшим приукрашиванием в конце следующего такта. Никто в зале даже не заметил этого, слишком увлеченные своими напитками и разговорами, чтобы обращать внимание на заминки в его приятных фоновых мелодиях. Никто, кроме Азирафеля, который поднял голову в тот момент, когда аккорд зазвучал неверно, отвлекаясь от своего столика, чтобы найти глаза Кроули в другом конце зала. Кроули опустил взгляд на свои руки. Так было проще – притвориться, что он снова ребенок, который должен видеть необходимые клавиши. Так было проще – избегать его взгляда, пока он не исчезнет из поля зрения, пока, опуская голову все ниже, он не почувствовал, что задержал дыхание на одну мучительную секунду. Он старался быть хитрым, но оказался таким глупым, выпустив на свободу существо, которое теперь бешено носилось повсюду, куда бы он его ни привел. Все, что он мог сделать – виновато улыбаться, когда кто-нибудь случайно замечал, как оно мечется вокруг его лодыжек или толкает его пальцы на дорогих клавишах фортепиано. Все, что он мог сделать – смиренно наблюдать за происходящим, надеясь, что солнцезащитные очки, слишком низко сползшие на нос, скроют его неприглядный голод от посторонних глаз. Освещение в Далримпле было слабым, но Кроули запомнил столик Азирафеля, чтобы потом без труда найти его в толпе. Он разглядел еще одну фигуру, сидевшую за столом напротив него – хоть и спиной к Кроули, но эти широкие плечи сложно было не узнать. Поскольку его присутствие было скрыто крышкой фортепиано, папоротниками по обе стороны и самими тенями, Кроули позволил себе зарычать под нос, осознав, что Азирафель притащил с собой мужа. Габриэль никогда раньше не приходил в Далримпл; предполагалось, что это святая святых Азирафеля, где он свободно расслаблялся в конце долгой недели и перебирал клавиши фортепиано Кроули, когда бар уже пустовал. Он понимал, что это к лучшему, и нехотя заставил края своих зубов притупиться. Их острота все еще прорезалась при каждом мимолетном взгляде, особенно когда он замечал нотки разочарования в выражении лица Азирафеля, и когда он становился свидетелем того, как Габриэль перебивал его и закатывал глаза всякий раз, как только Азирафелю удавалось выдавить из себя хоть слово, но у него получилось сдержаться. Просто видеть его, даже таким несчастным, было достаточно, чтобы на какое-то время утолить голод. Должно хватить.***
Кроули не стал задерживаться в баре после своего выступления. Его вообще редко замечали – а кто бы стал? Кто бы подумал, что он не просто проигрыватель компакт-дисков или повторяющаяся мелодия бесплатной музыкальной библиотеки, льющаяся из невидимых динамиков? Но если в конце вечера и находились желающие угостить его выпивкой, они обычно маячили возле фортепиано. И обычно выглядели как Азирафель. Сцена была уже пуста, когда он убирал свои вещи, и перестав всматриваться в тени, он направился прямиком в переулок для курильщиков. Он едва успел докурить первую сигарету, как дверь снова распахнулась, и из нее выплыл мягкий шепот ночной болтовни и очень нерешительный Азирафель. Кроули затушил сигарету о кирпичную стену позади себя, когда Азирафель приблизился к нему с напитками в каждой руке. Он шел медленно, словно по минному полю, а не по обшарпанным трещинам бетона, и облегченно вздохнул, когда Кроули взял предложенный стакан. Он сделал паузу перед тем как приложиться губами к кромке, и, растягивая слова, спросил: – Это же для меня, да? – Азирафель замер, его глаза сузились в непонимании. – К нам ведь никто больше не присоединится? – Кроули все равно отпил. Мужчина расслабился (насколько это физически было возможно, учитывая его жесткую позу) и сосредоточился на своем напитке. – Он уже уехал домой. Рано вставать. Кроули откинул голову на мшистый кирпич и, не удержавшись, что-то промурлыкал себе под нос. Азирафель, тоже не удержавшись, наклонился чуть ближе, когда тот отстранился. – Мне, кстати, всегда было интересно, – признался Кроули, обращаясь скорее куда-то в небо, чем к Азирафелю, – а что думает Гейб насчет всех твоих вечерних посиделок? Азирафель напрягся, но не отступил. Находясь так близко, он чувствовал запах сигаретного дыма, пропитавший одежду Кроули, его дыхание. Волновало ли его это? Напоминало ли оно ему о неверных решениях и бесполезных привычках, от которых лучше избавиться и никогда больше не вспоминать? Или, возможно, ему это нравилось? – Он обычно спит, когда я прихожу, независимо от того, чем я... занят. Я обычно сплю, когда он встает на работу. Мы привыкли к этому. Азирафель натянуто улыбнулся, чувствуя себя неуютно – это явно не то, что он хотел бы обсуждать. Кроули ничего не ответил, позволяя тишине стереть нить разговора. – Спасибо, что пришел, – сказал он наконец. – Спасибо, что... позвал. Азирафель выглядел таким же растерянным, как и прежде, но, наконец, выпустив эти слова, наклонился еще ближе. Он внимательно, завороженно наблюдал за Кроули, окруженный пеленой беспокойства. Он хотел услышать, что скажет Кроули. Он хотел знать, помнит ли Кроули. Кроули фыркнул и опрокинул в рот еще один глоток обжигающего чистого виски. Азирафель всегда любил крепкий, неразбавленный. Наслаждаться нужно таким, какой он есть на самом деле, всегда повторял он с каким-то странным намеком в голосе, который Кроули до конца так и не понял. – Прости за это все, – почти прошипел он. Все беспокойство Азирафеля вмиг испарилось, и он впервые за весь вечер полностью расслабился. – Я решил, что меня больше не волнует, – Кроули горько усмехнулся, – насколько отчаянно я выгляжу или говорю. Очень освобождающее чувство, пока не приходится просыпаться с этим на следующее утро, – по правде говоря, тогда это тоже дало ощущение свободы и своего рода облегчение. – Но я не должен был ставить тебя в такое положение. Рука Азирафеля коснулась его руки, и он чуть не подпрыгнул от неожиданности. Это было дружеское прикосновение, успокаивающее и деликатное, но его вообще не должно было быть – не его здесь нужно было утешать. – Не думал, что ты придешь, – Кроули снова рассмеялся, пытаясь скрыть свой страх, но решил, что этого недостаточно, и допил напиток. – Тебе и необязательно было. Рука на его плече замедлила свои бесцельные поглаживания, но не отпустила его. Она легла на бицепс – больше касаясь, чем удерживая, – и Кроули почувствовал, что все его тело приковано к кончикам этих пальцев. – Я хотел, – тихо сказал Азирафель. – И я... тоже скучал по тебе. Он никогда еще не был так признателен своим солнцезащитным очкам, которые случайно оставил на лице, несмотря на едва заметный свет уличных фонарей, проникающих в переулок. Его сбившегося дыхания и так было достаточно; ему не хотелось, чтобы Азирафель увидел еще и отчаянный блеск в глазах. Кроули подавал ему еду, подливал напитки, но за пределами этого мимолетного контакта все равно оставалась дистанция между ними. Азирафель, должно быть, тоже это чувствовал. – Ты тогда серьезно говорил? – спросил Азирафель, глядя на свою руку. Кроули ждал. Он много чего говорил, когда был так ужасно пьян, и, само собой, со всей серьезностью. Но он ждал, чтобы узнать, что именно Азирафель имеет в виду. – Когда упомянул что-то о... – Азирафель глубоко вздохнул, чтобы успокоиться – слова явно давались ему нелегко. – О заполнении пробелов. Он определенно хотел, но просить – уже слишком для него. Ему необходимо было – он жаждал, – чтобы его убедили. Это будет несложно. Азирафель никогда не мог устоять перед искушением. К счастью, Кроули никогда не мог устоять перед Азирафелем. Кроули переложил пустой стакан из одной ладони в другую и повернулся к нему лицом. Прислонившись плечом к кирпичу, он оставался воплощением невозмутимости, даже когда поднял руку, убирая очки на голову и раскрывая всю тоску в своих глазах. Сначала он колебался, но в ту секунду, как только взглянул на Азирафеля без фильтра, понял, что этот человек – идеальное отражение его собственного отчаяния. Он не сводил с него глаз, отвлекая его внимание своим взглядом, пока его рука поднималась к подолу пиджака Азирафеля. Он перебирал край пальцами, стараясь, чтобы его очевидные манипуляции казались невинными. Костяшками задевая рубашку, он чувствовал, как мышцы Азирафеля вздрагивают от каждого движения, но он не отстранялся. – Насколько я понимаю... – Кроули понизил голос и опустил взгляд, притягивая Азирафеля ближе к себе одной лишь бархатностью. – Он первым нарушил твои драгоценные клятвы. И, как по мне, их все равно недостаточно, чтобы обладать и удерживать. Прежде чем Азирафель успел возразить, он скользнул рукой под теплую ткань пиджака. Его слова подтвердились тем, как Азирафель прижался к его ладони с легкостью воздуха. – Что такого, если ты поищешь это в другом месте? Вполне справедливо, нет? Ты ведь обращаешься к бармену за напитками, к повару – за едой. Так почему бы не обратиться к другу за удовольствием? – Как удобно, что ты три в одном, – дыхание Азирафеля было прерывистым, Кроули чувствовал, как оно дрожит под его рукой. – Я всего лишь официант, – фыркнул Кроули. – Ты не смог бы заставить меня вернуться на кухню, даже если бы от этого зависела моя жизнь, – в глазах Азирафеля мелькнуло любопытство; Кроули сделал мысленную пометку поделиться с ним этой историей позже или, возможно, приберечь ее для одного из более пасмурных дней. – Я это все к чему: ты любишь его, плевать, люби. Я не прошу об этом. Так даже лучше, если подумать. Провести вместе пару-тройку ночей – не считается жадностью, если ты берешь только то, чего он тебе не дает. Он и сам не знал, верит ли в свои слова – Кроули был чертовски сильно голоден. Кто заметит, что его и без того серый моральный компас станет на несколько оттенков темнее? Если он достаточно быстро повернет голову, это может показаться просто игрой света: всего лишь тень, отброшенная его черными очками. Однако настороженность снова начала затуманивать глаза Азирафеля, и Кроули задумался, не зашел ли он слишком далеко. – А что ты получишь от такого соглашения? Носки их туфель соприкоснулись. Его хватка на пустом стакане усилилась. Другая рука Кроули поднялась чуть выше, прижимаясь ладонью к мышцам на спине Азирафеля, просто чтобы проверить, выгнется ли он дугой – не выгнулся. – Хочешь, чтобы я сказал это вслух? – пробормотал он, больше поддразнивая, но Азирафель кивнул без колебаний. – Я получу тебя. От этих слов ресницы Азирафеля задрожали, но он, видимо, не собирался отступать от своих сомнений. Однако прежде чем он успел открыть рот и выразить свое несогласие, как явно того хотел, Кроули просунул руку глубже под пиджак, обхватил изгиб его спины и притянул ближе к себе. Очевидный жар между его ног – тот, что невозможно было отрицать или списать на пустую лесть, – столкнулся с бедрами Азирафеля. У Азирафеля перехватило дыхание, он положил руку на грудь Кроули, чтобы сохранить равновесие. – Мой дорогой, я... Но теперь шлюзы Кроули были открыты, и он не мог отступить, пока Азирафель не узнает глубину этой жажды. – Ты в моей гребаной голове, Азирафель, – прошептал он, потому что теперь они были достаточно близки для этого. – Я либо снова и снова прокручиваю каждую ночь с тобой, либо мечтаю о следующей. Я остаюсь один и не могу перестать думать о всех тех вещах, которые не успел сделать с тобой. Пальцы на его груди сжались, ногти впились в кожу, пытаясь ухватиться за ровную поверхность грудной клетки. Кроули наклонился ниже, обдавая щеку горячим дыханием. – Я пытаюсь готовить на своей кухне и думаю о том, как перегибаю тебя через стойку. Я откидываюсь на спинку дивана и представляю, как твое лицо устраивается между моих ног. Я прижимаюсь к стеклу в душе и мечтаю, как вместо этого ты меня трахаешь... – Хватит выражаться, дорогой, – рассеянно пробормотал Азирафель. Кроули отстранился и наконец-то улыбнулся – непроизвольно и развязно, – впервые с тех пор, как вышел покурить. – О, готов поспорить, что смог бы заставить выражаться тебя. Азирафель попытался нахмуриться, что оказалось непросто с приоткрытыми губами и блуждающим по лицу Кроули взглядом. Но, в конечном итоге, он все-таки выдохнул задушенное «блять» в подушку Кроули, достигнув такого пика, что ему показалось, будто сосуды вот-вот лопнут.***
– Почему ты так себя ведешь?! Азирафель резко захлопнул книгу, когда стало ясно, что молчание и чтение не помогут ему выпутаться из этой ситуации. Он полагал, что разглагольствования Габриэля несли исключительно риторический характер, пока тот не выскочил из их спальни и не швырнул на пол перед собой пустой чемодан Азирафеля. Азирафель даже не вздрогнул, когда тот с грохотом приземлился у его ног. Он просто прищурился, глядя на широко раскрытые глаза Габриэля, а затем перевел взгляд на стиснутую челюсть мужчины и дрожь в его пальцах. – Ты не забыл вчера принять лекарство? – мягко спросил он. На лице Габриэля отразился гнев. Он укоризненно ткнул в него пальцем. – Не делай этого, мать твою, – прорычал он. – Речь сейчас не обо мне, а о тебе. Это ты кидаешь меня. – Я же говорил тебе, – огрызнулся Азирафель, наконец поднимаясь с кресла и оставляя «Доводы рассудка» на подушке. – Я не хочу никуда ехать. – Но ведь я уже забронировал... – А я сказал тебе об этом еще до того, как ты что-то там забронировал. – Нет, ничего ты не говорил, ты сейчас просто пытаешься выкрутиться. Габриэль опустил палец, но напряжение, все еще струившееся по его мышцам, было таким же явственным, как и летняя жара. Азирафель глубоко вздохнул и заставил себя не поддаваться на провокации. Габриэль просто пошел на принцип. У него просто плохое настроение. В большинстве случаев было проще согласиться с ним, а затем обсудить все, когда он остынет, даже если психотерапевт Габриэля умолял не делать так. Но тем вечером времени на то, чтобы успокоиться, не было: Габриэль уезжал утром, а Азирафель не собирался сопровождать его в Прагу. – Прости, что не оправдал твоих ожиданий, – сказал он как можно спокойнее, хотя на самом деле чувствовал себя совершенно иначе. Нужно дышать, не реагировать, смягчать обстановку. Габриэлю необходимо было понять, что его услышали, иначе они весь вечер будут ходить по кругу. – Но на будущее я приму это к сведению, договорились? Азирафель проигнорировал чемодан, лежавший на полу между ними, и направился на кухню. Габриэль стремительно двинулся следом за ним, очевидно, не желая уступать. – Но почему?! – Я уже объяснял тебе! – Азирафель крутанулся на месте, останавливая его на полпути. Его глаза сверкали от злости, и он всеми силами стремился подавить ее, отчаянно пытаясь дышать, не реагировать и смягчать обстановку, но она только все больше разгоралась внутри него, сопротивляясь, и его решимость пошатнулась. – Потому что в прошлый раз ты бросил меня на все выходные! Протащил через всю страну, а сам каждую свободную секунду веселился со своими коллегами, пока я гнил в том гостиничном номере. – Я не... – Мы это уже проходили, Габриэль! Повторять не хочу. Лучше уж я останусь на все выходные в одиночестве здесь, чем поеду за тобой в Прагу и буду так же сильно по тебе скучать! За все эти годы Азирафель стал гораздо опытнее в таких делах, но все равно, когда он открывал рот и позволял своим эмоциям вырваться наружу, это было похоже на пропуск ступеньки. Когда его муж был в таком настроении, его сердце всегда начинало биться сильнее, решительнее. И оно так же забилось сильнее, когда он осознал, что в его полном распоряжении будут целые выходные, и что у него будет возможность увидеться с Кроули в таком свободном графике, но вот эту мысль он поспешил отогнать. Не это сейчас главное, как бы сильно не учащался от этого пульс. Габриэль, стиснув зубы, сверлил его взглядом, но гнев Азирафеля достаточно сбил его с толку, чтобы нарушить привычный ход. Он все еще был зол, но уверенность заметно угасла. – Я не хотел... – Неважно, какие у тебя намерения, мы это уже обсуждали, – строго сказал Азирафель. – Имеет значение лишь то, что ты делаешь. Недовольство волнами все еще исходило от него, и Азирафель, несомненно, излучал несколько своих, но в квартире наконец воцарилась тишина. Когда он повернулся, чтобы продолжить путь на кухню, Габриэль, к счастью, остался на месте, предоставив ему столь необходимое пространство. Набрав достаточно воздуха и собрав в кулак всю свою решимость, чтобы вести себя достойно, он взял чайник и подставил его под кран, наливая воду на двоих. – Я устал от того, что меня задвигают на задний план, – пробормотал он, глядя в раковину. Он не должен был этого говорить. Не должен был произносить ни слова, какими бы правдивыми или необходимыми они ни были – сейчас не подходящее для этого время. Спор был выигран, пусть и на волосок от поражения. И он понял в тот самый момент, как только открыл рот, что этой короткой фразы окажется достаточно, чтобы Габриэль снова завелся. – Каких улучшений ты от меня ждешь, если не даешь шанс хотя бы попытаться?! Азирафель закрыл глаза и закрутил кран. Поставил чайник на подставку. Достал из шкафчика одну чашку. А затем посмотрел на мужа, стиснув зубы. – Я был достаточно терпелив с тобой все эти годы. Теперь твоя очередь. Габриэль уставился на него, кипя от злости. Азирафель, не моргая, смотрел на него в ответ. Чайник зашумел, начиная нагреваться, и Габриэль вернулся обратно в спальню прежде, чем вода успела закипеть.***
Азирафель весь день не сводил взгляд с часов, разрываясь между мыслями о ссоре с Габриэлем и предвкушением своего первого вечера в одиночестве. Только к обеду он осознал главный недостаток своего гениального плана: он понятия не имел, где сегодня находится Кроули. Все его мечты о том, как он подойдет к этому мужчине и предложит провести вместе ночь, внезапно развеялись. Он, конечно, мог бы заглянуть в его обычные пятничные бары или рестораны, но мысль о том, что придется колесить по всему Лондону, пока он не найдет нужное место, только заставляла его переживать о потерянном времени. Он схватил телефонную трубку в своем кабинете прежде, чем успел бы себя отговорить, стараясь не придавать значения тому, что боится оставить какие-то улики на своем мобильном. Этот страх просто намекал ему на неправильность ситуации, но он так сильно влюбился в эту искусную, маленькую идею, которую преподнес ему Кроули в том переулке. Она была прекрасна, но наверняка разбилась бы вдребезги при малейшей провокации, и с чем тогда они останутся? Азирафель переписал номер Кроули из своих контактов и принялся нетерпеливо ожидать ответа. – Алло? – Кроули ответил спустя шесть гудков, и судя по голосу – явно спешил. Азирафель замер, охваченный дрожью от одного-единственного короткого слова. Смысл его звонка дошел до него слишком быстро, и он почувствовал такое же головокружение, как если бы пробежал половину Лондона, разыскивая его. Это, и вдобавок еще и понимание того, что Кроули, как и сам Азирафель, скорее всего, сейчас в разгаре рабочего дня, усиливало чувство вины, готовое сорваться с его языка. – Алло? – более настойчиво спросил Кроули, уже теряя терпение. – Кто... – Здравствуй, дорогой, – быстро включился Азирафель. – Это я, А... – Ангел, – вздохнул Кроули, и вся его нетерпеливость исчезла. – Ты не этот номер мне давал. – Ох, да, прости... Я звоню с рабочего. Ты занят? На мгновение в трубке послышалось шуршание, а затем голос Кроули зазвучал гораздо спокойнее. – Да, но ничего такого, что не могло бы подождать, – его улыбка была такой громкой, что Азирафель почувствовал ее на своей щеке. – Что нового? – Ничего, в этом же и смысл архива, – съязвил Азирафель, не сдержавшись. Его улыбка стала шире и мягче при мысли о том, что Кроули отложил все свои дела ради него, тратя время на пустую болтовню, когда сам всегда был так занят. Он поспешил перейти к сути. – Я сегодня вечером свободен. Веселые смешки Кроули сошли на нет. – Очень интересно. По голосу Азирафель не мог определить, наклонился ли он вперед или откинул голову назад, приподнял бровь (скорее всего) от удивления или от флирта. Вот почему он ненавидел телефоны. – Я подумал, не хочешь ли ты выпить или еще что-нибудь. Конечно, когда освободишься. Я понимаю, что у тебя, очевидно, много работы, так что если ты... – С удовольствием, – перебил его Кроули слишком быстро, чтобы он успел заметить все изменения в его тоне. – Э-э... Во сколько тебе удобно... – Габриэль уехал, – выпалил Азирафель, крепко сжимая телефонную трубку. – Я... я свободен все выходные. В трубке раздался резкий выдох. – Даже так? Он медленно прикрыл глаза. Сейчас ему не нужно было видеть лицо Кроули, чтобы узнать этот тон – в любом случае, он был слишком ослеплен моментом, когда в последний раз слышал этот шепот возле своего плеча, лежа лицом вниз на шелковых простынях. – Да, я... прости, – он усмехнулся, чувствуя, как краска заливает шею. – Я не хочу предполагать, что только потому, что я свободен, то и ты будешь... Я имею в виду, у тебя ведь такой плотный график. И я, разумеется, не могу рассчитывать, что ты всегда будешь подстраиваться под мои прихоти. – Можешь. Азирафель моргнул, пораженный этой уверенностью, прозвучавшей так быстро, что он едва расслышал. – Прошу прощения? – Можешь на это рассчитывать, – легко ответил Кроули, словно это было само собой разумеющееся. Румянец стал сильнее, но жар, разливающийся в груди, не был похож на похоть. Так и должно было быть – он заставил себя в это поверить. Возможно, это просто новый оттенок предвкушения, который он никогда раньше не испытывал, ведь телефонный звонок был новым способом общения между ними. Так и должно было быть, потому что что-либо другое было недопустимо. Кроули сам так сказал. Что-либо другое разрушило бы то идеальное, что подарил им Кроули. – Где мне забрать тебя? – затаив дыхание, спросил Азирафель. Кроули задумчиво хмыкнул, что обычно предвещало его несогласие. – Давай лучше я заеду за тобой после работы? – предложил он. Азирафель в глубине души почувствовал облегчение, учитывая его навыки вождения. Он просто не ожидал, что Кроули освободится так скоро. – Я заканчиваю в шесть. – Отлично, буду к шести тридцати. Дождешься? – Дождусь, конечно, – улыбнулся Азирафель, надеясь, что Кроули это почувствует. – Чудно, тогда увидимся. Чао.***
Азирафель никогда раньше не видел машину Кроули – факт, который дошел до него только когда он, собственно говоря, наконец увидел ее. Он окинул Бентли оценивающим взглядом, проходя мимо по университетской парковке, а затем резко остановился, когда понял, кто сидел за рулем. Секунду спустя Кроули поднял голову от телефона и помахал ему через лобовое стекло. Азирафель не мог оторвать взгляд от машины, подходя ближе, восхищаясь сочетанием черного и серого, матового и блестящего. Кроули перегнулся через центральную консоль, открывая пассажирскую дверь, как раз в тот момент, когда Азирафель только потянулся к ручке. – Привет, как дела на работе? Азирафель провел рукой по крыше машины, все еще совершенно очарованный ее красотой. – Она просто прелесть. – О да, – Кроули рассмеялся и откинулся на спинку. – Познакомься, это Леси. Азирафель не смог сдержать улыбку, когда наконец уселся на пассажирское сиденье. Конечно, в классическом дизайне была своя неоспоримая привлекательность, но еще это прекрасно отражало самого Кроули. Как бы он ни старался выглядеть круто и стильно, этот человек не мог избавиться от своей любви к раритетным вещам, от признательности классическому великолепию. – Некоторые моменты начинают проясняться, – признал Азирафель; он намеренно отводил взгляд, вместо этого сосредоточившись на том, чтобы аккуратно уложить кожаный портфель в своих ногах. – Например, твои многочисленные подработки. Полагаю, выходных в Ритц хватило бы только на ее страховку. Кроули звонко рассмеялся и закинул руку на спинку сиденья Азирафеля, опираясь на кожаную обивку и мимоходом проводя по линии его плеч. – Почти. Хотя не такой уж она и антиквариат, к тому же – подержанная. Видел бы ты, в каком она была состоянии, когда только попала ко мне в руки. – Ты ее восстановил? – Небо и земля, – усмехнулся Кроули. Он передвинулся обратно на водительское сиденье и положил руку на рычаг переключения передач, воспользовавшись моментом, чтобы поправить очки в зеркале заднего вида, пока Азирафель пристегивался. Только отодвинувшись от Азирафеля, он осознал, насколько близко они были и остаются до сих пор – в салоне было страшно тесно, и сердце замирало от счастья, что появилась возможность побыть с ним наедине. Как будто до этого они не были намного, намного ближе. – Ты неплохо смотришься здесь. Как дома, – неожиданно подшутил Кроули, с ухмылкой оглядывая Азирафеля с ног до головы. Фраза застала Азирафеля врасплох, но он решил не зацикливаться на этом. Как бы ни было приятно думать о себе, как о столь же ценном раритете в глазах Кроули, его сердце и так уже билось гораздо быстрее под этим обожающим взглядом. Они здесь для того, чтобы получить удовольствие. Ничего больше, иначе все разобьется вдребезги. Азирафель, подавив свою нерешительность, наклонился над консолью и потянулся рукой к щеке Кроули. Кроули поймал ее в воздухе, прежде чем она успела коснуться его, удерживая Азирафеля на расстоянии. Его глаза распахнулись за очками. – Никого из твоих, э-эм, коллег здесь нет? Азирафель покачал головой, даже не глядя в окно. Он всегда уходил позже остальных. – Только мы, – прошептал он. К счастью, этого оказалось достаточно, чтобы Кроули отпустил его, позволяя Азирафелю приблизиться к губам. Их поцелуй сопровождался вздохом облегчения, ладонями нежно обхватывая лица друг друга. Не требовалось никакого приглашения – язык, скользнувший в рот Кроули, был с радостью принят, как само собой разумеющееся. Азирафель отстранился – всего лишь на сантиметр, – достаточно для того, чтобы заглянуть в темные стекла очков Кроули и поймать его взгляд. – Так куда мы едем? – пробормотал он. Потерянное выражение на лице Кроули превратилось в осмысленный взгляд, он улыбнулся Азирафелю в губы. – Нужно сменить обстановку, – решительно заявил он, а затем шлепнул рукой по колену Азирафеля, одновременно оставляя еще один поцелуй на его губах. Двигатель машины загремел, оживая от поворота ключа, но к тому моменту, как Кроули пристегнул ремень безопасности, уже перешел в глубокий рокот. Он вел машину, ухватившись одним пальцем за руль, пока вторая рука покоилась на рычаге переключения передач. Она оставалась там даже когда переключать передачи не требовалось, и как только они влились в вечерний поток машин, Азирафель понял причину. Из-за близости сидений ему едва нужно было протягивать палец, чтобы погладить ногу Азирафеля, и по мере того, как они отдалялись от центра города, он позволил себе несколько легких прикосновений. Азирафель держал руки аккуратно сложенными на коленях и улыбался, наблюдая за проплывающим мимо городом, расставив колени чуть шире, чтобы быть в пределах досягаемости Кроули. Они проболтали все вечерние пробки, обмениваясь историями о своем дне, когда приходилось останавливаться, и тихо насвистывая под радио, когда за окном начали мелькать пейзажи, пока Азирафель не понял, что понятия не имеет, где они находятся. Их по-прежнему окружал город – они не так далеко заехали, – но он не узнавал ни единой улицы и ни единого указателя независимо от направления, слишком отвлеченный прикосновением пальцев Кроули. Когда они наконец притормозили, это оказалась не парковка или гараж сомнительной гостиницы. Кроули заглушил двигатель у обочины городского парка и без промедления выскочил из машины. Азирафель поспешил отстегнуть ремень безопасности и присоединиться к нему. Дыхание перехватило, как только он окинул взглядом лужайку парка. Дальше по дорожке виднелось множество покрывал для пикника, как и сидящих на них пар и семей, расположившихся перед огромным белым экраном, где уже крутили какой-то зернистый черно-белый фильм, но звук был слишком далеко, чтобы разобрать, какой именно. – И что все это значит? – он попытался рассмеяться, но получилось выдавить из себя только что-то невнятное. Кроули захлопнул багажник и появился в его поле зрения с пакетами покупок в каждой руке и одеялом под мышкой. Он ухмыльнулся, огибая машину и выходя на тротуар, но, заметив изумленное выражение лица Азирафеля, его улыбка стала скромнее. – Я подумал, что тебе, возможно, понравится что-нибудь более сдержанное, – он прочистил горло и оглянулся, пытаясь встретиться с ним взглядом. – Ну, мало ли, знаешь, вдруг бы мы наткнулись на кого-нибудь из знакомых Гейба. – Ох, – вздохнул Азирафель, не в силах выразить даже малую толику своей признательности, но каким-то образом сумев вернуть улыбку на лицо Кроули одним только этим слогом. А еще это вернуло расхлябанность его походке, которой он повел их через лужайку, покачивая бедрами и хрустя ботинками по свежескошенной траве. Они прошли вглубь зелени, но по-прежнему оставались на вершине холма, чтобы держаться на расстоянии от экрана и толпы людей, уже собравшихся смотреть кино, пока он не расстелил плед на земле у молодого дерева. Кроули опустился на колени и принялся рыться в своих пакетах, вытаскивая всевозможные баночки и упаковки, а Азирафель медленно подсел к нему. – Чеддер, хаварти, бри... Клянусь, здесь не только сыр, – ворчал Кроули, копаясь в куче продуктов и отмечая каждое маленькое лакомство, которое откапывал. – Где-то в этом пакете есть и вино. Я ограничусь соком, но ты не стесняйся. Азирафель склонился над упаковками сыра, к которым вскоре присоединились коробочки с крекерами, соусы, ягодные корзинки и обернутые пленкой мясные нарезки. – Правда? А какой сок? Кроули засиял восторженной улыбкой, доставая со дна пакета высокую розовую бутылку и два винных бокала. Этикетка была вычурной и минималистичной, на ней едва хватало места, чтобы перечислить дюжину или около того фруктов и ягод, вместившихся в один литр. – Если уж мы устраиваем пикник с мясной нарезкой, то можно взять что-нибудь и поприличнее, – рассмеялся Кроули и открыл крышку. Азирафель придерживал бокалы, когда тот наливал в каждый из них по щедрой порции. Вино так и осталось лежать на дне пакета, пока они пытались определить нотки каждого фрукта (не подглядывая на этикетку – «это жульничество, Кроули!»), но, в конце концов, смеясь почти что до слез, сдались. Поскольку весь их ассортимент был только из магазина, они решили вскрыть каждую упаковку и разложить все перед тем, как приступить к еде. Они смеялись и с притворной серьезностью спорили о правильной компоновке – Азирафель отдавал предпочтение цвету, а Кроули до последнего отстаивал текстуру, – и все это время раскладывали свой ужин на обертках из-под сыра и крышках контейнеров вместо нормальной доски. Когда они наконец приступили к своему пиру, старый фильм по-прежнему оставался без внимания где-то на заднем плане, а от смеха перехватывало дыхание, согревая так, будто они на двоих все-таки оприходовали ту бутылку вина. Кроули с непринужденной интимностью кормил его сыром и оливками, что еще больше разжигало румянец на щеках, и похотливым взглядом наблюдал, как Азирафель слизывал соус с кончиков пальцев мужчины. Его сердце колотилось с каждым задерживающимся взглядом, он все еще не привык к отсутствию спешки, преобладавшей в большинстве их вечеров, но в груди разливалось тепло сильнее, чем в паху, даже когда он наклонился к рукам Кроули и провел губами по каждому пальцу. Он старательно игнорировал это, предпочитая цепляться зубами за кожу, чтобы привлечь внимание другой части своего тела. Фильм еще не закончился, их импровизированные тарелки были далеко не пусты, когда Кроули приподнял солнцезащитные очки, наблюдая, как язык Азирафеля обвивается вокруг его большого пальца, а сок клубники все еще стекает по его подбородку. Он наклонился ближе, его мягкий и хриплый голос коснулся щеки Азирафеля. – Может, поедем ко мне? Азирафель вздохнул, уткнувшись в руку Кроули. Он думал, что тот уже никогда не спросит.***
Одного только предвкушения было достаточно, чтобы Азирафель ерзал на краешке своего сиденья, а Кроули с таким же напряжением не отрывал руку от его бедра всю дорогу. Нежные поглаживания в перерывах между переключением передач исчезли, теперь их сменили острые кончики пальцев, которые сминали ткань его штанины и при остановке поднимались все выше по ноге. Азирафель нетерпеливо цокал на каждый красный сигнал светофора, задерживающий их, и фыркал на каждый зеленый, который прерывал прикосновения Кроули. Они сумели взять себя в руки ровно настолько, чтобы припарковать машину и подняться наверх, но все терпение улетучилось, стоило только переступить порог. Азирафель притянул Кроули к себе, прижимаясь спиной к двери квартиры и соединяя их губы. Ему нужно было как следует распробовать его вкус, снять все эти надоедливые слои и беспрепятственно ощутить исходящий от него жар – желание, которое Кроули, казалось, разделял с такой же остротой. Азирафель уже был не так молод, но даже в юности его никогда не прижимали к двери в порыве страсти. Блуждающие руки превратились в отчаянное расстегивание пуговиц, обжигающие поцелуи сменились судорожными вздохами в шею друг друга. Сначала он думал, что не справится, когда Кроули сорвал с него достаточно одежды, чтобы закинуть ногу Азирафеля на сгиб своего локтя, но сильное возбуждение сделало его достаточно податливым, чтобы Кроули подтянул его ближе и скользнул головкой члена внутрь. Смазанный презерватив легко позволял ему углубиться, пока он не вошел полностью, прижавшись тазом к его ягодицам, а член Азирафеля не оказался зажатым между их рубашками. Двигаться таким образом было трудновато, но просто чувствовать Кроули внутри себя, пока они переводили дыхание, оказалось вполне себе удовлетворительно. Их бедра покачивались, делая неглубокие, пробные толчки – достаточно, чтобы ощущать, как он меняет угол внутри него, и не дать возбуждению Азирафеля ослабнуть, когда они замедлили темп поцелуев. – Это, блять, просто невероятно, – выдохнул Кроули ему в губы, отбрасывая свои очки в сторону и забывая о них так же, как и о полупустых пакетах с продуктами. – Но мне нужно двигаться, иначе я умру. Азирафель застонал, непроизвольно крепче сжимая плечи Кроули, когда тот попытался сдвинуть бедра. – Мне нужно, чтобы ты двигался, иначе умереть здесь могу я, – поспешно согласился Азирафель, и лишь одышка помешала ему захныкать, когда Кроули вышел из него, оставив таким пустым. Кроули загладил свою вину, как только они оба упали на диван – им все еще не хватало терпения, чтобы добраться до спальни. Он не стал тратить время на дальнейшее раздевание, а вместо этого просто задрал подол рубашки Азирафеля и стянул вторую штанину, любуясь, как обнажается бледная плоть под его пальцами. Азирафель закрыл лицо руками, а Кроули скользнул членом внутрь, и в новой позе ему было намного легче делать быстрые и глубокие толчки, пока Азирафель не начал вскрикивать. Что-то в неспешности этого вечера – в неограниченном времени, а не в ритме их сердец, – по-прежнему заряжало атмосферу, когда они без сил рухнули на диванные подушки. Их руки все еще блуждали, пока тела были истощены, целуя и покусывая чувствительную кожу с неутолимым желанием большего. Они разделись, чтобы вместе принять душ – это стало негласной неизбежностью, – и потратили больше времени на поцелуи и ласки. Азирафель определенно шутил, когда провел линию на запотевшем стекле и спросил, не здесь ли думает о нем Кроули. Кроули так же развязно улыбнулся, притиснувшись к стеклу, чтобы воссоздать эту картинку, но в итоге они все равно каким-то образом оказались вплотную друг к другу – грудь Азирафеля прижалась к спине Кроули, а зубы впились в изгиб его плеча. Они насмехались над периодом невосприимчивости, отчаянно пытаясь выжать из себя каждую каплю радости, которую могли предложить выходные; а когда тело Азирафеля заявило, что оно слишком насытилось, чтобы воплотить в жизнь фантазии Кроули, он трахал его тремя пальцами, пока мужчина не начал извиваться, зажатый между теплом его тела и холодным, твердым стеклом душевой кабинки. Они попробовали снова, забравшись в постель, но уже с меньшим воодушевлением в их измученном смехе. Кроули осыпал тело Азирафеля поцелуями, лениво опускаясь языком под простыню, чтобы добраться до каждой части, скрытой от света. Он согласился остановиться только когда Азирафель подтянул его наверх для поцелуя, устало бормоча, что чувствует, как его клонит в сон после долгого дня. На что Кроули просто пристроился рядом с ним, переплетая их обнаженные ноги и прижимаясь к нему так близко, насколько это было возможно. Положительной стороной раннего засыпания было то, что ни один из них не привык к такому распорядку, и хлопка соседской двери оказалось достаточно, чтобы разбудить их посреди ночи. Один-единственный поцелуй в плечо Кроули перерос в очередной страстный, который закончился ужасающе быстро, когда губы Азирафеля прошлись по всей длине шеи мужчины. Одно-единственное прошептанное «да» пробилось сквозь темноту, когда зубы Азирафеля коснулись его кожи, и, сначала неуверенно, он вдавил в нее острые резцы. Короткий слог превратился в затяжные стоны, когда Кроули откликался на каждое прикосновение, притягивая его ближе и побуждая сильнее кусать, посасывать, оставлять метки. Он вскидывал бедра, когда Азирафель позволял себе насладиться, обгладывая синяки, которые ни один из них не увидит до самого утра. Но не успел он слизать слюну со своего четвертого засоса, как Кроули поспешно оттолкнул его, переворачивая на бок. Укрывшись в темноте под одеялами, Кроули крепко обхватил торс Азирафеля и вошел в него сзади. Ногти впились в его грудь и вслепую ущипнули затвердевшие бугорки сосков, вызывая громкие вздохи и рывки вперед при каждых болезненных толчках. Дыхание Кроули звучало так же исступленно, как и бездумные движения его бедер, но когда с губ Азирафеля сорвалось проклятие, этому демону хватило сил рассмеяться ему в плечо. – Не выражайся, ангел, – прошипел он. Азирафель бы выразил свое недовольство, если бы не пальцы, решительно засунутые ему в рот в непристойной попытке заставить замолчать. Вместо этого он втянул щеки и стиснул зубы, подавляя ими стон. Азирафель кончил с полным ртом, его член терся о простыни, а тело содрогалось от нахлынувшего оргазма. Он хныкал, обхватив губами пальцы Кроули, теряясь от чрезмерной стимуляции, пока тот, наконец, не достиг своего пика, прижавшись вплотную к его дрожащим бедрам. Тяжелое дыхание практически эхом отдавалось в тишине, пока их захлестывал оргазм. Рука Кроули выскользнула из его рта и провела по его груди, а Азирафель повернулся на спину, покрывая нежными поцелуями его синяки, все еще скрытые ночными тенями. Они снова уснули, прижавшись так же тесно, как и раньше, и Азирафелю было теплее, чем когда-либо за последние годы.***
Тепло все еще ощущалось приятной пульсацией в его груди, когда Азирафель проснулся. Обнаженное бедро, выступающее из-под откинутой простыни, дрожало от утренней прохлады, но все внутри по-прежнему пылало томным лавовым жаром. Он приподнялся, пытаясь поправить простынь, натянул ее повыше и закутался, осматривая комнату. Кровать рядом с ним была пуста, а электронные часы на прикроватной тумбочке мигали значком будильника на семь тридцать, который еще не прозвенел. Он вздрогнул от звука шагов, доносившихся со стороны ванной комнаты Кроули, и прижался спиной к изголовью кровати, ощущая, как тепло разливается между ребер. Наконец появился и сам мужчина, рассеянно проводя расческой по волосам и одновременно пытаясь просунуть руку в рукав униформы. Его шея была усыпана красными и синими пятнами, словно лоскутное одеяло из поцелуев, которые медленно исчезали с каждой пуговицей рубашки, просунутой в петельку. Взгляд невольно скользнул по всему его телу: не только по обнаженным ногам, на которые еще не надели брюки, и не только по ярким отметинам, которые прошлой ночью он умолял Азирафеля оставить на нем. Он любовался тем, как согнулись его руки, как напряженные мышцы создавали гладкие линии вдоль предплечий; он улыбнулся, глядя на его волосы, рыжий цвет которых был таким тусклым после душа, но все еще сиял огнем в солнечном свете; окинул взглядом морщинки на его лице, тени под глазами, складки недоумения на лбу и улыбку на щеках. Кроули смотрел на него, заинтересованно приподняв одну бровь, пока возился с пуговицами на нижней части рубашки. Улыбка Азирафеля погасла – растаяла вместе с лавой, которая, застыв, превратилась в холодный, твердый камень. – Я люблю тебя, – осознал он. Его сердце казалось таким огромным, таким переполненным, но слова прозвучали как горечь утраты. Кроули замер, его пальцы зависли на последней пуговице. Он окинул Азирафеля с ног до головы внимательным взглядом, а затем, казалось, вообще перестал куда-либо смотреть: его глаза остекленели, а дыхание сбилось в один длинный, дрожащий выдох. Азирафель сглотнул, глядя, как их идеальное вдребезги разбивается прямо у него на глазах – он быстро заморгал, пытаясь убрать оттуда осколки. – Понятно, – тихо выдохнул Кроули, внезапно отворачиваясь и сканируя комнату в поисках чего-нибудь еще, что могло бы привлечь его внимание. – Да. Я... понял. Твою мать. Мне п-пора. Азирафель кивнул, устремив свой взгляд на колени, чтобы дать Кроули возможность скрыться. Краем глаза он видел стремительное движение, пока не сморгнул последнее, что от него осталось. После ухода Кроули он еще раз выругался.