***
С момента приезда в поместье Годжо распорядок дня Утахиме сильно изменился. Она вставала рано, чтобы потренироваться в уединении додзё, затем завтракала, а после этого проводила утро в обществе домочадцев. Она сидела, пока служанки мыли и одевали ее, показывая ей все последние подарки, которые прислал муж. Ей красили губы и пудрили лицо, расчесывали и укладывали волосы. Она слушала музыку и занималась каллиграфией. Она пила чай. А потом, совершенно неожиданно, переходила к другим своим обязанностям. Поскольку в доме не было других женщин ее ранга, Утахиме подумала, не является ли ее уединение стратегической целью в доме мужа. Она не могла с уверенностью сказать, было ли это политической тактикой или объяснялось исключительно тем, что ему нравилось брать ее, когда ему вздумается. И вот, прогуливаясь по поместью в окружении маленькой толпы своих прислужниц и служанок, она на мгновение замирала, прислушиваясь. Иногда вдалеке слышались звуки тренировочных площадок, звон стали о сталь. Или на звуки спарринга. Иногда она слышала мужские голоса и веселый смех. Она боялась, что теряет сноровку в бою из-за того, что ей не с кем спарринговать, но предложение присоединиться к тренировкам казалось ей все более нелепым. Если она встречала Годжо, он целовал ее, считая неприличным для такого рода общества, и ее свита внезапно скрывалась в других частях поместья. Она шла в сопровождении свиты: группы девушек, Кьёко и нескольких служанок. Обычно ей не разрешалось ходить по коридорам одной, и одна из служанок, похоже, выполняла роль флагмана, предупреждая других обитателей поместья, чтобы они старались держаться от нее подальше. Поэтому, когда Утахиме слышала приближающиеся шаги, то, скорее всего, к ней приближался только тот, кто был допущен в ее ближний круг. Она слышала шаги, которые теперь хорошо различала, и осознавала, что ее маленький флагман Эрико отстранили от работы с ней. Она была здесь чужой, и все равно потребовалось мгновение, пауза, колебания, прежде чем она решила, в какую сторону свернуть. Выбранный ею путь привел ее прямо к встречному потоку Годжо Сатору, проносящемуся по коридору. Он рассмеялся от счастья и схватил ее за руку. Его белые волосы падали на глаза, на лбу выступил пот. Он тренировался. — Именно ту, кого я хотел увидеть, — вздохнул он. Годжо затащил ее в смежную комнату и, игриво улыбаясь, стал срывать с нее одежду. Служанки научились не слишком плотно одевать ее, поскольку их молодой господин был безжалостен к их работе. Он прижал ее к красивому шкафу, целуя в шею, опрокидывая мебель. В его крови бурлила энергия, и он был возбужден. — Ты не можешь понять, насколько красивой ты выглядишь, Утахиме, — рассмеялся он. — Твоя проклятая энергия сама по себе восхитительна. Ты знаешь, что я могу сохранить часть ее? Я вращаю ее внутри себя, пока она не израсходуется. Признаться в этом было как-то неловко, потому что она поняла, что и с ней он задерживался. Она думала, что это просто ощущение липкости между ног, но теперь поняла, что это еще и следы его проклятой энергии, свободно проложенные между бороздами ее собственной. Он оттащил ее от шкафа, отбросив в сторону и сорвав с нее всю одежду. Она вздрогнула, потому что он раздевал ее догола, а обычно он не делал этого при свете дня. Она заметила, что его настроение изменилось, стало более игривым, и он казался более голодным к ней, чем обычно. Как будто, раздевая ее, он мог почувствовать ее больше. Он толкнул ее на пол, на груду сброшенных шелковых тканей ее кимоно, и она осталась в одних носках-таби. Утахиме попыталась прикрыть грудь, но он развел ее руки в стороны и опустился на колени между ее бедер. — Такая красивая, не прячься, — пробормотал он нетерпеливо и грубо. Он приподнял ее, раздвинул бедра, медленно ввел в нее свой член, наблюдая, как она закусывает губу, принимая его в свое лоно. Он остался стоять на коленях, обхватив ее бедра и удерживая на месте. Он смотрел на нее с улыбкой, счастливой, преданной, с горящими глазами. Внезапно в коридоре раздались шаги, как раз в тот момент, когда он вошел в нее до упора. — Сатору? Глаза Утахиме расширились, узнав голос Сугуру Гето. Она приоткрыла губы, умоляя мужа взглядом, прежде чем произнести хоть слово, и попыталась заставить его отпустить ее. — Сугуру, я здесь, — задыхаясь, позвал Годжо, улыбаясь, как будто он не был глубоко погружен в нее на всю длину. Глаза Утахиме округлились от ужаса, и она затрясла головой, умоляя его отпустить ее, извиваясь на его члене. — Пожалуйста, Сатору... не позволяй ему видеть это, пожалуйста, — взмолилась она, тряся головой и пытаясь прикрыть грудь. Годжо усмехнулся и не стал отвечать на ее страдания, крепко сжав ее бедра. Он просто начал медленно и жестко трахать ее, и тут дверь распахнулась. — Он может это увидеть. Сугуру принадлежит мне, — тихо прорычал Годжо. — А, ты здесь, — сказал Гето, входя в комнату. — Мне показалось, я слышал... Его взгляд остановился на них двоих, слова резко оборвались, и Утахиме почувствовала, как горит ее лицо, и она обхватила руками свою грудь, даже когда начала тяжело дышать под толчками Сатору. — Сатору, — сказал Сугуру, опустив глаза на расстеленный под ней шелк, — твоя жена, похоже, пытается прикрыть свое тело. Может быть, будет лучше, если ты позволишь ей немного поскромничать? Сердце Утахиме бешено колотилось в груди, потому что Гето не отводил глаз от происходящего. Он мог бы отвернуться лицом к стене, а не стоять там, пока она содрогается от толчков Годжо, одной рукой отталкивая его от себя, а другой пытаясь прикрыть грудь. Она еще не была обнажена перед свитой своего мужа, каким-то чудом, которое она всегда приписывала собственничеству Годжо. И вот теперь, перед человеком, который вызывал у нее самые сложные чувства, она оказалась униженной и обнаженной. С ужасом она ждала, что наступит момент, когда ей почти понравится, и Гето Сугуру увидит, как затрепещут ее ресницы, а вздох превратится в иное. Она не могла встретиться с Гето взглядом, прикусив губу и отвернув голову, от стыда ее щеки покраснели. — Сугуру, только тебе я разрешаю видеть ее. Потому что ты принадлежишь мне в той же степени, что и она. Сугуру не был удивлен. — Сатору, — твердо повторил он. — Позволь ей немного скромности. Но Годжо отстранил ее руку от груди, обнажив ее полностью, и его руки властно прошлись по ее телу. Утахиме вдруг поняла, что он выставляет ее напоказ. Она перевела взгляд на его лицо, с недоумением понимая, что унижение на самом деле не было его целью. Он хвастался. — Это я должен быть скромным, — усмехнулся он, и его член вошел и вышел из нее такими долгими движениями, что она плотно зажмурила глаза. — Потому что неприлично мужчине быть таким удачливым. У меня так много всего. Она перевела взгляд на Гето, надеясь, что у него хватит сил остановить это. Но он стоял на месте, его глаза задерживались на них двоих. Выражение его лица было непроницаемым. Он посмотрел на Годжо, приподняв брови. — Это неподобающе, Сатору, — твердо сказал Сугуру. — Ты должен дать ей больше удовольствия. Годжо не унимался, его руки скользнули под колени, раздвигая ее ноги еще больше. Утахиме хныкала, закрыв лицо руками и чувствуя, как ее груди подпрыгивают от каждого толчка Годжо. — Мне не нужно, чтобы она получала удовольствие, — проворчал он. — Тебе понравится больше, если она получит удовольствие, — твердо сказал Гето. — Уверяю тебя. Утахиме не могла смотреть на него. Она не могла говорить, так как Годжо внезапно замедлил темп, принимая слова Гето. Она посмотрела сквозь пальцы на Годжо и увидела, что выражение его лица задумчиво. — Докажи это, — сказал он, устремив на Гето пристальный взгляд. Утахиме заскулила, пытаясь сомкнуть ноги, но Годжо стоял между ними на коленях. Она чувствовала, как бьется его сердце внутри него под её ладонями на его груди, как пульсирует его член, как он отказывается так просто отпустить ее. — Нет, нет, нет, — удрученно пробормотал Годжо, нетерпеливо раздвигая ее бедра. Утахиме потрясенно смотрела на него, не в силах сдвинуться с места. Но он перестал двигаться, перестал трахать ее, но не вышел из нее. В спокойствии, не имея ничего другого, она прикрыла грудь руками, ее щеки пылали. — Я не смогу доказать это, если ты не заставишь ее кончить, — усмехнулся Гето. — Ты все равно постараешься доказать, что я не прав, так что это изначально проигрышный вариант. — Тогда ты заставишь ее кончить, Сугуру. А я посмотрю, понравится ли мне это, — сказал Годжо, и на его лице появилась задорная улыбка. Утахиме уставилась на него, ее дыхание участилось. — Годжо-сама… — начала она в панике, в тревоге переходя на более уважительные обращения, пытаясь умолять, потому что это была, несомненно, самая непристойная и опасная игра. Как всегда, она опасалась ловушки. Мягкий голос Гето заставил ее настороженно отнестись к его манипуляциям. А может, это Годжо готовил для неё подвох? Она посмотрела на Сугуру, который должен был знать, было ли это испытание на верность, но его лицо было равнодушным. Почувствовав на себе ее взгляд, он улыбнулся ей той же приятной улыбкой, что и несколько недель назад во время брачных переговоров. — Пока ты трахаешь ее, Сатору? — спросил он вкрадчиво. — Или самостоятельно? — Выбирай сам, — любезно сказал Годжо. — Я буду смотреть. И я решу, нравится ли мне это сильнее, если она кончит. Он все еще был в ней, и по тому, как он дергался в ней, Утахиме поняла, что ему уже слишком нравится эта идея. — Пожалуйста, Сатору, это очень неуместно..., — заикаясь, в отчаянии перешла она на обычное обращение. Годжо, казалось, не слышал ее, когда выходил из нее. Она в панике стиснула бедра. — Утахиме, позволь ему. Я приказываю. Она повернулась, чтобы попросить Гето вмешаться, но его лицо было абсолютно бесстрастным, как у генерала, получающего приказ от императора. Его глаза были устремлены на Годжо. — Мои пальцы или мой рот? — тихо спросил он. — Что бы ты предпочел, Сатору? Годжо задумался, встал и распустил свой оби. — Используй свои пальцы. Гето кивнул и подошел, чтобы сесть на богато украшенный письменный стол. — Сядьте, Утахиме-сама, — сказал он, нежно улыбаясь ей. — Подойдите ко мне. — Я... не хочу, — сказала Утахиме, глядя на него с пола, прижав ухо к татами. Он смотрел на нее, его взгляд был спокоен, а руки ласково манили. — Я все сделаю хорошо, — заверил он ее, и в его голосе было что-то такое мягкое и нежное. — Пожалуйста, это будет очень приятно. И это порадует Сатору. Утахиме не знала, почему она послушалась, но ее сердце заколотилось, когда она поднялась. Она поняла, что не хочет, чтобы Годжо остался недоволен. — Сядь ко мне на колени и повернись лицом к мужу, чтобы он все видел, — проинструктировал он, завершив свой инструктаж с мальчишеской улыбкой. — Так я смогу доказать свою правоту. Не думая, она повиновалась, ее конечности дрожали. Гето был таким высоким, что ее ноги не касались пола, когда он развел ее бедра над своими, ее колени по обе стороны от его ног, мягкая ткань его хакама под ее обнаженными ногами. — Обними меня за шею, — прошептал он, проведя губами по ее уху. — Прижмись ко мне. Она откинулась назад и сцепила пальцы на его шее. Ее кожа покрылась мурашками, когда он провел ладонями по ее талии и внешнему изгибу бедер. Это вызвало дрожь в ее ногах. К ее великому стыду, ей это понравилось. — Ты можешь доверять мне, Утахиме. Я не причиню тебе вреда, — прошептал он ей на ухо, так тихо, что она засомневалась, что Годжо его услышал. — Я сделаю так, что тебе будет очень хорошо. И ему понравится. Утахиме прикусила губу, ее щеки покраснели. От того, что он произнес ее имя, ей стало жарко и приятно. — Хорошо, — прошептала она. Годжо наблюдал за ними, прислонившись к шкафу, где он первоначально прижимал ее, и с любопытством смотрел на происходящее, его светло-голубые глаза сияли. Утахиме почувствовала на себе его испытующий взгляд. Руки Гето пробежали по внутренней стороне ее бедер, и она задрожала. — Пожалуйста, — вздохнула она. — Только быстрее. Гето улыбнулся, и она почувствовала, как его губы прильнули к ее уху. Она ахнула, когда его рука скользнула вниз между ее ног. — Ты можешь приказать мне делать все, что захочешь, помнишь? — прошептал он, и голос его был таким сладким. — Я твой слуга. Она закрыла глаза, ее дыхание стало прерывистым, а кончики его пальцев задерживались на тех местах, которые дрожали от его мягких прикосновений. — Расслабься, — прошептал он ей под мочкой уха. — И не оставляй ему сомнений в том, что тебе это нравится. Ему нравится, как ты реагируешь. Он не хочет об этом забывать. Он провел кончиками пальцев по ее промежности, и она вздрогнула, потому что его пальцы были теплыми, и они ощущались по-другому. Не грубо, не требовательно. Только нежно и осторожно. — Пожалуйста, — задыхалась она. — Пожалуйста, Гето-доно. Он целовал ее шею, и она чувствовала его твердость под собой. — Не целуй ее, Сугуру, — резко приказал Годжо. — Я запрещаю. — Не буду, — мягко сказал Гето. — По крайней мере, не в губы. Его пальцы проникли в ее щель, скользнули по клитору, и она подпрыгнула у него на коленях. Он схватил ее ноги, удерживая их раздвинутыми на своих бедрах, и запустил в нее пальцы. — Ах! — застонала она. — Хочешь, чтобы я остановился? — Нет, не надо, — застонала она, потому что это было приятно, скользяще, сладко. — Хорошая девочка, — прошептал он, проводя кончиками пальцев по ее клитору. — Лучше, чем кто-либо из нас. Он был медленным, и она чувствовала, как ее тело отвечает ему. Ее руки вцепились в его шею, вцепившись в длинные волосы. — Пожалуйста, — прошептала она, потому что это было слишком медленно, — еще немного. — Конечно, моя госпожа. Он так и сделал, его пальцы двигались по ее телу с чуть более сильным давлением. Утахиме задыхалась, ее глаза были зажмурены. — Посмотри на меня, Утахиме, — сказал Годжо, и она постаралась не отвести от него взгляда. Будет ли самоубийством наслаждаться этим? Неужели он вышвырнет ее за отсутствие должной верности ему? Неужели он отвергнет ее за то, что она позволила Гето так к ней прикоснуться? Годжо смотрел на нее, но в его глазах плескался странный эротический трепет, а рука сжимала головку члена. — У тебя так хорошо получается, — похвалил Гето, свободной рукой раздвигая ее бедра так, чтобы Годжо мог видеть. — Хорошая девочка. Внезапно в нее вошли два пальца, и она застонала, потому что он сразу же нашел то место внутри нее, которое, как она ощущала, находилось там, за пределами грубой настойчивости траха ее мужа. Его пальцы двигались внутри нее, большой палец оставался на ее клиторе, и она содрогалась от нарастающего удовольствия. Он двигался, ловко и напористо, заставляя ее вздрагивать от его уверенных движений. — Я... пожалуйста, я думаю, я собираюсь... — Давай, Утахиме, — задыхаясь, приказал ей Годжо, и она распахнула глаза. — Наслаждайся. Дай мне посмотреть. Она не могла отвести взгляд от его лица. Она извивалась от нарастающего удовольствия и чувствовала под собой крепкое тело Гето, его твердый член под роскошной одеждой. Она хотела этого, хотела почувствовать его внутри себя, и ей было стыдно, ведь до сих пор проникновение в нее вызывало лишь дискомфорт. Но эта эротическая мысль сломила ее, и вот ее глаза закатились, а тело забилось в судорогах, и оргазм прорвался сквозь нее. Она закричала и услышала свой голос, хриплый и отчаянный, незнакомый ей слабый крик. Она рухнула вперед, ее тело задрожало, и Гето обхватил ее руками, крепко прижимая к себе. Она слышала, как он тяжело дышит в ее волосы, его собственное желание было очевидным. — Это было так приятно, Утахиме, — прошептал он, и она почувствовала, как он целует ее шею, прижимаясь к ней. Она открыла глаза, слезящиеся от наслаждения, и встретила пристальный взгляд Годжо. Она вздрогнула, подумав, не висит ли вдруг ее жизнь на волоске от гибели. Посчитает ли он это супружеской изменой? — Ты был прав, Сугуру, — сказал Годжо. — Мне очень понравилось. Его член был в руке, и он смотрел на Утахиме, все еще обвитую руками Гето, его пальцы все еще были в ее влагалище. — Очень лестно, что ты это признал, Сатору, — с язвительной усмешкой сказал Гето. — Приходи, чтобы повторить это в следующий раз, — пренебрежительно приказал Годжо. — Но сейчас уходи, чтобы я мог как следует оттрахать ее, прежде чем буду валяться на циновках. Гето ослабил хватку, его пальцы выскользнули из нее, и он позволил ей встать на ноги. Поклонившись им обоим и коротко улыбнувшись, он вышел из комнаты. Утахиме, затаив дыхание, наблюдал, как комната освобождается от его присутствия, но его проклятая энергия все еще оставалась. Годжо смотрел, как он уходит, а потом снова перевел взгляд на Утахиме. Он улыбался, выражение его лица было ласковым. — Иди сюда, любовь моя. Утахиме сглотнула и подошла к нему, ее ноги немного дрожали. Он схватил ее за руку и грубо повалил на пол, тихонько посмеиваясь. Она ощущала скользкость своего сброшенного кимоно, грубый шорох замысловатой вышивки на обнаженной разгоряченной коже. — Тебе понравилось, Утахиме? — Годжо спросил, тяжело дыша. — Прости меня, — прошептала она дрожащим голосом, не решаясь поднять на него глаза. — Не похоже, чтобы ты сожалела. В его голосе не было злости. Открыв глаза, Утахиме увидела, что он восторженно смотрит на нее, его глаза сияют. Годжо опустился на колени и взял ее подбородок в руку, его хватка была крепкой, а поцелуй в уголок рта таким нежным. — За что ты извиняешься? За то, что наслаждалась или за то, что доставила мне удовольствие? Она не знала, что ответить, все еще боясь попасть в ловушку. — Мне это понравилось, — наконец сказал он, сверкая глазами. — Вы оба чертовски красивы. Он схватил ее за плечи и придавил к полу, снова войдя в нее одним резким толчком. — Черт, — простонал он. — Я не могу этого вынести. Я сейчас кончу, просто увидев, что он с тобой сделал. Его движения стали более плавными, восхитительными, а дыхание - ровным. Утахиме закрыла глаза, потому что она была более влажной, чем обычно, и поэтому проникновение его члена было скользящим, многообещающим. — Кому принадлежит твоя киска, Утахиме? — Тебе, Сатору, тебе, — испуганно прошептала она. — Ты хочешь, чтобы Гето трахнул тебя? — Если хочешь, — задыхалась она, извиваясь от этой мысли и страха, вспоминая, каким твердым и массивным он был под ней. — Думаю, ему бы понравилось. Думаю, он сделает это, если я прикажу. Он такой верный. Ноги Утахиме задрожали. Длинное скольжение его члена, фирменный способ, с помощью которого он почти полностью выходил из нее и с силой погружался обратно до упора, так что она ощущала каждый его сантиметр, больше не было похоже на мучительное трение. Его голос был мягким, благоговейным. — Скажи мне, что ты хочешь его, — прохрипел он. — Что ты хочешь, чтобы он прикоснулся к тебе, и чтобы я это увидел. — Я... я хочу, чтобы ты увидел, — простонала она, ее тело снова забилось в судорогах. — И? — И я хочу, чтобы он прикасался ко мне, — прохрипела она, вздрагивая от возбуждения. — Скажи это снова. — Я хочу, чтобы он прикасался ко мне — Произнеси его имя, когда я кончу. Я хочу, чтобы ты выкрикивала его имя, пока я беру тебя. — Да. Он поцеловал ее в щеку, приподнял ее ногу, чтобы глубже войти в нее. Его голос был таким теплым, наполненным любовью, когда он трахал ее, а ее тело содрогалось от прикосновений к тканям под ней. — Я буду позволять ему иметь тебя каждую ночь, если буду видеть это. Тело Утахиме содрогнулось, она подумала, сможет ли кончить снова, закрыла глаза и вспомнила ласковые руки Гето на своем теле. Это было так хорошо, скольжение члена Годжо, глубина, которую он мог достичь внутри нее. — Это было потрясающе, Утахиме. Так прекрасно. Твоя проклятая энергия смешалась с его. Ее тело содрогалось, потому что его толчки были такими же грубыми, как всегда. — Скажи его имя. Я сейчас кончу. — Гето, — всхлипнула она, желая, чтобы он трахал ее еще немного, потому что это действительно хорошо, это даже лучше, чем пальцы Гето. — Гето Сугуру. — Громче. — Гето Сугуру! — задыхалась она. И она почувствовала, как ее муж, его плоть запульсировала, изливаясь в нее.***
Утахиме поспешила вернуться в свои покои, отчаянно надеясь, что ее не увидят в таком состоянии. Она была уверена, что все поместье уже знает о склонности ее мужа красть интимные моменты с ней везде, где только можно. Но она была слишком взволнована, слишком противоречива, чтобы вынести, что ее кто-то заметит. То, что произошло между ней, Гето и Годжо, одновременно взбудоражило ее и насторожило. Тяга к Гето, его загадочное обаяние и всепоглощающее внимание мужа вылились в изнурительное напряжение. Ей это нравилось. Произносить имя Гето, пока муж трахал ее, - ее щеки горели, - ей нравилось. И все же под ее лихорадочным настроением зашептался голос осторожности, остатки тактического разума, предупреждая ее о потенциальной опасности недостатка информации. Она гадала, не пытаются ли ею манипулировать, как оленем в лесу, пока Гето Сугуру наводит на нее свою стрелу. Войдя в свои покои, она увидела Кьёко, старательно выполняющую свои обязанности. Привычный комфорт присутствия служанки мало способствовал тому, чтобы успокоить внутренний дискомфорт Утахиме, ощущавшей тоскливое унижение от того, что ее обычная жизнь так неожиданно контрастировала с высокой эротикой того, что она только что пережила. Кьёко внимательно осмотрела растрепанный вид Утахиме и ее раскрасневшееся лицо. Ее одежда была в смятом состоянии, некогда безупречное кимоно теперь было в складках и заломах. Ее волосы рассыпались из шелкового банта, который Эрико уложила в этот день. Кьёко не пришлось задавать вопрос: она поднялась и пошла выбирать новую одежду и наливать воду в тазик. — Кьёко, — сказала Утахиме, слегка задыхаясь, пытаясь вернуть себе самообладание. — Мне нужно поговорить с Мэй Мэй. Пожалуйста, распорядитесь, чтобы она снова пришла сюда. Кьёко подняла взгляд от тазика. Ее взгляд ненадолго задержался на разорванном кимоно Утахиме. Сдержанным кивком Кьёко подтвердила просьбу своей госпожи. — Что-то случилось, Утахиме-сама? Тон Кьёко был нежным, с нотками беспокойства. Сердце Утахиме забилось еще быстрее, щеки вспыхнули еще сильнее, и она не могла вымолвить ни слова, чтобы признаться в том, что только что произошло. Проклятая энергия Кьёко была не очень сильной, и Утахиме подумала, не чувствует ли она остатки Гето по всему её телу. Я хочу, чтобы он прикоснулся ко мне снова. Утахиме быстро пересекла комнату и достала из шкафа мешочек с монетами. С чувством срочности она вложила мешок в руки Кьёко. — Мне нужно обсудить с ней одно важное дело, — объяснила Утахиме, и в ее голосе прозвучала невозмутимая нотка срочности. — Мне нужны ее сведения. Кьёко нахмурила брови, принимая мешок, и уставилась на Утахиме. Обычно Утахиме обсуждала подобные вещи с Кьёко, но она не могла, не смела ничего ей сказать, когда причиной ее размышлений стала близость с Гето Сугуру, да еще после того, как Кьёко убеждала ее держаться от него подальше. Утахиме прижала костяшки пальцев к губам, покраснев, потому что в ней застыл шок от осознания того, что всего полчаса назад его длинные пальцы были внутри нее, его губы - на ее шее, ее обнаженные бедра - на его бедрах. — Хорошо, Утахиме-сама. Я пошлю за Мэй Мэй-сама. Утахиме кивнула, пытаясь успокоиться. Она не могла позволить эмоциям затуманить ее рассудок, когда ставки были так высоки. Она знала, что должна действовать осторожно. Рассказ о больной жене отвлек ее, потому что она вообразила, что там кроется план того, как ей избежать явных угроз своей безопасности. Но теперь она задавалась вопросом, нет ли в истории о судьбе пропавшей второй жены Годжо чего-то большего, что могло бы предостеречь ее собственное положение. С замиранием сердца Утахиме посмотрела на свое кимоно. Ее разрывало от страстной встречи с Гето и Годжо. Это осознание вызвало новую волну паники, и она испустила тяжелый вздох. — Утахиме-сама, позвольте мне помочь вам, — мягко сказала Кьёко, ее руки ловко работали, переодевая Утахиме в новую одежду. — Спасибо, Кьёко, — с благодарностью ответила Утахиме. Кьёко осторожно протирала влажной тряпкой между ног, вытирая сперму Годжо с внутренней стороны бедер. Теперь она делала это так часто, что Утахиме вряд ли могла этого стесняться. — Скоро вы забеременеете, и он не сможет этого делать. И он будет более тщательно оберегать вас от внешних угроз, — тихо сказала она. — Это было бедой Хацуко. — Кто такая Хацуко? — Утахиме смотрела на голову Кьёко, прикусив губу от движения ткани по ее плоти и отчаянно надеясь, что восприимчивость Кьёко к остаткам проклятой энергии не настолько высока, чтобы она могла заметить, что Гето Сугуру прикасался к ней тоже. Кьёко опустила тряпку в маленький фарфоровый тазик и печально покачала головой. — Его первая жена, — тихо сказала Кьёко. — Эрико сказала мне, как ее зовут. Утахиме кивнула, позволив Кьёко натянуть на икры чистые носки-таби. — Ты знаешь, как звали жену, которая оказалась в заключении? Или что она сделала? Кьёко выпрямилась и повернулась, чтобы взять чистый нагадзюбан из кучи одежды, которую она достала. — Нет, только то, что это было тяжкое преступление, которое Годжо Сатору и весь его клан по праву не могли простить. На языке у нее вертелся вопрос, не было ли это прелюбодеянием. В последнюю секунду она остановила себя. Ей казалось, что Мэй Мэй расскажет больше, чем служанка. И ей показалось разумным не говорить об этом, чтобы не навлечь на себя опасность.***
Под видом обычной прогулки по дворцовому саду Утахиме и Мэй Мэй прогуливались вместе, и последние лучи осеннего солнца отбрасывали продолговатые тени на ухоженные дорожки. Утахиме прочистила горло, в ее голосе слышалось напряжение. — Мэй Мэй-доно, мне нужно кое-что с вами обсудить. Ворон Мэй Мэй негромко каркал, сидя у нее на плече и наблюдая за их беседой. Утахиме настороженно оглядывалась по сторонам, гадая, какие ужасы созерцала эта ворона, в какие скандалы, убийства и интриги она была посвящена. Мэй Мэй взглянула на Утахиме, ее глаза были проницательными и оценивающими, а улыбка - непримиримой. — Конечно, Утахиме-сама. Я здесь, чтобы помочь вам всем, чем смогу. Я получила ваш щедрый подарок. Утахиме глубоко вздохнула, ее пальцы слегка теребили ткань оби. — Мне... нужна дополнительная информация. Мэй Мэй приподняла бровь, выражение ее лица было внимательным и спокойным. — Вновь о ваших соратницах по статусу? Утахиме кивнула, взгляд ее был отрешенным, она тщательно подбирала слова. — Речь идет о второй жене - той, что находится в заточении. Я слышала разные слухи, но ничего существенного. Кажется, обсуждать ее здесь запрещено. Губы Мэй Мэй изогнулись в маленькой, располагающей к себе улыбке. — А, вторая жена. Трагическая фигура, если спросить одних. Предательница, если верить другим. Завеса держит ее в заточении. Ничто не выходит наружу, только входит. Сердце Утахиме заколотилось, любопытство разгорелось. — Что она сделала, чтобы оказаться в заточении? Ворон Мэй Мэй снова каркнул, придав разговору зловещую атмосферу. — Она была фанатично предана Годжо, возможно, даже слишком. Ее предательство было не неверностью, а скорее верностью. Брови Утахиме нахмурились. — Верность? Кому? — Человеку, — загадочно ответила Мэй Мэй. — Или идее. Годжо Сатору - воплощение всего, что она так ценила. Браки Годжо заключаются в связывании проклятой энергии. Если человек слаб, он может сойти с ума. Если проклятая энергия вашего мужа, по слухам, столь же безгранична и всепоглощающа, как у Годжо Сатору. — Ох, — протянула Утахиме, гадая, действительно ли ее сила столь несущественна, как она себе представляла, и чувствуя себя немного скованно. — Она желала внимания и благосклонности Годжо до такой степени, что видела в любом человеке потенциальную угрозу, особенно в том, кто мог отвлечь его внимание от нее или как-то подорвать его. В голове Утахиме пронеслась мысль, и на поверхность ее мыслей всплыло имя - Гето Сугуру. Она подумала, не был ли Гето одет в те же цвета, что и невеста на той свадьбе. Она закрыла глаза, представляя, как проклятая энергия Годжо ритуально связана с ее, и что она чувствует, когда он рядом. Мэй Мэй была права - если ты фанатично любишь его, это чувство должно быть безумным, неистовым, будоражащим. И вся эта темно-синяя энергия так близко к тому, кого ты любишь, могла свести с ума. Она посмотрела на Мэй Мэй, ее взгляд был непоколебим. — Неужели она ревновала к кому-то конкретному? Улыбка Мэй Мэй стала шире, в глазах появился блеск азарта. — Вы отправили с посыльным очень маленький мешочек с монетами, Утахиме-сама, так что, допустим. А ведь тот, кого она так сильно возлюбила, и без того не раз привлекал к себе внимание. Пульс Утахиме участился, когда кусочки головоломки сдвинулись с места, издавая щелчки и вибрируя. Возможно, Гето Сугуру был не любовником, а заклятым врагом второй жены Сатору. Это был совсем другой образ, чем тот, который она себе представляла: вторая жена, заключенная в тюрьму за измену, доведенная до предательства извращенной верностью. Но что ей делать? Когда они продолжали идти, взгляд Утахиме устремился на скопление мужчин вдалеке. Среди них она заметила Гето, его черные волосы переливались в лучах солнца. По ее позвоночнику пробежала дрожь, ее влечение и настороженность по отношению к нему колебались, как ветви клена. Она уже открыла рот, чтобы сказать Мэй Мэй, что в ее шкафу много маленьких мешочков с монетами, как вдруг ее взгляд привлекло что-то с едва заметным мерцанием. Она чутко улавливала движение проклятой энергии, как будто раньше слышала ее, чем видела. Как шепот в ночи, ее внимание привлекло едва заметное движение у ног Гето. — Извините, — рассеянно сказала она Мэй Мэй и, ускорив шаг, подошла к месту, где стоял Гето, вглядываясь в мелкую рябь движения. Сердце Утахиме забилось чаще. Это был шикигами, его форма была почти неуловима, мерцала, как дымка. Сердце Утахиме сжалось, когда сработали натренированные инстинкты, почувствовав опасность, которая таилась в безобидном на первый взгляд явлении. Темное дзюцу. Опасность. — Гето! — закричала она в панике. Светящийся шлейф, созданный ею, метнулся вперед и с неожиданной силой ударил шикигами. В воздухе раздался треск столкновения энергий, а затем, так же стремительно, как она это заметила, шикигами рассеялся, растворившись в воздухе. Грудь Утахиме вздымалась от прилива адреналина, когда она обратила внимание на землю, где лежал шикигами, а трава вокруг этого места медленно увядала, вызывая гибель. Воронье карканье нарушило тишину. Взгляд Утахиме метнулся к Гето, и сердце ее заколотилось от облегчения. Его темные глаза встретились с ее глазами, и на мгновение в его взгляде мелькнул шок. Она наблюдала за тем, как он впитывает таившуюся в воздухе опасность, и от этого осознания Утахиме пронзила волна страха. Чувствовался химический запах - это была не проклятая энергия, заставляющая траву увядать. — Яд, — прошептала она.