Скрещенные шпаги

      Эндо с удовольствием втянул носом — даже ноздри его затрепетали — запах свежеокрашенных стен библиотеки. Несмотря на то, что покрас произвели дня три-четыре назад и проветривали ночью, не весь запах ещё выветрился: он пылью осел на книжных стеллажах, впитался в дерево. Ямато ещё до начальной школы нюхал клей и корректор; иногда останавливался на заправке по пути в секцию бокса, чтобы подышать бензином. Он напялил на себя гордое звание токсикомана, считая, что зависимость от легких наркотических веществ — это круто, но врач опроверг его мифы о себе: у него наблюдалась железодефицитная анемия, а при ней тянуло на специфические запахи.       Мать бросила все силы на лечение ребенка, и он смиренно позволял лечить (и любить) себя, но ему это не нравилось. Даже анемию он считал не недостатком, а своей исключительной особенностью, выделяющей его среди остальных. «Взрослые такие тупые, — жаловался он Такииши, — они ничего не понимают». Такииши, как обычно, молчал, а молчание — знак согласия.       Мама, когда восьмилетний Эндо открывал рот, чтобы поделиться с ней своими скромными детскими открытиями о сути болезни, называемой анемией, или школьными сплетнями, или, наконец, тем, что он обзавелся первым другом, резко осаждала его: «Заткнись, и без тебя проблем на работе хватает», а потом спохватывалась, рвано, неумело и неловко как-то гладила по руке, приговаривая полушепотом, словно мантру: «Прости, детка, что мама такая злая, она очень занята на работе. Просто учись хорошо, слушай учителей и не доставляй проблем, ладно?»       «Ладно», — кивал он, придурковато улыбаясь и втайне презирая мать. Она даже говорила о себе в третьем лице, потому что не могла взять ответственность не то что за него, а за себя. О, ему не нужна была поддержка! Достаточно просто выслушать. Но она никогда не слушала своего сына, точно если он откроет рот и подаст голос, то у нее кровь из ушей хлынет. Но ведь он никогда не кричал и даже по дому ходил на цыпочках, чтобы мама смогла отдохнуть…       Именно по этой причине Ямато высоко ценил неразговорчивость Такииши. Он никогда не задавал вопросов и, кажется, даже не всегда слушал, но он, по крайней мере, не прогонял Эндо, если тот навязывал ему свое общество. Этого было достаточно. Он не претендовал на то, чтобы занять особое место в сердце могущественного, непобедимого Такииши. Он просто хотел сделать его счастливым. По мере возможностей.       Одна из вещей, которая приносила Такииши удовольствие, кроме шоппинга и драк с достойными противниками — это, как ни странно, чтение «пацанских романчиков» типа «Бойцовского клуба» или «Заводного апельсина». Эндо единственный знал об этой его чудаковатой слабости и гордился этим. Книги друг «брат напрокат» в городской библиотеке, и он всегда сопровождал его.       Это было чумовое соприкосновение с новым миром. В библиотеку приходило в основном три типа людей: старые интеллигентные профессора — их было видно сразу: они носили потрепанные костюмы и старомодные кожаные сумки, садились за компьютерный столик и писали, очевидно, какие-нибудь статьи, научные декларации, ну или чем там еще занимаются нудные начитанные старики, может, в крестики-нолики рубятся по сети; студенты или школьники, которые брали заданную им по учебе литературу; третий тип был любимым типом Эндо, потому что к ним было подкатить проще простого — чуть младше среднего возраста замученные бытом домохозяйки, находящие отдушину в любовных романах.       Ямато, как обычно, по-хозяйски раскинулся на стуле лицом к книжным стеллажам: с этого места ему открывался превосходный вид на посетителей. Рассматривать людей в библиотеке — его любимое занятие, пока Такииши выбирал себе очередной криминальный роман.       Внимание Эндо привлекла низкая белокурая девушка лет семнадцати на вид — она была немногочисленным посетителем в ранее утро вторника, поэтому бирюзово-болотные глаза Эндо пристально впились в нее, забираясь под кожу и рассматривая ее в мельчайших подробностях; благо, зрение у него было отличное. Ее волнистые волосы были собраны в два аккуратных низких хвостика ниспадающих до поясницы. Из одежды на ней была белая, как стены библиотеки, рубашка без рукавов и вязаная бежевая мини-юбка, обнажающая нижнюю часть ее татуировки.       Ее пухлые щеки и подростково угловатая фигура не могла принадлежать взрослой женщине. Она выглядела ровно на возраст старшеклассницы, которой, очевидно, и являлась, но уже имела объемную татуировку на бедре. Ямато тихо присвистнул. Бабушка, сидевшая напротив него за столом и увлеченно пролистывающая книги с кулинарными рецептами, недовольно шикнула, словно он был уличным котом, рыскающим в ее саду. Незнакомка, до этого сосредоточенно выбиравшая книгу, нашла то, что искала, и потянулась на носочках, чтобы достать книгу с верхней полки.       Эндо усмехнулся и легкомысленно-пружинистой походкой влюбленного моряка, который не оправился от морской качки и, сойдя на борт поспешил в бордель к излюбленной проститутке, поторопился на помощь симпатичной школьнице. Он вжался в нее со спины, почти припечатав к книжному стеллажу — она от неожиданности ахнула и задрожала, у нее подогнулись коленки, но прежде, чем бедняжка успела потерять сознание, Эндо взял книгу и отстранился, рассматривая обложку. «Дама с камелиями». Ямато в душе не ебал за содержание книги, но название было таким девчачьим, что он издал снисходительный смешок и вернул незнакомке книгу.       Она таращилась на него своими розовыми, как ебаные гладиолусы, большими глазами с открытым ртом, и явно хотела что-то сказать, но не решалась. Тогда Эндо, как обычно, взял инициативу в свои руки:       — Приветик, — она быстро кивнула — резкость ее движений напоминала ему мать, но родительница была раздражена, а девушка скорее напугана его, в общем-то, незапланированным подкатом, оно само как-то вышло, что он к ней эротично прижался, случайно, — дашь посмотреть татушку?       Он ожидал всего: возмущенных проклятий, смущенного отказа, даже игривого вопроса: «Какую из?», но не простодушного пожатия плеч и согласия:       — А, всего-то? Ну, не здесь.       Она потянула его за рукав рубашки вслед за собой в какие-то неведомые ему чащобы библиотеки.       — Это старый отдел, — пояснила она, видя его мечущийся тревожно-заинтересованный взгляд. — Здесь почти ничего не рассортировано и в основном собран всякий хлам: единичные тиражи сборников малоизвестных поэтов, самодельные журналы, которые закрылись после выпуска двух-трех номеров и все в таком духе.       — А, понятно, — сконфузился он.       Наконец, девушка остановилась, чихнула, потерла нос, точно хотела вызвать еще один намеренный чих. Когда у нее это не получилось, она дружелюбно, будто они были давними товарищами, взглянула на него и игриво улыбнулась.       — Не хочешь представиться, прежде чем разглядывать мои трусики? Я же не проститутка какая-то, чтобы светить своими прелестями перед незнакомцем.       Ямато глухо рассмеялся, дивясь ее чудаковатому поведению.       — Между прочим, мне не трусики интересны.       — Да ну? Так татушка была не предлогом, чтобы раздвинуть мои ноги?       — Если этого предлога достаточно, то я не прочь им воспользоваться.       — Как и все, — по ее лицу, как рябь по воде от камня, брошенного в пруд, пробежало легкое, но привычное отвращение. — Так что, я дождусь ответа или гордое молчание — наше все?       — Гордое молчание — это не по мне. Я Ямато, — представился он, почему-то чувствуя себя нашкодившим мальчишкой. Она пристыдила его, сама того не ведая и не желая.       — Просто так, по имени? — искренне удивилась девушка: ее розовые гладиолусы блеснули каким-то недоверием.       — Не нравится?       — Нет, почему? Просто не ожидала. А я Соноко, — она протянула ему ладонь, и он пожал ее, удивившись тому, насколько теплой, прямо как батарея, была ее рука. — Приятно познакомиться. Ну, раз знакомы, то можно и раздеваться, — нервно рассмеялась она: из этого смеха Эндо заключил, что для нее это тоже… тоже было впервые — задирать юбку перед незна-простите, малознакомым человеком.       Эндо опустился на корточки: с такой позиции открывался лучший обзор. А посмотреть было на что. Догадки подтвердились: острые орлиные когти, верблюжий нос, усы сома и длинная бородка, под которой крылась жемчужина процветания. Японский дракон — популярная татуировка, олицетворяющая мудрость, опыт, силу, здравомыслие и удачу. Что удивило Эндо, так это то, что рисунок, запечатленный на нежной коже Соноко, в точности олицетворял все уродство мифологического существа. Обычно девушки, набивая татушку, приукрашивали действительность, но на бедре Соноко дракон был изображен с усиленным безобразием. Это восхищало. А трусики у нее, кстати, были белые, утягивающие, бесшовные, с высокой талией. Он не удержался от подъеба:       — В каком магазине покупаешь нижнее белье? Хочу кое-что бабушке посоветовать. Она, кстати, последний раз выходила из дома лет десять назад.       — Дурак, — Соноко вспыхнула, как лист бумаги, который бросили в пламя, и неловко, трясущимися руками, одернула юбку, закрывая обзор на татуировку и трусики. — Ничего ты не понимаешь.       Смущение настолько сильно искусало ее лицо, что оно раскраснелось до такой степени, будто ее опустили в котел с кипящей водой. На новообретённого знакомого она даже не смотрела. Она вела себя раскованно, но эта раскованность состояла из фальши; именно причина этого притворства была непонятна Ямато, а он не любил оставлять тайны неразгаданными.       — Со-но-ко, — по слогам, вкрадчиво произнес ее имя, — у тебя что, кто-то умер?       Этот вопрос отозвался внутри Соноко, как пощёчина; даже голова ее мотнулась в сторону.       — Что за глупости? — прошипела она змеёй гремучей, явив ему свои восхитительные эмоции: злость вперемежку с брезгливостью, точно она не до конца определилась, какая эмоция была бы уместнее.       Ямато с карикатурной беззаботностью развел руки в стороны.       — Такие прилежные девчонки, как ты, начинают вести себя безбашенно только при условии, что у них случилось что-то плохое в жизни. Вот я и предположил, что у тебя кто-то умер.       — Ну, знаешь, на такие темы не шутят. Если бы у меня действительно кто-то умер, то меня это могло бы ранить.       — Ничего страшного, — с холодной жалостью, за которой угадывалась толика презрения, промолвил он. — Мир состоит не из подушек и плюшевых игрушек, а из иголок и лезвий.       — Звучит так, будто ты упиваешься болью, — фыркнула Соноко, но, не услышав опровержения, смешно выпучила большие глаза-гладиолусы. — Что, правда?       — У боли много видов. И каждый чему-то учит.       — Бред, — ласковая улыбка, тронувшая губы Соноко, была кривой и натянутой. — Так и до сатанизма недалеко.       — Так что? Расскажешь, почему ты вела себя неестественно?       Рассеянный мутно-розовый взгляд уткнулся в потолок. Соноко перевела дыхание:       — Ну, ладно. Так уж и быть. Сначала, когда я почувствовала, что ко мне прижимается какой-то незнакомый мужчина, я вполне закономерно подумала, что ты меня домогаешься. И то, что ты предложил — это походило на домогательство. Но… не знаю. Ты какой-то несерьёзный, как будто торчок без марихуаны.       Ямато стало больно от смеха, который прогремел в его горле и животе, как фейерверк.       — И поэтому ты, недолго думая, решила: «Хм, почему бы не довериться торчку?»       — От некоторых маньяков можно спастись, если убедить их в том, что ты такой же человек, как и они, — Соноко стыдливо заправила выбившуюся из хвостика прядь волос за ухо. — Их можно разговорить, и тогда они увидят в тебе больше, чем животное, которое инстинкт хищника велит им придушить. Мне кажется, что ты — тот маньяк, с которым можно договориться. Давай, расскажи мне, как тебя не любила мамочка в детстве.       Про мамочку она даже не представляла, насколько попала в точку, прямо как опытный специалист. Ей бы очки напялить, волосы в один хвост собрать, надеть серый пиджак в клеточку — и вылитый психолог. Но лучше бы ей это не знать. Ямато хмыкнул.       — Маньяк, с которым можно договориться. Такого комплимента мне ещё никто не делал.       — Вообще-то я прогуливаю занятия. Я рада, что ты не из моей школы. Мне было страшно, что меня застукают одноклассники или знакомые.       — Ай-яй-яй, примерные девочки не прогуливают, — Ямато шутливо пригрозил ей пальцем. Она как-то странно закатила глаза.       Эндо прислонил ладонь к ее пылающему жаром лбу. Это вполне объясняло отбитое поведение и горячую температуру ее тела, которую Эндо ощутил, пожав ей руку. Тогда он не обратил на это должное внимание, и зря.       — Ты больна, — весомо заметил он. — Точно доберешься до дома самостоятельно?       — Ну, я же как-то сюда пришла. Не парься, я живу здесь за углом.       — Тем страннее, что ты боялась наткнуться на одноклассников.       — Школьная библиотека весьма ограничена. Они часто ходят сюда.       Эндо выждал несколько минут, настороженно глядя на Соноко, словно она с минуту на минуту должна была хлопнуться в обморок, а он, как горе-герой, не дать ей удариться.       — Обменяемся номерами, Соноко? — спросил он, когда был уверен, что обморока не предвидится. Девушка расплылась в лукавой ухмылке.       — Что, всё-таки понравились трусы, вышедшие из моды десять лет назад? Специфические у тебя вкусы, конечно. Бабушкинские.       «Нет, просто хочу посмотреть на твое смущённое лицо, когда ты выздоровеешь и поймёшь, что натворила».       — Да, знаешь, — Эндо запустил пятерню в волосы, лохмотья их ещё больше. — Эти трусы мне будут сниться в кошмарах.       Эндо открыл Line, ожидая, что Соноко продиктует ему свой номер, но она неожиданно выхватила его телефон и что-то быстро запечатала. Когда она вернула смартфон, у него уже был ее контакт. На ее аватарке стояла Молния Маккуин из небезызвестного диснеевского мультфильма.       — До скорых встреч, Соноко, — Эндо галантно поклонился.       Ему уже было пора возвращаться к Такииши. Он его, наверное, заждался. «Точно врежет, — не без улыбки думал Эндо. — Если он, конечно, ждал, а не ушел полчаса назад».       — Если я соизволю тебе написать, — безобидно поддразнила Соноко. Она ведь уже дала ему свой номер.       — Не забывай: я примерно знаю, где ты живёшь.       — А что, если я соврала, чтобы ты отвязался?       — Хорошие девочки не врут.       — А плохие мальчики не… потом придумаю.       Ямато отсалютовал ей на прощание и вернулся в главный зал. Такииши ошарашил его тем, что грубо всучил ему книгу.       — Я и тебе кое-что взял. Только попробуй не прочитать до четырнадцатого сентября — уши откручу.       Мало кто знал, но, вообще-то, Такииши умел шутить.       Взгляд Эндо упал на название. «Исповедь маски». Каждый японский школьник бредил либо Дадзаем Осаму, либо Акутагавой Рюноскэ, либо, на худой конец, Юкио Мисима. Эта мода прошла мимо Эндо, поскольку всю свою юность и отрочество он провел на стрелках, а не на уроках. Похоже, наступило время наверстать упущенное.