Мы всегда ждем знаков от Вселенной, но, на самом деле, видим лишь то, что хотим видеть и тогда, когда действительно к этому готовы.
Тед Мосби. Как я встретил вашу маму
В доме было так пыльно, что казалось, будто там не убирались на протяжении последних двух веков. В этот момент Гермиона мысленно проанализировала сколько займёт уборка — мытье посуды, казалось, уже сгнившей в большой бадье, мойка полов, в которых пыль уже вросла и жила самостоятельной жизнью, а ещё уборка всех поверхностей от всевозможных грязных (а ещё и плохо пахнущих) предметов одежды. Это был не «квест на домоводство», как выразился Малфой. Это были чертовы Авгиевы конюшни, только Гермиона не была Гераклом. И при этом на все это у неё были считанные часы как максимум до захода солнца. При этом было бы здорово если бы здесь хоть как-то обозначалось время, кроме как «ну, солнце есть, значит день». У Гермионы все ещё саднили руки и спина от той работы, которой её нагружали в замке, и она непомерно устала. Но, видимо, ей было предначертано стереть руки в кровь в этой сказке, чтобы наверняка отстирать все эти вещи. Так она думала сначала. Но сейчас лишь расслабленно выдохнула, вздрогнув и распрямившись. Гермиона уснула, полулежа на столе и опершись на скрещенные руки. Все было чисто и хоть и не блестело чистотой, но было определенно опрятно, аккуратно и все вымыто. В общем, выглядело неплохо. И пусто. Малфой… а точнее все они ушли. Она осталась здесь одна. Где-то вдали послышались голоса, и Гермиона поняла, что гномы вот-вот придут. Она сможет. Справится. В любом случае она знала, что не одна. Он был с ней. На самом деле Гермионе повезло, ведь после всех её грустных мыслей у открытой двери пару часов назад в мир пыли и ненависти к аллергикам спустя минут шесть прибыли подручные Принца. И стоило им прибыть как Малфой распорядился им начать уборку. В этот момент она повернулась, вглядываясь вглубь его лица и ища там что-то, что делало его таким, какой он был сейчас. Пока громилы (их снова было трое, а не двое) и мужчина низкого роста с хмурым лицом начали носить воду, собирать одежду, отскребать посуду, Малфой развернулся, и ушел подальше от дома, а затем сел на большой пень, закидывая ногу на ногу и скрещивая руки на груди. Не то чтобы это было совсем невозможно — помощь ей. Ведь при этом он все еще не марал свои руки (и все остальное) в чем-то грязном, но все же это была помощь ей. Гермиона потерла шею, разминая ее, а затем встала и пошла на второй этаж — по сказке Белоснежку нашли спящую на гномьих кроватях. Она старалась сосредоточиться на задачах, которые должна была сделать по сюжету, но в мыслях все еще стоял Малфой и его поступок. Грейнджер сама себе говорила об окончании войны, но та все еще продолжала бушевать в ее душе, не позволяя видеть полутона, деля все на черное и белое. Как бы она не обещала себе начать все с чистого листа, но сама же своими руками и мыслями катила все к драккловой бабушке. Хотя на самом деле сейчас Гермиона забыла и о тонах, и о полутонах, о цветах, крови, работе и прочем. Щеки покраснели, и она закусила губу, нервно сдирая кожицу. В момент, когда работа только закипела Гермиона не хотела сидеть сложа руки, пока другие трудились, и на секунду ей показалось, что его приближенные стали домовиками. В сердце защемило. — Может пойдём поможем? — С чего бы? — Малфой посмотрел на нее так, будто она сказала, что трава на самом деле красная. — Они прекрасно справляются и самостоятельно. Гермионе показалось, что она практически услышала окончание его фразы голосом детским, так похожим на его в этой типично его манере с растянутыми словами — «челядь». Но, на самом деле, лишь показалось. — По сюжету Белоснежка убрала и пригото… — Раз сделала все Белоснежка, то какие претензии к Принцу? — И ты опять меня перебиваешь. Он улыбнулся, но совсем едва, так, что лед в глазах потеплел, а краешек губ поднялся вверх. Гермиона знала, что перебивать ее доставляет ему удовольствие. До смешного очень сильно. — Хоть что-то в этом мире неизменно. Но все еще нужно гномам приготовить еду. Спасибо за твоих, — она кивнула в сторону дома, вовремя прикусив язык, ведь чуть не сказала «эльфов», — помощников. Но с последней задачей следует разобраться самостоятельно. Гермиона не стала ждать, чтобы услышать его ответ, она молча развернулась и ушла на кухню дома гномов, одновременно и не представляя что будет делать, и имея чёткую последовательность своих действий. Если быть честной, то ей хотелось, чтобы Малфой пошёл вместе с ней. Гермиона была уставшей и голодной, у нее саднило все тело от беспрерывной работы в замке и ночлега на тюке сена, накрытого покрывалом. Она была измождена физически и морально, несмотря на закалку юношеских лет. И сейчас ей хотелось чтобы кто-то сделал этот ужин вместе с ней чтобы физически было легче. А если быть совсем-совсем честной, то за прошедшие дни работы, заточения и одиночества ей хотелось общества знакомого человека, который был на ее стороне. Им был Малфой. И ей хотелось его общества. Но сказать ему об этом честно она не могла. Поэтому Гермиона перевязала свою косу потуже, а затем закрутила на затылке ее несколько раз, получая крупный пучок. Ей нужно было отложить свою усталость в дальний ящик и придумать, что она может приготовить из всего того, что было у гномов сейчас. Грейнджер не была поваром, а уж искусным так тем более — живя в маггловской части Лондона она зачастую просто заказывала доставку на дом, а из ее собственных кулинарных изысков помимо лапши быстрого приготовления были, разве что, сваренные вкрутую, а не всмятку яйца. Поэтому она снова оглядела полуувядшие овощи, остатки крупы и небольшой кусок мяса изучающим взглядом. Гермиона была гениальной ведьмой, и в зельеварении неплохо понимала, но что с этим делать понимала процентов на шестьдесят. Она сомневалась, что если просто бросит все в котел, хоть и по очереди (ведь мясу явно нужно вариться больше времени, чем овощам), то именно вкусно не получиться. — Если сверлить продукты взглядом, то они не приготовятся. Гермиона не заметила, как Малфой вошел. Он стоял, привалившись плечом к дверному косяку и насмешливо глядя на нее. Позади него, в соседней комнате слышались голоса рабочих, и Гермиона глубоко вздохнула, понимая, что из-за сосредоточенности увязла в себе и не только забыла, как дышать, но и перестала слышать что происходит вокруг. За последние четыре дня ее пытались убить раз так десять, поэтому терять связь с настоящим и окружающим было нельзя. — Может они пожарятся от моего взгляда. Гермиона пожала плечами, снова отворачиваясь к овощам и прочему. Где-то с минуту она сверлила их взглядом, а затем взяла в руки болгарский перец и, сполоснув в небольшом ведре с чистой водой, принесённой одним из тройняшек, положила на чистую часть стола. Она полоснула перец ножом, затем еще раз, и еще. Гермиона пока не совсем понимала концепцию того, что она сделает, но решила, что сначала порежет, а затем решит, что делать. Пальцы едва держали нож, и ей приходилось прилагать уйму усилий, чтобы резать ровно. Слабость одолевала ее, а руки болели — вчера она стерла ладони в кровь, оттирая лестницу в кладовую в северной башне. Сбоку скрипнули дощечки, и она скорее почувствовала, чем услышала, что Малфой подошел к ней. Гермиона повернулась к нему, ожидая услышать снова что-то саркастичное или хлесткое — она привыкла к такому его стилю общения, но нет. — Иди сядь, — он обхватил рукоять ножа, забирая его себе, и их руки случайно соприкоснулись. Гермиона не стала спорить, не выдернула руку как можно скорее, позволяя себе на эту долю секунды насладиться теплотой ладони другого человека, и лишь устало улыбнулась ему, надеясь, что все то, что хотелось сказать Малфой прочтет сам. Спасибо. Спасибо, что ты рядом. Спасибо, что понял. Спасибо, что пришёл, хотя я прогнала. Спасибо, что увидел то, что я пыталась скрыть. Гермиона отошла и села за стол на табурет с другой стороны, опираясь подбородком о лежащие на столе предплечья. Малфой убрал искромсанный перец и взял мясо, а затем уверенными и чёткими движениями стал его резать. Наблюдать за ним было интересно, сродни тому как можно наблюдать за водопадом или костром — ты заранее знаешь что будет дальше, но все же не отрываешь взгляд, загипнотизированный увиденным. У нее не было сил изумиться тем, как уверенно и умело Малфой обращался с кастрюлями, мисками, мясом и овощами. Она помнила, что и в Хогвартсе он был лучший по зельям, и в их проекте зельями занимался именно он. — Ты любишь готовить, — изначально она хотела задать вопрос, но получилось утвердительно, будто заранее зная ответ. — Не то чтобы люблю, — сказал он, нахмурившись и не смотря в сторону Гермионы, — вынужден был привыкнуть к тому, что должен это хорошо уметь. — Но тебе ведь нравились зелья. — Нравились, — выдохнул Драко. Сейчас для Гермионы он был именно Драко. Человек, с которым ей было приятно провести время и можно было не остерегаться того, что кто-то нападет сзади. Совершенно неожиданно, что он был человеком из ее прошлого, так удачно сейчас вписывающийся в его жизнь. — Мне всегда казалось это слишком похожим, поэтому я считала аксиомой то, что хорошие зельевары отлично готовят. Он хмыкнул. — Ты считаешь меня хорошим зельеваром? — Да. Да. Так просто, без сомнений и хоть каких-нибудь секунд для раздумий. Драко улыбнулся про себя, но ей эту улыбку не показал. — Варить зелья и готовить — разные вещи. Зельевары никогда не задумываются о вкусе зелий, сосредотачиваясь исключительно на свойствах и полезности. В готовке важен вкус. А для вкуса нужно понимать намного больше, чем то, сколько нужно толочь рог однорога, чтобы получить идеальный порошок. — Звучит просто как курс для продвинутых. — Спорим тебе бы тогда понравилось на этих курсах? Она хмыкнула, поражаясь, что стала отражать его повадки. — Звучит неплохо, но совсем не для меня. Я ненавижу готовить. И моя такая же пыльная кухня, как эта знает об этом. Драко развел костер под котлом, радуясь, что его магических сил все еще хватило на невербальное инсендио. Гермиона все еще следила за каждым его действием, и когда Драко встал с корточек и снова вернулся к столу, продолжая возиться с чем бы там ни было, она наклонила голову, щекой облокотившись на предплечье. Сооруженная конструкция из волос начинала ослабевать и она чувствовала, что коса вот-вот расплетется и упадет ей на плечи и спину. — Неужели есть то, в чем ты так плоха? Не думал, что услышу такое. — Неужели есть то, в чем меня перещеголял ты? Я тоже не верила в такое. — И ты так думала, потому что я… — Драко облизнул губы, замявшись. Он хотел сказать «пожиратель», но ему не хотелось, чтобы каждый их разговор в итоге приходил к войне. Но он не успел найти другое слово, как она закончила за него сама: — Потому что ты выглядишь как тот, кто скорее наймет повара самого снобского, какого только сможет, чем сам что-нибудь сделает. — Тогда ты многого о том, кто я такой сейчас, не знаешь. — Пожалуй. На миг воцарилась тишина. Она легла на них двоих прохладным одеялом, и им двоим как хотелось ее нарушить, так одновременно и не хотелось. — Почему ты умеешь готовить? Гермиона пыталась сосредоточиться на его лице, или руках, или бело-золотом камзоле, из-за закатанного рукавов которого на его предплечье виднелась побледневшая метка. Драко молчал, но недолго. Он размышлял над тем, стоит ли говорить ей, но посовещавшись с самим собой, решил сказать. Пусть, хоть кто-то знает. Ведь она — единственный его… друг? Он едва поморщился, приводя такое сравнение. Союзник было больше похоже на правду. — После войны нас всех судили, — он поджал губы, затем отложил нож и взглянул на нее, встречаясь взглядами. Гермиона молча слушала. Она знала о судах — сама свидетельствовала на его суде в его пользу, помня о том, как он не выдал их в Малфой-Мэноре. Затем Драко снова отвернулся, уже не возясь с продуктами, а скорее ожидая пока в котле вскипит вода. — Все было предрешено. Отцу — Азкабан, матери — изъятие палочки и запрет на выезд из магического Лондона, мне — отработка в Министерстве после окончательного получения образования в Хогвартсе, а также арест всех наших счетов и имущества, кроме Мэнора. Изъяли все, кроме самого помещения и самой необходимой мебели. Гермиона нахмурилась. Она понимала, что арест имущества — лучшее, что с ним могло быть. Он на свободе. Жив. Не приговорен к поцелую дементора. Но ей все же было его жаль. — А когда ты имеешь за спиной только диплом Хогвартса и метку, то в Министерстве не особо хорошо это оплачивают. Моей зарплаты хватало только на продукты для нас с матерью, кое-какое содержание поместья и… да и практически все. Не то чтобы я понял Уизли с их бережностью к вещам, но кое-что для себя я вынес. — Ты один готовишь для вас двоих? Для Драко мать и ее состояние все еще было щекотливой темой, но все же он ответил. — Да. Затем, немного помедлив, он решил свернуть эту тему. — Сначала было тяжело. — его полу-смешок, полу-оскал растопил что-то в Гермионе, и она прикрыла слепавшиеся веки, представляя растерянного Драко на кухне в одиночестве громадного поместья, — Я чистил картошку ножом так, что от нее оставалась одна сердцевина. Почти сквозь сон, но она все же поправила его: — У картошки нет сердцевины. — Ну а я почистил так, что нашел ее. Гермиона улыбнулась. — А ты талант. Он хмыкнув, продолжил говорить: — Конечно, Грейнджер. Ты немного даже преуменьшаешь. Гермиона, прикрыв глаза, слушала как где-то в соседних комнатах шуршали и ругались слуги Принца, как периодически хмыкал Драко и кипела вода в котелке. Ей казалось, что она только закрыла глаза, но и сама не заметила, как провалилась в сон. А проснулась… проснулась уже в одиночестве и темноте. Гул голосов становился ближе. Гномы открывали дверь.