— У меня плохое предчувствие.
Азра не отвечает — молча склоняет голову набок, глядя вопросительно. Я знаю: он не станет меня перебивать, напротив — внимательно выслушает и утешит. Так было всегда — почему в этот раз должно быть иначе?..
Конечно, не должно — я понимаю это…
Но всё равно говорю быстро и сбивчиво, и совершенно не задумываюсь над формулировками. Мне не до них. Я хочу только одного: чтобы эти чёртовы слова наконец
прозвучали.
— Мне нельзя оставаться во дворце, Азра, мне просто
нельзя. Что-то случится, что-то отвратительное, страшное, и не только со мной —
со всеми, и оно случится из-за меня, и я никак не смогу этому…
Азра прикрывает глаза; по воде идёт лёгкая рябь, искажая его лицо — и я осекаюсь. Он всегда был со мной откровенным и, конечно же, будет сейчас, но…
Что-то не так.
Совершенно не так.
Мучительно. Неправильно…
Несказанное больно царапает горло — того и гляди вырвется, рассечёт тишину…
Нельзя.
Я не знаю наверняка, но чувствую: разрушить это молчание равносильно тому, чтобы разрушить
всё.
Карты не лгут — не лгут никогда, и я…
Уголки губ Азры слабо подрагивают — явно не от желания улыбнуться; его веки по-прежнему плотно сомкнуты.
— Карты говорили с тобой.
Он не спрашивает — утверждает. Я быстро киваю — и так же быстро понимаю: он не увидит этого. Нервно облизываю губы, собираясь назвать расклад…
Но Азра открывает глаза, и вода снова становится прозрачной и спокойной. Мне хочется провести по ней рукой — пригладить его непослушные волосы, а потом растрепать снова, коснуться щеки…
Азра улыбается так печально, словно знает, о чём я думаю.
И тихо говорит:
— Знаешь, я тоже боялся отпускать тебя. И боюсь до сих пор.
Боюсь.
Это последнее, что я ожидал когда-либо услышать от него. И то, что он позволил этому прозвучать — прозвучать
так, прозвучать
сейчас…
— Я доверяю Наде и знаю, что она позаботится о тебе, как никто другой.
Мне хочется зажмуриться, чтобы не видеть грусть в его глазах. Я не делаю этого. Когда с тобой прощается дорогой тебе человек, ты впитываешь это прощание до последнего слова.
Азра —
прощается.
— Конечно, во дворце ты будешь видеться не только с Надей, — он хмурится. — И встречи с
этими людьми вряд ли окажутся приятными.
Он выдерживает паузу, явно ожидая, что я скажу что-то или задам вопрос. Я ничего не спрашиваю — молча жду проклятое
но, которое должно сейчас прозвучать.
—
Но, — Азра слабо улыбается снова, словно прочитав мои мысли, — я верю, что ты справишься. И что бы ни происходило во дворце и за его пределами, не нужно этого бояться. Опасаться — да. Быть настороже — безусловно. Ты любишь философию?
Мне стоит многого не улыбнуться: его привычка резко менять тему до сих пор сбивает меня с толку. Но менее родной она от этого не становится.
Да. Это именно то слово.
Родной.
Азра смотрит на меня в упор — явно ждёт ответа.
Ну же, сосредоточься…
— Не уверен, — наконец отвечаю я и неловко пожимаю плечами. — Любить что-то
настолько абстрактное сложно. Тем более, если в нём не разбираться, — я тихо хмыкаю. — А разобраться — жизни не хватит.
Азра незло усмехается и легко кивает, принимая ответ.
— Что насчёт искусства?
— Живопись — не моё, — говорю я нехотя — признаваться в этом почему-то неприятно до ужаса. — Музыка мне ближе. Литература… ты сам знаешь. Мы ведь вместе разбирали книги. Они так и не влезли в тот шкаф, да?..
Усмешка Азры сменяется улыбкой — светлой-светлой.
— Да. И это замечательно.
Пауза.
— На несколько недель жизни во дворце этих знаний тебе хватит.
Я хмурюсь:
— Хватит
для?..
— Для разговоров, — отвечает он просто. — Я знаю, ты не видишь в светских беседах смысла, как не вижу и я. Но именно они станут твоим оружием. Твоей бронёй. Ты всё поймёшь. Карты не лгут.
Что?..
Я вскидываю брови, не в силах сдержать удивление, и Азра издаёт смешок.
— Ты ведь не думал, что я просто так отпущу тебя в неизвестность?
Я не отвечаю — только качаю головой, изо всех сил сдерживая улыбку. Конечно же, у меня не получается: когда тебе
настолько тепло от чьих-то слов, не улыбнуться попросту невозможно.
А мне —
тепло.
Азра ловит мой взгляд, и его губы подрагивают так, будто он напоследок хочет сказать что-то важное…
Но мы оба знаем: он похоронит эти слова в себе, как хоронил всегда.
— Береги себя.
И ты, хочу ответить я, но не успеваю: его лицо становится прозрачным.
И
растворяется.
Я рассеянно провожу пальцами по водной глади; прохлада отрезвляет. Напоминает: я один и мне нужно быть сильным. Стойким. Осторожным…
Легче от этого, конечно, не становится.
Легче и не станет.
Но всегда лучше помнить об опасности, чем убеждать себя в том, что её нет. Она
есть, и я должен справиться с ней в одиночку. Это мучительно. Это неправильно. Но…
Опять это чёртово
но. Везде и во всём…
Вот же…
Нити мыслей путаются, и я едва ли смогу сплести из них что-то цельное. Лучше сосредоточиться на том, что вокруг — сейчас внешний мир намного важнее всех моих коллизий вместе взятых…
И намного
прекраснее.
Нежные прикосновения ветра. Мерный шелест листвы, похожий на шёпот. Негромкий стук — неужели птицы уже просыпаются?..
Здесь и правда замечательно. А ещё замечательнее то, что здесь никого…
— Надо же. Не ожидал встретить кого-то так поздно. Рано?.. Неважно. Здравствуйте.
…
нет.
Странный стук затихает — и я запоздало понимаю, откуда он доносился. Это были не птицы.
Это были
каблуки.
Хочется выругаться — так, как не хотелось давно. Конечно же, я не произношу ни слова. Я оборачиваюсь, готовясь неестественно-естественно улыбаться и поддерживать бесмысленно-осмысленный диалог…
Но при виде жуткой улыбки эта готовность испаряется.
— О, — Вальдемар склоняет голову набок. — Я помешал вам.
И как так вышло, что из всех жителей дворца любителем ночных прогулок оказался самый жуткий?..
А что, могло быть иначе?..
Я злюсь, остро и жгуче, и ничего не могу с собой поделать. Разве что попытаться не обрушить эту злость на неожиданного гостя.
Гостя?.. Едва ли.
Я здесь гость.
И я должен вести себя
сдержанно.
От мысли, которая всегда вызывала раздражение, почему-то становится спокойнее. И я почти ровно отвечаю, глядя в бесстрастные глаза:
— Ничего страшного. Я… просто вышел на свежий воздух. Как раз собирался возвращаться.
Однажды я обязательно научусь убедительно лгать.
Обязательно. Но явно не сегодня…
— Нет-нет, — Вальдемар выпрямляется и сцепляет пальцы; его глаза странно поблёскивают. — Не стоит уходить из-за меня. Мне не следовало нарушать ваш покой. И принуждать вас к глупостям вроде светской
беседы ни о чём я не намерен.
Глупостям?..
Значит, он…
Я изо всех сил пытаюсь скрыть удивление, но по тихому смешку Вальдемара понимаю, что с треском провалился.
— Вы удивлены, верно? — его голос звучит почти весело. — Напрасно. Что бы вы ни думали о Совете, далеко не все из нас любят эти беседы.
Пауза.
— Сегодня прохладно. Большая редкость в этих краях… Насладитесь ею сполна. Существует мнение, что свежий воздух благотворно влияет на сон. Не сказал бы, что я его разделяю… Но это не имеет значения. Доброй вам ночи.
Он кивает мне всё с той же улыбкой — и, не дожидаясь моего ответа, резко разворачивается. И только когда стук каблуков затихает, я позволяю себе выдохнуть.
Удивительно. Даже философия не понадобилась…
От воспоминания о недавнем разговоре —
об Азре — становится горько. Так, как становилось всегда, когда он уходил от ответа на мои вопросы.
Уходил
от меня.
~
Ночь и правда оказывается прохладной.
Даже слишком.
Я съёживаюсь и обхватываю себя руками, пытаясь согреться, но не могу: холод легко пробирается под ткань, проникает под кожу. И сквозняки, о которых предупреждала Портия, здесь совершенно не при чём.
Холод идёт
изнутри.
Я не привык спать на роскошной перине. Не привык спать под огромным тёплым одеялом…
Не привык спать
один.
Я здесь уже третий день —
или четвёртый?..
время тянется бесконечно, — но до сих пор спросонья ищу тёплую ладонь Азры. И каждый раз, когда я её не нахожу, что-то обрывается внутри.
Что ж, хотя бы просыпаюсь почти мгновенно. Опоздать на завтрак с графиней было бы неловко. А уж на собрание Совета…
От едких мыслей теплее не становится. Теплее и не станет, пока я не вернусь домой.
Скорее бы…
Я поворачиваюсь на спину и укрываюсь с головой. Закрываю глаза. Выравниваю дыхание.
Нужно настроиться на сон. Снами управлять проще, чем реальностью — значит, я смогу найти Азру и поговорить с ним ещё немного…
Если он захочет.
Мысль, чужая и острая, обжигает виски. Чёртова ночная рефлексия. Или уже предрассветная?..
А есть разница?..
Я резко выдыхаю — и сбрасываю одеяло. Нет. Я не могу позволить себе лежать
вот так и заниматься
ничем. Это пустая трата времени. У меня есть задание, и чем быстрее я с ним справлюсь, тем быстрее смогу…
За дверью раздаются шаги — и мысль обрывается. Опять кому-то не спится. Кто на этот раз? Властомиль? Вульгора?..
Я не хочу проверять. Но шаги становятся всё громче, и сомнений, что неизвестный направляется именно сюда, не остаётся.
Может, просто притвориться спящим?..
На мгновение эта идея кажется мне замечательной. Но лишь на мгновение. Кто бы там ни был, вряд ли он пришёл просто так. Значит, нужно впустить его и выслушать.
Я думаю об этом — и быстро заправляю кровать; быстро набрасываю на плечи накидку; быстро подхожу к двери и тянусь к ручке…
Но открыть не успеваю.
Дверь распахивается сама.
И я с трудом сдерживаю тяжёлый вздох.
И Властомиль, и Вульгора
намного приятнее этого человека.
Кто угодно приятнее…
Но говорить вошедшему, что я думаю о его визите и о нём самом, было бы серьёзной стратегической ошибкой. Я устал ошибаться.
Я
устал.
И никто — ни чёртов Совет, ни Надя, ни даже Азра — не должен об этом знать.
— Доброе утро, консул, — говорю я так ровно, как только могу. — Как вам спалось?
Валериус окидывает меня задумчивым взглядом — и вдруг усмехается.
— Ты ещё наглее, чем я думал.
— Простите?..
Он зло щурится.
—
Прощать тебя я не собираюсь. Выметайся из моей комнаты. Сейчас же.
Что?..
— Портия привела меня сюда, — отвечаю я мнимо спокойно, изо всех сил пытаясь не выдать растерянность. — И сказала, что я могу…
Конечно же, Валериус не даёт мне договорить — раздражённо выдыхает и цедит:
— Мне
плевать на слова глупой служанки. Сейчас с тобой говорю
я. И
я говорю, что эта комната принадлежит
мне. А
моя комната — это не ночлежка для отбросов вроде
тебя. Так достаточно ясно?
Ночлежка для
отбросов?..
Он сейчас серьёзно?..
Чем дольше я смотрю в его сощуренные глаза, тем отчётливее чувствую: да.
Да, чёрт бы его побрал, он говорит
серьёзно, прекрасно понимая,
какие эмоции это вызывает. И, что намного хуже, он
хочет их вызвать.
Злость вспыхивает в груди так резко, что это здорово напугало бы меня, будь я сейчас один. Но я не один. Потому что ко мне посреди ночи вломился этот напыщенный ублюдок и…
Мысль обрывается. Злость остаётся.
И я, совершенно не представляя,
что именно буду говорить, киваю ему.
— Может, комната и принадлежит вам.
Валериус фыркает.
—
Может? Я ведь уже сказал тебе, что…
— И, может, Портия ошиблась, — продолжаю я так же ровно; он изумлённо вскидывает брови, и я едва сдерживаю злой смешок:
что, индюк, тебя ещё никогда не перебивали?.. — Вы всегда можете уточнить это у графини. Но едва ли она встаёт настолько рано. А если и встаёт, то явно не для того, чтобы участвовать в подобных разборках. Разумеется, если она скажет мне то же, что и вы, я попрошу другую комнату. Но до этого момента я останусь здесь. Так достаточно убедительно?
Последняя фраза вырывается сама, и она граничит с отъявленным хамством. Но менять что-то уже поздно. Я и не стал бы.
Валериус шумно втягивает воздух носом, пристально глядя мне в глаза.
И вдруг криво улыбается.
— Что ж, в твоих словах есть резон. Я непременно поговорю об этом с графиней, как только выдастся возможность. Однако я поговорю с ней не только об этом.
Я пожимаю плечами.
— Делайте, как считаете нужным.
Валериус тихо хмыкает.
— Разумеется, сделаю. А ты сделай вот что: поубавь свой гонор. Ты не почётный гость графини. Ты — её ищейка. Шавка, которую вышвырнут за дверь, стоит ей унюхать то, что требуется. Конечно, графиня очарована и восхищена, но дело не в тебе. Дело в возможностях, которые открывают ей твои хвалёные способности. Только и всего.
Я не пытаюсь перебить его снова. Я молча слушаю — и с каждым его словом кончики пальцев щекочет всё сильнее, пока не начинает жечь.
Я могу шагнуть к нему и вытянуть руку. Могу сжать пальцы, медленно и демонстративно.
Насладиться непониманием в его глазах.
Дождаться, пока оно сменится ужасом…
И смотреть — бесконечно долго, — как он падает на колени и пытается содрать с шеи сотканную из голубых нитей петлю. Конечно же, у него ничего не получится. Конечно же, он…
— Ты меня понял?
Я завороженно киваю, глядя ему в глаза.
Нравится, ублюдок? Хочешь немного ослабить узел? Или наоборот?..
— Замечательно, — сухо бросает Валериус и разворачивается; я слышу его голос словно сквозь толщу воды. — До скорой встречи, ищейка.
Стук в висках заглушает его шаги. Заглушает хлопок двери. Заглушает
всё.
Я стою посреди комнаты, дрожу всем телом и даже не пытаюсь унять эту дрожь. Конечно же, у меня получится подавить магическую вспышку —
получилось бы, если бы я хотел…
Но я
не хочу.
~
Воздуха не хватает.
Я дышу ртом — так глубоко, как только могу, — но это не помогает. Не помогает
ничего.
Ни распахнутые настежь ставни.
Ни ледяной ветер.
Ни распотрошенная подушка…
Пальцы уже не щекочет и не жжёт — я просто их не чувствую. Магическое пламя змеёй ползёт по запястью, всё выше и выше; я моргаю — и вижу блестящую серебряную чешую…
Как работает магия? Как она
должна работать?..
Явно не так…
Если заклинание не вырвется, я просто… Что?
Взорвусь? Сгорю заживо? Умру от остановки сердца?..
Азра не объяснял мне этого. Азра
вообще ничего мне не объяснял. Я бы запомнил каждое его слово.
Но их не было. Только прощальное напутствие. Философия и искусство, да…
Хоть бы помогло…
— Там, где живёт туман… Чёрно-багряный смог…
Губы шевелятся медленно, неохотно; капли слов катятся по подбородку и оставляют на одеяле уродливые алые пятна. Или это кровь?..
— Я тебя… потерял, — я сглатываю. — Я тебя не… сберёг.
Сухо. Безжизненно. Глупо…
Но —
необходимо.
— Я… не свернул… с пути… Следуя за… звездой…
Вдох.
Выдох.
На вдохе:
— Если меня простишь…
На выдохе:
— Я обрету покой…
На вдохе:
— Если смогу понять…
На выдохе…
— Ты…
Тьма.
