Прекрасные и Проклятые

Шёл второй месяц, как Скотт вместе с Гильдией отправился в Японию по каким-то делам. Он продолжал звонить несколько раз в день, даже если у него была глубокая ночь, несмотря на несколько часовых поясов между ними, чтобы проведать Зельду в одно и то же время и не заставлять её волноваться. Скотти училась в Лондоне, в частной школе, где когда-то и её мать. Скотт говорил, что дочка делает успехи и скоро сможет приехать домой. Он даже пообещал, что они приедут вместе. Отъезд дочери стал для женщины невыносимым бременем. Её нервы были расшатаны, она была рассеяна и беспокойна или наоборот слишком тиха́, что становилось не по себе. Если муж был рядом, то он мог её успокоить и поддержать, пока она не успела потерять контроль над собой. Но его не было. Прислуге и врачам, следившим за пошатнувшимся от волнений здоровьем Зельды, приходилось многое сносить: битая посуда, опрокинутая мебель, попытки навредить себе и окружающим. Единственная вещь, которая точно могла её успокоить на какое-то время, — голос Скотта, с которым она делилась всеми своими тревогами. Когда её настроение было неподвластно контролю, она сама звонила мужу. Фитцджеральд пытался всегда быть готовым к её звонкам, у него даже почти получалось, но, как они ни старался, в голосе всё равно проскакивали нервные и торопливые нотки, потому что она оторвала его от собрания в Гильдии или в одной из его компаний, или пробивалась зевота, потому что она разбудила его посреди ночи. Зельда слышала это, выходила из себя, могла даже что-то бросить в стену, думая, что она стала хоть немного менее важной, но Скотт убеждал её в обратном. Не всегда успешно, из-за чего она бросала трубку и разбивала что-нибудь или выбрасывала из окна. Стёкла высоких окон, отполированные и начищенные утром того же дня, рассыпа́лись блестящими на солнце осколками и покрывали каменные дорожки, изгибающиеся между островками газона и клумб. Они сияли, как бриллианты, бросая радужные блики на всё вокруг. Если бы Зельда захотела, окна были бы на самом деле сделаны из алмазов. Огромная вилла у моря, где жила чета Фитцджеральд, была когда-то местом притяжения всей богемы Восточного побережья от Нью-Йорка до Майами. Когда-то о них говорили по всей Америке, распускали слухи, чем только увеличивали их славу. Настоящий замок в стиле необарокко возвышался над бухтой Манхассет, стоя на одном из небольших полуостровов. Почти белый, жемчужного цвета фасад привлекал взгляд своим сиянием уже за несколько миль. Позолоченные фигуры на крыше и симметричных друг другу башенках блестели на солнце, как маяки, на фоне голубой воды залива, отражающей это великолепие. Белые с золотистыми и серебристыми прожилками мраморные лестницы, площадки у парадного входа, плитка вокруг фонтанов и бассейна с переливающейся водой, белый песок на пляже, белоснежные, словно крылья чаек, навесы в саду — всё светилось в лучах солнца днём и искрилось в подсветке ночью. Блеском могло похвастаться не только само здание, но и его прошлое. Только поженившись, супруги всеми способами демонстрировали своё финансовое состояние и закатывали вечеринки, какие не все звёзды Голливуда могли позволить (поэтому они приходили к Фитцджеральдам). Для Скотта было важно богатство, потому что в нём заключалась его сила и оно лучше всего демонстрировало его успех, а Зельда привыкла жить в роскоши с детских лет, в чём ей никогда не отказывали. На один вечер с сотнями гостей, литрами выпивки и горами еды уходило целое состояние, но чем больше Фитцджеральд тратил, тем больше он зарабатывал на следующий день. Пока Зельда наслаждалась музыкой, изысканными закусками и статусом хозяйки вечера, её муж не переставал богатеть на глазах: он пил с людьми, которые могли принести ему пользу в ближайшем и далёком будущем. На одной из таких вечеринок он и встретил Германа Мелвилла, лидера секретной организации эсперов. В обществе чета Фитцджеральдов прославилась своим талантом сорить деньгами, поэтому количество их гостей только увеличивалось, хотя большинство из них могли даже не пригласить. Когда вечер заканчивался, Скотт и Зельда вместе провожали гостей и следили, чтобы никто не остался без их внимания. После праздника многие получали с курьерами забытые или потерянные вещи, даже если это была какая-нибудь мелочь, например, пудреница или галстук. Как всё это безошибочно находило своих владельцев, оставалось загадкой и становилось одним из поводов для слухов. Среди друзей эта пара имела более противоречивую славу. Многие говорили, что они не проживут вместе долго, некоторые — что они погубят друг друга, и лишь единицы видели в них хорошую пару. Хотя общественность, смотря на их фотографии в модных журналах и светской хронике, больше завидовали их образу жизни, и думали, что Фитцджеральд женился только из-за денег своей супруги. Для самих Скотта и Зельды брак выглядел счастливой возможностью быть вместе назло всему: бедности и низкому происхождению Скотта, семье и многочисленным ухажёрам Зельды. В результате они оба перешагнули через это и поженились, а спустя год купили виллу. Жизнь протекала лучше, чем прекрасно. Супруги купались в богатстве и роскоши, в любви и согласии, не чаяли души друг в друге. Через год после свадьбы Зельда узнала, что беременна. Родилась девочка. Её назвали в честь отца: Френсис Скотт Фитцджеральд, или просто Скотти, как ласково называли её родители. Девочка унаследовала светлые волосы от отца и серые глаза от матери. Семья никогда не была настолько счастлива, а их богатство стало средством улучшения жизни их дочери. Ребёнка обеспечивали всем, что он хотел или мог захотеть: игрушки, наряды, бесконечное внимание. Скотт работал ещё больше, желая обеспечить дочери жизнь лучше, чем была у него. Он думал, что со временем девочка сможет стать достойной наследницей его состояния, потому что живой и цепкий ум она тоже унаследовала от него. Родители планировали отправить Френсис в частную школу в Англии, хотя им было тяжело расставаться с любимой дочерью, но это было для её же блага. Немного самостоятельности позволит ей укрепить характер и научит полагаться на свои силы, хотя девочку убедили, что она всегда может рассчитывать на помощь семьи, если она будет необходима. Зельда тяжело переживала расставание с дочерью. Она постоянно писала письма, которые потом разрывала или бросала в камин, потому что от слёз чернила расплывались, бумага расползалась на части и текст становился нечитаемым. Снова и снова попытки оборачивались неудачей, из-за чего она расстраивалась и нервничала. Скотт старался успокаивать её и предлагал помощь, но это было бесполезно: жена только больше злилась и требовала вернуть Френсис домой немедленно. Со временем, как девочка освоилась в школе, и у неё появилась возможность звонить родителям, она сама давала знать о себе, хотя отец получал регулярные отчёты от её гувернантки. Разговоры были короткими, и ограничивались двумя-тремя событиями и вопросами, но Зельде этого было мало. — Почему она так мало и редко разговаривает с нами? — злилась после очередного разговора Зельда. — А если она что-то от нас скрывает? Если нашей дочери там плохо?! — Дорогая, ты же понимаешь, какая загруженная программа в школе, ты сама там училась, — успокаивал её Скотт, гладя по плечам. — Вот именно! А если её там обижают? Если её травят?! А она боится кому-то сказать. — Женщина сбросила руки мужа и начала нервно ходить по комнате. Её шаги торопливым неровным ритмом стучали по паркету. — Мы бы обязательно узнали об этом, не переживай. Скотти сейчас в новой стране, вокруг неё много новых людей, конечно, ей интереснее там. — Фитцджеральд подошёл к жене, остановил её и посмотрел в глаза. — Вся в отца, — проворчала Зельда. — Такая же прекрасная и неотразимая? — Скотт широко улыбнулся и наигранно провёл рукой по волосам. — И это тоже. — На лице наконец-то появилась лёгкая улыбка — Теперь она и на маму стала похожа. Зельда слегка толкнула мужа в грудь, изображая обиду, и надула губы. Такое поведение обещало спокойное окончание дня и, возможно, такое же начало следующего. Так прошло несколько месяцев с отъезда Френсис. Состояние Зельды становилось всё хуже, и врачи выписывали ей лекарства с более сильным действием, которые вводили её в спокойное состояние на долгое время. Она реже нервничала, но если это происходило, то совладать с ней мог только Скотт. Потом уехал и он. Какие-то неотложные дела, требовавшие его личного присутствия, вызвали на другой конец света на неопределённый срок. Он обещал навестить Френсис и, если получится, привезти её домой на летние каникулы. После его отъезда ситуация приобрела опасный оборот. Кроме врачей сдерживать Зельду было уже некому, и она постоянно требовала свою семью домой под угрозой навредить себе, сжечь виллу или броситься в море. На помощь приходили только звонки мужа, после которых она сменяла гнев на милость. Скотт уговаривал её беречь себя и своё здоровье ради него и дочери, потому что они скоро вернутся и снова будут вместе. Зельда находила утешение в роскоши. Она покупала себе дорогие платья, украшения, заказывала духи прямиком из Франции и разбивала флаконы, если аромат ей чем-то не угождал, на каждый приём пищи требовала новые и новые блюда и постоянно оказывалась ими недовольна. В доме снова начали появляться гости: сначала неохотно, но чем больше Зельда тратила на них, тем больше их появлялось. Однако эти вечеринки были только тенью былой славы Фитцджеральдов. С друзьями они потеряли связь незадолго до отъезда Френсис, поэтому к ним приезжали скорее знакомые, о которых ни Скотт, ни Зельда толком ничего не знали. Хотя для хозяйки дома это перестало иметь значение: она больше нуждалась в забвении, которые давали светские безумства, на что стали похожи эти вечеринки. Зельда хотела выбраться с виллы, возможно, поехать в Европу, но муж был категорически против, чтобы она ехала туда одна. Вместо этого пообещал, что, когда он привезёт Френсис, они втроём отправятся в любую точку света. На женщину это обещание не подействовало, и она хотела поехать куда-нибудь прямо сейчас, заявив, что пошла собирать чемоданы и вызывать частный самолёт. Зельда бросила трубку, как только Скотт попытался успокоить её, отвлечь от навязчивой мысли. После этого разговора она на самом деле отправилась за чемоданом и не глядя начала скидывать в него одежду, открывая один шкаф за другим. Не заметив, женщина дошла до части гардеробной, где висела одежда Скотта. Она замерла, прошлась пальцами по ряду рубашек и сняла одну из них. Обыкновенная белая рубашка, в которых он ходил изо дня в день, ничего особенного. Постиранная, отутюженная. Под воротничком на изнанке его инициалы. «Френсис. Скотт. Кей. Фитцджеральд». Зельда складывала его имя по вышитым первым буквам, будто вспоминая его. Она произносила его снова и снова, пыталась найти его смысл, который забыла или потеряла. Френсис. Перед глазами появились очертания его лица, силуэт профиля. Скотт. Зельда всегда называла его по второму имени, правда, уже не помнила почему. Ей оно нравилось больше. Наверное, поэтому и дочь они называли Скотти. Женщина вспомнила его светлые волосы, которые он каждое утро старательно приводил в порядок. Кей. Голубые глаза смотрели на неё. Она ждала, что он вот-вот увидит её здесь, засмеётся и отпустит какую-нибудь шутку в её сторону, а его глаза будут блестеть, как море за окном. Фитцджеральд. Высокий стройный силуэт тенью стоял где-то за дверью гардеробной, она знала. Зельда сжала в руках рубашку и будто впервые увидела на безымянном пальце левой руки обручальное кольцо. Фитцджеральд… Это её фамилия тоже. Это фамилия и их дочери. У неё и этого мужчины есть ребёнок, похожий на них обоих. Ребёнок, которого назвали в честь отца. На глаза навернулись слёзы. Она закрыла лицо руками, в которых всё ещё держала рубашку. Несмотря на то, что она была недавно постирана, на ткани до сих пор остался его запах. Зельда плакала всё сильнее, не в силах остановиться. Она скучала по нему. Смертельно скучала, но была заперта в этом доме, как в золотой клетке, пока он не вернётся. До конца дня женщина так и не выпустила рубашку из рук. Она даже легла спать вместе с ней, и её сон был куда спокойнее, чем обычно. Несколько дней Зельда не подходила к телефону: боялась, что не выдержит, если услышит его голос. Она стала на удивление покладистой, показывая свой характер только в капризах богатой дамы. Через какое-то время Зельда всё-таки начала отвечать на звонки. Сколько радости было в голосе Скотта каждый раз, когда вызов не уходил в пустоту. — Зельда, дорогая, как у тебя дела? — Ничего необычного, — небрежно ответила она, будто не было той ссоры и дней, когда она ни с кем не общалась. Она снова жаловалась на скуку и прочие повседневные мелочи. — Прости, что позвонил на пять минут позже, чем обычно. — Я устала слушать твой голос через телефон. — В её голосе появилось прежнее раздражение. — Не переживай, я почти разобрался со всеми делами и скоро вернусь домой. — Ты только обещаешь… — Зельда вздохнула и посмотрела через окно на пляж. — И только дела у тебя на уме. — Нет, что ты. Где бы я ни был, я ни на секунду не забываю о своей дорогой жене.