The Problem With Soulmarks Is

Профессор Снейп действительно вел себя так, словно их рождественской встречи никогда не было. Гарри искренне желал забыть об этом, вычеркнуть это из памяти и стереть с кожи проклятые красные слова. Авада Кедавра. Первыми словами его соулмейта была попытка убить его. Гарри не нужно было говорить, чтобы он никому об этом не рассказывал. Было трудно объяснить, почему он стал плакать каждую ночь, но это было не дело Рона, так Гарри ему и сказал. Возможно, именно постыдное (ужасающее) знание, спрятанное под серебряной повязкой, побудило Гарри встретиться со своей неведомой половинкой в конце семестра. Волдеморт разрушил будущие шансы Гарри на связь, как это сделали Рон и Гермиона. Гарри не позволил бы ему уничтожить что-либо ещё, если бы мог помочь. И вот Гарри столкнулся с ним. Гарри впервые убил человека; Гарри сказал первые слова своей половинке без малейшего намека на признание со стороны другого. Гарри победил, но, в конце концов, ему показалось, что он проиграл. Он потерял свою чистоту, свою радость от самой идеи родственных уз. Гарри потерял все и ничего. Именно это заставило Гарри вновь столкнуться с ним в следующем году. Провал в Тайной комнате был именно таким — провалом. И Гарри не хотел его повторять. Дневниковая копия родственной души Гарри была красивой, а запястье охватывал кожаный ремешок - как будто он скрывал слова. Гарри мечтал и гадал. Том Риддл был ненастоящим, он так и сказал. Он называл себя воспоминанием. Воспоминание, созданное для имитации магии души без негативных последствий. Том из дневника не знал, что настоящий Том Риддл уничтожил свой собственный знак души. У Гарри не хватило духу рассказать ему об этом, и после второго курса Гарри плакал во сне по разным причинам. Том мог быть копией, но это не отменяло того факта, что Гарри убил магический артефакт, в который его половинка вложил время и магию, - артефакт, который намекал на то, что Том Риддл, по крайней мере, хотел иметь родственную душу, даже если Волдеморт в итоге уничтожил свою собственную метку. Третьекурсник почти безразлично отнесся к тому, что за ним гонялся массовый убийца. По крайней мере, это не его ненормальная родственная душа, уныло подумал Гарри. Эта мысль заставила его несколько минут подряд хихикать так, что он сам себе показался ненормальным. Он подумал, не поделиться ли этой шуткой с профессором Снейпом, но потом подумал, не сходит ли и он с ума. Может быть, Гарри и Том могли бы сходить с ума вместе. В конце концов, все прояснилось: Сириус на самом деле не пытался убить Гарри, Снейп действительно ненавидел отца Гарри, потому что не выносил героизма, а Ремус Люпин на самом деле целый год пытался выбрать между своей второй половинкой и сыном лучшего друга. Этот маленький факт скорее заставлял Гарри простить его за то, что он не рассказал Гарри раньше о своей дружбе с Джеймсом Поттером. Помогло и то, что в конце года профессор Люпин передал Гарри Карту Мародёров. Это было полезное колдовство, и любое наследие его родителей только усиливало желание Гарри ухватиться за него покрепче. По крайней мере, они любили его так, как должны были. Теперь Гарри знал это наверняка - дементоры позаботились об этом. Тем не менее, он начал сомневаться. В конце концов, его половинка никогда не смог бы его полюбить. Почему же его родители должны были любить его? Четвертый курс был одновременно и лучше, и хуже. Профессор Муди отозвал Гарри в сторону после первого занятия. Жалость на лице профессора и то, как оба его глаза старательно избегали запястий Гарри, дали Гарри понять, что он знает, о чем идет речь. — Вы не можете никому рассказать! — воскликнул он. — Пожалуйста! Широкие, полные паники зелёные глаза уставились в несочетаемые синие и карие, а лицо профессора Муди неожиданно смягчилось. — Даю тебе честное слово, — сказал он. — Темный Лорд либо убьет вас, либо попытается навязать связь там, где ее не может быть. Гарри слабо кивнул. Он и сам догадался об этом, спасибо. Профессор Муди просто похлопал Гарри по спине и отправил его к мадам Помфри за успокаивающим отваром. В кои-то веки Гарри безропотно отправился в Больничное крыло. Ему требовалось искусственное успокоение, чтобы пережить остаток этого ужасного дня. Весь оставшийся год Муди был очень внимателен к Гарри. Там, где он был суров и почти жесток с другими студентами, он был... мягче... с Гарри. Не настолько, чтобы это было подозрительно, но Гарри определенно заметил. Он был благодарен за это, после того как его заставили участвовать в Турнире Трех Волшебников благодаря очередному заговору его ненормальной родственной души. Профессор Муди позволил Гарри хорошенько поразглагольствовать об этом в своем кабинете. Тот просто сидел и с удовольствием наблюдал за тем, как Гарри рассуждает о том, что если он хочет узнать мой уровень способностей, то разве последние три года безумных эпизодов не дали ему достаточно подсказок? Конечно, профессор Муди потом хотел получить информацию об этих "безумных эпизодах", но такие истории были небольшой платой за возможность хоть раз высказать свое мнение без всякого страха. Эта благодарность, как ни странно, не переросла в обиду после того, как мы узнали, кем на самом деле был профессор Муди. К его чести, Барти Крауч-младший ни словом не обмолвился Волдеморту о том, что Гарри - его родственная душа, и ни о каких других разговорах, которые происходили в его кабинете. Гарри почти задался вопросом, не пытался ли Крауч каким-то извращенным способом защитить своего драгоценного Лорда, защищая Гарри. Конечно, потом, после Третьего задания, он разоткровенничался и рассказал, что планировал тайно переправить Гарри в Европу, инсценировав его смерть. Гарри было жаль, что Барти поймали. И он ненавидел то, что Фадж приказал поцеловать этого ненормального человека. Барти следовало, как минимум отправить в больницу Святого Мунго. И теперь Фадж игнорировал тот факт, что Волдеморт вернулся. Он зарывал голову в песок и отказывался видеть правду. Это приводило в ярость. Летом после четвертого курса у Гарри было всего два хороших момента. И это из всей череды плохих: дементоры в Литтл-Уингинге, его друзья, лишенные связи на все лето, фарс с судом, который устроил для него Фадж. Всё это. Но если бы не две хорошие вещи, Гарри не был уверен, что бы он делал. Первое - это возможность провести время с Сириусом. Конечно, они переписывались и до этого. К сожалению, из-за того, что Сириус был в бегах, а Гарри вел столь суматошное существование, связанное с опасностью для жизни, у них не было возможности много общаться. Этим летом у них было время как раз для этого. Они могли поговорить, узнать друг друга получше. Гарри рассказал Сириусу о своих последних четырех годах в школе - о взлетах, падениях и даже о некоторых забавных моментах. Сириус, в свою очередь, рассказывал Гарри истории о его родителях, Мародерах и даже о семье Блэков. О некогда огромном семействе ходило множество странных, забавных или просто жутких историй. Сириус даже сказал Гарри наедине, что он назначил Гарри наследником состояния Блэков, если с ним что-нибудь случится, и Сириус полностью ожидал, что Гарри потратит все это на такие вещи, от которых предки Сириуса, помешанные на чистой крови, перевернулись бы в гробе. Второй положительный момент заключался в том, что Сириус заметил, что с Гарри что-то не так. Как печально, что человек, который едва знал его, заметил это раньше, чем его лучшие друзья? Тем не менее, грустно это или нет, Сириус заметил и сказал Гарри, что готов выслушать. Сириус не давил на Гарри, не нагнетал обстановку, как это могла бы сделать Гермиона. Он просто сказал Гарри, что если тот захочет поговорить, то Сириус всегда готов помочь ему. В конце концов, за неимением другого собеседника Гарри сказал ему... ...после получения клятвы от своего крестного никогда никому не рассказывать касательно его жизни и его магии. Гарри не понимал, насколько сильно его беспокоит смерть Барти, пока не начал рассказывать об этом Сириусу. Гарри, конечно же, начал со своей родственной метки и о том, как Снейп догадался об этом и набросился на него, предупредив, чтобы Гарри никогда и никому об этом не рассказывал. Сириус был в ужасе, но не из-за Гарри. Он ужаснулся за Гарри. Сириус обнимал его и шептал ласковые слова. Когда Гарри начал бубнить и выражать свое недовольство, как он привык делать с Барти, Сириус ему позволил. Сириус согласился с ним и добавил еще больше осуждений в адрес безумной родственной души Гарри. Некоторые из них даже рассмешили Гарри. Потом Гарри рассказал Сириусу о Барти. На этот раз Сириус не был столь участлив, но... он выслушал. Гарри не мог упрекнуть его в том, что он имеет свое мнение. Гарри до сих пор не знал, считает ли он Барти невиновным в пытках Лонгботтомов или нет (это было возможно; о другой большой ошибке Крауча-старшего рассказал Сириус Блэк), но безумный Пожиратель смерти или нет, этот человек защитил Гарри. Барти не был обязан это делать. На самом деле, Барти был обязан делать прямо противоположное. Он был преданным Пожирателем смерти, практически поклонялся Волдеморту, судя по тому, что Гарри успел узнать о нем перед смертью. Но... он защищал Гарри. Придумывал планы, как увезти Гарри как можно дальше от Волдеморта. Гарри полюбил Барти, как бы ему ни хотелось это признать. Сириус, по крайней мере, утешал его, насколько это вообще возможно. Он, конечно, был согласен с тем, что никто не заслуживает поцелуя дементора в качестве своего конца. В кои-то веки Гарри не хотелось возвращаться в Хогвартс. Но он поехал, и в Хогвартсе Амбридж превратила жизнь Гарри в ад. Гарри ненавидел ее. Он ненавидел эту женщину, которая была так решительно настроена, заглушить их слова, заглушить их мысли. Гарри никогда не был так рад тому, что Гермиона смогла уговорить Гарри, как в тот раз, когда она убедила его основать ОД. Она стала единственной опорой Гарри в этой неразберихе, которая была его жизнью. Он только жалел, что Чжоу и Седрик не смогли принять в этом участие. По слухам, после смерти Седрика Чжоу не продержалась и двух недель, прежде чем последовала за своей половинкой на смерть. Гарри был очень удивлен, когда обнаружил, что несколько друзей Чжоу охотно присоединились к ОД. Мариэтта Эджкомб почти воинственно верила в Гарри, несмотря на шаткое положение её матери в Министерстве. Гарри же, со своей стороны, просто находил удовольствие в том, чтобы учить людей чему-то и наблюдать, как они становятся все лучше и лучше по мере того, как проходят месяцы. В прошлом году Гарри сказал Барти, замаскированному под Муди, что хочет стать аврором. Теперь же, когда ОД стал присматриваться к нему, а Гарри узнал все о защитной магии, он начал думать, что лучше бы ему стать учителем. Гарри задавался вопросом, поддержал ли бы Барти эту идею. Это, конечно, было менее опасно, чем работа аврора. С Рождеством пришли страх и беспокойство. На мистера Уизли напали в Министерстве прямо перед каникулами, и Гарри видел это глазами змеи. Гарри не знал, что с этим делать. Может, он просто сошел с ума? Неужели Волдеморт каким-то образом овладел им через их неровную и неустойчивую связь? Может быть, Гарри случайно и неосознанно овладел Волдемортом через ту же связь? Гарри не знал, и это заставляло его бояться. Ох, Джинни и Гермиона набросились на него, и с легкостью развеяв его теорию "Волдеморт овладел Гарри", но другие идеи все еще крутились у него в голове. Никто из остальных не знал, что у Гарри и Волдеморта была полусформировавшаяся, искривленная родственная связь. Сириус предположил, что именно это должно было связывать Гарри с этим человеком, после того как Гарри вернулся в Хогвартс и провел обширное исследование в библиотеке Блэков. — Скорее всего, — сказал ему Сириус, — это своего рода защитная мера. Ведь родственные души не могут убить друг друга. Во всяком случае, не с помощью магии. И какая бы магическая защита, по словам Дамблдора, у тебя ни была, ну, даже если она может сжигать людей до пепла, она не может блокировать Непростительные. Они потому и называются Непростительными, что это ужасные проклятия, которые не блокируются никакой магией, кроме магии родственных душ. Как бы я ни любил твоего отца и ни восхищался умом твоей мамы, они вдвоем ни за что не смогли бы придумать какую-то магическую защиту, способную сделать невозможное. Нет, я готов поспорить, что их защита работает на магии их родственных душ - вот почему она начала работать только после их смерти - и поэтому она просто перенесла твою нереализованную связь вперед, чтобы защитить тебя от будущих попыток убийства со стороны твоей явно сумасшедшей родственной души. Гарри слабо кивнул. Это имело смысл. — Так вот почему она такая односторонняя? — размышлял Гарри вслух. — То есть я могу заглянуть ему в голову и определить, когда он творит сложную магию, например, овладевает мною, но я не думаю, что он когда-либо получал от меня что-то. Сириус только кивнул. — Возможно, — согласился он. — А теперь передай мне бороду, ладно? Гарри ухмыльнулся и вручил Сириусу маленькую бороду и шапку Санты, чтобы тот повесил их на голову следующего домовика, поднимаясь по лестнице. Сириус был в восторге от того, что дом снова полон, и особенно от того, что Гарри вернулся, - это было заразительно. Сириус больше не был тем подавленным, но благосклонным хозяином, каким был летом; теперь он был настроен на то, чтобы все получали удовольствие не меньше, если не больше, чем в Хогвартсе, и в преддверии Рождества он неустанно работал, убирая и украшая дом с их помощью, так что к тому времени, когда они начали устанавливать елку в канун Рождества, дом был едва различим. Потускневшие люстры были увешаны уже не паутиной, а гирляндами остролиста и золотыми и серебряными серпантинами; волшебный снег кучками лежал на потёртых коврах; огромная ёлка, полученная от Наземникуса и украшенная живыми феями, закрывала от глаз семейное древо Сириуса, и даже чучела эльфов на стене в холле были одеты в шапки и бороды Санта Клауса. Гарри с удовольствием помогал, теперь, когда его собственные опасения были развеяны. Впервые в жизни он помогал украшать дом к Рождеству. Из всех праздников Рождество было единственным, в котором Дурсли не разрешали ему принимать участие - даже в украшении. Теперь Гарри понимал, почему. Украшать Рождество было почти так же весело, как и праздновать его в сам день. Это было замечательно - проводить время с теми, кого любишь. В канун Рождества, когда Назмникус принес елку - уже усыпанную живыми феями, - Сириус помог вору установить ее на место. Он улыбнулся Гарри через плечо и спросил, не хочет ли Гарри спуститься в подвал. — У нас там, в кладовке есть и другие ёлочные украшения. Это единственная немаркированная дверь. Убедись, что не откроешь ни одну из помеченных: мы еще не убирали эти комнаты. Просто достань из кладовки большую коробку с надписью Йоль и принеси ее наверх. Затем он вернулся к ёлке, уже начав укладывать под неё подарки. Гарри кивнул и отправился за коробкой, а близнецы последовали за ним. Видимо, они хотели исследовать подвал, но пока не могли обойти мать. Гарри осторожно спустился по ступенькам из кухни. В подвале было темно. На лестничной площадке не было ничего жуткого, как, например, головы домовых эльфов наверху, но как только они оказались на уровне подвала, стало снова жутко. Гарри и близнецы оказались в длинном заброшенном коридоре, освещённом газовыми лампами, которые ожили, когда они вошли в коридор. Стены здесь были из голого камня, а не оклеены обоями. На полу вместо ковров лежали деревянные панели. Вдоль стен между дверными коробками располагались места, заставленные странными вещами: бюст женщины, лицо которой казалось, таяло, чучело головы гиппогрифа, банки, наполненные странными маринованными существами. — Что ж, — сказал Фред, и его голос эхом разнесся по коридору. — Это весело. — Джордж фыркнул, а Гарри бросил на них обоих суровый взгляд. Они прошли по тускло освещенному коридору в поисках двери без опознавательных знаков. На большинстве дверей висели таблички с названиями комнат: четыре Ритуальные комнаты, разумно расположенные между другими комнатами, три двери в ряд с надписью "Винный погреб", две Лаборатории зелий и даже одна дверь с замком "Игровая комната", которую Гарри пришлось уговаривать близнецов не открывать. Учитывая, что на двери была засохшая кровь, Гарри не думал, что "Игровая комната" означает то же, о чем думали близнецы. На полпути по коридору (Гарри был уверен, что он становился длиннее по мере того, как они шли по нему) они, наконец, нашли одну дверь без опознавательных знаков. Она была похожа скорее на дверь чулана - меньше остальных и гораздо более неприметная. В то время как большинство других дверей были обшиты панелями и покрашены, эта была простой дверью из обычного дерева. Дверная ручка была гладкой латунной, а не в виде змеи из потускневшего серебра. — Должно быть, это оно, — сказал Гарри, осторожно взявшись за ручку двери. Дверь со скрипом отворилась, и через несколько мгновений, когда ничто не выскочило их съесть, Гарри и близнецы вошли в большой чулан. Как только Гарри переступил порог, в комнате зажглись свечи. Это был явно чулан: коробки и старые сундуки громоздились под самым потолком комнаты, так далеко, что задней стены не было видно. Но, как ни странно, в передней части кладовки стояли два кресла, маленький столик между ними и кушетка для больных с наброшенным на нее покрывалом. На маленьком столике стояла незажженная масляная лампа, пыльная колода карт, еще более пыльный набор "Гобстонов" и бутылка бурбона с двумя грязными стаканами. Джордж пробормотал Скоургифай, счищая многолетнюю пыль с мебели. — Интересно, для чего это здесь было? — поинтересовался его близнец. Гарри пожал плечами. — Не знаю. Может, это было убежище? — Это заставило близнецов хмыкнуть. Но Гарри нахмурился. — Как думаете, мы можем попробовать призвать коробку с украшениями? — задался он вопросом. Фред покачал головой. — Я бы не стал рисковать, — сказал он. — Посмотри, как плотно все заставлено. Ты бы все опрокинул, а мы понятия не имеем, что в этих вещах находится. — Отлично, — сухо сказал Гарри. — Думаю, тогда мы сделаем это вручную. — Близнецы радостно кивнули и принялись за работу. Они протиснулись к Гарри и начали вытаскивать коробки, приговаривая, что раз уж они умеют колдовать, то должны быть впереди на случай нападения докси или ещё чего-нибудь. Они доставали коробки, искали на них слово Йоль и, если в ней ничего не было, передавали Гарри, чтобы он отложил ее в сторону. В какой-то момент пара нашла ящик с ингредиентами для зелий, похоже, сушеными, и стала обсуждать, разрешит ли Сириус оставить их себе и для чего они могут их использовать. Гарри сел в одно из кресел, чтобы подождать, пока они переключат внимание. Это была утомительная работа, и Гарри оглядел коробки. Он полагал, что в детстве, когда Сириус был ребенком, доставать вещи из этого шкафа должно было быть обязанностью Кричера. Сириус просто не доверял озлобленному домовому эльфу, чтобы тот выполнял свою работу должным образом. Гарри все же задался вопросом, для чего все эти вещи в чулане. Укрытие казалось наиболее вероятным ответом, но оно не давало ему слишком много информации. Гарри устало окинул взглядом кушетку напротив кресла, в котором он сидел. Он удивлённо моргнул, увидев что-то, сверкнувшее за ней. Гарри встал и посмотрел на близнецов, которые сейчас спорили о том, насколько разумно будет попросить Сириуса достать весь этот ящик ингредиентов. Пятикурсник подошел к кушетке. За ней, в основном спрятанные в затененном месте, стояло что-то вроде больших часов. Гарри отодвинул ее, чтобы получше рассмотреть их. Насколько Гарри мог судить, часы выглядели забавно. Он посветил Люмосом, чтобы получше их осветить. На этих странных часах было два циферблата, расположенных друг над другом: один циферблат часов, а другой, похоже, циферблат календаря. Циферблат часов находился выше, и на нем были стрелки, указывающие время. Внутри циферблата было два кольца с цифрами на разных языках, а затем еще один круг, который, казалось, указывал на что-то другое. Стрелок на циферблате было больше, чем обычно: одна, похоже, обозначала фазы луны, другая со звездой на конце была самой заметной, но кроме нее было еще три. Лицевая сторона календаря была намного проще. Здесь не было рук, а по краям располагались двенадцать больших изображений, представляющих различные месяцы, а внутри кольца месяцев плотным кольцом располагались двенадцать символов древнегреческого гороскопа. У этого лица не было рук, как уже говорилось выше, но все изображения двигались, и в данный момент один из самых верхних кругов, изображающий заснеженный лес, был подвижным и находился в полном цвете, в то время как все остальные были полупрозрачны и неподвижны. Под значком декабря странный козлик с рыбьим хвостом плавал вокруг своей маленькой точки, хлопая хвостом. Гарри улыбнулся маленьким фигуркам, а затем отступил назад и снова посмотрел на странные часы в целом. Все это было огромным. Гарри задрал шею и посмотрел вверх. Он был вписан в место, уходящее под потолок большой кладовой. Гарри вдруг подумал, не является ли это каким-то тайным ходом. Может быть, лестница? Или, может быть, лифт или туннель? Под календарным ликом, который был чуть ниже среднего роста взрослого человека, находилась дверь. Гарри взялся за хрупкую задвижку, закрывающую витражную дверь. Она плавно распахнулась, не обнаружив никаких признаков изношенности. Внутри часов было темно, когда Гарри просунул голову внутрь, но там явно было место для человека. Гарри осторожно шагнул внутрь. Над его головой зажглись свечи, и Гарри подпрыгнул, когда витражная дверь по собственной воле захлопнулась. Он прижал руку к двери, чтобы снова ее открыть. Гарри резко отдернул руку назад, когда дверь ударила его по пальцам. — Ой! — воскликнул он, сжимая их в ладони другой руки. Он осторожно подтолкнул дверь плечом, но, к счастью, она не ударила его током через джемпер. Весь маленький шкаф теперь светился, а на заднем плане слышалось слабое гудение. Когда Гарри надавил на дверцу, она не открылась. Он с досадой поморщился и повернулся в маленьком шкафу. Может быть, он был прав и есть другой выход? Только на самом деле ничего такого не было. Задняя стенка шкафа в больших странных часах была из гладкого дерева, как и потолок в нескольких дюймах над его головой. По обеим сторонам стояли какие-то предметы. С одной стороны Гарри заметил большой гобелен, который, похоже, был копией гобелена семьи Блэк наверху, только на нем не было выжженных имен. Кроме того, текст тускло мерцал, как будто его не было вовсе. Гарри приподнял гобелен, но стена под ним была гладкой, если не считать того, что казалось списком имен, выжженных на ней. Через все имена проходила толстая линия, делая каждое из них неразборчивым. Он повернулся, чтобы осмотреть другую стену. Наверняка существовал способ открыть дверь изнутри? К счастью, на другой стороне Гарри заметил пару циферблатов. Между ними были выцветшие и облупившиеся золотые надписи, которые Гарри не мог прочесть даже при свете окружающих его стен, поэтому он не обратил на них внимания. Первый циферблат вообще отказывался поворачиваться, казалось, он по какой-то причине застрял. Второй циферблат вращался только в обратную сторону. Гарри повернул его против часовой стрелки, но, когда он надавил на дверь, она по-прежнему не сдвинулась с места. Гудение становилось все громче. Может быть, ее можно открыть снаружи? Гарри стукнул по стеклянной двери, уже не опасаясь её разбить. — Эй! Фред! Джордж! Но ответа не последовало. Гарри продолжал колотить по стеклу. — Фред! Джордж! Это не смешно! — Он приостановился, задыхаясь. Он начинал паниковать. Наверняка кто-нибудь, в конце концов, услышит его стук. Ведь в шкафу не было трупов других людей, запертых в ловушке, значит, должен быть выход. Он снова попытался крикнуть. — Ребята! Эй! — Гарри осенила идея. — Кричер! Но, хотя Сириус и сказал, что старый захудалый эльф должен слушаться Гарри так же, как и Сириуса, Кричер так и не появился. — Добби? — попытался Гарри. Он обессилено упал, чувствуя, как сильно опускаются веки. Гудение было громким и почти гипнотическим по своей интенсивности. Гарри был уверен, что сейчас что-то происходит. Но он не знал, что именно. Он встал и попытался ещё немного повозиться с циферблатом, поворачивая его то в одну, то в другую сторону, прежде чем надавить на дверь. Ему даже удалось заставить застрявший циферблат сдвинуться на несколько миллиметров влево. Когда он это сделал, гудение и свечение на мгновение усилились, а затем резко исчезли. В кромешной тьме Гарри мог слышать своё тяжёлое дыхание в тесном пространстве шкафа. Сердце колотилось в ушах. Он с надеждой толкнул дверь, но она снова не сдвинулась с места. Он снова попытался крикнуть. — Помогите! Пожалуйста! Кто-нибудь! Его веки становились всё тяжелее и тяжелее. Он чувствовал себя так, словно пробежал полный марафон, словно снова отбился от сотни дементоров одним Патронусом. — Помогите, — снова слабо сказал он, чувствуя, что задыхается. Дверь распахнулась, и Гарри упал вперёд, в объятия человека в тяжёлой тёмной мантии, каких Гарри часто видел в Министерстве. Гарри уставился на человека, которого он видел всего два раза - в Министерстве и в больнице Святого Мунго, - это был Бродерик Боуд. Но в нем было что-то странное. Возможно, дело было в его черных волосах, поседевших на висках. Разве в больнице они не были белыми? А может, дело было в том, что он выглядел очень здоровым, а не бледнокожим, и не бормотал про себя что-то странное. Он не мог точно сказать, в чём дело, но что-то явно было не так в хорошо развитом чувстве опасности Гарри. Он попытался встать, отпрянуть назад, но Боуд довольно крепко вцепился в руки Гарри. — Ну что ж, — вежливо проговорил Боуд, — у нас были небольшие проблемы, не так ли? Гарри сглотнул.