Культы Пограничья

— Я надеюсь, он спит. — Мы все надеемся. И что он примет душ, когда проснётся. — Фу, это грубо. — «Фу» — это пятна на его мундире. Терренс поправил плед на похрапывающем в своей постели Беннете и, прихватив под руки Марию и Кассандру, до этого момента хлопотавших над павшим бойцом, как курицы над яйцами, попятился из комнаты. Слава всем возможным богам, его удалось уложить, и художнику очень бы не хотелось, чтобы случайный громкий звук или сквозняк его потревожил. День был длинным, и оставался далёким от завершения. Вся компания бывших оккультистов (плюс один воодушевлённый монах) ещё должна была составить план по спасению одной несчастной женщины, имея в активах ничего и разочарование. Шансов маловато, но сидеть сложа руки времени нет. Тик-так, тик-так, часики тикают, каждый из них ощущал это на физическом уровне. Каждый из них сопереживал так, как мог, и трата времени для них — штука непростительная. Как будто своим бездействием они понемногу убивают Джейн. Кто знает, что происходит с ней там, в своеобразном Чистилище, где, помимо монстров и чёрт знает чего ещё, с ней застрял зловредный старикашка. Впрочем, перейдём к делу! Удостоверившись, что вечерний концерт окончен, все бывшие шепчущие и, конечно, Тео, собрались в комнате девочек. Сразу стало душно и людно, и это ещё не начались обсуждения того, что стоит предпринять, а что нет. — У меня есть идея, — Тео, нервно мерявший комнату шагами, наконец замер на месте и перевёл на Терренса внезапно ставший очень хитрым и загадочным взгляд, — И она касается тебя. О нет. То есть, о да, конечно, но звучит немного пугающе. Терренс не герой. У него другой архетип. Он скорее страдалец. В крайнем случае шут. Геройства стоит оставить Тео, Люциану или, на худой конец, Беннету, когда тот протрезвеет и возьмётся за голову. Но монах уже всё решил, и, что-то ему подсказывало, что остальные его поддержат. Деваться некуда, придётся стать рыцарем. — Я весь во внимании, — Терренс лучезарно улыбнулся, продемонстрировав ровные белые зубы, и вальяжно развалился в кресле, закинув ногу на ногу. Сияющие доспехи — это не его. Рыцарем он будет не слишком-то приличным. — Тебе же предложили работу, правильно? — Всё так, роспись капеллы. — С нуля? — Точно. Голые стены. — И тебе потребуется доступ в архивы? — Я, кажется, понимаю, куда ты клонишь. Светоносец буквально просиял. В моменты воодушевления от него всегда исходило тёплое сияние, как от свечки. Или как от бьющего в окно рассветного луча. Почему-то это было слишком мило — Терренсу вдруг представилось, как скривился бы при виде этого светопреставления Люциан. — Раз тебя будут пускать в архивы для эскизов, то ты сможешь поискать для нас упоминания мест истончения и то, как можно через них прорваться. — Ты же понимаешь, что это будут разные книги? — не слишком-то деликатно заметила Мария. Тео бросил на неё рассеянный взгляд и повернулся обратно к художнику. Ясно, он уже всё решил. У Терренса нет никаких шансов отделаться от перспективы штудировать пыльные старые фолианты в два раза усерднее. Нет, он не против. Он сделает всё, чтобы достать Джейн с той стороны, но, очевидно, будет нелегко. И, что важнее, не быстро. — Я в этом ничего не понимаю. Уверен, что у нас есть на это время? — У меня нет других вариантов. Так что я расскажу тебе, куда смотреть. Примерно, разумеется, основная работа будет на тебе. Справишься? Во-первых, не то чтобы у него был выбор, и, во-вторых, не то чтобы задача звучала как слишком уж сложная. Конечно, придётся перерыть кучу старых пыльных книг, но это всё ерунда по сравнению с открывающимися перспективами. Если он найдёт способ достать Джейн из Пограничья, это будет практически половина успеха. Вторую половину он оставит более боевым товарищам. — Ну конечно справлюсь, особенно при условии, что других вариантов у нас нет. — Я не уверена, что это будет для него безопасно. Всё же ваши скучные книжки и иллюстрированные атласы с архитектурой наверняка лежат в разных местах, — Кассандра с беспокойством глянула на мужчин, — Что мы будем делать, если что-то пойдёт не так или если ему не дадут нужные книги? Вопрос резонный. Удивительное дело эти большие компании! Раньше бы этот вопрос задала Джейн, но при отсутствии миссис Беннет кому-то другому неизбежно пришлось взять на себя роль голоса разума. Сказать по правде, Терренс думал, что это будет Тео, как самый уравновешенный член их компании. Ну в крайнем случае Беннет, но он сейчас храпит как боров, потому что пытался забыться в алкогольном безумии. — Как всегда — попробует прикинуться идиотом. Обычно это срабатывает. — Обаятельным идиотом, попрошу заметить! — Терренс широко улыбнулся и тут же скроил жалостливую мордочку, — Ах, разве с этой полки нельзя брать книги? Какая досада! Я думал, что у меня нет ограничений! Мария хихикнула и нежно потрепала друга по руке. — Не забудь добавить, что ты любишь издания с большими толстыми корешками! — Миссис Хэймитч, вы как обычно несносны! И все рассмеялись. Это был первый коллективный смех с момента потери Джейн. Кажется, у них появилась надежда. Уже следующим утром, причём задолго до привычного для Терренса полудня, художник стоял на пороге кабинета отца Коломбано, который заведовал библиотекой ватиканского отделения ордена. Стоял, как оказалось зря, потому что хватило и его пробегавшего мимо заместителя. Брат Бертолдо был даже на вид энергичным и напоминал гончую собаку — он весь был вытянутый и устремлённый вперёд, с острым итальянским носом, впалыми щеками и длинными конечностями, которые поминутно взлетали в воздух для какого-нибудь оживлённого жеста. — Доброго утра! Завтра ждём вас раньше, к утренней службе. Сегодня ограничитесь причастием, но это только на первый раз. — С божьей помощью, брат. — Следуйте за мной, — брат Бертолдо сухо кивнул и быстро зашагал по залитому солнцем коридору. Терри едва успевал за монахом и заодно гадал, что делает местных обитателей такими неутомимыми. Все церковники, с кем ему доводилось сталкиваться, были удивительно активными ребятами. Даже Люциан нёс своё хмурое лицо в мир с мрачной решимостью и полной энергии неотвратимостью, что уж говорить о Тео? Тот вообще жил на апельсиновом соке и солнечном свете, при этом умудряясь давать фору всем его знакомым в вопросах продуктивности. Терренс послушно шагал следом за монахом, пытаясь удерживать заданный темп. Они миновали резную арку, навевавшую воспоминания о Римской империи строгостью своих форм и декора, преодолели несколько крутых и по-средневековому узких лестниц и оказались, что удивительно, не в архивах. Брат Бертолдо остановился напротив открытых дверей кухонь — за ними громыхали посудой, плескали водой и тёрли щётками, потому что завтрак уже давно подошёл к концу, и пора было начинать готовить обед для всех многочисленных местных обитателей. — Перекусите что-нибудь, а потом попросите… — тут брат Бертолдо осёкся и, приложив руки ко рту, изображая рупор, крикнул, — Брат Игнасио, подойди-ка сюда! И вот тут-то и началось всё самое интересное. Ну, не прямо чтобы всё, и, наверное, не самое, но в коренастом брюнете, вооружённом венчиком и миской с белой пушистой массой, Терри увидел для себя нечто особенное. Вот бывает такое, когда смотришь на человека и понимаешь — с ним тебе будет комфортно. Брат Игнасио не был писаным красавцем и уж точно не был во вкусе Терренса, который предпочитал точёные черты лица, грацию и изящество, но что-то в нём художника завораживало. Чутьё, если хотите! Просто щёлкнуло, и всё. — Брат Игнасио, присмотрите за нашим гостем? Нужно накормить, отвести к брату Хулио, а потом — в архивы. Если вы не очень заняты, разумеется. Терренс задумался, уместно ли протягивать местной братии руку — как-то раньше он этим вопросом не задавался и у Теобальда не спрашивал. Но неловкость тут же развеялась, когда монах улыбнулся и кивком пригласил его в кухню. — С божьей помощью справимся. Пойдёмте, мы как раз заканчиваем с бисквитами, успеете к свежим. — Если что-то потребуется, обращайтесь сначала к брату Игнасио, а потом ко мне. Ну конечно. С начальством всегда так — ищут на кого спихнуть. Но так даже лучше, особенно в их щекотливой ситуации. Чем меньше внимания, тем спокойнее. — Как вам будет удобно, брат Бертолдо, — Терренс очаровательно улыбнулся и шагнул в кухню навстречу удивительным запахам и новым знакомствам. — Если вы рассчитывали отсидеться, то не получится. Руки можете помыть вон там, мистер?.. — и его тут же взяли в оборот. — Можете звать меня Терренс. — Тогда мойте руки, Терренс, и принимайтесь тереть лимоны. Нам нужно много цедры. Неужели нормальная жизнь?! И она, надо сказать, была прекрасна. На просторной кухне суетилось по меньшей мере пять поваров, которые, словно единый слаженный механизм работали над единой не слишком возвышенной целью — вкусно накормить большое количество взрослых мужиков. Кто-то чистил овощи для перечного соуса к пасте, кто-то сортировал тарелки, а кто-то работал с тестом. Терренсу досталось привилегированное положение помощника кондитера, и было оно ему исключительно в радость, учитывая что он, как мамин сын до мозга костей, много времени проводил у неё на кухне. Булочки и джемы, меренги и пироги с ягодами — Терренс любил сладкое, а сладкое любило его. Особенно тесто. Надо сказать, что ему очень повезло. И с Игнасио, и с архивами, да и вообще. Монах оказался приятным собеседником и, что важнее, хорошим человеком. Несколько дней подряд он великодушно водил Терренса от кухни до архивов, казалось, просто потому, что монаху нравится его общество. Они разговаривали, художник любовался, а потом начались совместные прогулки. Игнасио провожал нового знакомого до его друзей, и далеко не всегда самым быстрым путём. Молодые люди находили общество друг друга освежающим. Терренс, кажется, в большей степени, потому что целый день ему приходилось сначала рисовать, а потом пытаться стянуть из дальней и не то чтобы общедоступной секции книжку-другую по указке Теобальда. Терренс был практически полностью доволен жизнью. Это было почти неприлично, учитывая, что в Ватикан его привёл не сколько даже обряд очищения, сколько призрачная надежда достать Джейн из Пограничья. Ему выпал шанс работать в великом месте, прикасаться к прекрасному и даже, судя по всему, оставить здесь свой след. Это… завораживало, но немного и пугало. Кто он, парень из английской глубинки, такой по сравнению с великими мастерами прошлого? Разве может его мазня соседствовать с творениями практически небожителей? Разумеется нет, но облажаться ему никак нельзя ещё и потому, что тогда его мигом вышибут из архивов. А это единственная ниточка, ведущая к Джейн. Впрочем, иногда он практически забывал о своей великой цели и растворялся в неге возможности общаться с приятными людьми и заниматься любимым делом. — Какое мороженое ты любишь? — о, он успел полюбить эти практически бессмысленные разговоры с Игнасио! — Предположим, обычное, но с ягодами. А что? Художник картинно схватился за сердце и сделал вид, что собирается перевалиться через каменную нагретую на солнце плиту и свалиться в канал — они гуляли вдоль живописного берега реки. — Ты ранишь меня в самую душу! Тогда мы не можем больше общаться! Игнасио дивно смеялся, и не менее дивно делал вид, что пытается столкнуть художника в канал. Терренс подумал, что небеса вдруг решили сжалиться над бедным грешником и подарили ему немного радости. Хотя, возможно, это был предвестник грядущих невзгод — верят же индийцы в то, что хорошее и плохое в жизни чередуется. Жизнь была чередой ярких картинок — припорошенные мукой столы, темнота между книжных стеллажей, старые пыльные книги, прохлада древних каменных плит. Улыбка Игнасио. Воодушевление на лице Теобальда, когда он узнавал, в какую ещё книгу можно сунуть нос в поисках вожделенной информации. Нежная улыбка на лице Марии и письма с египетскими марками у неё в руках. Ласковые прикосновения Кассандры и её зажившие шрамы. Всё это было солнечными лучами, прорезавшими нависшую над бывшими шепчущими чёрную тучу. Совестно было, конечно, перед Беннетом, но и он в последнее время старался держаться более бодро и, кажется, тоже нашёл себе какое-то дело. Разумеется, сравнительная радость и спокойствие были не долгими. Как и всегда. Колесо Сансары сделало оборот, и всё снова пошло наперекосяк. День в архивах подходил к концу. Пальцы уже немели от бесконечных зарисовок и заметок — Терренс обложился сразу и альбомами, и записями какого-то давно мёртвого инквизитора. Он сидел в излюбленном месте в дальнем углу и отлично сливался с мебелью — работать лучше в тишине и безвестности. За стеллажом по левую руку от него сначала послышались шаги и смутное гудение человеческой речи, из которой художник смог вычленить только финал диалога. — И вы, в самом деле, полагаете, что наши гости успокоились? — Если нет, то ленинградское дело точно отвлечёт брата Теобальда, — заметил Бертолдо. Собеседник, видимо, сделал какой-то одобрительный жест, — В любом случае, не хотелось бы, чтобы кто-то касался мест истончения, это рискованно. — Всегда было. И вот тут Терренс понял, что найдут они в Ватикане только палки для своих и без того квадратных колёс.