Сны цикады об осенней воде

Томимый впечатлениями ушедшего дня и волнительным предвкушением новой жизни Фэнь Ицзю проворочался всю ночь, уснув только на рассвете. Проснулся подросток от грохота и жалостливых причитаний из-за двери. Обреченно хватающийся за голову, Цун Ли уже множество раз пожалел о том, что вообще решил зайти за новым другом, чтобы вместе отправиться на первое занятие. Только природное упрямство все еще толкало его отчаянно барабанить по двери ногами. От кого этот малый вообще закрывается?! Когда они сонные, растрепанные и запыхавшиеся ввалились в класс, все места оказались заняты. Несмотря на горестно сокрушавшегося друга, Фэнь Ицзю посчитал, что им сегодня все же повезло: место старейшины пока пустовало. Молчаливо улыбаясь, подросток рассеянно блуждал взглядом по рядам в поисках свободного уголка. – Туда, – неожиданно его добродушная улыбка стала еще шире, когда на первом ряду у окна он заметил знакомый профиль. Места справа от этого ученика по неведомому стечению обстоятельств оказались свободными. К замешательству Цун Ли Фэнь Ицзю воодушевленно поспешил именно к этим местам. – Эй-эй, Цзю-эр, погоди! – закусив губу, Цун Ли попытался схватиться за рукав друга. К своему несчастью, он тоже узнал сидящего у окна. Неужели брат Фэнь не видит, что эти места не «свободны», а «не заняты»! Ученик сидел, оперев щеку на ладонь, отрешенно наблюдая за шелестом листьев за окном. Его шелковистые длинные волосы сегодня были собраны в высокий хвост, лишь несколько длинных прядей спадали вниз, очерчивая мягкий контур светлого лица-сердечка. Пасмурные серые глаза казались подернутыми туманной пеленой. Для Цун Ли в этом холодном взгляде ясно считывалось недвусмысленное предупреждение: «не подходи ко мне». И это предупреждение его друг безрассудно проигнорировал! Фэнь Ицзю расслабленно опустился на скамью рядом, бросив вещи на стол. Бесцеремонно вторгнувшись в чужое личное пространство, он, к ужасу Цун Ли, еще и фамильярно хлопнул соученика по плечу. До этого безучастный юноша неожиданно резко подскочил, отшатываясь прочь. Ошеломленное лицо с заостренным подбородком, еще секунду назад такое беспристрастное, застывшее словно вековой нефрит, окрасилось палитрой живописных эмоций. Румянец залил бледные щеки подростка. Пленительные сумрачные глаза широко распахнулись, уставившись на растянутое в улыбке лицо напротив. – Мы снова увиделись, – обреченно занимая место рядом, Цун Ли услышал оживленный возглас друга. Фэнь Ицзю, похоже, был еще более толстокожим человеком, чем старшая сестрица Минчжи. – Прости пожалуйста за тот раз! Я правда не хотел ударить тебя... Брат Фэнь, когда ты успел его ударить?! Оправившись от первого шока, потревоженный юноша поджал и без того тонкие губы и решительно отвернулся к окну, игнорируя попытку завязать беседу. Лишь не сходившая с его щек краска выразительно напоминала о только что произошедшем событии. Цун Ли облегченно выдохнул, убедившись, что противоположная сторона решила не развивать конфликт. Но его новый друг и правда из тех, кто совсем не умеет считывать обстановку. Это же надо: так обращаться с этим человеком! – Ты в тот раз так быстро убежал, что я совсем забыл спросить твое имя, – тем временем дружелюбно продолжал не расстроившийся Фэнь Ицзю. – Меня зовут... Цун Ли торопливо дернул друга за широкий рукав, заставляя того озадаченно повернуться, прервавшись на середине фразы. Оказалось, что до того шумный класс вдруг погрузился в тишину. В аудиторию вошел статный высокий заклинатель, чьи волосы слегка тронула седина. Синие одежды мягко шелестели по полу, когда он, исполненный величия, прошествовал между рядами в конец комнаты. Гомон переговаривающихся учеников смолк сам по себе, как только острый взгляд старейшины строго скользнул по рядам. Старейшина, словно хищник, стоял перед ними, изучая замерших детей из-под полуприкрытых век. Этот заклинатель производил властное и монументальное ощущение, от которого даже не сильно восприимчивый Цун Ли смущенно ерзал, локтями задевая друга, с головой погруженного в какое-то очень важное занятие. Заклинатель не удостоился от Фэнь Ицзю такого же трепетного внимания, как от других учеников. Безусловно, подросток очень бы хотел услышать, что старейшина им расскажет, но раз тот медлил, пытаясь запугать неокрепшие умы, Ицзю потерял к нему интерес. Того, кто год прожил в доме госпожи Бэй, такими детскими манипуляциями было не пронять. Вместо этого Фэнь Ицзю обмакнул кисть в тушь и старательно вывел несколько корявых иероглифов на клочке бумаги. Уши подростка немного заалели: свое имя он научился писать не так уж и давно. И как бы он ни старался... Шисюн Чжунши начал учить его писать в первый месяц, как он стал жить в поместье Бэй. Но, казалось, с каждым исписанным листом непослушные червячки, выходившие из-под его кисти, становились все хуже и хуже. Старая лисица тогда с хохотом заявила, что первый раз видит, чтобы с каждой попыткой чей-то навык только регрессировал. И, несмотря на укоризненные взгляды Бэй Чжунши, гордо повесила самый плохо написанный лист над входной дверью. Эта нахальная бессмертная ведьма бесстыдно заявила, что, увидев такую каллиграфию, все злые духи кинутся прочь, обливаясь кровавыми слезами. Упрямый «учитель» Бэй не прекращал занятия до самого его отъезда, с завидным упорством демонстрируя ему канонное изображение черточек. Однако попытки доказать несостоятельность заключений госпожи Лисинь были разбиты наголову бездарностью ученика. Каракулями Фэнь Ицзю действительно можно было заставить детей плакать, а животных – раздраженно шипеть. Поэтому, закончив выводить иероглифы, подросток особенно придирчиво рассматривал свое творение. Изящный сероглазый соученик уж точно был благородной особой из какой-нибудь семьи с тысячелетней историей. Ицзю совсем не хотелось сразу же оттолкнуть его такой куриной каллиграфией. Тем более он уже умудрился произвести не самое приятное впечатление.

***

Мэн Иньчэнь изо всех сил пытался успокоиться, но подлый румянец (как на зло!) все больше и больше покрывал фарфоровую кожу, а от громкого стука сердца закладывало уши. Ветер, проникавший из открытого окна, обдувал разгоряченные щеки. Слишком взволнованный, он старательно пытался придать лицу и позе рассудительный «взрослый» вид ученика духовной школы. Юноше это и правда удавалось: взглянувшему на него могло показаться, что тот по-прежнему равнодушно изучает пейзаж. На самом же деле перед его взглядом застыло некое бесстыдно улыбающееся лицо. Мэн Иньчэнь с тревогой думал, как всем вокруг видно, насколько он смущен. Подавление эмоций никогда не было тем, в чем юноша достиг успехов. Его еще немного по-детски округлое лицо с большими глазами всегда предательски выдавало всё то, что он чувствовал. Он зажмурился, но назойливый образ, словно бы насмехаясь над ним, стал еще выразительнее. К тому же обладатель этого образа сидел так близко, что они почти соприкасались локтями. В духовной школе Мэн Иньчэнь ощущал себя очень подавленно. Здесь было много незнакомых людей. Он еще никогда не видел стольких детей своего возраста. От этого постоянно кружилась голова и пересыхало в горле. Хотя приезд в Шоужэнь Цзинчжи не был добровольным, юноша втайне надеялся, что это будет шансом наконец-то подружиться с кем-то и начать новый этап жизни. Радостные отец и няня так много и воодушевленно говорили об этом, что он, сам не заметив, тоже стал так считать. Но вскоре эти робкие мечты разлетелись на части. «Те» люди хорошо объяснили: в этом месте он не мог быть просто Су Иньчэнем. Каждую минуту такой, как он, был обязан следить за своим внешним видом, поведением и словами, чтобы не запачкать имя клана Мэн. Завязший в болоте страха ошибок, подросток распекал себя за каждое неловкое движение и болезненно терзался ощущением собственной никчемности. Грязное пятно на белой яшме. Это колоссальное давление, казалось, иссушило его изнутри. От природы стеснительный и ежедневно душимый возложенной ответственностью, Мэн Иньчэнь не знал, с чего начать разговор и как завести дружбу. За эти несколько дней юноша не сказал другим и десятка фраз, проводя все время у окна в комнате за наблюдением покачивающихся от ветра ветвей персикового дерева. Сидя вот так, он мог забыться. Будто бы снова оказаться дома, в безопасности. Подросток отчаянно скучал по их уединенному старому поместью, большому персиковому саду и няниной выпечке. Прожив всю жизнь в глубинке втроем с ними, подросток, не знавший радости и горя общения с другими людьми, вдруг впервые ощутил себя одиноким, находясь в многолюдной духовной школе. Ведь людям вокруг не было до него никакого дела, будто бы он был пустым местом. Мэн Иньчэнь в силу неопытности не догадывался, что из-за старательно поддерживаемого образа «достойного заклинателя» в глазах сверстников он выглядел еще тем высокомерным гордецом, к которому не хотелось подходить. Однако вчера на него упал этот человек. Мэн Иньчэнь никогда бы не подумал, что кто-то вот так среди белого дня мог позволить себе забраться на дерево в благородной школе заклинателей с пятисотлетней историей. Бесстыжий незнакомец был ловким словно дикий зверек, с сильными руками и копной очень непослушных кучерявых волос. Кроме того, у того подростка была смуглая кожа, такая нехарактерная для заклинателей и их учеников, подавляющее большинство которых было из обеспеченных семей, ценивших аристократическую бледность лица и тела. Это все настолько удивило Мэн Иньчэня, что он даже начал первым разговор, на мгновение вырвавшись из тревожного омута. Кто бы знал, что этот чудак тут же с треском свалится сверху, заехав локтем ему прямо по носу. Было больно... и очень освежающе. Ошеломленный юноша оказался прижат к земле и весь окутан чужим терпким запахом пота, тепла и дорожной пыли. С трудом сумев раскрыть слезящиеся веки, Мэн Иньчэнь тут же наткнулся на взволнованное лицо, встретившись взглядом с глубокими, как ночное небо, синими глазами, внимательно рассматривающими его. Это был первый раз, когда он видел чье-то лицо настолько близко. Мэн Иньчэнь опешил. Из-за солнца волосы незнакомого подростка искрились рыжиной, словно бы пылая ярким пламенем. Этот юноша с искренним интересом уставился на него, совсем не думая встать или хотя бы отодвинуться подальше. Охваченный волной неясных эмоций Мэн Иньчэнь в замешательстве замер, не в силах пошевелиться. Опасно. Смятенное сердце Иньчэня металось в груди, как испуганная птичка. Капли пота выступили на бледном лбу, а подлый горячий румянец захватил все тело. Подростку чудилось, что пронзительный взгляд незнакомца вот-вот прожжет в нем дыру. А потом тот нагнулся так близко, что их носы почти соприкоснулись. Мэн Иньчэню показалось, что еще немного, и он прямо тут потеряет сознание от смущения. Еще секунда – и неловко сгорит в огне собственных алых щек. Нет, прямо сейчас возьмет да рассыпется в пепел под пристальным взглядом этого бесстыдного сверстника! Спасительная волна холодного гнева захлестнула плавившееся сознание, торопливо скрывая его стыд и неловкость. – Да что ты себе позволяешь! – звонко вскрикнул Мэн Иньчэнь, и, не рассчитав силу, довольно резко оттолкнул наглого подростка прочь. Словно пытаясь укрыться от растерянного виноватого взгляда напротив, Инчэнь вцепился в свои колени, подтягивая их к резко вздымавшейся груди. Длинные черные волосы разметались по сгорбленной спине, накрывая его шелковым плащом. Задыхающийся волнением ученик Мэн отчаянно пытался успокоиться. Что это? Что это было? Кажется, что стушевавшийся и также раскрасневшийся незнакомец попытался что-то неловко объяснить и даже нашел в траве его заколку. Только вот Мэн Иньчэнь его совсем не услышал. Выхватив заколку из протянутой ладони, он отвернулся и, как перепуганный зверек, трусливо рванул прочь. Только когда юноша добежал до своей комнаты и плотно закрыл дверь, он смог выдохнуть. И тут же вновь задохнуться от накатившей волны самоуничижающей критики. Подумать только! Он накричал на незнакомца, толкнул его и, не сказав ни слова, умчался прочь, как умалишенный. Хотя вообще-то тот юноша и сорвался с дерева из-за его крика. А ведь этот человек мог серьезно пострадать! Кроме того, только такой неприспособленный к окружающему миру дурак, как он, мог так сильно смутиться от близости с другим человеком и надумать себе каких-то непристойностей. Еще и бежать вот так, растрепанным и красным, через весь пик Мацюэ посреди дня, будто ему пять лет. Наверняка кто-то увидел и хорошенько посмеялся, а потом еще и рассказал всем вокруг, как он глуп и нелеп. Мэн Иньчэнь застонал, медленно сползая по стене. И как ему теперь вообще из комнаты выходить и смотреть другим в глаза? Как стыдно! Уткнувшись лицом в колени, он сокрушенно замер. Через затуманенное неприятными чувствами сознание скользнула запоздалая мысль: его форма теперь вся пропахла этим человеком. Зажатая в ладони заколка все еще хранила в себе тепло чужих рук. Ладони Иньчэня всегда были болезненно холодными, и заколка никогда не нагревалась. И почему-то теперь это совсем легкое остаточное тепло заметно тронуло его сердце. Оно ощущалось таким живым, таким приятным, таким близким. Юноша рассеянно подумал, что ему совсем не хочется, чтобы это тепло исчезло. Сегодня он первый раз заговорил здесь с кем-то, сам проявив инициативу, хотя это чуть не привело собеседника к сломанной спине. И все же сегодня в первый раз кто-то чужой, не няня, не отец, прикоснулся к нему. Прикоснулся без надобности, без намерения толкнуть, ударить, обидеть. Этот кто-то захотел посмотреть на него без равнодушия, без обвинения, без злобы. Будто бы он был интересен. Будто бы он был важен. Но Иньчэнь в итоге умудрился все испортить. Печаль затянула сердце подростка унылой пеленой. Угрюмые мысли беспорядочно кружились в голове, навязчиво раня его вновь и вновь. Этот человек... он ведь тоже будет смеяться над ним? Нет, наверное, он разозлится и вообще больше не захочет его видеть и говорить с ним после этого. Как может быть иначе? В эту ночь Мэн Иньчэнь долго не мог заснуть, сжимая остывшую заколку дрожащими ладонями. Он и не думал, что сможет почувствовать себя еще более одиноким, чем во все предыдущие дни. Лишь к утру юноша смог запереть неутихающую боль глубоко в разбитом сердце, пряча опустошенность за благородной маской ученика духовной школы. Однако кто бы мог подумать, что ему сразу же придется столкнуться с тем, кого он больше и меньше всего хотел видеть. Краем глаза он заметил опоздавших соучеников, тут же старательно переведя взгляд в окно. Какое-то неприятное чувство коготками скребнуло сердце, когда Иньчэнь понял, что этот теплый человек пришел не один. Подросток мысленно хмыкнул, давясь ядовитой мыслью: тот второй наверняка не толкал этого человека, не кричал на него, и поэтому сейчас так свободно стоит вот там, рядом. Когда Фэнь Ицзю подсел к нему, Мэн Иньчэнь угрюмо подумал, что это только потому, что мест больше не осталось. Его настроение быстро портилось, погружая подростка в мрачную безнадежность. Все сейчас виделось ему в неприглядном свете. Может... он просто не узнал его? Конечно, вокруг такого светлого человека, несомненно, очень много разных интересных людей. Ну, кому придет в голову запоминать такого, как он, что даже слова нормально сказать не может? А, может, что еще хуже: он узнал его и сейчас сделает вид, что не узнал? – Мы снова увиделись, – теплая рука неожиданно опустилась на плечо Мэн Иньчэня. В забитой навязчивыми колющимися мыслями голове подростка вдруг наступила оглушительная тишина.