Кошмар

Акутагава сидит за столом, глядя на человека напротив. На коленях у него кот. Полностью черный – даже почему-то нос, поэтому два зеленых глаза мерцали в полностью темной комнате, сверля не по-животному умными очами Рюноске. Человек же был сам бледным, худощавым и иссохшим, будто был уже неживым. Сидел он скорчившись, черные волосы сливались с накрывающей его непропорционально большой тенью, и Акутагаве становилось почему-то неловко, глядя во что-то ожидающие от него яркие глаза. Внезапно человек заговаривает, нарушая звенящую тишину, и Рюноске почему-то хочется убежать, но он продолжает сидеть и слушать, не в силах даже двинуть затекшей рукой. — Желаете чая? – Акутагава соглашается, почти не думая. Он сам не знает, почему. На столе тут же появляется почему-то только одна-единственная чашка, и кот странно замурлыкал, запрыгнул с колен человека на стол и, потянувшись всем своим телом с косматой шерстью, осел рядом с чашкой, поедая взглядом Акутагаву. Человек хмыкнул, растянув в жутком подобии улыбки неживые губы. Рюноске поежился, переведя взгляд на кружку. Желание бежать со всех ног и куда подальше усиливалось, но тот по-прежнему не мог совладать со своим телом, пока на него самодовольно смотрел человек. — Пейте, – успокаивающе говорит он, – Чай ведь совсем не горячий, – то ли приказывает он, то ли просит, но Акутагава подчиняется, не в силах противостоять гипнотической силе угощающего, и отпивая из фарфоровой кружки странно холодный красный чай. Кот, заглядывающий до сих пор в глаза Акутагаве, протяжно громко мяукнул, облизнувшись, и Рюноске подавился, выронив кружку из дрогнувших рук. Фарфор с треском разбился на сотни мелких осколков. Во рту стоял отвратительный привкус железа и чего-то гнилого, от чего у Акутагавы свело живот, и он согнулся пополам, зажав рот рукой от поступившей тошноты. Глаза кота сверкнули чем-то недобрым, и тот показал острые длинные зубы, впившись в худощавую ладонь Акутагавы. * Рюноске проснулся со сдавленным криком посреди ночи, ощутив во рту привкус застывшей крови, заволокший пеленой так, что дышать было невозможно; в горле пересохло. Акутагава на негнущихся ногах дошел до ванной, включил свет и встретился взглядом с отражением в зеркале, покрытом разводами: он весь серый, как кафельная плитка, только рот весь в крови от этой чертовой болезни. Акутагава как раз закашлялся, и в фарфоровую раковину закапали капли новой крови. "Поскорее бы всё закончилось", – думает он, с отвращением наблюдая, как напор воды из-под крана смывает кровавые дорожки. * Кот прошелся по столу, спрыгнул и, провожаемый взглядом скрючевшегося человека, который казалось, не менял позы с прошлой встречи, вальяжно проследовал к Акутагаве, по-хозяйски окинул его своим человечьим взглядом и потерся шерстью об его ноги, удовлетворенно мурча себе под угольный нос. — Желаете торта? – поинтересовался человек, сверкнув аметистовыми глазами и отпив дымящийся чай из склеенной после вчерашнего чаяпития чашки. Рюноске, садясь за своё место, только кивнул против своей воли. В горле уже привычно пересохло, он всеми силами хотел отказаться, но щурящийся человек будто бы лишил его выбора, заставляя соглашаться на всё, что дают, вместе с тем забирая и способность двигаться. На сей раз безымяный человек показался ему дружелюбнее, чем в их прошлую встречу. Наверное потому, что тот уже начинал привыкать к визитам Акутагавы каждую ночь. На столе тут же появилось блюдце из белого фарфора с голубой каймой, и человек придвинул его ближе к гостю. — Кушайте на здоровье, – ласково произнес он, и Акутагава взглянул на блюдце. В ней копошились черви, поедая гниющую плоть, двигались белые личинки каких-то насекомых, кружили маленькие мошки. Почему-то он знает, что это человеческое мясо. Возможно догадался по оставшейся на куске "торта" коже с уже проеденными в ней падалью дырами. Акутагава распахивает глаза, чувствуя, что ещё немного, и его вывернет наизнанку прямо тут. — Что с вами, гость мой? – вежливо интересуется человек, а у Рюноске плывет перед глазами. Ему дурно, и он цепляется слабеющими пальцами за края стола, размытым зрением наблюдая, как лицо с неестественно фиолетовыми глазами плавно приближается к нему, и он тихо молвит: – Хотите, чтобы я вас с ложки покормил? – предлагает он, и Рюноске ощущает перед своим носом запах трупной гнили от куска "торта", зачерпнутого чайной ложкой. Такой он чувствовал, впервые попав в заброшенный морг портовой мафии, где распотрошенные тела лежали друг на друге. Он хотел дернуться, призвать способность, сделать всё, что угодно, только не чувствовать, как ногти жуткого человека впились в его подбородок, оставляя на нем ссадины и не чувствовать, как ледяное дыхание касается его лица. Кот протестующе шипит, и человек, недовольно цыкнув, снова садится на своё место, отправив ложку с "тортом" себе в рот. * Акутагава и Накахара после тихого "входите", донесшегося из запертой двери, всё же вошли, продумывая, как проводить переговоры с главой Крыс мертвого дома, пригласившего их на встречу тет-а-тет. В зале, уставленном шкафами с многочисленными книгами, сидел, сгорбившись, темноволосый человек по имени Достоевский, чья тень в кресле накрывала стоящий напротив него журнальный столик. На коленях у Федора спал кот, который с приходом гостей оживился и уставился на Акутагаву, застывшего на пороге, зелеными глазами, бывшими единственным, что было цветным в этом создании. — Желаете чая, дорогие гости? У меня как раз и торт есть, – любезно предлагает Достоевский, а Акутагава нервно сглатывает, приходя в себя, когда кот трётся об его ботинки. — Пожалуй, откажусь, – тихо кашляя, отвечает он. — Мы раньше нигде не встречались? – щурится Накахара, и Федор медленно кивает своим мыслям, поглаживая кота, растянувшегося на столе.