Лилии

Максим Я стал думать об Андрее почти всё время, поэтому, когда я увидел его в студии, подумал, что у меня поехала крыша ещё больше и помимо биполярки прибавилась ещё и шизофрения. — Я на замену украшения. — Понятно. Мы стоим в проходе, и я беззастенчиво пялюсь на него, всё ещё будто не веря. Тело ожидает какой-то опасности, агрессии, но её нет. Он лежит на кушетке, а я, обработав руки и надев перчатки, встаю рядом, понимаю, что меня трясет, когда зажим в руках слегка ударяется об мочку и парень охает. Заменяю оба украшения на точно такие же покороче, уже по привычке отмечаю, что обрабатывали его хорошо, выделений и отёка нет. Андрей не встаёт, я не прошу, клиентов после него у меня нет, и мне приятно его присутствие, несмотря на дичайшую неловкость. Убрав все инструменты и расходники, подхожу к нему спросить, всё ли хорошо. И тут же чувствую его губы на своих, сначала очень нежно, слегка прикасаясь, это что-то совсем невесомое и пугливое, отстраняюсь от Андрея на миг, вижу в глазах надежду, может, даже просьбу, мольбу, но понять, о чём конкретно, не успеваю. Тем более не успеваю ничего сказать, ведь меня уносит в горячий и какой-то отчаянный поцелуй. Он тянет меня на себя. Мы будто едим друг друга, не давая даже на секунду отстраниться, чтоб сделать вдох. Я залезаю к нему на кушетку, фактически нависая над парнем, и очень надеюсь, что она выдержит наш совместный вес. Кабинет закрыт, и он вообще самый дальний в коридоре, но сейчас мне было бы плевать даже если б мы разлеглись у всех на глазах. Андрей прижимает меня к себе всё больше, тянет на себя, держась за футболку, гладит плечи и спину. Мне кажется, я на всю жизнь запомню ощущение его рук на своём теле. Даже если у нас ничего не выйдет, это мгновение я ещё долго не смогу забыть. Мои руки уже залезли под его свитер. Кто вообще носит свитер летом?! Я порву его нахуй, он мешает, он не нужен. Обвожу рукой пупок, поднимаюсь выше и провожу пальцем по соску и слышу тихий, почти нечаянный стон. Всё. Футболка улетела куда-то, наверное, ближе к стратосфере, свитер полетел ещё дальше, надеюсь. Он такой горячий, такой красивый. Цепляясь за мои бедра, Андрей прижимается так, что я чувствую, как его несёт, доказательство ощутимо упирается мне сначала в живот, потом в грудь, когда я веду языком от его кадыка до ширинки брюк. Чувствую, как он пытается ухватиться за мой ёжик, но волосы слишком короткие. Обратно возвращаюсь к его губам. Чувствую вкус железа, не разберусь кто из нас всё-таки переборщил с зубами, а потом чувствую его руку на ребре и будто бьёт током. Я просто замираю и почему-то ничего не могу сказать. Встаю и, найдя футболку, выхожу, не смотря на него, но зная, что он лежит и ничего не понимает. Андрей Что-то я вообще нихуя не понял. Я что-то сделал не так? Боже, боже. Может, он понял, что не хочет. Хотя его член, который упирался мне в ногу, явно доказывал, что хочет. Может, дело именно во мне? Бред какой-то. Я ничего не понимаю. Лежу на этой долбанной кушетке, всё ещё с разведёнными ногами, между которых только что был Максим. Не могу встать, не хочу. А надо, найти свитер, подойти и оплатить у администратора замену украшения. Чувствую себя виновато, я его поцеловал, тянул на себя, не давая сообразить, может, ему стало мерзко от того, что я его касаюсь. Я выхожу в коридор и хочу пересечься с ним, но знаю, что это не нужно ни ему, ни мне. Еду домой и думаю, что это конец. Я больше не посмею написать ему, больше не посмею посмотреть, позвонить. Мне бы просто понять, что я сделал не так, может, я мог бы хотя бы извиниться, ведь, если быть честным, даже если я не нравлюсь ему как парень, мы могли бы быть друзьями. Наверное, смогли бы. Думаю об этом дома, пока кормлю котов, думаю, пока стою в душе, когда ложусь спать. Летом учителя тоже работают, и мне нужно завтра в школу, но что-то внутри подсказывает, что я приду туда овощем от отсутствия сна. Я не могу не думать о нём, засыпая и просыпаясь. Перед глазами то, что было в студии, его губы у меня на торсе, его глаза, такие горящие, но в то же время спокойные, как штиль на море. Вспоминая это, каждый раз приходится удовлетворять себя, давая организму хоть какое-то, хотя б секундное наслаждение. Меня мучает ощущение незнания, непонимания происходящего. Даже если он этого не хотел, он никак не дал мне этого понять. Да и его желание я видел, чувствовал, слышал буквально в каждом вдохе и выдохе, случайно выроненном стоне. Как так может быть? Как всё так могло закончиться? Ведь он сам меня целовал, он не пытался отстраниться. В мучительных раздумьях проходит ещё неделя. Скоро должен начаться школьный лагерь, и я искренне рад, что не я его курирую. Сегодня суббота, и я сегодня выходной. Просыпаюсь и искренне не знаю, чем себя занять. Тетради проверять не надо, планы и отчеты делаю в будние дни. Открываю глаза и думаю, что нужно сгонять к Илье, он пару дней писал, а я бессовестно игнорировал, полностью уйдя в свою меланхолию. А тут беру телефон и звоню ему, в надежде, что он сегодня не занят и не пошлёт меня нахуй с своими пиздостраданиями. И, хвала богам, хвала демонам, эльфам и котам, что Илья согласился, что я дурак, но он будет рад видеть меня. Коты, кстати, сейчас и являются моим самым большим препятствием встать с кровати, потому что Тиара, черная кошечка, с белым пятнышком на спине и с отсутствием одной половины ушка, улеглась на груди и абсолютное кощунство выгонять её. Вообще, обе мои соседки появились дома после удачно-неудачного выноса мусора. Они обе дворовые, и обеих я подобрал, когда они были уже достаточно взрослыми. Как я понял, девочка, лежащая сейчас на мне, потеряла часть своего локатора в драке с каким-то более сильным существом. А вторая подружка, по кличке Булочка, жмущаяся к ногам и мурлыкающая от того, что сама гладится об мою стопу, прошла через жестоких или просто невнимательных людей, которые, сбив маленькое создание, не удостоились даже довести её до ветеринарки. Когда я только принёс её после операции, она отказывалась питаться и почти не вставала. Зато сейчас ест за пятерых, бегает по ночам, как умалишенная и выглядит, как натуральная булка, соответствуя своему имени, которое я дал исключительно из-за её коричнево-бежевой окраски. Илья встречает громко орущей музыкой, недовольной мордой и запахом чего-то горелого. — Пожарных вызывали? — Ха-ха, смешно, сука. Хотел приготовить нам макароны. Угольки будешь? — А ты на чём их готовил? На керосине? — Да это не макароны сгорели, а сосиски, — на этой фразе захожу на кухню и вижу как раз то, чем мы должны были питаться в этот вечер. Илья садиться за стол и смотрит на меня, ожидая непонятно чего конкретно, но я присел напротив него и просто пытался прожечь в столешнице дыру взглядом. — Как дела с тем парнем? — Каким парнем? — спрашиваю удивлённо, я не говорил ведь про Макса, может, я кретин и забыл, хотя, вроде, нет, не забывал. Про кретина оспаривать не буду. — С тем, с которым ты ходил на концерт, — так, ну пиздец, он нас, наверное, там видел или… ну да, я кретин, говорю же, оспаривание таких фактов просто бессмысленно, он бы в жизни не поверил, что я пошёл туда один, девушки меня не волнуют, а из друзей, ради которых я бы вышел из зоны комфорта у меня только рядом сидящий низкорослый парень. — А, ну, у нас ничего не было, и мы больше не общаемся. Илья хмыкает, встаёт и подходит к холодильнику, берёт две банки пива и возвращается ко мне. — Рассказывай. И тут началось моё увлекательное, трёхчасовое повествование о моих мыслях, чувствах и вообще обо всём, что связанно с Максом. Илья не перебивал и толком ничего говорил, и мне хочется искренне сказать ему за это спасибо, ведь в противном случае, я умер бы от смущения. — Мда, дружище, интересный типаж у тебя, конечно. А чё ты ему не напишешь? Хоть узнал бы, что не так сделал? — говорит друг и смотрит на меня, скорее, как на тупого, чем на несообразительного. — Не знаю, — и я действительно просто не знаю. Я хотел написать, узнать, может, получилось бы поговорить, вот только, вспоминая прошлый «разговор», было чувство, что не во что это не выльется. — Ой, эти ваши, блять, пиздострадания, я не могу. Дай телефон, — он берёт его со стола, потом разворачивает его экраном ко мне, и FACE ID считывает мою абсолютно охуевающую моську, звук клавиатуры, отправки сообщений и телефон снова на столе. Если бы это был кто-то другой, не человек, с которым мы вместе учились в школе, крутились в одной компании, учились вместе весь первый курс, пока его не отчислили, потому что он ебалай, я бы убил того, кто вот так схватил мой телефон. В нём слишком много всего, компромата, дел, воспоминаний. Но это Илья. Я открываю телефон и читаю: Исаев Андрей: «Созвонимся?» Так, так, так, ты че, Илья, я тебя сейчас убью. Я терпеть не могу говорить по телефону, да и не получается у меня это, не считая родни и друга. Все остальные идут нахуй и решать возникшие вопросы в любом доступном мессенджере. Но я не удаляю сообщение, просто пялюсь в экран на надпись «online». Он прочитал. Он печатает. Всё, я сейчас умру. Но сообщение так и не приходит, я проверяю телефон дважды в секунду и всё равно не получаю ничего от него. Наш разговор с Ильёй шёл свободно, у нас никогда не было проблем с взаимоотношением. Он излучал спокойствие и лёгкую агрессию, а я ходячая эмоция, как минимум, внутри, и Илья, наверное, единственный человек, который видел эту мою сторону. Он рассказывает о своей маме, которая улетела в санаторий, о работе и о новой девушке, с которой они познакомились в клубе. И я даже заинтересован, потому что у моего друга явно загорелись глаза. Я засобирался домой ближе к двум часам ночи, нужно кормить котеек. Прощаемся лениво, оба устали и хотим спать, а я всё так же проверяю телефон каждую секунду, в надежде снова увидеть хотя бы «печатает…». Во дворах никого нет, в большинстве окон уже не горит свет, а на улице уже начало светать. Я уставился в телефон и шёл абсолютно погружённый в свои мысли и надежды услышать звук уведомлений или звонка, уже неважно. Дверь в подъезд открывается, но я не захожу, на плечо ложится рука, а я слегка вздрагиваю. Я парень не тощий и даже не худой, но, смотря кто и как будет нападать. Но на меня не нападают, притягивают к себе за талию, разворачивают и целуют. Первой реакцией было оттолкнуть, ударить и бежать, потому что чёрт знает, что приспичит этому идиоту. Но этот идиот узнаётся мною по запаху сигарет и высокому росту. Поцелуй яростный, быстрый и страстный. Он прижимает сильнее, а я будто хочу с ним слиться, но не трогаю, хотя очень хочу. Прикасаюсь к нему только губами. Он отстраняется, смотрит на меня своими серо-голубыми глазами, а у меня ощущение, что весь его взгляд будто имеет дымку, не дающую разглядеть что-то очень важное, тайное в этом взгляде. Я боюсь, что он сейчас уйдёт, снова убежит, закроется, я не хочу его отпускать. Пока его не было рядом, мне было больно, я задавал много вопросов у себя в голове и столько хотел высказать, а сейчас я просто хочу стоять так, молчать и разглядывать каждый прокол в его ухе и знать, что где-то там ниже есть ещё. — Давай поднимемся наверх? — казалось бы, это должен был спросить я, но Макс сделал это быстрее и опять-таки так легко и непринуждённо. — Давай. Максим Его квартира снова встречает меня котейками и уютом. Я знаю, как и куда пройти и, сняв обувь, иду сразу в зал, но не слышу шагов за собой. Оборачиваюсь, а он просто стоит. Беру за руку и тяну на себя. Я не мог ничего ему сказать за то время, что мы не общались. Я не мог оправдать свой побег и боялся рассказывать, почему то место настолько чувствительно. В моральном плане. Я думал о нём, и из головы Андрей вообще уходить не планировал. Вспоминал то, что было между нами в студии, на концерте. Вкус его губ, как чувствуется его кожа в моих руках. В ушах звучал его потрясающий смех, и виделись его глаза, мои уже любимые глаза. Садимся на диван, достаточно далеко, чтобы я начал чувствовать, что его непростительно мало в моём личном пространстве. — Ты хотел созвониться, но я не люблю говорить по телефону, прости… — И поэтому ты пришёл к моему дому? — Ну… приехал. — А, ну это всё меняет, — фразы источают раздражение, но Андрей смотрит с улыбкой, хитрым прищуром, и злости я в нём не чувствую. — Ты зол, наверное. Но мне почему-то важно стало приехать, сказать, что тогда случилось, объясниться, — говорю это с таким напором, что сам удивляюсь тому, как для меня это необходимо. — Говори, — хитрый прищур сменился на искренний интерес и переживающий взгляд. Мне хочется замолчать, снова уйти, но я не имею право так делать. — В общем, когда мне было двенадцать, я начал заниматься тупейшей вещью. Это была глупость, и я понимаю это, я уже почти год не занимаюсь этим, но это всё оставило на мне отпечаток, — вижу в его глазах вопрос. — Я почти никому никогда об этом не говорил, знает очень мало людей, но всё же, тебе я хочу доверить это. Поднимаю футболку и поворачиваюсь ребром к Андрею, параллельно вытянув руку также в сторону парня. По глазам вижу, что он всё понял. Я действительно никому вот так не показывал, я и татуировку-то доверил бить Юле, потому что не хотелось бы, чтоб незнакомый человек разглядывал последствия моих неверных решений. Но Андрей, не знаю даже. Меня к нему тянет. Он вызывает интерес, и, да, для меня это в диковинку. Выныриваю из собственных мыслей только потому, что чувствую, как что-то холодное дотрагивается до ребра. Хочется дернуться, оттолкнуть, но я лишь смотрю, как Андрей, придвинувшись, гладит каждое ребро, чувствую, как нежно касается каждого шрама, и чувствую, что его трясёт. Нас трясёт. Потом он перемещается на запястье, предплечье, плечо. А я окончательно понимаю, что дрожу и тут даже не ясно, происходит это от страха, волнения или возникшего из-за его прикосновений возбуждения. Просто пялюсь на него и прокручиваю каждый возможный сценарий. Как он говорит, что я идиот и посылает нахуй. Как я начинаю видеть в его глазах жалость и сваливаю нахуй сам. Но Андрей решил повести себя иначе, он, блять, никогда не следует сценариям в моей голове. Чувствую и вижу, как он наклоняется к моей руке и целует каждый шрам. У меня их до ужаса много поэтому парень движется медленно, он смотрит мне в глаза, видимо, ждёт реакции, а я понимаю, что нахуй я, походу, не пойду. Я на него сяду или кое-кого посажу.