Ох уж эти детки

Они не были друзьями. Может быть, знакомые, а может, даже приятели по несчастью, но не друзья. Жое было приятно иметь кого-то, с кем можно иногда поговорить в школе, но уж точно не быть для этого человека другом. Кто такие друзья? Те, кто поймет, примет любой, кто не отвернется от тебя, кто будет рядом, даже если весь мир хочет сжечь тебя. Она не хочет никого называть друзьями. Потому что иначе эти люди страдают из-за того, что она не может исправить. Из-за внешности, из-за отсутствия одного родителя, из-за не сильно богатого положения в обществе. Вот и сейчас этот маленький герой страдает, потому что хочет с ней подружиться. После той ситуации прошла неделя, и каждый день папа приводил ее и наставлял ни с кем не ругаться. Никого не бить. Но он не видит, что происходит за стенами школы. Она тогда так и не рассказала полностью, что произошло. Просто молчала на все вопросы. Даже когда к ним приехали дяди Фень Синь и Му Цин. Они были злы так, как не злятся никогда даже на друг друга. Но эта злость не направлялась в ее сторону. Они говорили, что эти «зажравшиеся индюки» совсем поехали крышей, нападать на их племянницу. И тот парень мог бы и сам справиться: — Он, что, не мужик? — прокричал дядя Фень. Тогда дядя Му обнимал ее и говорил, что его парень просто поехавший. Говорил, что надо все равно защищать себя от всяких нападок. — Вот мы когда-то с твоим отцом тоже разругались. Да так серьезно, что прекратили общаться на 2 года. Тогда мой идиот разрывался между нами, и если бы той ссоры не было, не случилось бы... Не важно. Тогда дядя Му не договорил, но увидев страх в глазах папы, Жое поняла, что случилось что-то настолько ужасное, что рассказывать нельзя. Но Жое запомнила этот разговор и к нему она еще вернется. Вот и сейчас Жое помнит, как Эмина задирали и как сейчас ему же чуть ли не в спину плюют, потому что он и так изгой из-за своих особенностей, а тут еще и к такой «особенной» лезет дружить. В тот день, когда он подошел к столу, за которым она обедала и начал рассказывать, что его отец на следующий день попросил его больше не ввязываться в неприятности, Жое даже не успела дослушать. Встала из-за стола и молча ушла в класс. И так было целую неделю. Эмин подходил, здоровался, хотел сесть напротив, поговорить и пообедать вместе, но девочка вставала из-за стола и уходила в молчании. Но сегодня все пошло не по плану с самого начала. Она села за тот же стол, начала обед, а потом услышала, как сзади к ней подходит какая-то девчонка. Жое развернули лицом к толпе и начали спрашивать, что тут забыла сирота. Ее больше трогало, когда такое говорили в присутствии папы. Тот всегда был добр к людям, а они издевались над ним, говоря, что такое чудовище не могло родиться. Что альбиносы быстро умирают. Что в неполной семье вырастают редкостные ублюдки. Но пока папы не было рядом, Жое стойко не обращала внимания на такие «дифирамбы» в свою сторону. Что поделать? Главное, чтобы папа не узнал. — Так чего сидишь тут? Это наш столик так-то, — говорит одна из девушек. Они из параллельного класса. А их родители много денег отдали в школу. — Альбиносы, видимо еще и глухие. Тебе сказали же, проваливай. — Слышу я прекрасно, но вот не вижу, чтобы на столе было хоть где-то написано, что он ваш, — остротам ее учил дядя Му, а нецензурной брани нахваталась у дяди Феня. — Ты чего, смелости набралась? Сказали тебе, свали отсюда. Мы хотим тут обедать. И только Жое хотела еще раз съязвить этим девочкам, как за спиной улышала того, кого избегала вот уже неделю. — Курицы раскудахатались. Стол не ваш, и принадлежит он школе, поэтому пока вас не сбросили в аквариум пираньям — проваливайте. Эмин был тут. Эмин все слышал. Жое встала из-за стола, молча убрала свои вещи в сумку и собралась уходить, как в ответ ей с желчью бросили: — Вот так бы сразу, уродина. И она бы пропустила это мимо ушей, но краем глаза уже видела, кто не пропустит. Эмин, ничего не говоря, просто бросил в эту девочку целый помидор. А после стоял с таким лицом будто готов был убивать на месте. — Моя подруга красивее вас всех тут вместе взятых, помойная крыса. И тогда Жое не выдержала. Подошла к этому мальчику и дала хороший подзатыльник. — Кто тебя просил влезать? Кто просил лезть в это? — Жое сейчас была зла на Эмина, и злость ее переходила границы. — Но мы же друзья, друзья друг друга защищают, — мальчик свел брови к переносице, а в глазах виделось непонимание. — Да кто тебе сказал, что мы друзья? Кто? Зачем ты лезешь? Хочешь, чтобы и тебя оскорбляли? Хочешь унижений? Зачем ты лезешь в эту помойную яму? Она знала, что не должна была этого говорить, что должна была держать это в себе. Ведь на себе она это все испытывает не первый год, а он-то только пришел в школу. Еще не подружился со сверстниками, а уже заимел врагов и все из-за нее. — Наорались, сиротки? Один — агрессивный уродец, которого, видимо, растил такой же изверг. А вторая — больная истеричка, выросшая с таким же больным папашей. Правильно мама говорила, что дети без второго родителя рождаются только у идиотов или у шлюх. Девочка поднялась с лавочки, осмотрела себя и ушла. И вот сейчас стало понятно, что второго похода к директору им не избежать. Жое не думая — на стрессе, наверное — взяла Эмина за ворот рубашки и потянула к себе. — Зачем ты это сделал? Ты понимаешь, что твоего отца снова вызовут в школу? И моего папу тоже за компанию. Я тут изгой, меня ненавидят, а ты найди уже себе друзей и не лезь ко мне больше! — она кричала и сжимала его рубашку. А мальчик растерялся. Он не знал, что сказать. Не знал, как поступить, и все, что он сделал, это толкнул ее от себя. Злость бурлила в жилах и сводила с ума. Хотелось высказать, хотелось накричать, но все, на что его хватило — просто уйти. Он не обедал уже неделю. В тот же вечер, когда папа забирал Жое домой, она видела Эмина, который, опустив голову, что-то говорил отцу, а тот стоял перед ним и, возможно, злился. Она тогда держала папу за руку, и его идеальная форма была немного помята, а на рубашке была уже высохшая капля какого-то напитка. Она знала, что он невезучий. Он не умеет готовить. Но ее папа заботливый, сильный, хозяйственный, добрый, и уж его-то улыбкой точно можно было осветить всю планету. Иногда Жое думала, что он не человек, а какой-нибудь бог войны. Небожитель, который может все, пусть и с изъянами. Прямо как в сказках, которые ей читал дядя Ши. И поэтому у такого небожителя не могла родиться такая дочь. — Пап, я ведь страшная да? От этих слов Се Лянь чуть не упал лицом вниз, буквально споткнувшись о свою же ногу. — С чего ты взяла, солнышко? — Я уродина, так еще и больная. Се Лянь опустился перед ней на одно колено и обнял так сильно, что форма безбожно была помята. — Ты самая красивая, самая умная, самая любимая, и ты — моя дочь. Никто не сможет убедить меня в обратном. Жое видела растерянность отца в ответ на свои слова и чувствовала самые любимые и крепкие объятия. — Пап, тогда, раз я такая вся хорошая, кто мой второй родитель? Кто этот человек? Почему мы живем вдвоем? Се Лянь в этот раз опешил. Не мог же он сказать, что она появилась не по любви. Что он жертва буллинга и изнасилования. Что если бы его отец узнал с самого начала, то его любимая дочь не появилась бы на этом свете. Что когда Се Лянь узнал о том, что ждет ребенка, захотел только одного — не дать никому узнать и унести с собой в могилу и эту чистую душу. Он обнимал свою любимую дочь так крепко и так отчаянно, что казалось, отпусти Се Лянь ее сейчас, то все снова станет кошмаром. Снова он будет задыхаться на той веревке и ждать смерти. Он снова будет ненавидеть сначала тех уродов, потом свою любимую дочь и, в конце концов, себя. — Солнышко, когда придет время, я обязательно тебе все расскажу. Просто сейчас ты еще слишком мала. Она видела в глазах папы боль. Чувствовала, что объятия становятся все крепче, что все тело папы трясет. — Тогда могу я задавать вопросы, пока не настанет то время? — Конечно, солнце. — Это мужчина или женщина? Се Лянь задумался лишь на долю секунды, не припомнив в той компании ни одной девушки. — Мужчина. — Хорошо, он же не какой-нибудь космонавт или военный, которого убили? Он рад бы и посмеяться. Сказать, что такие истории придумывают тем, кто изменил или заделал ребенка и убежал, но тут все хуже. Се Лянь даже сам не знал, от кого из тех уродов он понес. — Конечно нет, солнышко. И он знал, что в скором времени придется рассказать ей всю правду. Что Жое слишком смышленый ребенок и может догадаться сама, тем более если кто-нибудь еще намекнет на этот случай или расскажет, не зная всей правды. — Ангел, сегодня пятница, и нас ждут в дедушкином кафе. Хочешь, пойдем туда или останемся дома? Жое скучала по бабушке и дедушке, а по всяким вкусным блюдам, которые готовил их повар, она скучала еще больше. — В кафе, но сначала переоденемся дома. И дальше шли они вместе домой, держась за руки. *** Эмин выдержал нападки той сумасшедшей девчонки, в которую кинул помидор. Он выдержал тихий гнев отца у машины, а когда краем глаза заметил Жое и ее папу, просто не выдержал. Он пытался стать ей другом. Пытался наладить общение. Она показалась ему хорошей, но после сегодняшнего происшествия он не хочет видеть ее злость, обиду или что там она пыталась ему донести. Отец вместе с ним поехал в офис и все время хмурился, глядя на дорогу. — Вот кто тебя просил такое делать? Это уже второй раз. Что с тобой случилось? Эмин молчал и не хотел, чтобы отец вносил свою лепту в этот хаос. Он уже не маленький, ему целых 6 лет, и дяди его учили стоять за себя с четырех лет. Дядя Хэ даже пытался научить его вскрывать замки, но пока не вышло — до этого все же нужно дорасти. — Эмин, ответь, что у тебя там в школе происходит? Почему ты уже второй раз у директора? Тебе школа не нравится? Тебя перевести в другую? — Нет! — выкрикнул мальчик быстрее, чем мозг подумал, что кричать. — Не надо переводить. Просто это несправедливо. Они обзывают ее, унижают, говорят о ней плохо. За спиной или в лицо, но она все терпит. — Кто она? — Не важно. Просто надоело, что я хотел с ней подружиться, а она не хочет этого, потому что меня якобы смешают с мусором, потому что с ней так себя ведут. Вот скажи, ты бы как поступил? Хуа Чен смотрел на своего сына в стекло заднего вида и не понимал, о ком он говорит и в кого он такой, черт его дери, умный? — Ну если человек не хочет общаться со мной, потому что не хочет этого — я отступил бы. А если это по причине, что другие будут делать мне так же, как с тем человеком, то я бы, наверное, пытался действовать аккуратно и защищать этого человека не на его глазах, а в стороне. Так о ком же ты? В этот момент Эмин так сильно погрузился в свои мысли, что не смог вовремя закрыть рот. — Жое. — Та девочка с которой вы толкали тех парней? — Не толкали, а били. Потому что эти идиоты кричали на всю округу, что мы сироты, что мы уродцы и что Жое больная, а она вообще-то... И тут он понял, что сказал сильно лишнего. Они стояли в этот момент на светофоре, и Эмин видел лишь часть его лица, но по ней было понятно, что Хуа Чен удивлен. Еще с минуту молчание прервало отцовское "мда~а". — Значит, все-таки дрались. Не толкали, а дрались. — Да, дрались. — И повод был? — Мы же тогда в кабинете сказали, что те обзывались и пытались отобрать у меня обед. Когда они обзывали меня и перешли на Жое, она не выдержала, видимо, и с двух ног влетела в одного из пацанов. Ты бы видел, как это было круто. — И только потому что это круто, ты решил с ней подружиться? — Нет, я просто будто родную душу почувствовал. Вспомнил, что мне говорил дядя Хэ, когда про вас рассказывал. Что в драке лучше всего находить друзей. — Больше с карасем ты не разговариваешь. Учит моего ребенка невесть чему. Эмин уже хотел начать извиняться, говорить, что перепутал. Что говорил ему это кто-то другой, что дядя Хэ ни при чем, но увидев, как отец еле сдерживает смех, улыбнулся. Но его тревожило не только поломанное знакомство с Жое, но и то, что сказала сегодня та девчонка. — Отец, а почему так плохо относятся к тем, у кого один родитель в семье? Хуа Чен сначала оглянулся на сына, потом повернул к офису и только на стоянке начал говорить. — Потому что общество наше считает, что у людей, не имеющих метки на шее, неважно, альфа или омега, — кроме бет, конечно же, — не может родиться ребенок. Что если это произошло, то ребенок родился либо в семье, которая развалилась, либо у ветреных людей. — Ветреные люди, это какие? — Которые живут не с одним человеком, а с несколькими. Эмин немного задумался, но видел, что отец не собирается выходить пока из машины, поэтому задал вопрос, который сам пришел к нему во время этого разговора. — Это те люди, которых называют шлюхами? — Эмин, бл... Господи. Откуда ты таких слов нахватался? — Та девчонка, которая получила помидором в платье, сегодня так назвала папу Жое и тебя. Они назвали нас сиротками, а потом сказали, что дети без второго родителя рождаются только у идиотов или у шлюх. Хуа Чен скривился от таких слов. Он точно знал, что именно он тут все в одном лице. А вот про папу Жое... — Эмин, один родитель это разве плохо? Вот я родился в семье, где два родителя, а смысл? Меня и сестру с братом любила только мама, отец ненавидел нас всех. Он не любил своих детей, бил, издевался, пил и сходил с ума. В итоге твоя бабушка ушла после одного несчастного случая, потому что она точно своих детей любила. Так что иногда один родитель это уже хорошо. Хуа Чен обернулся к сыну, который был темнее тучи. — Эмин, это... — Какая она или он? Ну, второй мой родитель. Хуа Чен лишь задумался над вопросом сына и ответил абсолютно честно, без прикрас. — Это она, и я не знаю, какая она. Тогда я был слишком молодым, чтобы запоминать своих девушек, и часто их менял, а потом появился ты, и больше всего мне хотелось заботиться о сыне, а не о каких-то девушках, — Хуа Чен остановился, чтобы перевести дух, и продолжил. — Тогда я ушел на свободу. Думал, что мне надо куда-то выплеснуть эмоции. Искал девушек и парней, которые могли бы мне помочь, и вот спустя 11 месяцев на пороге появляется девушка и отдает мне тебя в руки. Он вспоминал этот день, как будто он был вчера. Это был его личный кошмар наяву. Вот он открывает дверь своей съемной квартиры и видит девушку с ребенком на руках. Минут 30 назад ушла другая девушка, а он хотел помыться, выпить кофе, выкурить сигарету и пойти рисовать. И вот девушка на вид его возраста протягивает ему ребенка. Говорит, что это его. Что она проверила ДНК, благо училась с ним в одном универе, и достать такое можно было спокойно. Это его ребенок, и ей он не нужен, так что либо пусть забирает, либо она сдаст его в детский дом. Хуа Чен тогда не поверил, но бумажка, которая оказалась у него в руках, вмиг отрезвила его голову. А когда он поднял ее обратно, девушки уже не было. В его ногах, прямо на полу, лежал конверт с ребенком, а из подъезда слышно было только стук каблуков. В тот день он напился, а проснулся только когда услышал громкий плач со стороны кровати и увидел маленького ребенка на ней. — Вот так. Она после этого ни разу не появилась в нашей жизни. Да, было тяжело тебя растить, ты ведь постоянно плакал, а когда начали расти зубы, все пальцы мне искусал, даже шрам остался, — Хуа Чен рассмеялся, вспоминая те моменты с трепетом в душе. — Было сложно, но мне помогали тебя воспитывать, заботиться о тебе, и теперь я не представляю своей жизни без своего самого лучшего сына. Молчание Эмина затягивалось, и его отцу уже хотелось спросить, о чем тот думает, но не успел он открыть рот, как Эмин задал, наверное, самый смешной и при этом отвратительный вопрос. — Отец, получается, ты шлюха? — Эмин, бл... блин. *** Когда они поднялись в офис, Эмина встречали уже уставшие лица работников и не менее уставшие Хэ Сюань и Инь Юй. Они оба любили его до припадка. Пройдя со своим другом и огонь, и воду, и старые подворотни, и кровавые реки их врагов, и боль в душе каждого из них, думаешь лишь об одном — они семья для Хуа Чена и для его сына. — Кстати, хулиган, я тут тебе Nerf привез, как обещал, но ты сегодня плохо себя вел, так что я его сьел, и сегодня ты играть не будешь, — как бы невзначай сказал Хэ Сюань, отворачиваясь к окну и закуривая сигарету. А Эмин просто смотрел на его спину и думал, что пусть он поступил плохо, но он поступил правильно. — Что вообще случилось-то? — вмешался в разговор Инь Юй. И мальчик не стал скрывать. Рассказал, как есть и как было. Как пытался подружиться и как его дружбу отвергли. — Она на самом деле хорошая, но просто не хочет, чтобы меня тоже обзывали, — оправдывал Эмин свою подругу. Да, он решил бороться за дружбу. Потому что предлог «чтобы тебя не равняли с мусором» — бред. Он сильный мальчик. Он просто так не сдастся. — А обзывать тебя начали, потому что твой отец... Не успел Хэ Сюань продолжить, как в него уже летит поролоновая пуля из любимой пушки. Хуа Чен просто решил напомнить, что если тот начнет ругаться матом при ребенке, тот его убьет. Но это лишь было объявлением войны. Взяв другую пушку из шкафа и видя, как Хуа Чен стремительно убегает из кабинета, Хэ Сюань решает его не жалеть. Так, бегая по этажу, мимо работников и кабинетов, они играючи стреляли друг в друга, попутно выкрикивая привычные оскорбления. — Ну же, Карась, ты же служил в армии, почему так плохо стреляешь? — Я служил на корабле, мы там не стреляли, но хотел бы спросить, почему ты так хорошо стреляешь, если не служил, дьявол. И за этим зрелищем следили Эмин с Инь Юем, который гладил мальчика по голове. — Эмин, зачем ты пытаешься подружиться с той девочкой? — Она крутая, и мне кажется, что с ней мне бы хотелось дружить так же, как папа с вами. Инь Юй на эту фразу промолчал. Только задумался в очередной раз, в кого Хуа Эмин такой смышленый. *** Тем же вечером они вчетвером все же решили сходить в то кафе, которое открыл какой-то генерал и которое с каждым днем становилось все популярнее. Уже будучи внутри и садясь за ранее забронированный столик ,Эмин увидел в другом конце зала Жое и ее папу. Еще там был тот шумный мужчина, который в тот раз вошел в кабинет вместе с дядей Хэ, и еще двух мужчин. Все они выглядели, будто боги сошли с картин. А если осмотреть их столик, то есть только одно ощущение — тут сидят демоны. Самые настоящие демоны и маленький демоненок. Вот им принесли свинину Шанси для отца, лапшу Ляониндля Хэ Сюаня и пельмени цзяодзы для Инь Юя. Эмину же заказали Юннаньскую лапшу и лимонад. Все эти блюда были вкусными на вид, но видя, что Жое такая грустная сегодня, Эмин не выдержал и попросил отца заказать фэнлису ). Когда все блюда стояли на столе, а отец отвлекся на разговор с друзьями, Эмин незаметно схватил песочные пироженки в форме фонариков и пошел к столу Жое. Он переживал, хмурил брови, но шел так, что никто бы не усомнился в его решительности. Уже подойдя к их столу, мальчик остановился и ждал, пока его заметят. Потому что отец учил, что прерывать чужие разговоры нельзя. Он так и стоял бы дальше, если бы папа Жое не обратил на него внимание. — Ох, Эмин? — Да, господин Се. Меня зовут Хуа Эмин, и я принес Жое подарок в знак того, что я понял ее слова, но от своего решения не отойду и буду считать ее своим другом, даже если ей это не нравится, так как на мнение нелюдей мне все равно, а Жое круче любого, кто когда-либо встречался мне в жизни. Прошу Вас передать ей подарок, потому что она скорее всего не захочет меня видеть, и также передать, что я и дальше буду приходить на обед к ее столу, потому что без нее не вкусно кушать. Эмин готовил эту речь для нее, но был рад, что перед глазами господина Се не опозорился и не стал мямлить. А все почему? Правильно, потому что его отец бы не оценил такого. Он-то обладал просто дьявольским красноречием. В момент, когда Эмин закончил и поставил пирожки перед Жое, за столом воцарилось молчание. И только заметив это молчание, он осознал, что сказал это все прямо перед всеми взрослыми, которые сейчас были слишком ошеломлены таким поворотом событий. — О Господи, какой прелестный малыш, — замахал руками тот громкий дядя. — Привет, я дядя нашей прекрасной принцессы — Ши Цинсюань, а это, — Ши Цинсюань показал на двух мужчин рядом с собой, называя их имена и указывая на каждого из них, — тоже ее дяди, Му Цин и Фень Синь. Когда этот шумный мужчина закончил, Эмин повернулся к Жое и увидел, как она покраснела ушами. — Ты не говорила, что у тебя такая большая семья, — поворачиваясь обратно к дядям Жое, мальчик поклонился им. — Прошу меня простить, я не знал, что вы ее дяди. — Кхм, Эмин, подскажи пожалуйста, что ты тут делаешь один? Где твоя семья? — спросил господин Се, явно переживая за ребенка, который почему-то оказался один в таком переполненном людьми кафе. Не успел Эмин и слова сказать, как он услышал, что к нему сзади кто-то очень быстро идет, и он скорее всего знал, кто. — Эмин, мать твою рыбешку. — Господи, зачем ты ушел из-за стола? — Эмин. Отец всегда очень сильно выделялся среди этой компании. Даже сейчас он назвал его лишь по имени и не больше, а мальчик уже знал, что скорее всего его дома ждет наказание за то, что потрепал отцу нервы. И нет, Хуа Чен не бил его никогда, не ставил в угол, не кричал, не ругал и даже не забирал вещи. Нет, он заставлял его убираться без музыки, как они привыкли вдвоем, писать прописи, смотреть с ним занудные передачи про животных. Он не ругал, он сначала с ним разговаривал, они обсуждали поступок, а потом определенное наказание. Вот после вызова к директору школы из-за драки, они обсудили, что руки распускать нельзя. Что стоит обсуждать все словами и желательно делать так, чтобы человек захлебывался желчью, но не мог ничего ответить против. А руки нужны для искусства, для науки, для работы, но не для драки. Поэтому наказанием стало не использовать руки целый день на выходных. Базовые потребности — сходить в туалет, помыться, зубы почистить — можно пользоваться руками, но остальное — как угодно, но без рук. И вот сейчас Эмин уверен, что после разговора о сегодняшнем случае и этим побегом, ему скажут, что он должен есть только овощи и фрукты, а за побег — посмотреть с отцом документалку про похищение детей. Он знал, что отец сейчас схватит его на руки, извинится за его поведение и уйдет, но он не ожидал, что за его спиной будет стоять Жое. Когда успела? — Пожалуйста, господин Хуа, не ругайте Эмина. Он всего лишь пришел меня угостить и извинился. Хуа Чен и остальные двое уже стояли у стола и смотрели на эту смелую девочку. И ладно бы она одна встала защищать беглого чертенка, так нет же, встал и ее папа. — Господин Хуа... — Хуа Чен, — поправил Се Ляня отец Эмина. — Хуа Чен, не сердитесь на Эмина. Он правда подошел извиниться и угостить Жое. Не знаю, что произошло конечно, но он был очень искренен. Не ругайте его, он не со зла убежал. Эмин был шокирован больше тем, что его защищает чужой человек, чем тем, что сам сказал минуты две назад. — Да, господин Хуа, не стоит так сердиться на сына. Он же хорошее дело сделал, а вы сразу на него так налетели, — открыв веер, проговорил Ши Цинсюань, смотря в глаза кому-то рядом с отцом. — Да и ваши спутники могли бы не ругаться на мальчика. Поступил он по совести, хотя не совсем понятно, почему извинялся. Жое сильнее любого парня, и если Эмин сделал ей больно и теперь извинялся, то он очень смышленый ребенок. — А чего вы на меня смотрите, молодой человек? Я вообще-то его дядя и имею право злиться, так как переживаю за Эмина не меньше его отца, — слишком холодно ответил Хэ Сюань. Жое обомлела и повернула Эмина лицом к себе. Тот был невозмутим, но понимал, что от документалки точно не уйдет. — И кто еще тут говорит про большую семью? Мои дяди мне не родственники, но пусть даже не по крови, они мои дяди, а у тебя, оказывается, у самого есть дядя. — И не один, — Эмин указал на тихо стоящего Инь Юя, который был не менее зол на выходку мальчишки, но старался все же не лезть, а потом объяснить спокойно ребенку, что такое делать не стоит, и сначала лучше сказать о своих намерениях, — Вот он тоже мой дядя. Его зовут Инь Юй, он не родной дядя, но он самый умный и один из лучших отцовых друзей. Рядом с ним, тот что во всем черном, Хэ Сюань, он не родной по крови и так же, как Инь Юй, один из самых лучших друзей отца. Они вдвоем лучшие друзья отца, и им я доверяю так же, как отцу, поэтому они мои дяди. А также у меня есть Хуа Цян — он старший брат отца и альфа, как отец, но всегда такой слабенький, и Хуа Мэй, сестра отца. Она такая сильная, но она омега. Прикинь, как круто? — Круто, — глаза Жое засветились золотом, а улыбка растянулась до ушей. — У меня есть из родных только двоюрный дядя Ци, он омега, как папа, но ты бы слышал, как он может изворачиваться в красноречии. Дети делились такой незначительной, но такой необычной для них самих темой. Темой, где вроде везде есть дяди и тети, а родитель всего один. И тут эти самые родители вместе с дядями стоят и смотрят на увлекшихся детей. — Эмин. — Жое. Одновременно сказали Хуа Чен и Се Лянь, от чего подняли друг на друга взгляд и, немного зависнув на своей волне, все же решили оттащить детей друг от друга. — Так, Эмин, в школе наговоритесь, пошли за стол. — Жое, нужно покушать. Они снова сказали это одновременно и уже слышали, как их друзья едва сдерживают смех. — Господин Се, прошу прощения за происходяще, но нам надо докормить этого чертенка и отправиться домой, — вежливо сказал Хуа Чен, немного краснея ушами от такого странного стечения обстоятельств, и поклонился другому мужчине. — О нет ,не стоит. Все хорошо, Эмин хороший мальчик, — немного смущенно проговорил Се Лянь. — Поднимитесь, пожалуйста. Хуа Чен наконец-то поднялся, обворожительно улыбнулся, показывая клычки, и тут же замер, услышав голоса детей. — Пап, ты красный. — Отец, у тебя уши покраснели. И в этот момент дяди со стороны Жое и со стороны Эмина не выдержали и очень громко рассмеялись.