Ох уж эти детки

Оглушительная тишина квартиры слышна даже через сон, который так не хотелось отпускать. Лишь лучик света пробивался сквозь шторы, проходясь по подбородку и давая понять, что утро уже наступило. Надо встать, приготовить покушать и собрать Жое в школу. Это её новый учебный год. Она растет так быстро. Объятия Морфея не хотят отпускать даже когда сквозь дрёму слышен тихий звук открывающейся двери, а в комнату на цыпочках входит его любимая дочь. Тихо и медленно подходит к кровати и толкает в спину, чтобы разбудить. И сейчас так хочется улыбаться, потому что рядом такой... — Ангел, ты ли это спустился ко мне, чтобы открыть глаза этого смертного и показать красоту? — захватывает руками девочку восьми лет и сжимает в своих объятиях. — Папа, ты мне форму помнешь, — выкрикивает дочка, начиная брыкаться и щекотать мужчину. — И вообще, вставай уже давай. Ты давно проснулся. — О нет, мой ангел меня не любит и просит оторваться от подушки. Как мне жить? — уже отпуская прекрасное создание из рук говорит в подушку мужчина, делая вид, что эта фраза буквально ранила его в сердце. А ведь он уже не молодой так-то, 25 лет топчет эту землю. — Па, если ты не встанешь, я уйду без тебя, — топая своей прекрасной ножкой говорит девочка. И как ей отказать? Она ведь права. Уйдет и забудет такого молодого папу. Горестно в сердце. Главное теперь точно определиться, молодое все же сердце или ему пора уже на пенсию. Встав с кровати и погладив прекрасное создание по голове, мужчина идёт в ванну, где спокойно приводит себя в порядок и готовится к новому дню. К 9 надо быть на плацу. Невесело усмехаясь своему отражению в зеркале, мужчина вспоминает те нелегкие дни, когда пошел служить в армию, потому что никуда не брали больше, да так и остался там. Выйдя из ванной, он встречает уже не просто ангела, а божество, что складывает учебники в красивый рюкзак и ведёт себя совсем как взрослая. "Вырастет красавица, всех Альф гонять будет". — сказала когда-то его мама. Жое тогда было три годика, и она уже имела прекрасную шевелюру. "Прямо как у меня когда-то" — задумался мужчина, глядя на дочку, которая пытается уложить волосы в красивую прическу. — Солнце мое, давай я уложу тебе волосы? — Давай, только не как в прошлый раз. Дядя Ши ругался, потому что руки у тебя годны только людей в пол кидать и автомат держать и что после того как ты себе волосы укоротил, ты вообще забыл что значит прическа, — жаловалась девочка, в то время как папа уже садился сзади неё и расчесывал гребнем прекрасные белые волосы. "Альбинос." — сказали тогда ему в палате. "Больна ваша девочка. Может оставите её? Вы же ещё молодой." — говорили наперебой врачи. А он что? Оставил. Только не им, а себе. Не важно ведь. Альбинос? Ладно. Астма? Бывает. Молодой, чтобы родить ребенка? Ну, это уже не вам решать. Главное, что любимая дочь. Главное, что живая после всего, что было в его жизни. Главное, что улыбается ярче солнца, а об остальном он позаботится. "Ну как же вы без альфы-то жить будете?" — сказал ему педиатр на первом осмотре. Как-как? Кверху... Как-нибудь прекрасно например? Да, в одного тянуть трудно. Но есть родители, есть друзья, есть он сам, в конце концов. Он справится. Расчесав волосы и завязав аккуратный пучок на голове дочери, Се Лянь встал и направился в спальню, где на вешалке давно ждёт форма. Он не военный. Так, рядовой служащий. Без образования выше не продвинется. Да и природа его прямо говорит, что выше того, что уже имеет, он не пойдет. Сейчас он работает в архиве при армии. Разбирает бумажки и помогает то бухгалтерии, то отделу кадров. Главное, что там альф почти нет. Все либо беты, либо омеги, как он. Никто не лезет, никто не трогает. Сейчас, надев выглаженную форму, он отправляется завтракать вместе со своей принцессой. Она ведь ждёт. — Па, ты как всегда красивый, — говорит Жое и кушает кашу, которую сама же и приготовила. И вроде надо испугаться. Как так? Сама? В 8 лет? Кашу готовит? А все куда прозаичнее. Он не умеет. А если приготовит, то вместо еды у них будет несварение желудка. А это куда хуже, чем самостоятельная девочка. Се Лянь садится рядом. Ест с удовольствием и понимает, что пусть лучше так. Что так он счастлив. После завтрака, обмазывает девочку кремом от загара, надевает берет на её голову и военную фуражку на свою, когда они выходят в этот опасный и противный мир. — Па, мы на метро, правильно? — Да, дочка. — Па, а тебе не жарко в форме? — Нет, дочка. И так до самой школы. Потому что интересен ей этот мир. Ей интересен весь мир. Она сильная, красивая, умная, умеет когда надо ответить словом, а когда — делом. Она знает границы, знает про личное пространство, знает, что такое лишение, и знает, что такое одиночество. Она прекрасный ангел в руках несуразного папы. И он будет ей благодарен всегда за то, что она родилась, и за то, что не дала сделать отвратительный шаг. Возле школы уже столпилось огромное количество детей и их родителей. Се Лянь в последний момент целует дочь в щеку и говорит, что у неё все получится, что он ею гордится и верит в неё. А потом замечает темно-красную, как вино, машину и мужчину рядом с ней. Он облачён в красный, почти малиновый костюм. Под пиджаком черная рубашка, расстегнутая на первые три пуговицы. Он высокий, видно издалека. На лице глазная повязка, которую не скрывают короткие волосы. Мужчина если не ровесник, то точно младше самого Се Ляня. Может на год или два. И точно альфа. От него сквозит уверенностью и немного раздражением. Он будто кого-то ждёт, чтобы забрать отсюда или уже привез и ждёт чего-то другого. Да, красив. Да, загадочен, но пока это все, что хоть как-то выделяет его среди других. Сейчас главному папе на планете важна лишь его яркая, ослепляющая всех вокруг звезда по имени Жое. Он только краем глаза замечает, что к тому мужчине подбегает совсем маленький мальчик. Сколько ему? 5? 6? Но видно, что он копия отца. Маленький мальчик отбирает у папы сумку и, что-то сказав, убегает в сторону школы. Видимо, младшие классы. Как мило. Се Лянь уже разворачивается, чтобы поспешить на работу, но спиной чувствует чей-то взгляд в свою сторону. Ну и ладно. Мало ли, бывает. Многие удивляются, увидев его в форме и думая, что он прямо-таки самый настоящий военный из всех военных. Но им и не надо знать, что этот самый военный перебирает бумажки и пишет, пишет, пишет. ****** Этот день мог бы начаться хорошо. Мог бы, но не начался. Все было как всегда. Будильник не прозвенел, внутренние часы разбудили через полчаса после последнего будильника. На душ пришлось потратить пять минут вместо пятнадцати. Завтраком стали бутерброды и кофе в капсулах. Одеться три минуты, а уложить волосы всего минуту, благо подстригся нормально, а то как в молодости тратить на волосы больше двадцати минут было бы кощунством. И уже стоя перед дверью молодой отец понимает, что забыл. — Эмин бл... блин! Крик разносится по квартире. Из одной комнаты слышно, что что-то упало. Скорее даже кто-то. Дверь распахивается, и в её проёме появляется заспанный и взъерошенный мальчик. Черные волосы по плечи сейчас торчат в разные стороны, а гетерохромные глаза смотрят с ужасом и беспокойством. Отец часто кричит, но именно на него редко. — Отец? Что случилось? Ты куда? Сколько времени? — беспокойство в голосе буквально выбивает молодого папашу из колеи. Злился он ровно минуту назад, а сейчас винит себя в том, что не разбудил сына по-нормальному, как положено хорошему родителю. Как положено адекватному отцу, а не ублюдку. — Фух, прости Эмин. Мы просто опаздываем, а мой будильник не сработал. И я собрался, а потом... — Вспомнил, что забыл сына? — прыснул со смеху ребёнок, одетый в пижаму с цветами и ножами. "Очень красивая пижама, для такого красивого мальчика" — сказала бы мама, увидь своего внука в таком виде. "Убери цветочки, и получится нормальная пижама. Зачем она ему вообще? В трусах спят нормальные парни" — ответил бы матери отчим, и был бы неправ по всем фронтам. Пижама, особенно из хорошей ткани, всегда удобнее, чем жмущие трусы. А надевать семейники это что-то на старперском, как сказал бы брат. — Генерал, сколько у меня есть времени? — встаёт ровно, будто настоящий военный, отдавая честь от пустой головы. — Чему тебя только учит этот несносный дед? — прикладывая руку к лицу, тише проговаривает мужчина и, цокнув языком, соглашается на игру. Ведь учить играючи намного приятнее, чем орать как резаный или бить ничего не понимающего ребенка. — Ладно, младший лейтенант Эмин, у вас есть ровно, — взгляд опускается на запястье, где как обычно висят самые первые часы, которые он себе смог позволить с продажи картин. — Ровно 15 минут на полные сборы. Я пока приготовлю вам бутерброды и упакую, что найду в холодильнике, на ланч. Время пошло. Команда отдана, и вот маленький дьяволёнок бежит в свою комнату, на ходу снимая пижаму и вытаскивая из шкафа форму. Благо она поглажена отцом вчера. Надеть форму — ровно 3 минуты. Галстук на резинке: отец всегда говорил, что пока ты мал, надо привыкать к удавке, которая не задушит. Больше времени уходит на волосы. Расчесать, завязать, уложить. Всего четыре минуты от двенадцати. Значит, на еду, сбор портфеля и обувание — 8 минут. Он справится. Всегда справлялся. 2 минуты — сбор портфеля. И не забыть сумку с формой. Все нужные вещи вытащены в коридор, ботинки поставлены перед дверью. 4 минуты на бутерброды с чаем. Посуда на потом, а сейчас главное успеть. Всего две минуты осталось. За них обуться, уложить форму, надеть портфель на плечи, взять сумку с формой и дождаться, пока отец положит обед на сегодня в портфель. Ровно пятнадцать минут. — Учишься на глазах, боец, — усмехается мужчина и поправляет сыну галстук. Дверь за ними закрывается. Лифт спускает их на первый этаж. Там главное поздороваться с консьержем. Ведь отец учил, что надо быть вежливыми к тем, кто работает как надо. Правда, сам не всегда выполняет это правило. — Садись в машину, и не забудь пристегнуть ремень, а то я тебя знаю, — говорит мужчина, снимая машину с сигнализации. Эмин показывает отцу язык и запрыгивает в красную машину сразу на свое место с детским креслом и пристегивает ремень безопасности. Отец садится за руль, заводит мотор и отъезжает от дома. Впереди первый учебный год. Первые знакомства, первые оценки, первые друзья. Все эти мысли прерывает звонок телефона, на который молниеносно отвечает мужчина. — Ченджу, где тебя черти носят? — крик бьёт по барабанным перепонкам. — Привет, дядя Юй. Отец проспал, и я вместе с ним, мы спешим в школу. Прости отца, — кричит Эмин со своего кресла на всю отцовскую машину, от чего мужчина за рулём аж дёргается. — Да, Инь Юй, мы проспали, едем в школу, через полчаса буду на месте. — Во-первых, привет Эмин. Когда-нибудь твой отец получит леща. Во-вторых, какие полчаса, Хуа Чен?! Открытие нового казино сегодня, а бумаги разбирает Хэ Сюань, который мне уже весь мозг съел. Где-то со стороны слышится протяжный вой и фраза, к которой часто прибегает Хэ Сюань: "Где это чёртово бедствие? Когда приедет, я его сожру". — Инь Юй, я приеду, чуть опоздаю. Ну войди ты в мое положение. У сына первый день в школе, ну проспали немного, чего кричать-то? — возмущается Хуа Чен, пока ведёт машину. — И вообще, вы мои замы, разве без меня никак? А Карасю передай, что я не не помещусь даже в его бездонном желудке. — Господи, я помощник, а он юрист, какие мать твою замы? — Не ругайся, ты на громкой. — Господи, просто давай быстрее, чертила. — голос доносится откуда-то издалека. — Хорошо, полчаса, обещаю. Все, сбрасываю. В машине снова тишина, заглушаемая только звуком двигателя. — Отец, а что такое "мать твою"? Мужчина, ведущий машину, чуть не бросает руль от такого вопроса. — Эмин, блин, не ругайся. Это нельзя говорить детям, не достигшим восемнадцати лет. И вообще, мы почти на месте. Подъезжают они прямо к воротам школы. Лишь бы успеть. Мальчик отстегивает ремень безопасности, хватает рюкзак, кричит отцу дежурное "до вечера" и убегает к лестнице быстрее Молнии МакКвин. Только проводив ребенка взглядом, мужчина замечает, что тот забыл сумку на заднем сидении. Выйдя из машины и забрав сумку, Хуа Чен быстро набирает номер сына и, облокотившись о борт винно-красной BMW, говорит быстро прибежать и забрать форму. Сбрасывая звонок, Хуа Чен осматривает детей и родителей, пришедших с вместе с ними. В толпе можно заметить множество мамочек, папочек и полноценных семейств. Взгляд ненароком падает вправо, где на расстоянии метров 5-7 стоит мужчина в военной форме. Рядом девочка, лет восьми-десяти прощается и целует в щеку. Глаза цепляются за то, что девочка альбинос. Это не странно, нет, просто необычно, как и гетерохромия у его сына. Сам отец девочки выглядит шикарно в своей военной форме. Короткие волосы спрятаны под фуражку, глаза карие, скорее всего. Отсюда не сильно видно. Высокий, но скорее чуть ниже самого Хуа Чена. Телосложение из-за формы видно плохо. В плечах не кисейная барышня, но и не пловец на дальние дистанции. Плечи просто чуть шире какого-нибудь доходяги, талия узкая, ноги, видимо, чуть полноватые или подкаченные. В общем, по всем параметрам военный. Невесело усмехнувшись, Хуа Чен отворачивается и ещё с минуту ждёт своего сорванца, который, подойдя, забирает сумку, говорит спасибо и убегает обратно. Все это время он чувствует на себе чужой взгляд, но, оборачиваясь по сторонам, не видит, от кого же это почувствовал. А тем временем глаза снова натыкаются на мужчину в форме, который уже развернувшись спиной уходит от школы в другом направлении.