Судьба/Торжество после гибели

"Однажды влюбившись, мы приобретаем непревзойдённую способность заниматься самообманом."

Рюноскэ Акутагава

На следующее утро, когда рыцари выполняли свой долг - обучали фехтованию, охоте и привычке к седлу пажей, молодых ребят от десяти до тринадцати лет, в чём им нередко помогали оруженосцы, а чаще и полностью замещали обленившихся или обрюзгших рыцарей. В это время решился важнейший вопрос войны - откуда достать солдат. Бан и Борс, два сильных воина в годах, проиграли бой Пендрагону и следуя честному слову написали письма с печатями к своим вассалам с приказом снарядить по двадцать кораблей с пятью тысячами воинов и приплыть к устью Хамбер. Возник вопрос, кто же поплывёт в далёкие земли с приказом и как оставить войско необнаруженным. Словно бы ожидая этого вопроса из лепестков полевых цветов появилась Мерлин и пообещала Пендрагону сотворить чудо и за пять дней довести войско из далёкой Галлии прямиком к Эборакуму. Вистан, предвидев вмешательство Мерлин, тут же посоветовал королю отправить с ней сэра Вильгельма, обосновывая тем, что вне границ Британии придворному магу может грозить опасность. Простым кивком король дал согласие, но Мерлин затаила возмущение на щитоносца... От первого лица - Вистан Корабли снаряжают в плавание, а сэр Вильгельм вернулся с докладом. "Я вернулся, мастер Вейн, как вы поживаете без своего верного вассала, я вижу необычную бледность в вашем лице, возможно, я могу вас как-то помочь?" "Вильгельм, могу тебя поздравить с новыми доспехами и где ты взял меч, что на твоем поясе? Помню, отец опоясывал тебя другим..." Этот меч принадлежал тому рыцарю, значит Вильгельм должен был выполнить мой приказ. Варажение Вильгельма приняло маску печали, так похожую на грустного клоуна, что я едва не засмеялся: "К великому сожалению, сэр Ульфиус не пережил тягот путешествия... Когда мы прибыли к портам Галлии, на нас напали римляне, в неравной битве доблестный сэр Ульфиус оставил мне своё единственное имущество: доспехи и острый меч, желая лишь того, чтобы я выполнил приказ короля". "Надеюсь ты нашёл священника, что прочёл бы реквием по доброму христианину?" "Мастер Вейн, я никогда бы не оставил душу без заупокойной мессы, я взял тело сэра Ульфиуса и нёс его до святейшего из всех монахов..." - словно бы святой со страдальческим лицом он опустил голову. Прекрасно, значит король Клаудас принял послание и только ждёт момента, дабы атаковать земли Бана и Борса... "Мой добрый друг, Вильгельм, не забудь помянуть павшего о оставить свечу, если сможешь вновь очутится у его могилы..." "Конечно же, мастер Вейн, в память о славном рыцаре я продам всё своё снаряжение и попрошу священника петь заупокойную десять дней подряд". "Иди, мой друг, отдыхать, тебе предстоит еще одно плавание" - я похлопал его по плечу и он с поклоном удалился. Из распахнутого окна в замке виднелась чистая ухоженная церковь Святой Марии Магдалены, и воздухе повеяло ароматом сирени. Я упал на колени, сложил ладонь на ладонь и тихо зашептал: "Святая Мария Магдалина, прости меня, ибо я грешен, но не за свою душу я молюсь тебе, но за раба твоего, Вильгельма, и рабу твою, Мерлин, что дьяволом порождена, сопроводи их в страну далекую и верни обратно невредимыми, проследи за душами их, ибо семя порока в них глубоко зарыто и уже даёт свои всходы..." "Хм, и этот грешник молится за других?" - Мерлин, что стояла за мной всю молитву, решила высказать своё «фи». Я закрыл глаза и повернул к ней голову с полуулыбкой: "Мерлин, ты боишься внимания всевышнего?" Она поморщила носик на вопрос и встала спереди меня: "Зачем ты послал Вильгельма со мной?" Как только она подошла я потянул её за руки, сажая к себе на колени. Знакомый аромат леса, цветов и сладостей щекотал нос, белая шелковая ткань мантии, расшитая золотом, оставляла прохладу на кончиках пальцев... Мир потерял краски, принося уверенность в способности выстоять перед очарованием, и я взглянул в округлые фиалковые глаза Мерлин: "Я удивлён, великая волшебница, пророчествующая рождение великого короля, не знает мыслей обычного щитоносца..." Мои пальцы проникли мимо её мантии, поглаживая и щекоча теплую трепетную талию... Она обхватила ладошками свои щёчки в притворном смущении и с видом скромницы прошептала: "Ах, этот щитоносец служит великому королю, конечно же он не может быть простым..." "Краска на твоем лице - напиток, стоящий превыше амброзии и любого бахусового зелья, - Истома и слабость минорными нотами поселились в моём голосе. - Но я влюблён в бесчувственную куклу, а не в игру кукловода..." Мерлин уступила скрытой просьбе; перестала игриво ёрзать талией, отбросила маски игривости и заинтересованности и лик её стал подобен греческой скульптуре божества - олимпийское безразличие, блаженная безмятежности. Тум-тум-тум-тум-тум-тум. Пунцовые горячие губы приняли мой поцелуй, длившийся не больше секунды: "Мерлин, ты видишь будущее, предал ли я в нём короля и смог ли я отказаться от твоей красоты?.." Её глаза медленно закрылись и веки задрожали, как во сне. Вся комната покрылась розовыми, лиловыми, фиолетовыми цветами, казалось, и луна лишь для них окинула драгоценный свет... Десятки минут цвели фиалки и васильки, ветви сирени обвили всю мебель, а не её лбу выступили капельки пота. «Сикстинская мадонна» Рафаэля, «Пятая симфония» Бетховена, «Андрей Рублев» Тарковского, «Божественная комедия» Данте. Есть ли произведение, совершеннее колдовства, чуда, тайны перед моими глазами? Кончиками пальцев я сорвал фиолетовый клематис, обнял Мерлин крепче и заправил цветок ей за ушко. Постепенно Мерлин приоткрыла глаза: "Я видела, что ты не предашь..." - уголки её губ приподнялись искренней радостью, необычайной для демона, необыкновенной для её обычного выражения. "Тогда я не стану тебя задерживать, моя кукла..." Скрип. Дверь закрылась. Могу ли я надеятся, что обманул суккуба сердечной страстью?.. Она ушла с улыбкой, но осталась ли эта улыбка, когда она вышла за порог?