Дᴏᴧᴦий ᴨуᴛь дᴏʍᴏй

      Она очнулась. С трудом приподнявшись на локтях, Алиса Кингсли обнаружила, что лежит на холодном полу. Она огляделась по сторонам, ещё плохо понимая, где находится. Последнее, что она помнила — это то, как уснула глубокой ночью в покоях замка Белой королевы…       Высокое окно, от которого шёл сквозняк и обдувал её длинное ночное платье, большие и дорогие картины на стенах, письменный стол из тёмного дерева, около него красивые стулья с обивкой и огромное зеркало в позолоченной раме, рядом с которым покоилось множество туалетных принадлежностей — всё это сразу предстало перед взором ошарашенной девушки. Алиса в одно мгновение поняла: она дома. В своей комнате. В Лондоне.       Рывком вскочив на ноги и не желая верить тому, что видит, девушка в страхе и панике пробормотала:       — Не может быть… Нет… Нет!       Затем она нервно заломила дрожащие руки и запустила их в взлохмаченные волосы, диковато озираясь. Не желая больше находиться в этой злополучной и, не смотря на веющую от окна прохладу, душной комнате, Алиса молниеносно выбежала в коридор.       Ничего не замечая вокруг и шатаясь, девушка судорожно хватала ртом воздух. Перед глазами танцевали красные огни и плыли чёрные круги, а сердце так бешено колотилось, что казалось, оно вот-вот выпрыгнет из груди. Упираясь об стенку, она шла вперёд, с трудом переставляя ватные ноги и пытаясь прийти в себя от потрясения, вызванного этим внезапным и необъяснимым возвращением обратно, которое всё же настигло её, как бы она не отгоняла непрошенные, назойливые мысли о нём.       Случайно задев маленький декоративный столик, Алиса уронила стоявший на нём графин с цветами. Он с грохотом разбился, все осколки разлетелись по ковру и паркету, а вода разлилась, образовав большую лужу. Девушка со всхлипом упала на колени, не боясь намочить белоснежное одеяние или порезаться об острые частицы фарфора.       Спустя некоторое время на шум прибежали две молодые служанки, с удивлением уставившиеся на горько плачущую Алису, небрежно подбирающую рассыпавшиеся по полу цветы лилий и гортензий вместе с обломками расколовшегося сосуда.       — Мисс Кинглсли, не надо! Поранитесь! — Всплеснув руками, пискнула одна из прислужниц и подбежала к девушке.       Аккуратно придерживая её под локти, девица повела Алису обратно в спальню, попутно распоряжаясь:       — Дебби, сейчас же прибери здесь!       Затем она озадаченно спросила:       — Бедняжка, что же вас так расстроило? Никак дурной сон привиделся?       — Нет! — Роняя слёзы с раскрасневшегося лица и грубо отстраняясь, в отчаянии закричала Алиса, с ужасом и отвращением понимая, что её хотят отвести в ту комнату, которую она видеть не может. — Оставьте меня, прошу! Оставьте! Вы ничего не знаете! Ничего…       Сотрясаемая безудержными рыданиями, девушка медленно осела на пол. Неожиданно в её голове, как наяву, громко и обвиняюще прозвучали слова:       «— Дᴀʙᴀй ᴨᴏдуʍᴀᴇʍ ᴏб ϶ᴛᴏʍ ɜᴀʙᴛᴩᴀ. Иᴧи ᴋᴏᴦдᴀ-нибудь ᴇщё, ᴋᴏᴦдᴀ дуʍᴀᴛь ᴏб ϶ᴛᴏʍ будᴇᴛ иʍᴇᴛь ᴋᴀᴋᴏй-ᴛᴏ ᴄʍыᴄᴧ» — Говорила Алиса.       «— Будь ᴨᴏ-ᴛʙᴏᴇʍу. Тᴏᴧьᴋᴏ ʙᴏᴛ, бᴏюᴄь, ниᴋᴀᴋᴏᴦᴏ ᴄʍыᴄᴧᴀ ʙ ϶ᴛᴏʍ ужᴇ нᴇ будᴇᴛ» — Отвечал он.       После секундной паузы, безразлично глядя перед собой, она зло и обречённо прошептала, не обращая никакого внимания на то, что её не понимают:       — Ты был прав… Вот и настал тот момент, когда смысла в этом уже нет…       И громко, пронзительно закричала от невыносимой душераздирающей боли, захлёбываясь в собственных слезах и пугая не находящих себе места от такого буйства эмоций, к которому они не привыкли, окружающих.       — Ну, как она? — С тревогой поинтересовалась леди Хелен, теребя лёгкую шаль, накинутую на плечи поверх ночной рубашки.       — Повода для беспокойства нет, миссис Кинглсли, волноваться не о чем. — Ответила престарелая женщина, вот уже много лет покорно служившая этой многоуважаемой семье. — Мы настояли на том, чтобы ваша дочь приняла успокоительное на травах. Сейчас она спит. Бедная девочка, должно быть её очень сильно измотало ваше морское путешествие, которое так долго длилось… Иначе я не могу найти объяснения этому досадному для нас всех нервному срыву. Навестите её сегодня ближе к вечеру.       Почтенная дама кивнула, и служанка удалилась. Хелен ещё немного постояла у дверей комнаты Алисы, о чём-то размышляя, затем направилась к себе. Зайдя в спальню, она увидела, что на циферблате старинных часов стрелки показывают без двадцати шесть. Обычно её день начинался с половины восьмого утра, но леди Кингсли уже не ложилась в постель. Ей было не до сна.       Целый день переживая за дочь, она пришла к Алисе вечером, как ей и порекомендовали. Хелен застала девушку одиноко сидящей на помятой кровати, крепко обхватившей колени руками и потерянно глядевшей куда-то в пространство опухшими и красными от слёз глазами. В её комнате все окна были занавешены тёмными шторами, и горели маленькие свечи, что создавало загадочную, но крайне мрачную атмосферу.      Нерешительным шагом приблизившись к спальному месту, женщина медленно опустилась с краю кровати. Жалостливо посмотрев на несчастную, она осторожно спросила:       — Родная моя, что стряслось?       Алиса перевела на неё такой жуткий взгляд, от которого миссис Кингсли стало не по себе. Покачав головой и запустив руку в уже донельзя спутанные волосы, она очень тяжело выдохнула и снова заплакала.       Хелен несмело протянула руку к плечу убитой каким-то неведомым ей горем дочери, но тут же убрала её, боясь сделать только хуже. Её материнское сердце болезненно сжалось. Она не знала, чем может помочь своему ребёнку, если может помочь вообще. Сколько миссис Кингсли себя помнила, Алиса хоть и делилась с ней тем, что было у неё на душе, но она всегда что-то утаивала, не желая говорить до конца, что с ней происходит. И снова эта недосказанность, снова замалчивание чего-то действительно важного…       Огорчившись осознанием этого факта, женщина начала от обратного:       — Это из-за твоих снов, которые всё никак не дают тебе покоя?       Девушка отняла руки от лица и пристально посмотрела на мать, замерев. Она не знала, сдали ли это её, словно натянутые до отказа струны, нервы, или ей не хотелось больше молчать, но сказала, как на духу:       — Это не просто сны… Это целый мир, мама. Настоящий, волшебный мир. И он существует… Это не выдумка и не фантазия. — Слёзы градом катились из её карих глаз. — Никогда не думала, что скажу это, но прошу, поверь мне…       — Я тебе верю. — Спокойно сказала Хелен.       Алиса судорожно всхлипнула. Женщина заботливо убрала волосы с лица дочери.       — Милая, я поверила тебе ещё тогда, в больнице. Когда… — Миссис Кингсли скривилась, будто увидела перед собой что-то весьма неприятное. — Хэмиш тебя туда отправил. Ты была так напугана чем-то и о ком-то шептала… Я не знаю, что это за мир, в который тебя так тянет. Но то, что он существует, у меня уже сомнений нет.       Девушка ошалело уставилась в сторону, пробормотав:       — О ком-то шептала… Ну конечно, о Шляпнике…       — Прости?       — О Шляпнике! Мама, это бесподобный, исключительный человек! — Алиса нервозно схватилась за руки женщины и крепко сжала их, желая сполна донести до неё свои чувства к безумцу из другого мира. — Таких, как он, больше нет. И не будет никогда…       Миссис Кингсли сочувственно смотрела на дочь, тёмные заплаканные глаза которой несообразно сверкали при тусклом свете свечей.       — Ты любишь его? — Спросила она.       — Больше своей жизни. — Прозвучал тихий, но твёрдый ответ.       Они долго, старательно пытались разобраться в том, как Алиса, их неповторимая, милая Алиса, могла так просто попасть в Подземье и так просто из него исчезнуть. И никто не находил ответа. Вечно паникующего МакТвиспа отправляли наверх, в тот мир, откуда пришёл их бравный воин, но кролик испуганно раз за разом заявлял, что ему больше не удаётся проникнуть наверх, как он без всяких сложностей и преград делал это раньше.       Тогда Белая королева принялась за чтение всевозможных старинных книг, которые хранились в её огромной библиотеке. Но и там она ничего не нашла. Все попытки были тщетны. В отчаянии она обратилась к всесильному Времени, но он тоже не дал ответа, удивляясь, с его же слов, «поразительным махинациям этой девчушки в перемещении», что было произнесено им с довольно язвительным и колким тоном.       Что касалось же Шляпника, он не отходил от Мираны ни на шаг, следуя всем её указаниям, когда ей требовалась помощь в расследовании, если всё это муторное и однообразное копание днями и ночами за пыльными полками и бесконечное, уже всем донельзя осточертелое перелистывание пожелтевших страниц можно было так назвать. Несчастный ничего не ел и ни пил, его дивный зелёный цвет глаз сменился на тёмно-янтарный, и теперь в этих глазах, под которыми появились чёрные синяки, бушевало столько раздражения и горечи, что на них смотреть было больно.       Вся семья Терранта сильно переживала за него, время от времени кто-то из Цилиндров приходил ко дворцу Её величества (в котором безумный мастер временно и поселился) и надеялся услышать хорошие новости о том, что всё в порядке, что всё благополучно разрешилось. Пока Мирана деликатно беседовала за дверями библиотеки с теми, кто к ней являлся, Террант в каком-то необъяснимом для него самого бессилии и страхе бежал прочь через другие выходы, не в силах видеть кого-либо из родных.       В один из таких дней, когда к Белой королеве пожаловала чуть ли не половина его семьи, Шляпник вылетел из помещения, словно пушечное ядро, и помчался в покои, где он обычно приходил в себя, стоя на обширном балконе и вдыхая свежий бодрящий воздух. Но тут он, не заметив излюбленное место, прошёл мимо и попал в другую комнату, дальше которой хода куда-либо не было. Террант увидел громадное зеркало, которое стояло у стены, освещаемое тусклыми лучами солнца, пробивавшимися сквозь тяжёлые, плотно задёрнутые оконные портьеры. Медленно подойдя к нему, он презрительно оглядел своё отражение, которое отчётливо показывало, насколько плохо мужчина выглядел. Но его мало волновал собственный внешний вид. Шляпник думал совсем о другом. О том, как Алиса надолго покинула его, уйдя через волшебную зеркальную призму.       — Ушла. Исчезла. И сейчас тебя здесь нет… — Мёртвым голосом произнёс он.       Затем, простояв несколько секунд в некоем остолбенении, он схватил со стоявшего рядом стола канделябр и в ярости швырнул его в зеркало.       — Почему же тебя здесь нет?! — С долго сдерживаемой и вырывающейся наружу злостью рявкнул Террант, глядя на то, как стекло в одно мгновение потрескалось и со звоном разлетелось на тысячи маленьких кусочков.       Тяжело дыша, он схватился руками за голову, в которой немыслимым круговоротом завертелись самые разные мысли обо всём, что было связано с его Алисой… Её карие глаза и нежные руки, её ласковый голос и весёлый смех, её золотистые волосы и сладкие губы… Все его поцелуи с ней, все прикосновения, все моменты, начиная от того, когда он увидел её первый раз совсем маленькой несмелой девчушкой шести лет, заканчивая той прекрасной дамой, что с такой любовью смотрела на него, когда он вручал ей шляпку перед их расставанием… Расставанием…       Волна огромной душевной боли нахлынула на Шляпника с невообразимой силой, вызвав у него сильнейшую мигрень. В глазах резко потемнело, и он зашатался. Из последних сил цепляясь за сознание, безумец попытался схватиться за что-нибудь руками, чтобы не упасть, но не успел. Уже не владея собой и своим телом, мужчина лишился чувств, провалившись в крепкие объятия темноты.       — Ему всё хуже… — Беспомощно перебирая лапками, тихо отчитался МакТвисп, когда Белая королева подошла к дверям покоев, где находился Террант, придя в себя спустя несколько долгих и томительных часов для тех, кто ждал, когда он очнётся.       Безумный мастер пусто глядел перед собой, изредка спрашивая себя вполголоса, где же его Алиса. На всех, кто к нему приходил, он смотрел затравленно, выжидающе, даже укоряюще. Его и так уже далеко не огненные волосы всё больше меркли на глазах, а глаза, будто ставшие стеклянными, почернели.       Посмотрев сквозь узкую щель между дверью и стеной на Шляпника, уже совсем на самого себя не похожего, Мирана опечаленно пробормотала:       — История повторяется…       Изрядно нервничающий кролик сдавленно ойкнул, бегая невольно опущенными вниз красными глазками из стороны в сторону. Задумчиво глядя словно сквозь него, королева после некоторой паузы сказала:       — В таком случае, у нас больше ничего не остаётся, как прибегнуть к крайним мерам.       С этими словами она развернулась и поспешила прочь, пока Мактвисп старался за ней успеть, попутно вынимая из кармана своего синего пиджачка маленькие, но громко тикающие часы.       Настежь распахнув высокие дубовые двери, Мирана Мрамореальская решительным шагом вошла в огромную кладовую, где на полках и в шкафах хранилось бесчисленное множество всяких баночек и скляночек, пробирок и котлов, трав и жидкостей, а также прочих необычных ингредиентов и интереснейших вещиц. Всё это было предназначено для ничего иного, как зельеварения и даже, по совместительству, врачевания. В этом деле Белая королева была настоящей искусницей и невероятной умелицей, способной сотворить очень многое. Этот талант с самого детства был при ней, и Мирана всеми силами стремилась направить его в правильное русло, что у неё с успехом получалось.       — Что же вы собираетесь делать, Ваше величество? — Испуганно озираясь вокруг, спросил кролик.       — Семья Шляпника — Это неотъемлемая часть его жизни. Если бы он забыл про них, у него всё равно бы рано или поздно возникли бы вопросы, где же все его родные. Ведь было бы странно, если бы он постоянно был один и даже не пытался найти причину своего одиночества. Именно поэтому я не смела прикасаться к тому, что здесь находится, когда нужно было спасти всех Цилиндров. — Сгребая в одну горстку все сосуды и пузырьки, объясняла королева. — С Алисой всё совершенно иначе. Исчезни она не только из его жизни, но и из его памяти, ничего не поменяется.       — Неужели вы хотите сварить зелье Забвения? — Хватаясь за сердце, охнул МакТвисп, уже готовый свалиться в обморок от услышанного.       — Оно не будет слишком сильным. Чувства Шляпника к Алисе останутся прежними, но он не будет точно знать и понимать, к кому их испытывает. Соответственно, он больше не будет так мучаться. Когда любишь без памяти, даже не осознавая, кого так любишь, будет ли жизнь уже так тяжела и немила? Уверена, что нет. А если наш бравный воин снова вернётся в Подземье, то наваждение развеется, и он снова её вспомнит. Настоящая любовь пройдёт и не через такие испытания, я знаю. Нужно просто в это верить.       После всех великих сокрушений, после всех горьких слёз, которые были пролиты на подушку во время бессонных и изматывающих несчастную девичью душу ночей, после всех незаметных поездок к поместью к Лорда Хэмиша, где была та самая нора, с которой всё и началось, и которая теперь оказалась ничем не примечательной, обычной кроличьей норой, по размеру больше не вмещающей в себя взрослого человека, после бесконечного глядения во все зеркала в собственном доме, которые только там были, и после неустанно повторяемых про себя немых и настойчивых мольб, к Алисе Кингсли пришло понимание того, что в Страну Чудес она уже не вернётся.       После этого до безумия мучительного осознания постепенно появилось тихое, скромное смирение. Но не отчаяние. Девушка принялась за краски и акварель, днями и ночами вырисовывая всё то, что она увидела в том несравненным ни с чем на свете сказочном мире. Дивные картины, которые у неё получались, она хранила в большом альбоме, а затем для её восхитительных художеств понадобилась целая коробка.       Алиса была не в силах снова отправиться в новое плавание. Отказавшись от должности капитана, она в скором времени невообразимо сильно поразилась тому, насколько правильным было её решение. Столкнувшись с проблемой, связанной со своим здоровьем, девушка сначала не придала ей особого значения. Но вскоре необъяснимая слабость и сонливость, постоянное недомогание и начинавшаяся по утрам, словно по какому-то расписанию, тошнота, забеспокоили не только Алису, но и её мать. Обратившись к врачам, девушка с изумлением узнала то, о чём она могла подумать только в самую последнюю очередь, и что вызвало у неё непередаваемое состояние шока и потрясения: она ждала ребёнка.