Искупление. Мика Белл III

«Знаешь сынок, я всегда знал, что ты не отличаешься ни умом, ни бандитской хитростью»- Мой дед начинает в очередной раз с издёвкой пилить моего отца очередным пустым разговором, что закончится либо дракой, либо попойкой, в зависимости от того, сколько у нас денег сейчас и далеко ли салун. «Но назвать своего сына – “Мика”»- Продолжил он –«В то время, как и тебя и твоего отца зовут тем же именем, так это надо обладать особым дегенеративным складом ума»- Дед сплюнул коричневую, от жевательного табака, слюну и щуря один глаз, в ожидании уставился на “Мику Белла младшего”. Мой отец приподнялся с матраца, оперившись на правый локоть и с таким же выражением лица уставился на “Мику Белла старшего”. Смотрели они так друг на друга с минуту, после чего мой отец сказал: -«Так, а чего ты, старый осёл, меня-то в свою честь назвал, это тоже путаницу создаёт не меньше». Дед оскалился в кривой улыбке и ответил: «Я назвал тебя в свою честь, так как думал, что ты вырастишь человеком достойным, а то и более лучшим нежели я. Это была, так скажем, акция снисходительности к будущему тебе, ибо если бы ты вырос благодарным человеком и тебе хватало бы ума брать всё то, что родители кладут тебе на блюдечке – то может быть, мы и не сидели тут, меж двух палаток, сходя с ума от голода, без банальной возможности развести костёр, из-за страха, что нас заметят». Дед набрал воздуха, и пока отец ещё не успел осмыслить вышесказанное продолжил: -«Не понимаешь, причём тут заявленная мной «акция снисходительности»? Я отвечу. Если бы, как я уже сказал, взял всё то, что мы с мамкой давали тебе тогда, когда тебе было столько же лет, сколько и твоему старшему отпрыску сейчас, то спустя время люди услышав имя “Мика Белл” представляли бы усатого владельца ранчо, или даже владельца шахты, с таким состоянием, что женщинам было бы всё равно даже на твои жирные бока, выпирающие из штанин. Но сейчас, когда люди слышат это имя, они думают лишь о том, за какую голову они получат больше – мою или твою. Знаешь, всё же твоему первенцу намного больше подходит моё имя, нежели тебе, его я считаю полноценным преемником и продолжателем своей славной фамилии и гордого рода. Жаль, что второй, младший, больше в тебя вышел, такая же пустоголовая тряпка.»- Закончив говорить, дед с пренебрежением фыркнул, достал свою флягу и начал жадно из неё пить, смотря куда-то в сторону. Отец опустил взгляд, нахмурил обожжённые брови и что-то еле слышно пробурчал. Мика Белл старший резко на него повернулся, заулыбался и произнёс: «Что, даже не пошлёшь меня? Правильно, твой маленький, пастуший мозг должен сначала раз десять переварить всё мною сказанное» Отец поднял голову и уперев кулаки в колени ответил: -«Многовато в тебе смелости как для еле стоящей на ногах рухляди» Он опустил руку в карман и достав сигареты продолжил: «Знаешь старик, коль тебе так нужно ссаное ранчо или шахта, можем прогуляться за соседний холм - вскопаешь землю и начнёшь рыть карьер». У деда вытянулось лицо, и он открыл почти беззубый рот, дабы что-то ответить, но мой папа, резко встав, с размаху ударил его ногой в подбородок. Белл старший повалился на землю, нелепо растопырив ноги в стороны, а Белл младший подошёл к нему и надавил ногой на горло, после чего дед захрипел. На губах у него пенились кровяные слюни, а сам он, в этот момент выглядел до невозможности жалко. «Вот он, самовоспроглашенный ганслингер и вместе с тем - гансфайтер, гроза запада и всей Америки, так и не побывавшая ни в единой дуэли». -: Ехидно произнёс мой отец. Каждое слово он произносил с сильнейшей ненавистью и в тоже время – удовольствием. «Однако ты староват для своих дальнейших приключений, а всю свою прыть, если она и была, давно растерял» -: С этими словами он убрал ногу с его горла и пяткой выбил револьвер, который достал дед из своей кобуры. Старый, но потому по-особенному красивый револьвер из черного металла с дорогой рукояткой, украшенной резьбой, отпрыгнул к моим ногам. Помню, дед часто про него рассказывал, но ни разу не говорил откуда он у него появился. Даже мой отец не знал, потому что с его слов: «Старик однажды пришел вечером, что редкость, да к тому же абсолютно трезвым, что редкость ещё большая, а в руках он держал своё новое оружие, сжимая его так сильно, что пальцы у него были белыми как мука. Денег у нас, тогда как обычно не было, так что купить он его не мог, а находились мы в такой глуши, что у жителей того захолустья ружья охотничьего не было, не говоря уже про такой револьвер. Весь день Белл старший просидел в своём кресле, не выпуская из рук свой трофей, а на утро слёг со страшнейшей горячкой, однако за всё время болезни, он так и не выпустил его из рук, держа так крепко, что даже с большой силой вытащить его было нельзя». Теперь то, что дед ценил в своей жизни больше всего, даже больше всех денег в мире и своей длинной, седой бороды, лежало прямо передо мной. «Ну-ка, подойди сюда, наследник великой фамилии.»- С ухмылкой сказал мой отец. «Возьми этот револьвер и подойди попрощаться со своим дедулей.» Я медленно приблизился к ним обоим. Отец выхватил оружие из моих рук, открыл барабан и высыпал отдута все патроны, кроме одного и вручил револьвер обратно мне. Я с опаской взял его. Вдруг, папа схватил меня под руки и приставил свой нож к моему горлу. «Знаешь сынок, наш старичок всегда был человеком принципиальным. Он всегда меня учил тому, что даже самого дражайшего тебе человека можно и нужно оставлять позади, если тот не успевает идти наравне с тобой.» Я попытался вырваться, но он сжал меня ещё крепче, а нож прорезал мою кожу и из раны на шее начала капать кровь. «Так вот, как я сказал, вернее твой дед мне сказал -от слабаков нужно избавляться. Когда твоя мамка родила нам двух девочек, твоих сестёр, она была в очень, очень плохом самочувствии. Поначалу, я думал пойти и скинуть девочек в ближайшую канаву, дабы избавить нас от лишних ртов, сам подумай: разве баба может нормально стрелять, а уж тем более грабить наравне с нами? Однако потом, я понял, что уж они нам пригодятся. Например, когда подрастут, можно сдать их в бордель, чтобы они отстегивали нам часть своих заработанных денег, а уж если повезёт – выдать их за муж за каких-нибудь идиотов, дабы те смогли нам поспособствовать в обретении нового жилища. Только одна была проблема: слишком истощена была моя жена, дабы выходить дочерей, потому, когда в её грудях кончилось молоко, я связал её, погрузил на лошадь и скинул где-то в лесу, на поляне. Но ничего, девочек удалось вскормить и козьим молоком.» От всего услышанного мне стало невыносимо. Я видел маму в последний раз, когда мне было лет шесть, да и то, я запомнил её бледной, худой и прикованной к постели. В тот день, когда она пропала, отец сказал, что отвёз её лечиться в особенную больницу, которая находится далеко-далеко в крупном городе и куда нас не пустят, ибо уж слишком обтрёпанными и бедными мы выглядим. Я хотел снова увидеть её, в каждом сравнительно большом городке, где мы останавливались, я надевал свою лучшую одежду, что бы меня не приняли за бедняка и спрашивал у прохожих, где находится больница куда не пускают нищих. Никто так и не дал мне ответа. Потом, вся моя приличная одежда пропала: отец её или выкинул, чтобы я прекратил донимать людей и привлекать к нам лишнее внимание, что смертельно опасно для бандитов, или он её продал, дабы купить себе пару бутылок коньяка. Даже так я не потерял надежды и всё равно выходил на улицу с одним и тем же вопросом ко всем. Правда, выглядело это скорее забавно: мальчик в почти лохмотьях ищет больницу, куда не пускают бедных. Пару прохожих меня высмеяли, а один мужик сказал, что мне надо искать дурдом. Потом, когда отец узнал, что мои вылазки в поисках мамы не закончились, он побил меня, приговаривая одну и ту же фразу: «Хочешь, чтобы из-за тебя папу полицейские за жопу взяли, а? Этого хочешь засранец?» С тех пор, я оставил все попытки разыскать маму. Теперь же, когда я стоял почти обездвиженный, мне хотелось только одного: застрелить ублюдка, стоящего за моей спиной. Отец прекрасно это понимал, а потому снова начал говорить: «Знаешь сын, почти всё, что когда-то говорил твой дедушка – жалкая ложь, просто потому, чтобы выставить свою жалкую фигуру в лучшем для окружающих свете. Он всегда стремился кого-то унизить, обидеть и вывести из себя только лишь потому, что боится всех подряд. Этот человек никогда не был человеком чести, единственное, в чём он преуспевал, так это в трёпе и приписывание чужих заслуг себе. Он редко когда говорил правду, хотя одно сказал абсолютно верно – ты истинный Мика Белл. Ты достойный преемник, а я, в свою очередь, считаю тебя очень смышлёным: ты один из умнейших ребят среди всех, кого-либо я знал. Так что постарайся понять одну вещь – последняя сволочь не я, настоящая сволочь тут только твой дед, ведь именно он воспитал меня таким, какой я есть. Если бы ни это старая кляча, то мы с твоей мамой счастливо жили в большом и уютном доме, а ты бы ходил в школу вместе с братом.» Он слегка ослабил хватку. «По праздникам мы бы сидели за большим столом, наедались бы до отвала, в обычное время ты бы читал свои заумные книжки, сидя перед камином. Только представь такую жизнь, в которой не надо считать каждый цент с мыслью о том, что купить завтра. Но из-за того, что этот еле соображающий старик решил, что он всех умнее на этой планете, мы вынуждены влачить жалкое существование, таща эту проклятую ношу с собой. Ты же ещё помнишь, как полтора года назад этот идиот попытался ограбить ломбард прямо днём, чем навлёк погоню за нами?» -: Отец, не убирая нож, высвободил меня и положил свою руку на моё плечо. Дед, кряхтя попытался усесться, но папа тут же пнул его в грудь, от чего первый снова свалился. «Сынок, пристрели этого ублюдка» -: Дрожащим голосом сказал мне родитель. «Ты же понимаешь, что именно из-за него все наши беды. Только дай ему волю, так он попытается перебить нас, а знаешь почему? Потому что он никого из нас не любит. Он никогда не ценил ни меня, ни тебя с твоим братом, даже своих внучек он ненавидит. Единственную важную для него вещь ты держишь в своих руках, а в моих находится то, что я прежде всего ценю.» Он крепче ухватил моё плечо, убрал нож и продолжил: - «Я всегда любил тебя, Эйма и дочек. Так давай докажем тому, кто травил нас всю нашу жизнь, что нам плевать даже на настолько убийственный яд.» Минуту назад я готов был убить своего отца. Теперь же я понял, что он всегда хотел лучшего для нашей семьи, в отличие от деда, который всегда пытался затащить нас всех под землю вместе собой. Я выстрелил. Пуля попала чуть ниже ребер, не задев ни сердца, ни скорее всего лёгких, дед затрясся в агонии, в его взгляде читалось непонимание и страх, а сам он то и дело переводил взгляд с меня на свой револьвер в моих руках. Пусть рану и нельзя было назвать смертельной, однако она вызвала сильное кровотечение. «Ты застрелил его…» -: Мой младший брат, смотря за всем этим от начала до конца запнулся на последнем слове. Папа перебил Эймоса и сказал: - «И застрелил его довольно хорошо.» Оценивающе щурясь, он прибавил: -«Теперь, когда жизнь уходит из него каждую секунду с каждой его капелькой крови, то всё ближе к нам прекрасное будущее без камня на шее в лице Мики Белла старшего. Нас больше никто и ничто не рассорит, теперь, мы точно встанем на ноги. Возможно, мы переедем в другой штат и начнём там новую жизнь» Он взвалил тело деда себе на плечи и продолжил: - «Но сперва, нам надо избавиться от лишнего мусора, я отнесу это подальше отсюда.» Пройдя пару шагов, он добавил: «Револьвер оставь себе, будет тебе подарком, который я тебе задолжал, на день рожденья.» Пройдя ещё немного, он, обращаясь к моему брату, произнёс: «Пойди и прирежь дедовскую лошадь, нам надо отпраздновать становление мальчика мужчиной, потому на ужин у нас особое блюдо.» Весь оставшийся вечер мы провели в тишине. Брат не съел ни ложки еды, а я сидел и разглядывал свой новый револьвер, вспоминая детство, маму с папой раньше и думал о том, как скоро мы заедем за сестрами, которых отец на время сдал в приют, пока те не подрастут.