Призыв принца Ситри

В церкви было темно. Каменные арки, острые и зубчатые, как клыки чудовища, наслаивались друг на друга, давя на голову. Скамьи вдоль центрального нефа отливали светло-серым, подогреваемые бликами от свечей. Ливень бил по стеклам яростно, но равномерно, почти гипнотизирующе, сиреневые вспышки молний скупо освещали проход. Погода, сообразная настроению. И занятию. Дилюк поднял голову от вычерченных на полу красно-бурой сангиной кругов и знаков, невидящим взором скользнул по алтарю. Лазурные с золотым иконы смотрели укоризненно, свысока, и это почему-то только подогревало тлеющее в нем огниво. Черная сутана стягивала плечи, неподъемной тяжестью давила на каждый позвонок. Но останавливаться было поздно. Дилюк сделал последний росчерк, замкнул круг. Белая вспышка от молнии на миг залила своды, гром тяжелым эхом прокатился по помещению, глухо ударил по ушам. Дилюк дрогнул, рефлекторно сложив руки на груди, но тут же упрямо закусил губу. Было бы слишком банально думать, что Господу Богу настолько будет дело до его падения, что он тут же снизойдет покарать за дерзость. Стылое, старое, видевшее многое дерево холодило колени, и Дилюк медленно поднялся, выпрямил спину, убирая волосы со лба. Обычно он носил их распущенными — пламенную гордость, льющуюся по плечам — но сейчас практичности ради собрал верхние пряди, скрутил в небольшой узел. Слишком дорога была бы цена ошибки. Он разглядывал узор под ногами с чем-то вроде злорадного удовольствия, вообще ему несвойственного. — Ну так приди, — зло прошептал он, гипнотизируя взглядом содеянное. — Докажи мне, что это было правдой. Что хоть что-то было правдой… Ничего не происходило. Узкие окна всё так же заливал дождь, колонны по бокам всё так же мрачно давили на него своим весом. Где-то за стенами было глухо слышно девичье пение: видимо, Барбара, как обычно, оттачивала свое мастерство, пользуясь бессонницей. Звук то нарастал, то снова пропадал, лживый, как и всё вокруг. Ну конечно. В ярости Дилюк смазал контур рисунка каблуком. Тут же, ведомый странным чувством холода в затылке, обернулся, вздрогнув. В проходе позади него стоял незнакомец. С его длинного темного плаща ручьями стекала вода, звонко капая на пол. Диво, что Дилюк не услышал раньше. Да и хлопка двери не было — впрочем, видимо, постарались раскаты грома. Не хватало еще возиться с внезапными ночными прихожанами. Или... не прихожанами? — Могу помочь вам чем-то? — хрипло поинтересовался Дилюк, пытаясь рассмотреть лицо пришедшего в противосвете, но тщетно. — Этот вопрос скорее стоило задать мне, — серебристой трелью по храму рассыпался смешок, и незнакомец двинулся вперед, мерными статными шагами, будто бы с любопытством озираясь по сторонам. Плащ вился за его спиной как живой. Пальцы сами собой сжались в кулаки, а по позвоночнику хлынул раскаленный металл, когда тот наконец оказался достаточно близко — к Рагнвиндру и чадящему свету лампад. Незнакомец был высок, худощав, смугл, у него были острые черты лица — и такая же острая улыбка. Волосы хаотично вились на голове, точно тот забыл расчесаться, но внимание Дилюка привлекла не прическа, а то, что в ней было укрыто. Он был готов и не готов одновременно. — Стоять! — прорычал Дилюк, ухватившись за первое, что попало под руку — за стойку микрофона подле алтаря — и вытягивая его перед собой. — Стой..! Где стоишь! Ответом ему был смешок. — Так реагируешь, будто не ты меня позвал, — демон кокетливо растянул губы в улыбке, поправил локон, отправляя его за маленький витой рог. — Впрочем, ты ожидал, полагаю, что я появлюсь в кругу. И не смогу оттуда двинуться. Обожаю всеобщее доверие этому вопросу. Пришелец сделал еще несколько плавных шагов вперед, явно не сильно-то опасаясь импровизированного оружия — да и с чего бы? Дилюк попятился, отступая, лопатки мягко встретились с покровом на алтаре. Сердце билось где-то в горле, тугое и быстрое, как птица с подбитым крылом. — Что тебе нужно, юный мальчик-священник? — с редкостно невинным выражением лица поинтересовался демон, замирая, уперевшись грудью в конец стойки. Она разделяла их, точно копье святого Георгия. — Я чувствую твою злость, — он лениво облизнул губы острым языком, небрежно стряхнул дождевые капли с кожаных отворотов воротника. — Чувствую ярость и желание кого-то наказать. Кто разозлил тебя, мальчик? — Я тебе не мальчик, — грозно пророкотал Дилюк, перекрикивая очередной раскат грома. Смятение мутило мысли. Демонические глаза в свете мелькнувшей молнии вспыхнули золотом и лазурью. Совсем как иконы. — Расскажи мне, — мягкий голос обволакивал, украдкой скользя куда-то под воротник и даже под кожу, и Дилюк даже встряхнул плечами, точно пытаясь убежать от наваждения. — Кто причинил тебе боль? Красивое потустороннее лицо сделалось почти сочувствующим, чуть задумчивым. Верить ему было нельзя, это была маска, это был обман, но обман — это всё вокруг, всё, что Дилюк знал, так что бежать было поздно. — Они… лгали мне, — он зло стиснул зубы, роняя голову на грудь, обстановка вокруг поплыла, будто в дурном сне. — Они… пользовались мной. — О, лучик, вот как, — демон плавно, будто мимоходом сдвинул стойку вбок, пробегаясь по ней длинными пальцами с острыми черными когтями, соприкоснулся с ладонью Дилюка. Голова закружилась, хватка — разжалась, и орудие защиты со звоном пало на пол, а ледяная ладонь легла на пылающую щеку. — Я смотрю, у церкви ничего не меняется. Что они напели тебе, мой солнечный? — коготь поддел алую прядку, накрутил на кончик — Дилюк не поднял головы, зажмурился, пытаясь не смотреть и не дышать, с болезненной яростью сжимая кулаки всё сильней. — Сказали, что спасают твою душу? Запрещали тебе жить, испытывать желания, пока их верхушка купалась во власти, золоте и безнаказанности? Вынудили дать ложные клятвы, отказаться от себя, чтобы потом с макушкой окунуть в черноту? Сердце било в темноте грудной клетки, одинокое и больное. — Думал, что про таких, как ты, тоже солгали, — еле слышно прошипел Дилюк, наконец отваживаясь вскинуть подбородок. Его встретил пристальный взор двух острых глаз — синего, как ночное небо, и золотого, настолько же неестественного, насколько и причудливо-красивого. Горящие совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки от них свечи причудливо вычерчивали острые скулы, полные, чувственные губы и высокий лоб, прячущийся почти полностью под чернильными прядями. — И что ты хочешь от меня для них? Смерти? Крови? Мучений? — ласково проговорил демон, дразняще задевая кончиками ногтей подбородок и шею в задумчивом жесте. — Или же ты хочешь что-то для себя? Тебе придется мне сказать. Сказать и скрепить договор. Иначе… Закончить ему Дилюк не дал: слишком опасно, демон не в кругу, он сможет сделать что угодно. Рагнвиндр нащупал нервными, неровными пальцами в складках бутыль. Не мог же он вообще не принять никаких мер для случая, если что-то пойдет не так. ...от выплеснутой прямо в лицо святой воды пришелец отшатнулся, жмурясь и отфыркиваясь, будто недовольная кошка: — Вообще-то это не так работает! Хей! Дилюк дослушивать не собирался. Следующая попытка — накинутая на шею демона длинная серебряная цепочка с крестом — кажется, не более успешна. Но разозлила пришельца куда больше. Тот с гневным вскриком одним рывком руки дернул непрочные звенья, и те рассыпались со стуком им под ноги, звонким дождем вторя стихии снаружи. — Обезумел? Третьей попыткой Дилюка была священная земля. Он прямо-таки втиснул демону в лицо жирный черный комок, пока тот, отчаянно ругаясь, отбрыкивался: — Так, вот это уже перебор! Притихни! Дилюк не успел понять, как это произошло, но его тело вдруг будто придавило к полу. А еще через секунду его руки и ноги обвил оторванный от стойки провод, змеей стиснул конечности, не давая подняться. Тварь проклятая! Он бился на полу добрых минут пять, отчаянно ругаясь, пока не закончились силы, а демон тем временем лишь огорченно оглядывал себя в большом ручном зеркальце, непонятно откуда вытащенном. На его щеке расплылись точно ржавчиной некрасивые алые пятна. — Теперь аллергия пошла, — разочарованно протянул он, обиженно дуя губы и звонко щелкая створками зеркальца. — Ну и зачем тебе это было нужно, мальчишка? Раз я явился, я потребую плату. Будто в замедленной съемке, демон плавно опустился прямо на распластанного по полу Дилюка, уперся коленями — только не так, как обычно изображали в священных книгах, на грудь, крадя дыхание, а на самый низ живота. Дилюк охнул, распахивая глаза от неожиданности и потрясенно наблюдая, как нечисть лукаво разглядывает его из-под длинных темных ресниц, как с силой проводит пальцами по груди, едва ли не рассекая ткань когтями. Это было странно. Это было — причудливый рывок ниже солнечного сплетения и падение в колодец, хищные лозы по венам и полыхнувшая кожа, это было солнечное затмение, противоречиво осветившее ночь. Дилюк, хрипло дыша, дернулся под тяжким весом. Безрезультатно. — Отпусти меня, — еле слышно потребовал он, еле находя в себе силы двигать языком. Гнев сошел на нет, перегорел, уступая место... чему-то пугающему и непривычному. — О, — на губы лег ледяной палец, обжигающе очертил линии, — не раньше, чем ты расскажешь мне, для чего устроил всё это. Жалеть поздно, солнечный, как я и сказал, я не уйду просто так. — Я уже сказал, — глухо протянул Дилюк, отворачивая голову и слепым взором упираясь куда-то в ножки скамей. — Они обманули меня. Обманывали всю жизнь. Он ожидал смеха, издевательств, а чувствовал только маняще-холодную ладонь, раз за разом обегающую его скулы, его шею, раковину его уха. — Ты рос здесь? — тихий, сладкий шепот, почему-то пробирающий мурашками по всему телу. — Под присмотром святого отца, — от этой фразы внутри всё начало горчить и саднить. — Я думал, что он подобрал меня, как и остальных детей. Мне так говорили. “Дилюк, ты так похож на отца Крепуса… наверное, вам судьбой было суждено встретиться в лоне церкви”... Почему-то рассказывать это, беспомощно лежа на полу, будучи связанным проводом от микрофона, с сидящим на нем демоном, не было так тяжело и горько, как когда он пытался объяснить всё это полиции. Глупой, недалекой полиции, которая подняла его на смех. Холодная рука легла на влажный горячий лоб, успокаивающе встрепала кудри. — Он и был твоим настоящим отцом, лучик, не так ли? — демон наклонился, горячо шепча в ухо. — Но зачем же он врал тебе? Не хотел, чтобы ты знал, в какой порочной связи ты появился? Или не хотел, чтобы ты понимал, почему он собирает всех сирых и убогих подростков по округе? Почему запирается с ними в классах, чтобы те поведали ему свои тайны, прочли с ним молитвы? Дилюк остро вздрогнул, резко повернул голову к пришельцу, встречаясь глазами. — Ты знаешь, — потрясенно выдохнул он. — Я повидал достаточно, — демон усмехнулся, снисходительно вороша ему волосы. — Не так уж сложно было предположить. Но ты — гордая птичка, ты не сломался под его влиянием, когда отец Крепус позвал тебя к себе помолиться Господу, ты не позволил ему тронуть себя. Но теперь ты переживаешь за остальных подростков. Пока он до них не добрался, но теперь ты зол, и ты желаешь возмездия. А чтобы свершить его, ты позвал меня. Чтобы я завершил эту историю. Таково твое желание? В груди что-то скользко, трепетно билось, как рыба в тесном хвате сети, и Дилюку не хватало воздуха, не хватало гнева, не хватало… — Кто ты? Что ты хочешь в ответ? — нашел он в себе силы спросить, изучая разноцветные глаза. Демон усмехнулся, поддевая его за подбородок. — Говорят, в человеке скрыто три сущности. Твои эмоции просят справедливого возмездия для плохого человека. Твое человеколюбие просит защитить тех, кто сам на это не способен. Но что хочет твоя суть, твоя душа? Твоя натура? Чего не хватало ей всё это время? Искренне желать? Искренне гореть? Делать то, что хочется? Свободы желаешь, не так ли? С каждый словом глаза его разгорались всё ярче, будто два угля, голос заполнял воздух, заглушая грохот дождя об стекла, и Дилюк потрясенно глядел, не понимая, как это возможно — вытаскивать из него мысли бусинами на дрожащей нитке. Демон замер, резко стал серьезным: — Меня знают как принца Ситри, но ты можешь звать меня человеческим именем, Дилюк. Когда-то меня называли Кэйей. Я дам тебе месть, дам просимую защиту и дам тебе свободу — и последнее я дам тебе своими руками. Моя плата будет такова: я хочу то, что хотел забрать Крепус, но ты ему не отдал.