***
Но нет, не почудилось, по всей видимости. Потому что на следующий вечер Джин прибегает к Чонгуку и просит посмотреть малинник снова, потому что шорохи не прекращаются, а чуткий волчий слух улавливает копошение среди кустов. Чонгук не раздражается, но беспокоится, может, Джину нужно обратиться к их целителю за отваром из ромашки для спокойствия? И всё равно идёт. Но никого не находит. Малинник вновь пуст и тих, хотя Джин Луноликой клянётся — там точно кто-то ходил и шуршал листьями, топтал землю. Наутро вожак приходит к палисаднику и действительно отыскивает чьи-то следы. И это — не следы животного. Присев на корточки альфа замечает отпечатки ступней, продавленную землю и немного поломанных листьев малины. Принюхивается, но запаха не улавливает — уже выветрился, скорее всего, за ночь. И тогда решает, что нужно проследить. Сокджин прав: кто-то ходит к нему по ночам и затаивается в кустах. Если это чужак, то Чонгук надерёт ему хвост и выгонит взашей, а если кто-то из щенят шкодит, то оттягает за уши за то, что напугали омегу. И тогда Чон принимает решение затаиться здесь на закате, чтобы проследить и поймать воришку. — Ты точно уверен, что он придёт? — спрашивает за обедом Юнги, когда они, искупавшись в реке, сидят на берегу. — Он приходил вчера и позавчера тоже, — жмёт мокрым смуглым плечом альфа. — Что сегодня остановит? — Могли спугнуть его, — поворачивается старый друг к нему, глядя яркими зелёными глазами. — Как думаешь, кто это вообще там возится по ночам? Чонгук прикусывает губу и ведёт ступнёй по бурной прохладной воде реки, протекающей недалеко от селения волков. Задумывается. Если бы этот кто-то приходил в сад к Джину со злым намерением, они бы поняли ещё в первую ночь. Но у Чонгука складывается мнение, что это, вероятно, некто безобидный, просто позарившийся на ягоды — сочные и крупные, — висящие на кустиках в малиннике. — Я думаю, что это наши щенки шкодят, — усмехается Чонгук, пока Юнги подставляет лицо солнцу и морщит нос. Лето в этом году выходит хорошее, солнце не жарит их без устали, радует дождями и хорошими всходами посевов. Чонгук надеется, что и зима выдастся лёгкой. — Тебе бы тоже о них задуматься, — подмигивает друг, глядя на вожака. И снова здравствуйте. Если честно, вожака уже нервирует тема его женитьбы. Мол, возраст всё увеличивается, а Чонгук не выбрал ещё себе омегу. А пора бы порадовать стаю прибавлением, чтобы гуляли так, что лес будет гудеть. Чон на это лишь фыркает и отмахивается, ну что он поделать должен, если внутренний волк даже не чует ещё подходящую пару, никто не мил взгляду, ни к кому с кошмарной силой не тянет. Чонгук всегда хотел найти истинного, да только в их время с этим туго. В годы, когда дед Чонгука был молод, такое встречалось чаще, а сейчас Луноликая всё реже радует оборотней этой потусторонней связью. Чонгук бы хотел своего омегу повстречать, чтобы связаны на всю жизнь неразрывно, чтобы душа в душу, без остатка каждым взглядом и каждым вдохом принадлежать. Как Джин и Джун — они ведь чуть ли не с детства запечатлелись, связаны таким канатом, что даже смерть не разорвёт. И Чонгук так хочет. Чтобы раз и навсегда. — Может, тебе в северную стаю наведаться? — предлагает Юнги, даже не намереваясь от вожака с этой темой отставать. Чон фыркает снова, насупливает брови. — Ну что? Там, говорят, самые красивые омеги. — И самые холодные, — машет раздражённо он ладонью, отказываясь от затеи друга. — Не по мне они. — Тебе четвёртый десяток пойдёт! — возмущается альфа рядом, из расслабленного состояния оживляясь для спора. — А ещё щенков нет. Тэхён сказал, пора остепениться. Всё мечтаешь об истинном, что никого за мечтами своими не видишь. У нас вообще-то тоже много красивых омег в стае, все на тебя слюни пускают, а ты? — А я чую, что не мои, — тоже заводится вожак и грозно на Юнги глядит. Несерьёзная, конечно, перепалка, просто Чона достали советы друзей и членов стаи. Он и сам знает, что надо, да альфа внутри ни к кому не подпускает, никого не принимает. Пробовал Чонгук. И в течку к омегам приближался, надеясь, что зверь среагирует, и просто постель делил, ведь не запрещено. Но ничего. Пустота. Никаких искр и взрывов внутри, нет того, что так хочет ощутить Чонгук. — От тебя всё равно не отстанут, пока не выберешь себе пару, — фыркает Юнги, сдувая со лба длинную тёмную прядку. Вожак же на это только закатывает глаза и падает спиной на траву. Он уверен, что когда-нибудь его встретит. Папа всегда говорил, что судьба даёт им то, о чём так просишь. Потому Чонгук не устаёт молиться Луноликой о партнёре, созданном именно для него. Хотя слова Юнги правдивы и мудры, Чонгуку рано или поздно придётся остепениться, найти себе пару. Он молодой оборотень ещё, но уже в том возрасте, когда его подопечные и большая семья ждут от него, как от вожака, важных шагов. И ответственности, доказательства его стойкости и стержня. И что Чонгук должен делать? Просто примириться и решить связать себя с кем-то нерушимыми узами, а на свои чувства и мечтания махнуть рукой? Так просто от навязчивых мыслей, преследующих его годами до этого, не избавиться. Вожак глядит на синее небо — красочное, яркое — над головой и задумывается о словах друга. Юнги, бесспорно, прав. Чонгук не молодеет. Быть может, ему и правда стоит стать более серьёзным? Альфа прикусывает губу. Как любой нормальный волк, он тоже хочет приходить в дом, где его будут ждать. — О чём задумался? — спрашивает Юнги, сидя рядом. — Да так… — лениво отвечает вожак, не желая открывать собственные переживания. — Чонгук, — снова этот назидательный тон, его опять будут поучать. — Истинность — это прекрасно. Но… — Мин вздыхает и хлопает альфу по голой ноге. — Не лучше ли, когда рядом с тобой живой и тёплый омега, из крови и плоти, который будет дарить тебе ласку и заботу, беречь твой очаг. Не прекраснее ли он бесплотного образа истинного, которого ты можешь и не повстречать? Друг буквально озвучивает мысли, которые в этот момент вертятся в голове вожака. От них становится тоскливо-больно, и альфа вздыхает. Он прав. Чонгук может искать таинственного омегу всю свою волчью жизнь, но так и не найти. — Я не могу отступить просто так, — вздыхает он, поворачивая голову вбок и глядя снизу на Мина. — Я не могу просто сдаться. — Но ты — вожак. И есть определённые надежды и обязательства, на тебя возложенные, — вздыхает друг, а Чонгук раздражённо нахмуривает брови. Но быстро остывает, признавая чужую правоту. — Хорошо, — кивает он, сдаваясь. — Если до зимы я не встречу истинного, то на солнцестояние выберу пару из стаи. Юнги сияет от новости и ободряюще хлопает Чонгука по плечу, радуясь его внезапному решению. Вот только самому альфе это не по душе, словно вынуждают, словно не по своей воле, и вторящий ему диким рычанием зверь в душе, подтверждает сомнения и опасность произнесённых слов.***
Как только солнце начинает клониться к горизонту, альфа приходит к дому Сокджина. Они с омегой договорились обо всём, и тот в курсе, что вожак засядет в кустах, чтобы подсторожить приходящего в малинник воришку, чтобы показать, где раки зимуют. Потому Джин предусмотрительно громко говорит с Чонгуком о том, что уходит в гости с ночёвкой к Тэхёну: — Да, сегодня буду у Тэтэ, близняшки соскучились по нему, — смеётся Джин, хлопая дверью в дом. — Хорошо вам провести время, — желает искренне Чонгук, а после, когда омега с двумя волчатами, подпрыгивающими на каждом шагу и весело щебечущими наперебой, скрывается дальше по улице. Альфа делает вид, что тоже уходит, а сам затаивается за домом. Как только яркое солнце медленно прячется за горизонтом, оставляя лишь оранжевые облака, плывущие по небу в сгущающихся сумерках, он тихонько перебирается в ближайшие кусты к зарослям малины. Сидит тихо, даже дышит сдержанно, чтобы его не услышали. На поселение постепенно опускается ночь, и Чонгук уже понимает, что у него затекает тело от долгого времени в одной и той же позе, но вожак не двигается, а продолжает ждать. Воришка должен явиться, Чонгуку кажется, что он постоянно ошивается где-то поблизости с домом Сокджина. Звёзды просыпаются над его головой, остроконечный месяц тускло сверкает на небосводе, а Чонгуку уже осточертело сидеть в кустах, чтобы поймать наглого злоумышленника. Но он упрямо продолжает ждать. Час тянется, ноги уже гудят, и Чон меняет положение тела, после прислушиваясь: вдруг упустил момент. Дремота всё намеревается альфу заманить в объятия, но оборотень смаргивает её, буравит малинник взглядом. И почти сдаётся от скуки, когда сквозь сон слышит шорох. Сначала робкий, словно кто-то проверяет — не услышали ли его. И Чонгук думает, что ему показалось. А после уже более смелые шуршания в кустах. Торопливые шаги дают понять, что вожак не ошибся, и воришка правда явился в сад Кимов, чтобы поживиться малиной в темноте. Чонгук замирает, даже не дышит, глядя, как шевелятся кусты. Он медленно, не издавая лишних звуков и слыша шуршание, поднимается, но не разгибается до конца. Осторожно крадётся к малиннику, чтобы чуть обойти место, где слышит звуки копошения. Глаза вожака сверкают красным — выпускает волка, чтобы лучше видеть в темноте, и продвигается, почти не беспокоя ветви и листья. Шорох затихает, и Чонгук замирает вместе с ним, а после кто-то фыркает и чихает. Чонгук решает, что пора: срывается и бесцеремонно оказывается в месте, откуда доносится шум. Он уже готовится оттягать малышню за уши, потому что за время в засаде уверовал в то, что кто-то из детей повадился таскать малину у Джина. Но совсем не ожидает, что встретится с голубыми омежьими радужками, ярко сверкающими в темноте. Чонгук сперва опешивает, как и тот, кого он застал в кустах. Прямо на земле сидит маленького роста омега. Он застывает с набитыми щеками и уставляется на Чонугка шокированно, в руке — горстка ягод, а между пальцев стекает розоватый сок. Омега моргает и, прожевав то, что у него было во рту, поспешно запихивает оставшуюся в ладони малину. Чонгук, находящийся в шоке, не сразу реагирует, когда воришка подскакивает с земли и бросается сквозь кусты прочь. Этот оборотень не их. Не из поселения. Чон бросается следом за ним, намереваясь поймать за шиворот и отчитать, а после узнать, откуда он пришёл и почему ворует ягоды в чужом саду. Альфа по пятам следует за незваным гостем, выкрикивая: — А ну стой!.. Но омега не останавливается, а припускает, тяжело дыша. Он как-то странно бежит, постоянно спотыкается. Чон замечает босые голые ноги и коротенькую рубашку, едва прикрывающую бёдра. Продолжает гнать омегу, который стремится удрать в лес, но перекрывает путь к границе поселения. Воришка останавливается и беспомощно оглядывается по сторонам, чтобы после рвануть в другую сторону. Чонгук же продолжает его гнать, но только уже в сторону деревни, а омега, испугавшись и потерявшись, поддаётся и попадает в ловушку. — Стой, кому сказал! — грозно басит Чонгук, а тот только продолжает бежать, сбивая голые ноги о камни и коряги. На крик вожака из домов начинают выходить остальные оборотни, и воришка совсем теряется. Он спотыкается, падает, скорее всего, больно счёсывая коленки, и тогда Чонгуку удаётся его нагнать. Бедолага надорвано дышит, когда вожак хватает его за локоть и дёргает вверх, намереваясь отчитать. Уже подтягиваются остальные члены стаи, зажигают лампадки, чтобы осветить себе дорогу. И когда одна такая оказывается вблизи от Чонугка и воришки, альфа застывает. Совсем молоденький, с огромными карими глазами и длиннющими ресницами. Пухлые губы перепачканы ярким малиновым соком, кажутся алыми, как лепестки роз. Но лицо — малое, из того, что привлекает внимание Чонгука. Помимо полураздетого и дикого вида, есть кое-что, что вызывает недоумение вожака. У омеги большой круглый живот, который задирает и топорщит подол рубашки. Кто-то из окруживших его волков охает, глядя на беременного чужака, стоящего и пытающегося тщетно вырвать руку из хватки Чонгука. Джин тут же оказывается рядом и тоже обескураженно застывает, глядя на миниатюрного вора малины. — Чонгук… — тянет Сокджин, а глаз его чуть заметно дёргается, пока омега рычит на них и скалит аккуратные клыки. — Ничего мне не говори сейчас, — сглатывает шокированно вожак. — Это — твой нарушитель покоя. — Это он малину таскал? — вдруг любопытно заглядывает через плечо Сокджина Тэхён, и длинные кудрявые волосы падают вперёд, привлекая внимание воришки. — Ничего я не таскал! — высоко выдаёт пленённый и снова старается вырвать запястье из захвата. — А это что, — указывает Сокджин на следы сока на щеках и губах. Чужак тушуется и вжимает голову в плечи, ненадолго прекращая вырываться. — Откуда ты к нам явился? — грозно, но всё же уже мягче спрашивает Чонгук, вынуждая незнакомца обернуться. — Где твой дом? Где твой альфа? Воришка вскидывает подбородок и непримиримо смотрит на вожака, сверкая красивыми глазами. — Я свой собственный, а дом мой — весь лес, что освещает Луноликая, — дерзко выдыхает омега и выпячивает худую грудь, а вместе с тем и округлый живот. — Ты глянь, — шёпотом твердит Тэхён, указывая на в кровь сбитые ноги омеги, который стоит уже с трудом. — Совсем счесал пальцы, бедолага. — Сам ты бедолага, — порыкивает воришка на Тэ, а тот только посмеивается. — Нет, это не дело, — встряхивает легонько его Чонгук, но былой злости не испытывает. Омега выглядит слишком худым, с большим животом — едва ли не на сносях — и боевым видом. — Отпусти, — ощеривается воришка и снова принимается вырываться. — У тебя дома нет? — жалостливый Джин быстро сменяет гнев на милость, Чонгук уже видит, как его глаза блестят по-отечески от вида бедного воришки, а тот лишь рычит в ответ. Чонгука начинает вся ситуация раздражать, он уже намерен отчитать чужака как следует, но вдруг тот хватается за живот и мычит. Глаза округляются, губы омега сжимает добела, а лицо становится испуганным. — Проклятье, — выдыхает альфа и подхватывает воришку под лопатками, чтобы не рухнул на землю. — Ян! К вожаку подскакивает молодой, только недавно перенявший бразды целитель. Он бегло осматривает чужака, протягивает руку, чтобы пощупать живот, но омега грозно рычит и обхватывает тот рукой, словно защищая. — Ну, чего ты! — вздёргивает бровь Чонгук, прижимая незнакомца к своему боку. — Ян, я его чуть погонял, не знал, что ждёт щенка. Посмотри, что с ним такое. — Не надо меня трогать, — как-то ослабше произносит воришка, а щёки его становятся всё бледнее. — Ребёнка хочешь потерять? — рявкает на него Чонгук, вынуждая потупить взгляд. — Никто тебе зла не причинит здесь. Ян просто посмотрит, что с тобой такое. — Зря ты его гнал, — вздыхает лекарь. — Срок уже большой, может родить раньше времени. — Посмотришь или нет? — раздражённо вздыхает Чонгук. Эта ночь кажется ему абсурдной. Мало того, что переполошилась вся стая, так ещё и упёртый вор малины препятствует тому, чтобы ему помогли. — Посмотрю, конечно, — кивает Ян. — Давай его в дом к тебе. — А чего ко мне? — нахмуривается альфа. — А кто поймал, того и последствия, — прыскает Тэхён, сверкая в ночной темноте глазами. Чонгук только клацает угрожающе выступившими клыками в сторону омеги, на что тот хихикает и прячется за плечом у Джина. Остальные члены стаи молчаливо наблюдают или перешёптываются в то время, как Чонгук подхватывает воришку под коленками и ловко поднимает над землёй. — Поставь меня, нахал! — возмущается тот и продолжает обнимать живот. — Да ты едва стоишь ровно. Вор стихает, понимая, что в действительности сам не дойдёт, но выражение лица его — недовольное, обиженное — не сменяется. Игнорируя рычание и насупленный вид, вожак несёт незнакомца в сторону своего одинокого и пустого жилища.***
Ян Чонгука прогоняет, подпуская только Джина, который помогает ему: приносит тёплую воду, одежду, что-то подаёт. Альфа же сидит на крыльце и просто ждёт того, какой вердикт лекарь ему вынесет. Что за омега к ним приблудился, словно неприкаянный? По его виду можно понять, что в лесу он не меньше нескольких недель. Исхудавший, уставший, беременный молодой волк, который, ко всему прочему, ещё и кусается-царапается, как дикий, никого к себе особо не подпуская. Что с ним такое случилось? Где стая, где его партнёр, от которого воришка носит щенка под сердцем? Чонгук встряхивает головой, стараясь смахнуть ненужные мысли. Он просто даст омеге необходимое. Захочет уйти — его дело. Захочет остаться — никто не прогонит. Тем более, в таком положении. Ян выходит из дома и медленно спускается по деревянным ступенькам крыльца, прежде чем присесть на одну из них рядом с вожаком. — Потеряшку твою зовут Чимином, — усмехается лекарь, оглядывая Чонгука. А тот фыркает: с чего это та самая потеряшка — его?! — Он почти на сносях, Чонгук, его отпускать совсем нельзя. Альфа устало вздыхает и трёт ладонями лицо. — Таз узкий, сам не разродится, — поясняет Ян, почёсывая щёку. — А ещё… Молодой уж больно. — И сколько ему? — Не признаётся. Я не дам больше восемнадцати. — Не рассказал, что с ним случилось? — с надеждой спрашивает альфа, на что лекарь только отрицательно качает головой. — Ты ему сбегать не позволяй. Погибнет в лесу вместе с щенком. Он бойкий, но… как раненый сильно. Не снаружи, внутри, — вздыхает Ян. — Нюхом чую, что весь игольчатый из-за этого. Чон понятливо кивает и встаёт, чтобы вернуться в дом к «потеряшке». Чимин. Мягкое, мелодичное имя. По произношению и не скажешь, с каких земель взялся, да и Чонгуку допытываться не хочется, уж сегодня точно. Попрощавшись с Яном и выпроводив Сокджина, альфа стучит по дверному косяку у своей комнаты. Воришка поднимает голову тут же. Отмыли чумазого, и сразу же стали видны светлые волосы. Лицо и правда ужасающе молодо выглядит, глаза кажутся большими, но жёсткими. Пухлые губы Чимин искривляет, заметив вожака. Чонгук же включает самообладание, как-никак он — глава стаи, должен держать себя в руках. Чимина усадили на его кровать и переодели в чистое, ноги ему Ян перебинтовал, царапины все обработал, сварил отвар, который омега сидит и цедит — слишком горячий. — Ты прости меня, что так накинулся, — присаживается альфа на край койки, а Чимин под себя ноги поджимает, словно стремится отдалиться. — Недавно у нас с соседней стаей стычка была, вот, перепугал ты моих волков. Чимин после извинений Чонгука не оттаивает тут же, но выражение лица немного смягчается. Омега поднимает глаза на вожака и осторожно поглаживает живот. — Голодный был, раз малину воровал? — спрашивает Чонгук, всё ещё желая добиться от воришки ответов. — Я охочусь, не голодный, — ворчит тот, глядя исподлобья. — Просто… Матерь, пахла она вкусно, я не сдержался. Насупливается, голову опускает, глядя в чашку, и тогда альфа понимает. Он слышал, что омеги иногда странно себя ведут в период беременности. Что едят за троих, феромоны не контролируют и много-много всего. И, видимо, Чимину очень уж нужна была эта малина. Особенно, если вспомнить, что он вместо того, чтобы удирать, сначала её доел. Чонгук вздыхает и, замечая борьбу Чимина с кипятком, забирает из рук чашку. Дует туда, остужая отвар, пока за ним два внимательных глаза наблюдают испытывающе. Старается и сам не нервничать, чтобы его не пугать. — Ян сказал, нельзя тебе одному в лесу жить. — Сам решу, — огрызается Чимин. — Дослушай, — строже и ниже выговаривает вожак. — У тебя таз узкий, не сможешь сам родить. Без посторонней помощи останешься — и сам погибнешь, и волчонка погубишь. Чимин буравит его злым взглядом, но молчит. Понимает, зараза, что должен в стае чужой остаться, но гордость лелеет. — Я тебя поселю к нашим, за тобой присмотрят. Никто не обидит, — старается мягче действовать альфа, но Чимин только сильнее ощеривается. — Нет? Тогда… здесь живи, если нравится. Я тебе комнату отдам. Чимин заинтересованно оглядывается, но длится это лишь секунду. Он принюхивается, ведёт носом и стихает. — Останешься? — осторожно спрашивает вожак. Не может бросить омегу на произвол судьбы, чтобы не умер в лесу. Да и совесть не позволит по-другому поступить. Глядя на него — круглого, дикого — хочется, чтобы оттаял. Приютить. — Малину… — Что? — сперва не различает Чонгук, потому переспрашивает. — Останусь, если малину дадите, — бубнит чуть громче он, прожигая карими глазами. Чонгук замирает. Давит в горле смешок от его скромной просьбы и серьёзного лица. И кивает. — Хорошо, малиновый вор. Будет тебе столько, сколько захочешь. Если подружишься с Джином — он тебя ею завалит. Чимин вдруг расслабляет плечи и тянет руку к чашке, которую остужал вожак. Отпивает медленно, пока отвар не заканчивается, а альфа просто за ним следит. И дёрнул его кто за язык просить, чтобы здесь остался? Но ничего не говорит. Лишь смиренно глядит за тем, как Чимин, отдав ему чашку, устраивается в его кровати. Подушку под живот подкладывает, вертит головой, ища ещё. И Чонгук ему подаёт маленькие подушки, лежащие на сундуке. Омега гнездо вьёт — становится понятно, на альфу посматривает, Чон, не желая его беспокоить, комнату покидает и тихо за собой затворяет дверь. И оставшись наедине с собой, позволяет облегчённо выдохнуть. Что за денёк?..***
Чимину требуется четыре дня, чтобы хоть как-то прийти в себя. Из гнезда волк не вылезает, только кутается сильнее и нервничает, но причины Чонгуку остаются непонятными. Альфа в личное пространство старается не вторгаться, ведь его запах может раздражать чувствительное омежье обоняние, потому держится поодаль, лишь приносит еду и даёт ему время адаптироваться к дому. На пятый день он выходит сам. Заспанный, недовольный и растрёпанный находит Чонгука на кухне, стоит в свободных хлопковых брюках, на которых Чон узнаёт стиль шитья Сокджина, рубашку на животе поправляет и будто смущается. Чонгук даже есть перестаёт. День предстоит трудный, работы много, альфы возвращаются с охоты и всем нужно помочь. А Чимин стоит, как неприкаянный, на пороге в крохотную пустую кухню и оглядывает пространство. А после чихает. Звонко, громко, не стесняясь. Трёт вздёрнутый нос и хмуро снова оглядывает пространство. — Грязно у тебя. И пыльно, — выдаёт «сосед» с недавнего времени альфы, на что тот только фыркает. — Некогда мне порядок наводить. Прошу только изредка кого-то из стаи, — отвечает Чонгук, прежде чем снова вернуться к еде. — А омега твой? — вздёргивает бровь Чимин, всё ещё топчется на месте. — Нет у меня омеги, — жмёт безразлично плечом Чон, не смотрит на него. Лишь бы этот ещё нотаций не читал. Но Чимин молчаливо кивает и проходит дальше по кухне. Чонгук на него не смотрит, лишь прислушивается к тихим шагам, к тому, как хлопают дверцы шкафов, как шуршит и постукивает посуда. Не выдерживает, лишь мельком бросает взгляд, обернувшись на копошащегося Чимина. Тот исследует пространство и снова звонко чихает. — Ты если что за помощью обращайся, тебе ни один волк из стаи не откажет, — наказывает Чонгук, заканчивая с завтраком. Он споласкивает плошку в тазу и ставит на место под скептичным взглядом Чимина. — Хорошо, — кивает тот. И когда уже альфа собирается дом покинуть, чтобы отправиться по делам, окликает: — Я… вожак! Чонгук оборачивается, разглядывает торопящегося за ним следом омегу. Круглый, но быстрый, как ветер, словно беременность ему неудобств совсем не приносит. Если вспомнить Сокджина, когда тот вынашивал двойняшек, то тот едва ноги переставлял на сносях, а Чимин резвый такой. — Я забыл, как тебя зовут, — сглатывает «потеряшка», глядя снизу на вожака. — Чонгук, — спокойно отвечает тот, глядя в большие карие глаза. — Чонгук, — кивает Чимин, протягивает вдруг руки к нему. Альфа опешивает, когда его обхватывают за пояс, прижимаясь тёплым телом. Они так и стоят, замерев, будто истуканы, пока Чимин сам первый не отстраняется. — Спасибо. Что приютил. И, развернувшись, уходит поспешно обратно на кухню, оставляя альфу наедине со своим шоком. И что это только что было? Чонгук не может перестать думать о странном поведении омеги утром. Он то груб, то обниматься лезет. Дальше что? И его продолжают мучить вопросы о Чимине: где его дом? Почему он не рядом с альфой, от которого в положении? Спрашивать напрямую не решится, уже может предсказать агрессивную реакцию. Потому лишь поджимает губы. — Чего смурной такой? — спрашивает Хосок. — О новом соседе раздумывает, — хмыкает Юнги, выпрямляясь и протирая руки от кровавых разводов. Альфы занимаются разделкой оленьей туши, потрошат и свежуют, чтобы засолить мясо в бочках на зиму. Ян говорит, что, судя по травам и животным, холодный сезон выдастся тяжёлым. Чонгук на слова Юнги только фыркает. — Тэхён сказал, что он красивый, как сама Луноликая, — тянет раздражающе друг, вынуждая Чонгука сжать челюсть покрепче. — Надо сходить взглянуть, — хохочет Хоби, замахиваясь тесаком, чтобы разрубить особенно противную кость в ноге оленя. — Чего на него смотреть, он вам что — потеха? — раздражается альфа, швыряя в Юнги лоскут, о который вытирает руки, на что друг только посмеивается и уворачивается. — Чего ты вообще его к себе взял? — спрашивает Хосок, когда альфы прекращают переругиваться и кидать друг в друга полотенцами. — На тебя не похоже, чтобы ты омегу к себе на три метра подпустил. Чонгук раздражённо искривляет верхнюю губу, показывая острые клыки. — Договоритесь мне. Я должен был беременного омегу выгнать из дому? — фыркает вожак. — Ян сказал, ему нельзя в лес обратно, погибнет. Оба друга Чонгука жмут плечами и продолжают разделку мяса, ощущая, что вожак не в духе. Сам Чонгук старается мыслями оказаться подальше от Чимина, поселившегося у него дома. Это до рождения щенка только, после Чонгук поселит его в домике, поможет с постройкой и позволит обосноваться в стае. Ему посторонние в доме не нужны.***
Возвращается домой он уже, когда смеркается. Мышцы от натуги горят — перетаскивал тяжёлые бочки для засолки, да и разделка мяса дело нелёгкое. В доме тишина. И сразу же ему кажется, что что-то в жилище не так: словно изменилось нечто, доселе кажущееся оборотню привычным. Чонгук опасливо проходит дальше, заглядывает в свободную комнату, где по милости своего гостя обосновался: всё также, как и когда альфа уходил. На кухне чисто. Свежо из-за открытого окна, шкафчики вымыты, посуда расставлена. Стол блестит, будто его маслом натёрли, а в глиняной вазе стоит охапка полевых цветов. Чонгук понимает, что изменилось в доме, но имени этому дать не может пока. Чувствуется, что кто-то постарался. В комнату, куда он поселил Чимина, дверь закрыта, и альфа не решается стучать, не хочет его беспокоить. Проходит мимо, но, уловив едва слышный звук, останавливается. Через деревянную преграду ощущает взволнованный феромон омеги: запах вкусный, насыщенный, но с какой-то неясной примесью горечи. Чимин пахнет горячими камнями, раскалёнными на солнце, жарой июльской и цветущими травами. Чонгук принюхивается и жмурится, стараясь уловить хоть какую-то эмоцию. А после слышит всхлип. Вздрагивает, понимая, что не показалось. Чимин снова за дверью всхлипывает — несчастно так, задавленно, словно рот себе руками закрывает. А после приговаривает что-то, но различить у вожака не выходит, уж слишком тихо он говорит. Чонгуку омегу становится жаль: одинокий, потерянный, даже не зная его истории, альфа понимает, что случилось нечто из ряда вон. Он подождёт, когда омега захочет (если захочет) рассказать о случившемся. А пока должен сделать хоть что-то, чтобы ему стало лучше. Ян прав — он не от хорошей жизни такой грубоватый и дикий. — Чимин, — стучит, обозначая своё присутствие Чон, ощущает, как запах рассеивается, черёмуха затихает и сквозь щели больше не пахнет. Прислушавшись, различает шмыганье носом и торопливые шаги, прежде чем омега открывает дверь лишь на щёлочку. — Привет, — чешет затылок альфа, пока его внимательно разглядывают. — Спасибо, что ты убрался. Очень красивые цветы. — Пожалуйста, — бурчит омега, придерживая дверь. — Больно пыльно у тебя было, дышать невозможно. Чонгук неловко улыбается уголком рта, вздыхает. Нужно омегу расшевелить, зачахнет в одиночестве у него дома. — Пошли завтра со стаей на реку. — Зачем? — нахмуривается тот. — Завтра купальный день, все идут на речку, а потом будем разжигать костры, — поясняет Чонгук, видя сверкнувшую долю любопытства во взгляде Чимина. — Чего ты будешь сидеть тут один? Чимин жуёт губу, глядя на него, и медленно кивает. Альфа даже рад, что замкнутый омега согласился пойти на речку, потому что там будет почти вся стая, будет музыка, дети резвиться, а взрослые отдыхать. Он желает Чимину спокойной ночи и дверь перед его носом снова закрывается. Лежит на софе без сна, ворочается, раздумывая. Почему плакал? Когда-нибудь расскажет? Альфа вздыхает, глядя на Луноликую, заглядывающую к нему в окно и наблюдающую за метаниями Чонгука. — Ты ведь его привела, да? — шёпотом спрашивает оборотень, обращаясь к Матери. — Для чего? Конечно же, богиня волчья не отвечает. Она никогда с ними не говорит, только подталкивает, позволяя пройти свой путь и преодолеть препятствия. Чонгук отчего-то понимает, что Чимин — его ноша. Он его поймал в зарослях малины, ему и преодолевать. Только зачем? Почему на его плечи падает такая ответственность? Чонгуку, в общем-то, не трудно, да только как к ёжику подобраться… Он поворачивается с одного бока на другой, зажмуривается и старается избавиться от мыслей, как мошек, населяющих его голову. Но так и не засыпает до самого утра.***
Чимину, вообще-то, было нормально и в лесу. Если бы не проклятая малина, которая так и манила своим запахом из кустов, то омега бы не попался. Однако поздно плакать над пролитым молоком. Сейчас, лёжа в гнезде на чужой постели, насквозь пропитавшейся его природным запахом, он чувствует себя хорошо. Спину не тянет от сна на земле, ноги заживают, а живот прекратил болеть после отваров целителя. После того, как Чимин покинул родную стаю и поселился под покровительством Луноликой в одиночестве, прошло четыре месяца. Раньше он и не думал, что когда-то так сложится его судьба и придётся уйти от семьи, которой свою стаю считал. Но жить там больше не смог бы. Теперь он в другой. И конечно, можно уйти после рождения щенка, но Чимин понимает, что в лесу мало ему дать сможет. А тут, вроде… неплохо. Омега ворочается с одного бока на другой, недовольно морщит нос, потому что чего-то в его гнезде не хватает. Оно было, но словно испарилось, и не получается уловить, что это именно такое. Он садится, глядя на давно вставшее солнце, потягивается, разминая каждую косточку. В доме вожака хорошо. Особенно после того, как Чимин избавился от всей пыли, раздражающей чувствительный нос. И сам вожак тоже хороший альфа: не прогнал, пусть и показался сперва нахалом и грубияном. Чимин просто для него чужой, потому казался враждебным. Непривычно. Стая чужая, как они Чимина примут? До этого почти неделю омега скрывался в доме Чонгука, но всё равно понимал: рано или поздно выйти придётся. Познакомиться с оборотнями, живущими здесь, с их устоями и традициями. Чимину будет трудно, хотя раньше он был очень весёлым волком. Да только Луноликая решила жестоко над ним пошутить. Спустив ноги с кровати, он поднимается и разминает плечи. Набрасывает на них одолженную рубашку, натягивает брюки и движется к двери. Чонгук сказал, что сегодня пойдут на речку. Когда пойдут? Правда вся стая будет? Он чувствует себя неловко и некомфортно, но отказаться не может. Гостеприимство членов общины отторгать не хочется, всё-таки Чимин не совсем неблагодарный. И стоит ему открыть дверь выделенной комнаты, как в нос ударяет приятный, сладкий запах. Он зажмуривается, готов почти заурчать, а щенок в животе принимается танцевать и пинаться. Чимин бредёт на запах и довольно морщится, когда застаёт на обеденном столе Чонгука целую миску сочных ягод малины. Он бесцеремонно хватает плошку и принимается поглощать угощение со скоростью, невиданной прежде. А после и остаётся только вздохнуть, когда малина заканчивается, и облизать пальцы, перепачканные в соке. Он настолько увлёкся поеданием ягод, что не заметил, как альфа стоит, опершись плечом о косяк, и наблюдает за ним. — Я уговор наш выполняю, — подмигивает весело Чонгук, наблюдая за тем, как Чимин печально прижимает к груди опустевшую миску. — Готов идти? Омега кивает. Что его ждёт там, на речке, в компании других оборотней? Решает не раздумывать слишком долго, вытирает руки и рот, чтобы последовать за альфой к выходу из дома. Чонгук молчалив, он просто ведёт Чимина в сторону реки под жарким летним солнцем, а тот подставляет лучам лицо да вдыхает свежий воздух, наполненный зноем. Всё же ему надоело сидеть в доме вожака, а прогулка пойдёт только на пользу. Чонгук то и дело оборачивается, но к омеге не приближается, позволяя наслаждаться минутами, пока они бредут к остальным. Чимин молчит, ему говорить не хочется, и без того комфортно. — Как ты себя чувствуешь? — вдруг выдёргивает из спокойной тишины альфа, вынуждая Чимина обратить на него своё внимание. — Хорошо, — отвечает, подёргивая бахрому на подоле рубашки. — Я рад, что всё хорошо, — кивает альфа сам себе, а после останавливается, когда они, обходя деревья по тропе, всё глубже заходят в лес. — Тут спуск крутой, давай руку. Чимин бросает взгляд на идущую вниз тропинку — и правда, крутой обрыв вниз, он со своим животом просто свалится и покатится. От помощи не отказывается, хватает Чонгука за ладони, позволяя себя поддерживать. Неловко, конечно, но омеге приходится смириться ради собственной безопасности. Руки у Чонгука шершавые, горячие и натруженные, держат крепкой хваткой, направляя и подсказывая, куда лучше ступить. Чимин неуклюже всё равно наступает на камень, из-за этого нога подворачивается и омега едва не летит вперёд. Вожак его успевает подхватить и к себе прижать, чтобы вместе не рухнули, а потом осторожно ставит на ноги. И Чимин начинает понимать, чего именно в комнате не хватает: запаха. Когда только его привели в жилище вожака, то напрочь было пропитано грозовым духом. Чонгук пахнет, как весенний ливень и минута до залпа грома, свежо, чисто, приятно. И вблизи можно ощутить, как исходит аромат от его кожи. Чимин невольно принюхивается, даже щенок в животе затихает, не отпинывая ему печень. — Спасибо, — бормочет омега, когда альфа, придерживая его за руку и под лопатками, продолжает помогать спускаться. Вдалеке уже виднеется река и волки, собравшиеся на бережке. Чимин вытягивает шею, поражаясь, что их так много — большая, процветающая стая. Значит, Чонгук — хороший вожак. Да по нему и видно: заботливый, терпеливый, трудолюбивый. И почему только без пары? Даже странно. Но вопросы от себя Чимин эти отбрасывает, продолжает следвать, уже на руку Чонгука не опираясь — дальше ровно, трава по колено, а у берега — камни и песок. Когда они приближаются к остальным оборотням, Чимин замечает любопытные взгляды. Они беззлобные, лишь наполненные интересом, но всё равно хочется прикрыть живот руками. Он его не то чтобы стесняется, просто омега внутри сразу скалится, думая, что кто-то детёныша хочет обидеть, встаёт в позу защитника. И Чимин едва сдерживает рык, когда двое высоких альф нависают над ним с любопытными светлыми лицами. — Какой маленький, — выдаёт один, с яркими, как свежая трава, глазами, Чимина во всю рассматривает, а сам выше головы на две. — Крохотный, — кивает, поддакивая второй оборотень. У того глаза орехово-шоколадные и черты мягкие, добрые, но Чимин, испугавшись, всё равно оскаливает клыки. — А ну, — раздаётся над ухом командный, строгий голос Чонгука. Альфа отодвигает любопытных пройдох от него, загораживает своей спиной — широкой, твёрдой, как скала, и омега внутри любопытно приподнимает нос. Но Пак его в себе давит с усилием, нечего. Думает пусть о ребёнке, а не об альфах всяких. — Ну вы и засранцы, чего пугаете, — этот голос Чимин знает, потому уже не удивляется, когда из-за плеча Чонгука выглядывает красивый омега с пухлыми губами и косичкой у лица, в которую вплетены бусины. Это у него малину воровал. — Чимин! Зовёт, словно старого друга, на что Чимин только голову в плечи вжимает. — Дайте ему время, — просит Чонгук, оглядываясь через плечо. Альфа оставляет соплеменников и подходит к омеге ближе. Грозовой запах снова маячит поблизости, и Чимин вдыхает поглубже, но так, чтобы никто не заметил. Так ощущение безопасности рождается внутри, словно вожак его обидеть и правда не позволит. — Пойдём, — манит за собой, и Чимин бредёт следом, стискивая рукава рубашки. К нему сперва никто не подходит, но Джина с его любопытным носом всё же не удержать: омега присаживается рядом, а с ним в комплекте идёт второй — с глубоким тёмным взглядом и пышными кудряшками по плечи. Он улыбается, а губы растягиваются в красивой форме сердца. — Ты прости, если мы тебя перепугали, — произносит Джин. — Помнишь меня? — Джин, — бубнит себе под нос Чимин, исподлобья его оглядывая. — А это Тэхён, — указывает себе через плечо тот. — Мы не с пустыми руками, — голос у Тэхёна глубокий, низкий для омеги, но по лицу и фигуре пол его различим. Он оборачивается и подползает по песку к Чимину с корзинкой, прикрытой белым с вышивкой по краям платком. Чимин уже чувствует — подкупают. Там сладость спрятана. — Для тебя только перед речкой собрал, — подвигает к Чимину корзинку омега, глядит по-доброму, и тот сдаётся. Слишком уж соблазнительно пахнет малина. — Спасибо. Вы добры ко мне, — прокашливается омега, поднимая глаза на двоих своих собеседников. — Ты ведь теперь с нами, а о своих мы заботимся, — улыбается солнечно Сокджин. Вот так просто всё решили за него. Не зная характера Чимина, не ведая о его судьбе, стая вдруг решила его принять. И не просто эти двое, а, по всей видимости, и остальные волки, которые чувствуют себя расслабленно рядом с ним. Любопытные альфы всё посматривают на Чимина, складывая хворост и дрова для будущих костров, и Тэхён замечает взгляд, направленный в ту сторону. — Это Хосок и Юнги, они братья, — посмеивается Тэхён, указывая на альф. — Юнги — мой альфа. А вот тот здоровый медведь — Намджун, муж Джина. Яна ты уже знаешь. Чимин кивает, надеясь, что не забудет, пока омеги наперебой говорят ему имена оборотней. И тут взгляд его оказывается прикован к вожаку, выбирающемуся из воды. Чонгук громогласно хохочет, общаясь с каким-то молодым омегой, который, такой же мокрый, как и Чон, встряхивает короткими волосами. Чимин вдруг зависает, рассматривая оголённую широкую грудь Чонгука, но быстро смаргивает, ему кажется, что снова повеяло грозой. — Чимин, откуда ты? Почему ты оказался один в лесу? — осторожно спрашивает Джин, возвращая омегу в реальность и отрывая от разглядывания стоящего по пояс в реке вожака. — Я не хотел бы об этом говорить, — поджимает губы он, и оба омеги кивают. Больше не спрашивают, согласившись с просьбой Чимина не поднимать данную тему. Чимин разглядывает волков, резвящихся в реке, а сам сидит на месте. Сначала с Тэхёном и Джином, которые весело болтают, но всё равно оставляют его, когда тот отказывается идти купаться. Солнце клонится к закату, альфы — мокрые и довольные — возятся с кострами, а Чимин по-прежнему сидит, сложив ноги по-турецки и только за всеми наблюдая. Рядом веет речной прохладой и грозовыми разрядами, когда Чонгук с мокрыми после купания волосами присаживается рядом. — Не хочешь освежиться? — спрашивает вожак. Чимин обводит взглядом его слипшиеся от воды ресницы и капли, падающие на щёки с кончиков волос. — Нет, — вертит он отрицательно головой. Чимин-то хочет, если быть честным. Но большую часть беременности он провёл в лесу — волки носят детей только полгода — и не понимает, как может показаться в таком положении. Чонгук нахмуривается, не отсаживается, а после вдруг встаёт и протягивает ему руки. — Давай. Чимин снова отрицательно вертит головой. — Чимин, вода шикарная. Пойдём. Ты один сидишь некупанный, — настаивает альфа. — Если стесняешься, я отведу тебя подальше от всех, к другому берегу. Задумчиво прикусив губу, омега взвешивает все за и против. Ему очень хочется освежиться, окунуться в речную воду с головой и вымыться. Потому всё же протягивает ладонь альфе и встаёт с его помощью. Вожак и правда отводит его подальше — за заросли камыша, где гораздо тише. Над водой порхают стрекозы и осы, здесь не носятся голышом щенки, разбрызгивая блестящие капли. Чимин скидывает тряпичные тапочки с ног и глядит на Чонгука. — Совсем одного я тебя не оставлю, отвернусь, — неловко чешет затылок альфа и вправду отворачивается в сторону леса. Чимин ему снова благодарен. Становится спокойнее, он может скинуть брюки и осторожно стянуть через голову рубашку. Омеге не очень нравится сильно выступающий живот, он сутулится, чтобы тот был меньше заметен, и торопливо заходит в воду. Чонгук прав — она прекрасной температуры. Струи обтекают тело, омывают прохладой кожу, и Чимин довольно жмурится. Заходит по самую грудь, стараясь не поскользнуться на камнях, ощущает песок под зажившими ступнями и выдыхает. Тепло. Летний воздух с запахом реки и камыша забивается в лёгкие, успокаивая, и Чимин ныряет. Здесь приятно, под водой нет лишних звуков, но слишком долго оборотень не рискует находиться под толщей и выныривает. Чонгук по-прежнему сидит спиной к берегу, рвёт траву и ждёт, пока Чимин накупается. И хотя совесть давит на него, призывая поспешить и не задерживать альфу, Чимин всё же даёт себе вольность провести в воде ещё немного времени. Он возвращается, наплескавшись, обратно к оборотням, пока Чонгук шагает рядом. В душе — спокойно, ноги пружинят от каждого шага, а тело даже ощущается по-другому. Тэхён и Джин сразу же его утаскивают к себе под бок, пока костры разгораются. Закат уже не золотит небо, серые сумерки опускаются на берег. А тут в общем-то неплохо на самом деле. Может, даже хорошо, что он забрёл в чужой малинник.***
Чимину понравилось гулянье волков из этой стаи у реки, но, несмотря на усталость после всего произошедшего днём и вечером, он не может уснуть. Вертится из одного угла кровати в другой, фыркает. На него в тишине чужой спальни накатывают болезненные воспоминания, колют в грудь нестерпимо, и омега чувствует, как накатывает отчаяние. Страшное, грузное, оно давит на грудную клетку, напоминая о себе. Слёзы подкатывают к горлу от воспоминаний о собственной стае, из которой Чимин ушёл, понимая, что не проживёт там больше и дня. Омега шмыгает носом и зарывается в подушки Чонгука. Не хватает ощущения безопасности. Сейчас почему-то особенно одиноко. Даже больше, чем за четыре месяца в лесу. Быть может это потому, что Чимин внезапно снова стал частью общества оборотней, быть может, просто шалят гормоны в его организме, но слёзы сдержать не удаётся. Он несколько раз погружается в беспокойный сон, но быстро из него выныривает, ощущая тяжесть в груди. Непорядок. Чимину так не нравится. В полусонном состоянии омега садится на краю кровати и нервно дёргает ногой. Чего-то до ужаса не хватает. Чего-то, что у него было, да отняли. Чимин начинает нервничать, а в животе щенок буянит и переворачивается. И тогда он встаёт с постели. Босыми ногами старается переступать как можно тише. Он ощущал покой, пока комната Чонгука пахла альфой, а не им самим. И теперь, когда запах испарился, не хватает чувства безопасности. Чонгук — вожак. У его волка особая аура, дух защитника, Отца. Он сам по себе довольно заботливый оборотень, а одичавший, одинокий омега реагирует на это очень остро. Чимин плетётся к комнатке, где из-за него ютится альфа, замирает в дверном проёме: створка приоткрыта, а альфа, развалившись на, кажется, неудобной и короткой для него софе, похрапывает. Рука закинута за голову, одна нога согнута. Его волосы кажутся иссиня-чёрными в свете серебристых лучей Луны, падающих из окна. Чимин опасливо принюхивается, но нет — не чует. Тогда рискует подойти поближе, но даже в непосредственной близости от софы запаха альфы не ощущает. Это начинает нервировать, омега внутри беспокойно виляет из стороны в сторону, никак не может успокоиться. И Чимин подходит ещё ближе. Осторожно присаживается на край софы, но и тут чувствует феромоны Чонгука слабо — он даже во сне их контролирует. И тогда ничего не остаётся, кроме как согнуться над альфой и втянуть поглубже воздух, насыщенный его запахом. Так лучше. Так пахнет грозой — терпкой, наполненной свежестью, и нутро омеги начинает восстанавливаться. Волк внутри замирает, принюхивается вместе с ним. Одурманенный покоем, он велит Чимину не двигаться, просто сидеть и дышать чужим ароматом кожи. Чимина начинает смаривать дремотой, он покачивается и упирается руками в матрас, а сам снова глубоко вдыхает через нос, чтобы выдохнуть через рот. Омега чувствует, как сильно ему хочется спать, запах Чонгука убаюкивает. И он сам не замечает, как, пообещав себе полежать совсем немного, скромно сворачивается в клубок на самом краю постели вожака. Его окутывает теплом и покоем, потому Чимин проваливается в глубокий сон, позабыв собственное обещание совсем скоро уйти из пространства альфы.