***
Когда его нашёл приехавший забрать Тяня с секции Цю, тот скорчился в грязном углу и тихо подвывал. Одежда была разодрана, сам он был в ссадинах и синяках. И при попытке позвать его только забился, отталкивая руки и повторяя: — Нет! Нет! Не трогай! Так и не добившийся ничего, Цю вызвал Чэна, который наконец уговорил брата. И тот позволил взять себя на руки — сам идти он не мог, только закрывая окровавленное и заплаканное лицо руками. В больнице не нашли ничего серьёзного, за исключением следов побоев, но в эту школу он уже не вернулся. И пришлось перевести его в другую после периода домашнего обучения. Вытянуть из него хоть какие-то подробности произошедшего никто так и не смог. И называть или хотя бы описывать обидчиков он также не стал. Говорил, что ничего не помнит. Прежде жизнерадостный пацан стал злым и замкнутым, ни с кем не общался. И, едва поняв, что перед ним — альфа, тут же старался уйти, если это было возможно. И без того высокий для омеги, Тянь начал заниматься спортом, выбирая тяжелую атлетику, плавание, баскетбол, усиленно игнорируя намёки о том, что стоит поберечь себя. И его усилия дали плоды, хотя и приходилось пахать больше прочих. Годы шли, омега становился взрослее. И периодически тело требовало своего. Какое-то время Тянь принимал лекарства и проводил течки в одиночку, запираясь в своей комнате. А после — в ультимативной форме заявил, что жить будет отдельно. Дома «слишком воняло альфами». Устав от скандалов, отец договорился со своим двоюродным братом, что Тянь будет жить в его пустовавшей с давних пор квартире. К тому времени Тянь уже понял, что омеги, в отличие от альф, не вызывают у него ни страха, ни отторжения, а к бетам он просто был равнодушен — всё же разделить с ним циклы мог только кто-то из двух: или альфа, или омега. Вот только связи между омегами не только не поощрялись, а считались настоящим извращением. Впрочем, для ночных бабочек не было разницы, кто клиент, пока он платит деньги. Что ж, если для альф унижать и насиловать омег морально и физически — нормально, он готов лучше быть извращенцем, чем мириться с такой вот «нормой».***
Школа, дом, подработка. Этот треугольник поглощал все силы и занимал всё внимание. И это было определенно к лучшему, потому что Мо Гуаньшаня это вполне устраивало. А что другие тратили время на всякие развлечения и отношения – так это их выбор. И если мама и посматривала с беспокойством, с этим можно было мириться. С тех пор, как отец больше не мог быть с ними, он стал главой их маленькой семьи, и никакой другой ему было не нужно. Ему бы эту вытянуть из нищеты, чем не достойная цель. А если кто не согласен – это не его, Гуаньшаня, проблемы. Простая жизнь, в которой самое большое счастье — это прийти с подработки, вымыться и завалиться со стареньким телефоном, посмотреть какой-нибудь спортивный матч и отрубиться, не дождавшись окончания. А самым мучительным было видеть, как мама тайком утирает слёзы, глядя на папину фотографию и напряженно поджимает губы, перебирая неоплаченные счета. На этом фоне мучения, когда, не так уж часто, накатывал жаркой волной очередной гон, ощущались как нечто не стоящее внимания. Тем более, что шансов найти себе подходящую пару у него было немного. Как и какого-либо желания. Жеманные и капризные омеги, больше смотревшие на благосостояние, с которыми он был знаком, хотя к ним и тянуло физически, чисто по-человечески его не привлекали. Нет, он был готов заботиться и всё такое… но только о ком-то, кто примет его таким, какой он есть. А в том, что такой человек вообще существует, у него к семнадцати годам были серьезные сомнения. Кроме низкого достатка, у него была ещё одна проблема. Вернее, это скорее было проблемой в глазах окружающих. Несмотря на то, что он был, объективно, довольно симпатичным, но всё же для альфы слишком уж поджарым, невысоким, и вообще не выделялся особой статью. Прочие альфы обычно отличались более мощным сложением. И если бы только это. У него практически не было запаха. По крайней мере, об этом ему не постеснялись заявить в лицо несколько омег, к которым он проявлял хоть какие-то зачатки интереса в подростковом возрасте. Первый раз было особенно обидно. Её звали Айлинь, и она казалась едва ли не ангелом. Милая, тихая, она хихикала, когда он обращался к ней, стреляя тёмными, как вишни, глазками и кокетливо поправляла свои длинные гладкие волосы, падавшие до самой тонкой талии. А ещё — она улыбалась стыдливо, и отводила свои обрамленные пушистыми ресницами глазищи. Принимала шоколадки, которые он таскал ей, правдами и неправдами зарабатывая гроши, и даже согласилась один раз сходить вместе в кино. Они шли по парку, Мо нёс её портфель, и ему казалось, что жизнь прекрасна и удивительна. В голове уже вставали упоительные картины, как однажды он отважится взять её за тонкую ладошку. А потом, может быть, только может быть, она разрешит себя поцеловать. Проводив её до дома, Гуаньшань уже собирался было уходить, когда Айлинь тронула его за рукав, и сердце сладко замерло. — Мо. Не надо больше ко мне подходить. Он застыл, хлопая глазами, не в силах понять, что вдруг случилось. Девушка замялась, видя его замешательство. Но потом всё же тяжело вздохнула и, откинув длинные пряди, покачала головой. — Ладно. Мне не хочется этого говорить. Ты хороший, но… ты не пахнешь. Это не значит, что… просто я хочу, чтобы со мной был настоящий альфа. А запах — это важно. Тебе же нравится, как я пахну? Мо только кивнул, заливаясь краской. Айлинь пахла сладкой корицей, и совсем чуточку лимонной цедрой. И он, конечно, старался не палиться, но каждый раз оказываясь рядом, потихоньку млел от этого запаха. А он сам, получается… не пахнет никак? И поэтому он не настоящий альфа? Неполноценный? Интернет не помог. Там говорилось, что запах — действительно важный атрибут для альф и омег, играющий едва ли не основную роль в образовании пары. Если запах не нравился, вряд ли люди могли быть счастливы вместе. Привыкнуть к нему было невозможно: он либо подходил, либо нет. Те, кому повезло иметь приятный для многих запах, имели больше шансов. Получается, у него таких шансов не было? Как-то раз он набрался смелости спросить у одного своего знакомого альфы, каким ему кажется его, Гуаньшаня, запах. Тот похлопал по плечу, и ответил: — Без обид, братан. Я не знаю, что тебе ответить. Не то, чтобы я в этом понимал. Но по мне это как-то… ну, никак. Что-то, наверное, есть, ну то есть, я вот знаю, что ты альфа. Бляяя… вообще говорить об этом какой-то зашквар, — он провёл рукой по коротко стриженной голове. — Короче, по мне, так у тебя нет какого-то особенного запаха. Спроси у омеги, они обычно лучше в этом секут. Мо про себя подумал, что одна омега своё мнение уже по этому поводу высказала. И больше попыток с кем-то обсуждать свою «проблему» не делал. И в дальнейшем старался абстрагироваться, получая несколько озадаченные взгляды со стороны незнакомых альф и омег, которые периодически смотрели на него, словно силились понять, что с ним не так. Не так и не так. И плевать. Он не обязан пахнуть рождественским пудингом или чем-нибудь хуежопым, типа амбры. Он был в лёгком шоке, когда узнал, что содержимое китового желудка пихают в парфюмерные композиции. Ну нахрен. Лучше уж не пахнуть ничем, чем какой-нибудь такой хренью, пусть кто-то и пищит от такого. В конце концов, на омегах свет клином не сошёлся. И пускай браки между альфой и бетой были редкостью, может всё-таки однажды найдётся та или тот, кто будет ценить в нём что-нибудь другое, а не отсутствующий запах. Правда, что именно такого в нём можно ценить — он и сам не знал. Как-то в голову ничего не приходило. Может быть, он просто «никакой» весь целиком. Тогда всё вполне логично. И его очень долго ничего не вырывало из круговерти серых будней, пока в их школу не перевелся один персонаж… Когда именно он появился в соседнем классе – Гуаньшань не отследил. Он вообще мало внимания обращал на окружающих мельтешащих соучеников, что из своего класса, что из параллельных. Но иногда бывали люди, не заметить которых бывало очень сложно. Тем более, когда эти самые люди неожиданно влетают прямо в тебя на ходу, пока ты, никого не трогая, следуешь по школьному коридору по своим делам. И это не девчонка. На это у Шаня была однозначная отработанная реакция — сильный толчок в плечо и шипение: — Куда прёшь, глаза разуй, приду… - окончание фразы застыло, потому что в ноздри вклинился запах чего-то ягодно-пряного, настолько вкусный, что пришлось сглотнуть. Ожидалось, что его обладатель окажется неземной красоты созданием. И так оно и вышло, если бы… если бы это не был широкоплечий парень, ростом, примерно, как сам Гуаньшань, если не выше. А вот ответная реакция оказалась совершенно неожиданной. Тот с силой оттолкнул так, что Мо впечатался спиной в стену коридора. Следом его горло передавил локоть, в который он инстинктивно вцепился. И в ответ прошипели так же яростно: — Клешни свои убрал, — парень смотрел прямо в глаза, находясь едва не нос к носу, но вместо злости в них было что-то странное. Отчаяние? Которое как-то быстро сменялось на и вовсе непонятное, слегка растерянное выражение. Он опустил руку, возвращая доступ кислорода. И Гуаньшань тоже отпустил, чувствуя под пальцами дрожь. Да что с ним? — Эй… я не хотел тебя пугать, — начал Мо нехарактерную для себя попытку что? Оправдаться? Так этот сам на него налетел. Нереальный, сводящий челюсти кислинкой запах продолжал сбивать его мысли в дурацкую кашу. Но его источник уже помотал головой упрямо, словно отряхиваясь от чего-то и отступил на пару шагов. — С хера ли ты решил, что напугал меня? Просто запомни, что нельзя трогать людей без разрешения. И вали, куда шёл, — парень вскинул подбородок, глядя каким-то образом сверху вниз. Он был очень красивым. И… как такое может быть? Омега что ли? Вот этот вот? От изумления Гуаньшань даже растерялся, что стоит ответить, и только кивнул. Но потом опомнился и уже в удаляющуюся спину произнёс: — Тебя не спросил, куда мне идти, красавчик… — последнее он говорить не собирался, слово просто выскочило само, потому что и правда, красавчик. А вот с манерами у него было совсем плохо, потому что, не оборачиваясь, тот вытянул руку, демонстрируя сложенный из длинных тонких пальцев фак. Вот и поговорили. С тех пор он несколько раз видел его в школе, и даже подумывал подойти и попытаться заговорить, но тут же одергивал себя. Это было скорее из разряда несбыточных мечтаний — вряд ли такой хотя бы ещё раз на него посмотрит. Но продолжать поглядывать издалека уж Гуаньшаню никто не мог запретить. В тот вечер, возвращаясь с подработки по людной улице, проходя мимо шикарного, сверкающего огнями отеля, Мо никак не предполагал, чем закончится этот, вроде бы, обычный день.***
Шикарный отель, швейцар, поклоны персонала — всё это было до тошноты знакомо и не вызывало даже толики интереса. От таблеток слегка потряхивало, но течка отступила под натиском препаратов и Тянь чувствовал себя приемлемо. Чэн завёз его в салон, где обходительный прилизанный парикмахер уложил волосы, поминутно спрашивая, всё ли устраивает уважаемого клиента. Клиента всё устраивало, даже если бы ему сейчас на голове устроили воронье гнездо. Пожалуй, было бы и лучше. Тяня так и подмывало попросить что-нибудь, например, покрасить его в ядрёный розовый, только вряд ли это спасло бы его от предстоящей встречи. Только добавило бы проблем с отцом. А слушать его нравоучения не было ни малейших сил. Поэтому он покорно вытерпел все процедуры. Ещё дома Чэн сам вытащил из шкафа костюм, который посчитал приличным, и который Тянь ненавидел всеми фибрами. Разумеется, все говорили, что он в нём выглядит безупречно. Но ему было в высшей степени наплевать, как он будет выглядеть. Если он что и ненавидел больше, чем пересекаться с альфами, так это именно то, куда они сейчас направлялись. Смотрины. Мерзкое мероприятие, на котором он должен был познакомиться с очередным кандидатом в мужья. Выставка племенных зверей, на которой он был вторым экспонатом. Всё, о чём мечтал младший Хэ — чтобы это поскорее закончилось и можно было вернуться уже домой. И лечь спать. Заснуть у него бы всё равно не получилось, но по крайней мере он смог бы оказаться снова один. На этом предел его мечтаний заканчивался. Лучше уже до утра ворочаться, не выключая свет, курить на балконе одну за одной, чем торчать здесь, где многочисленные лампы едва не резали сетчатку. Тянь знал, что к утру будет выглядеть как пугало с красными глазами и хорошо, если удастся обойтись без повреждений — иногда его терпения от сводящих мышц и выламывающей всё тело гадкой тревоги не хватало, и он пытался успокоиться, до боли вцепляясь короткими ногтями в предплечья. Он специально стриг их как мог коротко, только бы не оставлять долго не сходящие царапины. Но заранее думать об этом не стоило. Сначала – пережить ближайшие часы. Вылизанный холл, чуть успокаивающее присутствие брата — его отдающий пеплом, внешне приятный, свежий озоновый запах создавал шаткую иллюзию безопасности. Жаль, что только иллюзию — на самом деле опереться на Чэна он не мог. Брат поддерживал отца в том, что Тяню необходимо найти пару, и как можно скорее. Он витиевато выругался про себя, шагая рядом, при этом чувствуя, как в животе мерзко подрагивает от накатывающей тревоги, которая только скакнула вверх, когда в глубине холла рядом с внушительной фигурой отца показались ещё две — низенький лысоватый господин Ше и его сын, Ян. Конечно, Тянь знал о них, невозможно было не знать главу синдиката, занимающегося торговлей драгоценностями и оружием, и его старшего отпрыска. Все дружно повернулись, как по команде и уставились на них, давя вежливые улыбки. Захотелось оскалиться, но Тянь держал себя в руках. Он не был уверен, насколько хватит его терпения, но намеревался продержаться как можно дольше. В конце концов, Чэн пригрозил, что отец на пределе, и если сегодня будут проблемы, он, хочет или не хочет, вернётся в отцовский дом. Возможно, под домашний арест. Поэтому Тянь решил быть паинькой и пообщаться-таки с Яном. А что будет потом — как-нибудь переживёт, не впервой. После церемонных приветствий, во время которых Ян протянул руку, чтобы по обычаю, поднести тыльную сторону его ладони к губам, Тяня передернуло. Нет. Жёсткий и цепкий взгляд кофейных глаз скользнул по нему, и Ян опустил руку, хотя и был, вероятно, удивлён такому пренебрежению этикетом. От него пахло горько-кофейным, наверное, приятным ароматом, к которому примешивался выдержанный виски. Но это был запах альфы, ошибиться в этом было невозможно, и Тянь сжал зубы сдерживая привычную уже внутреннюю дрожь. К счастью, никто не стал задерживать внимание на инциденте, и все уселись за низкий столик, принявшись обсуждать последние биржевые новости. Переходить сразу к делу считалось моветоном. Наконец формальности были соблюдены, Чэн, отец и господин Ше поднялись, оставляя их вдвоём. До этого Тянь предпочитал отмалчиваться и больше смотреть в чашку с чаем. Серебряный пуэр. Дорогущий, и противный. Он такой терпеть не мог, но упрямо давился им, только бы не сосредотачиваться на жадном взгляде, который не отпускал его. Ян выдержал паузу, пока старшие не отошли достаточно прежде, чем обратился к нему. — Хэ Тянь. Я слышал, что ты не слишком общительный, но надо же соблюдать приличия. Хотя бы посмотри на меня, — в голосе слышалось тщательно скрываемое раздражение. — Что ещё ты слышал? — отозвался Тянь глухо. — Мне достаточно того, что я вижу. Предпочитаю доверять не слухам, а собственным глазам. Ты очень красивый, — эту интонацию Тянь слышал множество раз. Как и затёртые комплименты. И едва сдержался, чтобы не поморщиться. Ничего нового. Но, ради разнообразия, он всё же решил немного пообщаться. Вдруг он ошибается, и Ян хоть немного отличается от самодовольных похотливых ублюдков, с которыми он имел дело прежде. — Мне плевать, что ты обо мне думаешь. Сегодняшняя встреча — желание моего отца и брата. Никак не моё. Давай просто отсидим здесь то время, которое считается «приличным» и разойдёмся по своим делам. Затянутый в деловой костюм и снабженный непременным ролексом мужчина напротив удивленно вскинул брови, как будто сказанное стало для него новостью. — М? Я считал, что мы должны узнать друг друга получше. Наши компании собираются подписать крайне выгодный контракт, и переговоры уже вошли в финальную стадию. Если мы с тобой заключим брак, это откроет дорогу гораздо более тесному сотрудничеству. Не понимаю, что тебя не устраивает. — Меня не устраивает быть на этой ярмарке тщеславия товаром, — сделал ещё одну попытку добиться понимания Тянь. — Я не собираюсь замуж. У меня есть на это свои причины, и я рассчитываю на твоё понимание. — По-ни-ма-ние-е? — по слогам протянул собеседник, подаваясь вперёд, каким-то хищным жестом, от которого по спине разом прокатились ледяные мурашки. — О чём ты? Следом запах стал сильнее, забивая рецепторы запахом кофе и виски, от которого к горлу поднялась тошнота. Вот мудак, думает, феромоны сделают его сговорчивее? Внутри заворочался не до конца загашенный препаратами жар течки. И от этого стало только противнее, так что пришлось сглотнуть горькую слюну. Движение кадыка не осталось незамеченным, вот только интерпретировано было с точностью до наоборот. Ян поднялся, пересаживаясь на диванчик рядом. Тянь замер, разум практически поглотила волна паники. Только не это. Нет. Не делай этого… но Ян уже тянулся, чтобы схватить его за подбородок, насильно поворачивая к себе начавшее краснеть от подскочившего давления лицо. — Ну же, милый, расслабься. Я не причиню тебе зла. Тебе только нужно быть послушным. Клянусь, я не из тех, кто бьёт омег… без причины. Перед глазами плавали цветные вспышки, Тянь задыхался, прикосновения обжигали, нестерпимое отвращение пробирало до костей. Сквозь шум в ушах он слышал, как довольный произведенным эффектом альфа продолжает разглагольствовать, как распрекрасно им будет вместе, если только он, Тянь, не будет расстраивать своего будущего супруга. Он чувствовал, что ещё минута, и его вывернет скопившейся где-то в гортани желчью. Мразь. Альфа. Самодовольная скотина, слышащая только себя. Ему нужно уйти, пока этот не сотворил что-то ещё. И в этот момент вторая рука Яна скользнула под борт пиджака, уверенно оглаживая бок. Резкий толчок, сжатый кулак с хрустом впечатался в скулу альфы. Изумленный вдох, и раньше, чем ошарашенный неудавшийся жених успел что-то сказать или сделать, Тянь вскочил, переполненный яростью до предела. Настолько беспардонно с ним ещё никто себя не вёл. Если не считать… если не считать… воспоминания нахлынули, гася сознание, заставляя глаза наполнится непрошенными жгучими слезами. Он молча развернулся и пошёл на выход, переходя на бег. Чэн поймал его на выходе, уворачиваясь от рефлекторного удара. И в ответ залепил пощёчину, надеясь привести в чувства явно находящегося в неадекватном состоянии брата. — Приди в себя! Что ты устроил! Господин Ше разрывает сделку. Отец в ярости. Ты должен вернуться и извиниться, — было видно, что и старший порядком взвинчен. До этого, что бы не творил Тянь, он ни разу не поднимал на него руку. Тянь вскинул на него загнанный, растерянный взгляд, прижимая ладонь к горящей щеке. Но все чувства тут же вытеснила злость. — Вы все одинаковы. Все альфы — скоты и мрази. Я думал, хотя бы ты нормальный… — его взгляд метался по улице, где на них уже начали оборачиваться прохожие. И тут он зацепился за застывшего посреди тротуара рыжего, с которым познакомился совсем недавно. Потёртые джинсы, поношенная куртка, он стоял и смотрел на них, не замечая обтекающей его толпы. Странный парень, но в эту секунду, стоило увидеть его, как разом стало спокойнее. Сознание якорем зацепилось за что-то, не давая себе захлебнуться в чёрном отчаянии. К нему потянуло и сопротивляться этому совершенно не хотелось. Тот единственный человек, чей запах показался Тяню однажды приятным, успокаивающим, каким-то… родным. Он пах чем-то трудно уловимым, забытым, словно из детства, принося практически блаженство. В тот единственный раз удалось почувствовать, только когда они оказались очень близко. Откуда он здесь? Сейчас, когда так нужен ему. Эта мысль, которую Тянь настойчиво гнал с первой встречи, теперь билась в сознании, успешно вымывая все остальные. Чэн ещё говорил что-то, но Тянь его уже не слышал, сбегая по ступенькам и не сбавляя шага, пока не остановился напротив. — Ты. Забери меня отсюда, — Тянь решительно шагнул к всё так же стоящему посреди улицы рыжему и протянул руку. — Точно я? — рыжий огляделся, словно тут мог быть кто-то ещё. — Точно. Ссышь? — Тянь прищурился, заново отмечая смешно хмурящиеся рыжие брови, озадаченное и слегка возмущенное его предположением выражение лица. — Нет, — уверенно помотал головой Гуаньшань. Чтобы он — и ссался? С хуя ли? Схватил протянутую руку. Вопросами задаваться будет потом. Сейчас он ясно видел, что нужно убираться отсюда. Тот страшный мужик, который только что ударил едва знакомого ему омегу, уже звонил кому-то, и с другой стороны к ним направлялись несколько крепких ребят в чёрных костюмах, как бы ни по их душу. Оставлять в беде — а у парня, очевидно, было не всё в порядке, ему бы не позволила совесть. При других обстоятельствах Шань бы точно начал загоняться и мямлить, но сейчас было совершенно не до этого, на решение у него были считанные секунды. — Ну тогда, хули клювом щелкать. Бежим! И они побежали. С каждым шагом внутри рос комок чего-то, замешанного на адреналине. Твердо сжатые пальцы встречали такое же уверенное пожатие, и от этого только усиливалось чувство восторга. Ноги едва касались асфальта, кажется, Гуаньшань никогда так быстро не бегал, но парень сзади легко поспевал за ним, а иногда и вырывался вперёд, и уже тянул его за собой, вынуждая прибавить ещё. Это странное соревнование и царящий в голове сумбур не мешал отслеживать повороты и тянуть в нужную сторону. Хорошо, что в этом районе Гуанчжоу Мо ориентировался отлично, и знал несколько вовсе неочевидных входов и выходов, спасибо детству, проведенному на улице в обществе дворовой шпаны. Потому что топающие за ними мужики, успевавшие на ходу материться, тоже были, судя по всему, отличниками физподготовки. И то, что облачены они были не в спортивную школьную форму и кроссовки, а в чёрные костюмы и туфли, как и беглец, им не сильно мешало. Только теперь Мо на ходу задумался, а от кого и зачем они, собственно, убегают. И что натворил этот омега, что его очень хотят поймать. Блядь, во что он ввязался?! Ну почему он иногда сначала делает, а потом уже думает?! Все эти вопросы оставались без ответа, а они убегали всё дальше, теряясь в лабиринтах улиц огромного города.