Dear Maria, Count Me In!

Мэри очнулась в полной темноте, с тяжелой головой, и несколько минут, не открывая глаз, просто лежала в полной уверенности, что ее напекло. Она ругала себя за то, что не поставила машину в тень, что не завесила окна одеждой, потому что она глупенькая, а солнце может превратить ее в труп, если нагревать голову слишком долго. Потом она постепенно вспомнила, что утром шел дождь, и солнца не было еще со вчерашнего дня. Потом она поняла, что ей трудно дышать, и на шее выступил пот, и лицо у нее мокрое от пота. Она открыла глаза – и осталась в темноте. Мэри охнула, чувствуя, как плотная тишина давит на уши. Она потеряла зрение? Та женщина. Женщина на дороге – она сделала что-то. Она вытянула к ней руку – и Мэгги просто уснула, но, падая, наверняка еще и хорошенько приложилась головой об дорогу. А теперь она едва может дышать, ей душно, и она ничего не видит. В прошлый раз… не надо думать об этом. Никаких прошлых разов. Она подвинулась, и ощутила обоими локтями стенки, потом Мэри приподняла руку – и ее ладонь уперлась в холодную твердость. Тишина вокруг была такая, будто она была глубоко под землей… внутри горы. При этом стоял странный запах. Собственное дыхание заполняло уши – прерывистое, нервное. Если она не перестанет хватать ртом, то задохнется сразу же. Мэри медленно дышала, стараясь закрыть рот, но в глазах уже скакали зеленые пятна. Мозг начал подключать аварийные системы, и скоро позвоночник начнет биться в конвульсиях, а все из-за чего – небольшой какой-то задержки кислорода. Надо выбираться. Мэри ощупала себя, пытаясь понять, не сломано ли что, и нащупала в кармане нож. Вцепившись в него, и благодаря себя, она полезла в другой карман за телефоном, но ей не надо было проверять. Она помнила, что оставила его в машине, когда вышла на дорогу. Девушка все равно прощупала джинсы. Пусто. Пусто. Только какой-то фантик и монетка. Она аккуратно раскрыла нож и на ощупь уперла его в угол своего гроба. Надо называть вещи своими именами. Ее поймали на выезде из города, вырубили и похоронили заживо. Плавали – знаем. Панические атаки из ниоткуда не берутся. Мэри прощупала каркас коробки, нашла пальцами стык стенки и крышки, и уперла лезвие ножа туда, нажимая обеими руками. Тщетно. Крышка была прибита намертво, и не хотела двигаться. В какой-то момент она психанула, дернулась всем телом и врезалась в крышку головой и коленом, тут же сжимаясь от острой боли. Нож упал рядом с бедром, и Мэри подобрала его дрожащей рукой. Не психовать. Она обратила внимание на то, как грубо ее встретило препятствие: это было не дерево. Под ладонями была холодная сталь. Ничто не пробьет ее, ни изнутри, ни снаружи. Она приставила лезвие к стыку и начала ковырять. Это правда, всю свою жизнь, сколько она себя помнила, ей просто хотелось быть красивой. Но в Мэри всегда было что-то не так; прямо как на Титане, спутнике Сатурна. Одна маленькая деталь, которая рушила для нее все. Лично для нее. Мэри была слишком худой, или слишком похожей на отца, с его размашистыми, широкими чертами, или слишком низкой, или слишком грубой. У нее были слишком короткие ноги, или слишком круглое лицо, слишком широкий рот, и это убивало ее. Маленькие вещи, которые не давали ей выбиться в первую лигу, где девушки встречались с футболистами, с рослыми парнями, с красавцами, которые носили их на руках. Девушка из первой лиги обернула бы Деймона вокруг пальца, и заставила бы его скулить по себе, как он скулил по Кэтрин, но Мэри никогда не была похожей на них – фигуристых, стройных, с природной грацией. Нет, у нее не хватало энергии и знаний, чтобы понять, как они составляют свои гардеробы, и почему они так хорошо пахнут, что они делают с кожей, что она сияет, и почему их волосы такие блестящие и послушные; как они так смеются, что мужчины засматриваются на них, забыв прикрыть рот; как они так ходят, что им смотрят вслед. Как они так делают, что о них не забывают. Но потом Мэри выросла. И в данный момент, хоть воспоминания и лились на нее, как вода из огромного пожарного шланга, ей хотелось быть живой. Впрочем, это желание тоже вполне естественно, и если бы его не было, девушка не пережила бы столько оказий в своей жизни, а уже давно бы сдалась. Взять хотя бы того маньяка с парковки… Нет, Мэри подросла и поняла, что ей не к чему стремиться, потому что она себя не изменит, и если природа и может создать совершенство, то она нашла его в своем теле; ничто не может быть более совершенным, чем то, что уже есть, и Мэри больше не нужна была первая, вторая, десятая лига – не было никаких лиг. Была только слабость, которую она выела из себя. Это заняло годы упорной работы, но сладость раскрепощения, восторг свободы, легкость осознания, что ее – достаточно, что она – достаточна, была сравнима с освобождением от тяжких кандалов. Сейчас ей надо было освободить себя снова, и она упорно жала ножом в стык, почти ломая себе запястье, потому что крышка не поддавалась. Еще немного – и что-то будто бы двинулось под лезвием. Тишина превратилась в какофонию собственного дыхания и стука сердца, бешеного перезвона, потому что кровь в ушах гудела, а горло начало сокращаться от недостатка воздуха. Еще немного – ее движения стали конвульсивными, Мэри задыхалась, когда она приподнялась, ударяясь головой о крышку, и налегла всем телом, поднимая себя одной рукой и удерживая на ноже, влезшем между боковой стенкой и верхней. Она оттолкнулась ото дна – и нечто мелькнуло в проеме, а потом она услышала тихий щелчок. Через мгновение крышка захлопнулась обратно, а в темноте появился новый звук: кап. Кап. Кап. Сквозь щель в ее гроб начала заливаться вода. Мэри напрягла лопатки и оперлась на крышку изнутри, пытаясь ее поднять, но что-то сверху не давало. Та была настолько тяжелой, что девушка почти потеряла сознание от натуги, чувствуя, как агонизирует ее тело. Потом голова пошла кругом. Ее затрясло, будто кто-то невидимый схватил на грудь и начал бешено крутить ее на месте. Мэри поняла, что умирает. Клаус Майклсон прогуливался у кромки города, рыская по лесу, хотя уже давно не охотился как обычный вампир. Ему до сих пор немного претила мысль о том, чтобы грубо схватить кого-то за грудки или шею и вдавить свое лицо в сгиб плеча. Что за плебейское варварство. Он был очень сердит, если есть вообще лексема, выражающая крайнее состояние его бешенства; его сердце оживало впервые за долгое, долгое время, и все его забытые эмоции, его человеческие излишки, нахрапом напали на несчастного, пожирая его с головой. Клаус бесился с утра до вечера, но не мог подать виду, потому что должен был поддерживать репутацию. Тем временем его сердце кровоточило и билось, причиняя ему немыслимую боль. Любовь была серпом для всех живущих – и умерших, тоже. Для всех, у кого в голове вообще творились химические процессы, любовь всегда была сущим адом, настигая как проклятье, и воплощала в себе ад на земле. Взять бы вот хотя бы чье-то недалекое сознание, агонизирующее совсем неподалеку. Клаус приостановился и прислушался, увлекаемый ясным голосом боли, поющим предсмертную симфонию. Смерть не интересовала, не интриговала его; он приносил кому-то смерть по нескольку раз на дню, и часть убитых в последнее время имела наглость возвращаться обратно. Убудет ли от Вселенной, если еще одна душа сегодня отдаст концы? Люди кричали перед смертью – вслух ли, или про себя – они делали это всегда. Этот голос был юный, ясный и отчаянный; она не хотела умирать. Она потратила все силы, и теперь ее в ее последние минуты терзала странная смесь сожаления, ярости и любви. Да, любви. Ее галлюцинирующий мозг начал вспоминать всех, кого она любит, кого она теперь оставит. Но одно имя Клаус расслышал более отчетливо, потому что в нем пронесся шепот надежды. Клаус удивился. Проскочил через перелесок на высокий берег и взглянул вниз со скалы на быстро несущуюся реку. От одного вида бегущей воды ему поплохело, и он сморщил лицо, понимая, что на дно ему путь заказан. Ему было сегодня скучно, и он наматывал круги вокруг Мистик Фолз, пожираемый наглой мыслью нечаянно сойти с траектории и ломануться в Новый Орлеан, и нечаянно остаться там лет на семьдесят. Клауса нетрудно было заинтересовать и отвлечь, впрочем, потому что у него был живой, гениальный разум, всегда тянущийся к любопытным происшествиям. Эта девушка – что она делает на дне реки? Почему она зовет именно его? Ее сознание было новым, - Клаус никогда ее не встречал. Он чувстdовал ядовитую прослойку вербены, защищающую ее голову от обычного вампира. Клаус не был обычным. Ему было две тысячи лет, но он был любопытен и расторопен как ребенок. Он вытащил телефон и быстро набрал Деймона Сальваторе. - Шшто? Я занят, - гаркнул тот вместо приветствия. Деймон был упертым и дерзким, и никто больше, ни одна душа в городе, не обращалась так с древним вампиром. Прочие, если не боялись его, то хотя бы сдерживали свои порывы невоспитанности. Только один из них позволял себе так разговаривать с Клаусом, но пока что он нужен был ему живым. - Я тут прогуливался вдоль Вороньего Гнезда, - размеренно сказал Клаус, внутренне наслаждаясь медленной агонией ее бешено сокращающихся легких. Она должна испытывать невероятную боль – будто горит изнутри. А ужас! Какой ужас испытываешь, когда погибаешь от удушья! Мозг выбрасывает в кровь эти… эти элементы, которые обманывают тебя и заставляют испытывать безотчетный страх, сковывающий конечности. - Как здорово. Надеюсь, ты в панамке, - рявкнул Деймон. У него что-то происходило: Клаус услышал тихий стон. Стефан тихо ругнулся где-то неподалеку. - Нет, голову не печет. Мне кажется, снова собирается дождь – как вчера. Деймон просто шумно выдохнул в трубку. - Ну так вот, я тут гулял, и вдруг услышал – прямо около Скалистой… - Твой звонок несет в себе какой-то практический смысл? У меня нет сейчас на это времени. - А чем это ты занят? – поинтересовался Клаус. Вряд ли Деймон успеет добраться досюда, даже если побежит из дома. Вампир может преодолеть значительное расстояние всего лишь за минуту, особенно если передвигается большими прыжками, а не бегом – но все равно это маловероятно. - У нас сушка. Что-то грохнуло, и послышался шлепок. - А ну сидеть! – прикрикнул Деймон. - Эй. Полегче, - обиженно буркнул Стефан. Деймон начал парировать на своем непередаваемом языке грязных оскорблений, который ничем не выдавал аристократическое происхождение юноши… давно погибшего. - В общем, меня взяло любопытство, так что тебе надо быстренько сюда прийти. На дне реки умирает девушка, и она зовет тебя. Воцарилась тишина. - Я думаю, она в какой-то… - Клаус прислушался, - металлической коробке типа гроба… - Сволочь, - едва слышно проговорил Деймон, а потом звонок прервался. Через несколько минут Деймон прыгнул со скалы в воду и скрылся в потоке как галка, а еще через пару минут уже тащил тело на берег. Клаус, преодолевая приступы слабости, спустился вниз по скале, аккуратно, стараясь держаться как можно дальше от воды. Деймон склонился над ней – она казалась подростком на первый взгляд, но форма лица и груди, скулы и бедра, выдавали в ней молодую женщину с отличной генетикой – и река капала на ее бледное лицо с его волос. Вся его черная одежда блестела на солнце, и его бока яростно раздувались, но явно не от усталости. - Давай, - он прислушался к ее сердцу. Клаус слышал, что ее тело молчит. Она переходит на другую сторону. Деймон укусил свое запястье. - Давай, Мэгги, - прошептал он, - прорвемся. Мэгги. Ты не можешь просто… - он потряс ее за плечи, и ее голова с окровавленными губами перевернулась. Деймон стал делать ей массаж сердца, не поднимая головы. Он работал усердно и хладнокровно, но от Клауса не могло ускользнуть ничего. Он смотрел их всех насквозь – старых и молодых, сильных, слабых, отчаянных и наивных, волшебных и обычных. Деймон знал, что делать, и не психовал, но кровь билась у него в висках. Его кровь бурлила в венах от мысли о том, что эта особа погибнет. Через несколько минут он впадет в отрицание, потом – гнев. Именно такие любопытные ситуации разбавляли тоскливое существование Клауса. Отвлекали его от собственных болей. Ах, никто и не знает, как у Деймона все горит внутри оттого, что маленькое сердечко не бьется. Мэри рывком вернули в реальность, грубо протаскивая лицом по камням. Изнутри. За волосы. Ее трясли как куклу, и внутренности выкручивало, а уши и нос заложило, будто она до сих пор тонула, или застряла в стволе дерева. Она начала откашливаться, опираясь на руку, которая приподняла ее, и сжимая ногтями белую кожу. Мэри узнала запястье и опустилась на него, касаясь пальцев лбом. Он снова ее услышал. - Нет, - послышалось сверху, - это я. - Что? – спросил Деймон, поднимая на вампира ярко-зеленые глаза. Он потряс головой, сбивая с лица мокрые волосы. Девушка в его руках медленно подняла лицо и тоже взглянула на него. - Я услышал тебя, и позвонил ему. Мэри медленно моргнула. Мир был смазанным и слишком ярким, и фигура мужчины расплывалась перед глазами. Воздух едко вгрызался в глазные яблоки, а в груди был факел, который жег кости. Она глубоко вздохнула, зная, что это причинит ей боль, но дышать снова было так хорошо. Боль пройдет, а эта радость – нет. - Что же с тобой не так? – проговорил Деймон ей в ухо, прижимая к себе. Мэри села, распрямляя ноги, понимая, что инстинкт загоняет ее глубоко в клетку его рук, требуя укрытия. Ей вдруг стало страшно, и жуткий шум в голове медленно выравнивал бушующие чувства. Этот мужчина, стоящий над ними, словно наблюдающий за двумя пандами в зоопарке, вселял ей странное, щекочущее ощущение опасности. Под задницей были острые камни. Вернулось воспоминание о той женщине на дороге. Как только голос прорезался, Мэри спросила: - Где эта стерва? - Какая? - Которая сунула меня в гроб, - процедила она. Во рту стоял металлический вкус крови, и она содрогнулась. Деймону пришлось поить ее своей кровью, чтобы спасти. Технически, она погибла. Солнце стояло высоко над головой и начинало жарить голову. Мужчина проследил за ее взглядом и тоже посмотрел на небо, прикрывая глаза ладонью. - А ты что стоял как вкопанный? – вдруг огрызнулся Деймон. Мэри поняла, что этот человек, и впрямь, сухой, и выглядит так, словно оказался на берегу случайно. - Я не могу зайти в реку, ты же знаешь, - спокойно ответил он. - Прямо таки тебя это убьет? - Да. Смешная ирония, не правда ли? Мэри разглядела черты его лица. Светлые брови и леопардовая челюсть, странный, вытянутый нос – до дикости необыкновенное лицо с круглыми голубыми глазами и аккуратными вихрами золотых волос. Что-то в нем было отталкивающим и любопытным одновременно, красивым, но… пугающим, ненастоящим. Почему все в Мистик Фолз такие чертовы фрики? - Бегущая вода… простейший элемент природы. Поставлю туда одну ногу – и мне конец, - улыбнулся человек-леопард. Он сладко втянул носом воздух, показывая, что наслаждается погодой, этим днем и миром в целом. Деймон рядом зашевелился, пробуя ее поднять. - Ну? Теперь ты должен мне рассказать, кто эта малютка. - Черта с два. - Я ведь могу отправить ее обратно, или свернуть ей шею, и все твои старания окажутся напрасными. Мэри почувствовала, как пальцы сжались на ее локте чуть сильнее. Но не придала этому особого значения, сама вспыхивая внутри. Конечности ее пока не слушались – по всему телу была слабость. Девушка вытянула шею вместо того, чтобы вскочить. - Говори со мной напрямую. Не надо мне угрожать, - вставила она. Прелесть выгорания – отсутствие страха. Ей вдруг стало все равно, кто этот белесый мужик, и что он тут делает, - все это южное высокомерие и сверхъестественная чопорность достала ее еще семь лет назад, и она больше ее не переносила. Какой-то сериал про Болейн, только вместо английских королей – вампиры. Один свирепее другого, просто бестиарий на отшибе. Мужчина ухмыльнулся, разглядывая ее светлыми глазами. - Не надо расходовать дыхание, - вмешался Деймон и приподнял ее, - стоишь? Мэри попробовала выпрямить колени, но те подкосились. - Нет. Почему? Что со мной? – слабо спросила она. - Ты почти умерла. Твое тело выбросило всю энергию в борьбу с удушьем. Это нормально. Он поднял ее, усаживая себе на бок, и пошел с берега, игнорируя второго. - Мэгги, значит? Тот устремился за ними следом, отпинывая камушки ботинками. - А полное имя – Маргарет? Мэри смотрела на него с плеча Деймона, чувствуя себя обезьянкой на руках ветеринара. Сальваторе молчал. - Магдалена, - отозвалась она не слишком дружелюбно. Светлые брови поползли вверх. Мэри честно-честно больше не любила его. То сильное, отравляющее чувство, было токсичной влюбленностью подростка. Деймон был опасным и непредсказуемым, но нежным внутри, с этими огромными глазами – к тому же, он чуть ли ни единственный считался с ней, смекнув, что внимание завоюет ее доверие. Это прошло. Мэри не нужна была никакая любовь, потому что ей было достаточно того, что он пришел, чтобы спасти ее. Это товарищество, доверие, дружба по старой памяти. Обыкновенная человеческая доброта, которой в старшем Сальваторе было многовато для него самого, для того, чтобы это было приличествующим его образу, который он так старался всем продать. Она прижалась головой к его плечу, подкладывая под щеку ладонь. Клаус шел за ними, посмеиваясь себе под нос, как всегда посмеиваются над теми, кого поймали с поличным. Было так странно просыпаться в этом доме. Солнце линиями лежало на одеяле и деревянных панелях; касалось зеркальной поверхности и отражалось желтым зайчиком, раскидывая свои острые, блестящие лучи во все стороны. По коридору кто-то шел, мягко ступая по ковру. Где-то даже тикали часы, но самым сладким звуком был звук снаружи: шелест листвы. Мэри лежала в кровати как в коконе, ее тело приняло наиболее естественную позу, и ей никогда не хотелось шевелиться. Мягкость белья была головокружительной, а матрас под ней изгибался точно под фигуру. Ее лицо наполовину тонуло в подушке, и Мэри могла ощущать запах собственных волос, которые слабо тянули речной водой. Только этот запах и напоминал о том, почему легкие режет, а горло кажется сухим, как пустыня. Шаги приблизились, и дверь тихонько отворилась, прямо как будто это был самый обыкновенный дом, в котором не происходило ничего из ряда вон. В проем просунулась голова Деймона и его вечная ухмылка, прилипшая к губам. Словно она видела ее вчера, и позавчера, и все дни до этого. Она машинально захлопнула свой разум, испугавшись, что он учует, что она думает. Мэри постоянно забывала, что пьет вербену, потому что это тоже делала машинально. - Добрый денечек. После этого Деймон появился весь, и в руке он держал дымящуюся чашку. Очевидно, там был такой кипяток, что у него потела рука, раз Мэри смогла рассмотреть дым из кровати. Она сразу решила, что не будет это пить. У нее в голове роилось много вопросов, но поверх них нарастало раздражение. Она попалась в какую-то глупую ловушку, и теперь застряла здесь, не так ли? Она застряла здесь. На ее надгробном камне следует написать: «она застряла здесь». Мэри все же перевернулась на спину, а потом даже села, с удивлением обнаруживая легкость в теле. Впрочем, чего она ожидала? Она потрогала шею и зачем-то ощупала запястья – она чувствовала себя лучше, чем можно было предположить. - Я немного… - Деймон мотнул головой, намекая на что-то. - Пока я спала? Он пожал плечами. Странное ощущение какого-то неприличного акта повисло между ними. Деймон поставил чашку на тумбу около кровати, и девушка заглянула в нее: обычный чай. Она понюхала. Вербеной не пахло. - Елена там внизу вся изнервничалась. Как будешь готова – позови ее, - сказал Деймон, внимательно наблюдая. – Тихонько. Она услышит. Воцарилась тишина. Мэри попыталась унять громко ухнувшее сердце. Впервые за много лет лицо Елены предстало перед глазами. Елены, которой всегда было мало. Которая была похожа на Кэтрин больше, чем ей хотелось выдавать. Новый Год так и прошел незамеченный в Мистик Фолз. Апокалипсис не случился, к вящему разочарованию старшего Сальваторе. Наступил январь, и прошли школьные каникулы, и на этом домашний ад Мэгги немножко спустил ее с цепи. Можно было вернуться в школу, а значит – реже появляться дома, и находить больше предлогов отсутствовать до самой ночи. Мэри разрывало от противоречивых чувств, одним из которых было чувство вины – мама нуждалась в ней, хоть и срывалась на ней, как и остальные. В этой семье Мэри всегда была девочкой для битья в случае, когда кто-то из троих взрослых не выдерживал. Они жили в нездоровом треугольнике ненависти, скрепленные одной крышей и ребенком, и вымещали на нем всю эту фрустрацию, выдуманную ими самими из воздуха. Смешно подумать, годами позже думала Мэри, что она не могла точно сказать, что в ее жизни было большей трагедией. Нападение вампира или ее собственная семья. Как только прошел январь, Елена стала странной, нелюдимой, напряженной. Она стала часто ссориться со Стефаном, который должен бы порхать от счастья: город свободен от вампиров, он вернулся обратно к жизни, преодолев свой наркоманский эпизод (в школе он выглядел здоровым), а брат снова куда-то исчез. Но Стефан тоже выглядел мрачным, и они с Еленой, когда не ругались, замыкались друг в друге как два сумрачных облачка. Как раз когда Мэри не помешал бы друг, Елена превратилась в глухую стену. Позже оказалось, что она избегала Мэри по совершенно очевидным причинам. На Валентинов день, конечно же, организовали чертов праздник. Впервые в жизни Мэри не скалилась и не исходила ядом при мысли об этом дне. Кэролайн вовлекла ее в организацию и украшение школы, потому что Елена, по словам первой, была нефункциональна и рассеянна. Мэри волновалась за подругу краем сознания – а может даже, и доброй половиной, - но не знала, как подступиться. Не хотелось нарваться на еще один шторм. Она с головой погрузилась в организацию праздника и покорно выполняла все указания Кэролайн, такие как: залезь, повесь, прилепи, нарисуй, возьми лестницу, нет, не ту, ты расшибешься! Полегче с бантами, я умоляю, они развалятся! Ты что, впервые держишь фломастеры в руках? Мэри совершенно не умела рисовать. Она смотрела на то, как жухлая трава за окном так же смиренно, как она, ожидает весны, чтобы проснуться. В ту зиму Мэри действительно очень ждала весны, зачем-то, думая о разных вампирах, о смерти и одиночестве, и о том, как бы привесить украшения побыстрее, но чтобы Кэролайн не видела ее халтуры. После школы она ходила в Гриль с Бонни или даже Мэттом; время от времени устраивали караоке или какой-нибудь концерт местной группы – наблюдая со стороны за жизнью этого городка Мэри сказала себе, что, не будь она в таком непривычно подавленном состоянии, мечтала бы отсюда сбежать. Мистик Фоллз действительно был крошечным городом, и делать тут было нечего; вопиющая очевидность этой тщетности, с которой они устраивали праздники, восславляя мало-мальские радости типа открытия захудалого почтового отделения, - она убивала мечтательность в человеке. Мэри не понимала, почему некоторые желали оставаться тут на всю жизнь. Скраденная апатией, она не собиралась никуда двигать, но головой осознавала – впрочем, в том возрасте ее голова мало что решала. Мистик Фолз был крошечным городком, и слухи по нему расползались в рекордные сроки. Валентинов день выпал на четверг, а по четвергам никогда не случалось ничего хорошего. Школа принарядилась в ядовито-розовый цвет, напоминая Мэри, как ни странно, игры про Нэнси Дрю; ей щипало сознание, когда она вспоминала, что сама приложила руку к этим декорациям. Они с матерью сходили в магазин и купили ей новое платье для вечеринки, на которую ей было плевать. Провести один день с мамой вне дома было важнее, чем хорошо выглядеть на этом чертовом балу. Они с Бонни стали общаться больше, потому что Елена даже лучшую подругу стала игнорировать, так что они приехали в школу вместе – Бонни даже забрала ее на машине от дома. Это показалось огромной честью. Часть вечеринки, пока громыхающая музыка прокладывала свой путь к ее размягченным мозгам, она простояла у стола с алкоголем. Все мальчики, желающие потанцевать с ней, знали, где ее искать. Впрочем, их было не очень много. Мэри потанцевала с Мэттом, чувствуя себя виноватой перед здравым смыслом за то, что празднует то, что вселяет ей презрение. Ведь любовь – дерьмо, и приносит только боль, и праздновать ее… никто не счастлив в любви. - Мы молодцы, - Кэролайн просияла, и Мэри на секунду оттаяла. Каждый раз, когда она плохо думала об этой взбалмошной куколке-командирше, ее поражало то, как Кэролайн была счастлива, когда все шло по плану. Причем, ее радовало не то, что она сделала все сама, или что все исполняли ее приказы: в ней был настоящий, чистый дух организатора. Она радовалась, если люди хорошо проводили время. И хотя бы за это ее стоило уважать. Мэри даже чокнулась с ней пластмассовым стаканом. - Елену видела? Кэролайн покачала головой: - Она очень рано ушла. Они снова поссорились со Стефаном, - шепотом сказала она. - Так из-за чего… - аккуратно начала девочка, - что у них происходит? Они в последнее время что-то постоянно ругаются. Кэролайн поджала губы и сердито приподняла брови. - Хм. Знаешь, она стала такая важная с тех пор, как… - и Кэролайн многозначительно взглянула на Мэри. Ту снова взбесило, что Кэролайн постоянно забывает: не все в городе в курсе всех последних сплетен. Точнее, даже так: - Кэролайн, не делай вид, что кто-то кроме тебя в курсе всего, что происходит в городе. Мы с ней уже пару недель не разговаривали. Мэри сказала это и даже удивилась. Это ведь почти невозможно! Они учатся в одном классе, и едва ли перебросились парой слов за несколько недель. Кошачьи глаза девушки смотрели на нее в упор. - Не знаю… - она будто примерялась, думая, стоит ли Мэри того, чтобы ей говорить. - Ну, с тех пор как она начала спать с Деймоном. Я думаю, что ей это аукнулось, и Стефан узнал. Мэри будто вылили ведро ледяной воды за шиворот, но она даже не шевельнулась. Ребра посыпались осколками вниз, разрушаясь как старая кора, а она всего лишь спокойно сделала глоток из своего стакана. Или ей показалось – поверхность пунша шла колечками от того, что рука затряслась. - И давно они?.. Кэролайн пожала одним плечиком. - Но я не осуждаю ее, знаешь. Типа, - Кэролайн посмотрела на нее снова – уже как на соучастницу, - Деймон вполне того стоит, он умеет… Мэри пришлось поперхнуться напитком, чтобы остановить ее. Она набрала пунш в горло и резко вздохнула, а потом начала задыхаться, и закашляла так громко, что обернулись ближайшие танцующие. Кэролайн кинулась к ней, хватая за плечи и забирая из рук стакан. Она даже не могла плакать – только пила, и пила, и не желала брать под контроль то, что делает тело. Остаток вечера Мэри курила с местными отбросами за заднем дворе, завернутая в плащ Колина из параллельного класса. Они вместе ходили на географию и английский. Колин, кажется, целовал ее в шею, шептал что-то на ухо. Мэри смотрела в февральское плотное небо, твердое, как стекло, и опрокидывала в себя яд, кутаясь в слишком сильно надушенный пиджак. Как обычно случалось по весне, Мэгги заболела в самом начале марта, и провалялась в кровати две недели. Она смотрела на небо в прямоугольник окна и подвывала от тоски, потому что последний всплеск сверхъестественной активности в городе был перед Рождеством, когда они с Деймоном ходили к дому той… она забыла ее имя… а с тех пор в Мистик Фолз стало по-настоящему скучно. Жизнь без вампиров казалась блеклой, потому что вампиры равнялись приключениям, а кроме них ничто не могло разбавить скукоту и реальность. В городке было тихо, и никто не грабил магазины, и не был стекла машин. Иногда из леса на шоссе выходил лось, и тогда Фелл снимал об этом репортаж, будто это было невесть какой сенсацией. Елена пару раз пришла ее навестить и принесла печенье, которое напекла сама. Мэри не могла винить ее – она подозревала, здравый смысл подсказывал ей. Пусть ее нечестные действия останутся между ней и Сальваторами. Мэри не могла, не имела права в это лезть. Но встретила Елену оба раза так холодно и апатично, что им даже не о чем поговорить. Они просидели в комнате Мэри час, а потом Елена вздохнула и ушла. Мэри только успела спросить ее, как там на фронте, и это была самая тупая фраза, что она выдала за последние полгода, и она потом долго преследовала Мэгги во снах. На фронте, кстати, все было спокойно. Весна наступала, а Мэри, несмотря на то, что так ее ждала, оставалась в зиме, и теперь смотрела на то, как они все переодеваются в легкую одежду, на отдалении. Даже когда она вернулась в школу после болезни, эта завеса туманной пелены не упала. Ничего не происходило! Мэри отсиживала уроки, боялась заговорить с кем-то из класса, а потом уходила гулять до самой темноты. Околачиваясь в Гриле, она натыкалась то на одного одноклассника, то на другого; раздраженно слушала их болтовню, тут же забывая, о чем они говорят. Ее взгляд всегда был прикован к Елене и Стефану, которые сидели где-нибудь за дальним столиком. Она не могла перестать думать о Деймоне. Хорошо, если они с Еленой… то он должен быть здесь, в Мистик Фолз? Мэри казалось, что весь мир знает, что она испытывает к этому вампиру, и вся вербена в мире не может ее спасти. Параноидальная Мэгги боялась с кем-нибудь говорить о том, что ее не касалось, и только думала, замыкаясь в себе, и все это, конечно, не шло на пользу ее извращенному воображению. Деймон не появлялся уже несколько месяцев, и Мэгги изнывала по нему, так что, когда он внезапно нарисовался, как всегда, словно вспышка фейерверка, она была не готова. Стоял первый день мая, и в языческом до мозга костей Мистик Фолз справляли Белтейн. По поводу этого праздника Мэгги чувствовала себя прекрасно; она любила языческие празднования. Корни религии лежали в жертвах и человеческих приношениях, кострах и развешенных на елках кишках, и в этом, пожалуй, крылся корень иронии, с которой Мэри думала о своей фанатичной бабуле. К первому мая погода в городе разгулялась, и листва деревьев уже стояла готовая к лету, зеленая как изумруд. Солнце сияло в полную силу, и в общем мир казался прекрасным местом, даже если в нем ты был одинок. Зеленые холмики главного парка в городе покрылись разноцветными палатками и беседками. Речка плескалась между, ловко пробегая по земле и пряча в чаще свой рукав. Весна всех приободрила. Люди задвигались быстрее. Родители стали ругаться чуть тише, а бабуля будто впала в анабиоз. Мэри просто наслаждалась весенним деньком. Она уже думала о том, как закончится учеба, и она сможет на все лето умчаться к тете в Вашингтон. Часть ее как-то неприятно тянулась, будто говоря что-то. Что-то типа… не уезжай. Ты никогда не выберешься отсюда. И всякое прочее. Мэгги отмахивалась. Вечером обещали организовать костры, чтобы самые дерзкие могли через них прыгать, очищаясь от грязной слякоти зимы. Мэгги собиралась прыгнуть, и ждала этого момента очень сильно, будто этот прыжок мог ее избавить от ее тревог, от ее любви, неприкаянности. Бонни и Елена ошивались где-то неподалеку, а вон там, на холме, в беседке, виднелся Стефан. Он держал в руке стакан с лимонадом и говорил с кем-то. Внезапно из-за его плеча появился его брат, и Мэри покачнулась, а ее внутренности свернулись в тугой узел. Сальваторы беседовали о чем-то, а потом вместе стали смотреть куда-то на реку, активно жестикулируя. Мэри не могла перестать смотреть, хотя и знала, что засечь ее – проще простого. Ну и что? Пусть знает, - злобно подумала она. Пусть знает. Она отвернулась и стала высматривать Елену, но уже потеряла ее и Бонни из вида. В парке было столько народу, многие из которых были ей незнакомы, что в глазах рябило от обилия разноцветных платьев и разномастных лиц. Внезапно послышался крик, а точнее – восклицание, не совсем приличного содержания. Беседка, где стояли Сальваторы, находилась метрах в десяти. Деймон перегнулся через перила, а брат стоял позади него, пытаясь то ли приобнять, то ли выпрямить, ухватившись за его плечи. Деймон выпрямился и скинул с себя его руки, а потом стал озираться. Несколько человек обернулись на крики, и тоже стали пялить глаза. Братья быстро покинули беседку и направились куда-то. Мэри кинулась наперерез. У нее кровь застучала в ушах от одной мысли, что что-то происходит. Сальваторы шли к машине, возле которой копошился какой-то парень, а рядом с ним стоял Тайлер. - Что случилось? – тихонько спросила она, равняясь с плечом Деймона. У него была мокрая рубашка, будто он вылил на себя лимонад. - Не мешайся, - гавкнул он, не глядя. Мэри оторопела, останавливаясь. Стефан ухватил брата за плечо. - Не здесь, - прошипел он, увидев Тайлера, - пацан тоже тут. Деймон снова вырвался из его хватки, взмахивая руками-крыльями. Его лицо было перекошено от ярости, в лице – ни кровинки, и только бирюзовые от гнева глаза пронизывали машину и неизвестного взглядом. Стефан перевел взгляд на Мэри. - Здесь полно людей. - Да мне плевать! - Думай головой. Успокойся. Подождем, когда он отойдет, заманим его в лес. Они оба игнорировали Мэри, и ей стало настолько не по себе, что в ней проснулся ребенок, который ни с того, ни с сего топнул ногой. - Да что произошло? Наконец, оба Сальватора посмотрели на нее, да так, что она тут же пожалела об этом. Их взгляды были лишены узнавания, будто она была одной из «людей». - Тебе лучше поехать домой, Мэри, здесь небезопасно, - сказал Стефан. Мэри не верила своим ушам. Деймон немного успокоился и, кажется, снова смог ясно мыслить. Его подбородок был красным, будто он обжегся. Вербена в лимонаде! Вот, что произошло. Он отравился лимонадом. - А если бы я была Еленой… - медленно произнесла она, - вы бы отправили меня куда подальше? Стефан молчал. Деймон склонил голову набок, странно глядя на нее. Вдруг они оба так стали похожи на вампиров, ошибиться было бы просто невозможно. Деймон перевел глаза на брата, будто они были парой, которые перекладывали друг на друга ответственность за поведение их ребенка. Настоящие родители Мэри были здесь, в парке, кстати говоря, где-то у реки. Откуда-то звучала музыка – песня, конечно, была про любовь. Мэри хорошо помнила детали того дня: какая на Деймоне была рубашка, и про что была песня, и на каких словах Деймон снова повернулся к ней и сказал совершенно ровным, взрослым голосом: - Ты не Елена. Она шла вдоль кустов над рекой, оставив парк в низине. Сверху казалось, что речка, и палатки, разноцветные колпаки на зеленом, и люди в летних рубашках, муравьи, все рассыпались по котловине, не зная, что над ними расстилается еще целый мир; что они – лишь крошечная его часть, нечаянно провалившаяся вниз. Оттуда на возвышение поднималась музыка. Виргиния и впрямь была неплохим местом в плане ландшафта. Зачастую тут встречались самые настоящие горы, а уж зеленые леса – таких в Вашингтоне не было, хотя этот округ считается вполне зеленым. Виргиния была как бы настоящей ведьмой по сравнению с маленькими волшебницами, которые только учатся. Поэтому даже в маленьком городке, расстилающимся на небольшой территории между двумя скалами, можно было набрести на холмы и нагорья, которые приподнимали восточную часть парка над западной, давая превосходный обзор. Близость к Салему и Роаноку обеспечила Мистик Фолз дурную славу среди людей, которые не знали, что происходит в городе. Он торчал как бельмо меж двух огней, но люди и не подозревали, насколько он заполонен всяческой заразой; даже сама Мэри тогда еще не знала, что помимо вампиров у нее под носом еще водились оборотни, ведьмы, древние вампиры, призраки и банши… и прочие существа, понять природу которых представлялось довольно сложным. Сальваторе делали все, чтобы уберечь ее – с переменным успехом – от знаний, которые так и рвались на ее порог. Один старался сильнее, чем другой, однако толку от их стараний было немного. Мэри только чувствовала себя все более отчужденной. Она стояла на возвышении, на самом краешке покатой горки, которая стремительно убегала в заросли малины, и глядела на узкие тропинки, по которым несколько полицейских тащили два бездыханных силуэта. Во главе процессии в темно-голубых рубашках и черных брюках вышагивала Элизабет Форбс, мама Кэролайн. Стоило им слегка повернуть в сторону пещер, как Мэгги разглядела, кого они тащат. Поддерживая их за плечи, лицом вниз, четверо здоровых мужчин волокли по дороге бессознательных Стефана и Деймона. Она уже забыла, что тридцать минут назад решила никогда в жизни, никогда-никогда больше не помогать им, и не разговаривать с ними. Невидимый кинжал, который они воткнули ей в сердце, был слишком острым и слишком длинным, но сейчас он моментально рассосался и испарился в воздухе, а сердце забилось от страха как барабан: где остальные? Что с остальными? Почему мама Кэролайн помогает им? Где Елена? Мэри бросилась в другую сторону, на противоположный спуск холма, сквозь кусты акации, аккуратно ступая, чтобы не вывернуть лодыжку на кочке. Она спустилась вниз, огибая кривые стебли и побеги орешника. Воздух сладко пах весной. Мэри почти скатилась в овраг по другой стороне холма, пытаясь припомнить, есть ли там где-нибудь тропинка, ведущая к пещерам, и пока она думала, процессия полицейских практически врезалась в нее, но Мэри успела затормозить, падая на колени. Она могла разглядеть спины идущих и ноги Сальваторе, волочащиеся по земле. Тяжелые кожаные ботинки Деймона на ремешках, и кеды Стефана. Это было похоже на шествие деревенских мстителей, спешащих придать ведьму сожжению. Она не могла даже думать, а тем более шевелиться: страх вдруг сковал ее конечности, и она прижалась к земле, игнорируя сухой отросток, колющий ее в щеку. Путь к пещерам вел через крошечный ключ, который полицейские и Лиз Форбс перешагнули, перехватывая братьев покрепче. Деймон слегка приподнял голову, и его лопатки и мышцы спины задвигались. Мужчины крепче схватили его, перехватывая предплечья, и зашагали быстрее. День начинал клониться к вечеру. По сути, не такие уж пещеры это были… скорее, просто несколько огромных дыр в земле, углубленные временем. Были они здесь уже довольно давно, - несколько тысяч лет – так что камни, которыми прикрыли их от воздуха и дождя, уже вросли в саму землю на метр, а то и больше. Получалось подобие шалаша, что строят дети из простыней и стульев – только каменные. Пещеры были обжиты американцами много позже, и на вход попытались приладить черные кованые калитки, чтобы запирать их, а внутри выдолбили подобие скамьи, но и та обкаталась со временем, превратившись всего лишь в выступ в стене. И вот здесь долгое время первые Локвуды держали своих черных рабов, а потом – тех, кто обвинялся в ведовстве, а теперь – сюда приволакивали вампиров. Мэри отползла за большой камень, поросший мхом, и стала думать, что ей делать. Итак, внутри двое Сальваторов, скорее всего, полумертвые из-за обилия вербены, которую они получили с уколом или напитком. С ними – четверо мужчин-полицейских и мама Кэролайн. Теоретически, жизнь сохранить стоит троим из семи. Как будто бы Мэри имеет контроль хоть над чьей-то жизнью. Сегодня утром она вышла на кухню по воде – кто-то открыл все краны в раковинах и оставил их так под утро. Бабушка сделала это – кому еще могло прийти подобное в голову – и свалила все на мать. Отец, как обычно, знал, кто виноват, но сорвался на маме. Влетело Мэри, когда она попыталась уйти из дома, как только поднялся шум. У нее над головой пролетела книга. Мэри услышала первые выстрелы. Они гулко отталкивались от стен пещеры, стелясь шумом по низине, но не долетая до парка, где были люди. Кто-то низко застонал, а затем послышалось еще три выстрела. Мэри закрыла уши руками, а потом истошно закричала. - Что за крики? – спросила Лиз, оборачиваясь. Мужчины взглянули на нее в ответ, напрягшись, как рыси для прыжка. Крик прорезал лесок, доносясь до пещеры. Деймон поморщился, прикрывая глаза, пытаясь справиться с болью, пульсирующей в суставах. - Проверьте, - почти выкрикнула Лиз, когда крик снова донесся из чащи: кто-то истошно звал на помощь, всхлипывая и умоляя. Трое покинули пещеру, а четвертый вышел, оставаясь поблизости. - Я не оставлю тебя с ними, - кивнул он на вампиров. Лиз поглядела на бывшего друга, Деймона Сальваторе, и его брата, с сожалением. - Они неопасны. Однако она не опускала пистолет, держа Деймона на прицеле. Она слишком много знала о вампирах, чтобы допускать быть беззаботной в их присутствии. Даже если они не могли шевелиться. А уж Деймон обманывал ее слишком долго, чтобы вообще спускать с него глаз. - Я буду тут, снаружи, - сказал мужчина, отходя на солнце и оглядываясь. Вскоре спины его напарников исчезли в зарослях, а он посматривал вперед, пытаясь услышать шевеление или признаки чьего-то присутствия. Ничего. Напарники будто под землю провалились. Он обернулся обратно на пещеру, глядя Лиз в спину, чтобы понять: что-то происходило. Но кто еще мог быть здесь? Помимо Сальваторе, насколько им было известно, тут больше не было вампиров. И тут кто-то выдернул его пистолет из кобуры. Тут же послышался выстрел. Мэри не знала, зачем она пальнула в землю – может быть, чтобы привлечь и удержать полное их внимание, или показать, что не боится управляться с этой штукой – или чтобы убедить себя? Она прицелилась в полицейского, руки которого инстинктивно взмыли вверх. - Давай успокоимся… - пробормотал он. Лиз появилась из пещеры, поднимая было пистолет, но тут же опуская его к бедру. Ее нижняя челюсть слегка отпала. - Мэри… - Вы что, думаете, я поехавший грабитель? – тихо спросила Мэри. - Положите пистолет на землю и пните его в сторону, офицер Форбс, - сказала она. На лице Лиз отразились гнев и паника одновременно. Никто не ждет малолетку, про которую все забыли, в самой гуще событий. Что она будет спасать тех, кто отвергал ее снова и снова. - Мэри, здесь опасные убийцы, которые… - Я считаю до пяти. - Ты не выстрелишь. Мэри отошла на шаг, заметив, что полицейский медленно приближается к ней. Она вдруг отчетливо почувствовала лес за своей спиной, и что она открыта темным, качающимся веткам. Полицейские, которых она приманила криком, не будут весь день бродить по чаще в поисках призрачной дамы, попавшей в беду. Они вернутся сюда и обезвредят ее за мгновение. - Два! – выкрикнула она. Ее руки не дрожали. Отец научил ее обращаться с оружием и стрелять – в ту пору, когда он еще любил ее. - Пистолет, Лиз! Она опустила пистолет на землю, качая головой, и легонько оттолкнула его носком сапога. - Дальше! – рявкнула Мэри, подходя на шаг. – Ты – в пещеру, - она ткнула пистолетом в сторону полицейского. Она не могла поверить, что делает это. Адреналин ударил ей в голову, и все вокруг поплыло, и она почувствовала, как ее локти расслабляются. Только усилием воли она заставила свои руки сжимать рукоятку. - Пошел. В пещеру, - повторила она. – Лиз, вы за ним. Вперед. Потихоньку взрослые повернулись и повиновались, направляясь обратно внутрь. Деймон лежал на земле, глядя на брата, но потом перевел взгляд на вошедших и посмотрел на них исподлобья. - Вот ты психованная, - пробурчал он, тяжело приподнимаясь на локте. Сердитый взгляд затем упал на Лиз, которая с испугом взглянула на его движение, будто перед нею поднималась океанская волна. - А ты – предательница. Что ты сделала со Стефаном? – он кивнул на брата. Тот лежал без чувств, нашпигованный деревянными пулями. – Изверг! Мэри аккуратно примостилась у входа в пещеру, не опуская пистолет, держась на расстоянии от полицейского. - Ты – вперед, подойди к нему и наклонись. Чтобы Деймон мог подняться и спасти ситуацию, ему нужны силы. Чтобы получить силы, он должен пить кровь. Мэри нашла задачу несложной. - Что? - Ты меня слышал. - Мэри, вампиры запудрили тебе мозги, - затараторила Лиз. Мэри зажмурилась. - Тихо! Пожалуйста… - она сдержалась, чтобы не замахать руками и не закричать. Ярость взорвалась в голове как шарик с водой, и ей потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя и убедиться, что она все еще держит себя в руках. - Наклонись над ним, вперед. Мне надоело повторять. Деймон проследил взглядом за мужчиной и потом посмотрел на Мэри из-за его плеча. Ей показалось, его серые глаза, ловящие кошачьими хрусталиками отблески света во мраке, блеснули знакомой веселой укоризной. Но это длилось всего лишь мгновение. Потом он вцепился в его горло зубами, а Мэри опустила пистолет и уронила его на землю. Ей было все равно, кто об этом узнает. Она сидела на вечернем солнце, прислонившись к камню, и рассматривала причудливые символы, которые составляли камушки на земле. Звуки в парке потихоньку умирали: вечер наваливался на город как огромная теплая шкура медведя. Подростки решили ехать в дом Локвудов на вечеринку, как обычно. Почти все экзамены уже были сданы, и ученики Мистик Хай наслаждались приближающейся свободой – а те, у кого будущее было на носу, наслаждались еще сильнее, притворяясь, что ничто не омрачает их летние мечтания. Она не была уверена, что хочет ехать куда-то пить. Она стала пить слишком часто в последнее время. Снаружи показался Деймон. Он вел Лиз под локоть. Остальные полицейские разошлись по домам, позабыв обо всем, что произошло сегодня. Но Лиз – Лиз принимала вербену каждое утро, потому что была слишком умна, чтобы поддаваться на уловки вампиров, так что придется забрать ее с собой. Стефан выполз вслед за братом, держась за грудь и колено одновременно, и бросил взгляд на Мэри, усаживаясь на землю, чтобы передохнуть. Деймон подтащил Лиз к Мэри. - Ты о чем думала? Мэри мгновенно почувствовала, будто ее макнули в прорубь, от его цедящего тона. - Смотри на меня. Мэри подняла лицо, глядя на Деймона. Его глаза снова были бирюзовые, как морская волна. Сильные эмоции. - Я только что объяснил тебе, что не хочу видеть ни одного твоего рыжего волоска поблизости, и первым делом после этого ты кидаешься угрожать полиции огнестрельным оружием, - выпалил он. Лиз дернулась в его хватке от страха, глядя на Мэри с сочувствием и ужасом. – А мне – аневризмой мозга. - Деймон, - простонал Стефан с земли. - Помалкивай, - бросил тот брату через плечо, - еще раз – и я сам сверну тебе шею, раз тебе так хочется ею рисковать. Мэри шагала домой, видя перед глазами его побледневшее – то ли от злости, то ли от слабости – лицо, и ледяные глаза, впивающиеся в нее с такой злобой, какая была знакома ей из дома. Хотя бы это хорошо – теперь у нее будет, с чем сравнивать. Она села в кровати. Елена вошла в комнату как высокая нимфа, только что спустившаяся с дерева. Совершенно странно снова видеть кого-то, кого любила и ненавидела, по кому скучала и не скучала одновременно… Ее лицо, круглое, светящееся, источало тепло, а глаза, ее идеальные глаза-бусинки, пронизывали как шелковая нить. Вампиризм сделал ее еще более ловкой, грациозной, как высокая кошка, ее руки-стебли были белыми и прекрасными, словно она была ангелом, который накинул на себя джинсовую курточку и летние сапоги на каблуке и отправился причащать всех отходящих в иной мир. В Елене было заключено всемирное прощение, которого Мэри никогда не понимала. Она прощала всех: убийц, предателей, воров, изменщиков, себя. Эта непостижимая ее грань всегда была залогом того, что Елена когда-нибудь станет олицетворением счастливого конца. - Бог ты мой! Они, кажется, сказали это в унисон. Мэри выпрыгнула из кровати как обезьяна, устремляясь к ней, только чтобы попасть в ее объятья. Она поняла наконец, почему так торопилась убраться отсюда, прежде чем увидит их всех, ее одноклассников, превосходящих ее красотой и ростом: она скучала по всем ним. Елена была сильной, сверхъестественно проворной; она уложила ее обратно в постель, игнорируя протесты подруги, и склонилась над ней сверху: - Ну ты как? И на ее лице появилась тревога. - Я в полном! – Мэри попыталась снова подняться, высвобождаясь из ее рук, - Порядке! Дай взглянуть на тебя. Елена отошла от кровати на шаг, вытягиваясь по струнке и сияя как апельсин. Вампиризм замораживает человека в одном возрасте, однако, видимо, в силу природной обдуманности феномена, сглаживает черты так, что этот самый возраст становится невозможно угадать. Пока Елена прожила в этой ипостаси не так много лет, на ней не было даже отпечатка прожитых непрожитых лет, поэтому Мэри не могла даже начать угадывать, когда ее обратили. - Как ты… пожалуйста, скажи, что ты не умерла. Что ты просто решила стать вампиром. Елена поджала губы. Она молча покачала головой. Мэри выпрямилась и подобрала ноги под себя. - Что случилось? - Я утонула. Помнится, именно так и погибли ее родители, ее и Джереми. - Хорошо, что эти двое о тебе заботятся, - тихо сказала Мэри. Она говорила искренне. Елена тихонько подошла и присела рядом. Мэри потерла затекшее плечо. Спина ныла, будто она сидела полночи, согнувшись над компьютером, как любила раньше. Как будто все метки, что Мистик Фолз оставлял, возвращались, когда возвращались в него. - Сколько я проспала? - Голодная? – угадала Елена. - Да уж. Что-то совсем пусто в животе. Она подумала о речной воде, которая забилась в глотку и плескалась у нее в желудке, и ей подурнело. Мэгги встала и подошла к окну, высунулась наружу и стала рассматривать знакомый двор. Сальваторе подстригали квадратные клумбы и газон. Ели подступали к дому, но медленно – так, что заметить могла только лишь девушка, отсутствовавшая здесь семь лет. Раньше казалось, что за семь лет превращаешься в старуху. Теперь, пока она все еще была чудовищно молода, она только начинала понимать, какая пропасть лежала между нею и этим городом. Деревья склонялись вперед, цепляясь за почву, и подталкивали друг друга к подъездной дороге, что вела к дому. Из леса они смотрели мрачными ветвями, из темноты, наблюдая днем и ночью за ничего не подозревающими вампирами. В мире есть сила, намного превосходящая обычных созданий темноты, питающихся кровью. Что-то было не так. Что-то было новое. Двор казался меньше, и половина его вообще не просматривалась. Мэри пригляделась и поняла, что прямо под ней, в метре от окон первого и второго этажа, росла высокая, худая яблоня, с удивительно раскидистой кроной с золотистым оттенком. Ее ствол был тонким как человеческая рука, но выглядел крепко, и она была абсолютно прямой. Словно летняя рождественская елка. Листья были маленькие и круглые, но сияли на солнце, и все вместе издавали тайный шепот, очень похожий на шум волны. - Давно здесь эта яблоня? Елена бесшумно подошла к ней, вставая за ее плечом. Она помедлила, прежде чем ответить. - Ну… ты не узнаешь место? Ее голос был слишком осторожен. Мэри высунулась из окна по плечи и посмотрела в землю. - Не совсем. А… Повисла пауза, которую заполнило шипение золотистых листьев. - А. - Деймон посадил ее сам. После того, как ты уехала, - Елена почти перешла на шепот. Но потом, избавившись от наваждения, снова заговорила звонко. - Ну что, поехали, перекусим? Как думаешь, ты выдержишь дорогу до Гриля? Словно что-то присело ей на плечи и надавило всем своим весом. - Обязательно туда?.. Она повернулась, глядя на подругу снизу вверх. Завитые шоколадные локоны Елены энергично качались у ее плеч. - Кое-кто хочет с тобой увидеться. Они помолчали. - Твой отец. - Зачем вы сказали ему?! - Т-шш. Мы ничего не говорили. Конечно, нет. Но твоя машина осталась на шоссе, Мэри. Она простояла там полдня. Ее привезли в город, и он узнал ее. Внутри лежали твои вещи… Мы уговорили его не ехать сюда, к тебе. Она слегка склонила голову, принимая молчаливую похвалу. Мэри глубоко вздохнула. Куда-то делась ее твердость? Она не могла грубить Елене. Она не могла сказать ей, что все эти семь лет боролась с двоякой тягой позвонить ей и сказать, что скучает и ненавидит. За то, что она всегда была в центре внимания, за то, что оба Сальваторе достались ей, за то, что не вступилась за нее… она даже не могла отбрить ее, как Деймона. Подумать только – семь лет назад она не могла даже перечить ему, а вчера вечером… что ж, ей не шестнадцать… но обижать Гилберт будет только бессердечный человек. В голове все перепуталось. Гневные пассажи, так и рвавшиеся из ее сознания вчера, улеглись под слоем ила и земли. Кто-то засунул ее в коробку и кинул на дно реки, и ей все равно не дадут покинуть этот город, так что же расходовать всю свою ярость на тех, кто пытается помочь? На тех, кто, кажется, искренне рад видеть ее? Лучше уже выплеснуть все на отца. - Я не поведу, - предупредила она, выходя из комнаты и ощупывая себя. Только теперь она заметила, что была в чьей-то майке – точно не своей – и чьих-то домашних штанах, сильно закатанных снизу. - Твои шмотки? - Да, я почти переехала сюда, - отозвалась Елена на ходу, пока они шагали по коридору. Вампирша наблюдала за нею краем глаза. - Спасибо. - Не за что. Так поедешь, или подобрать тебе что-то более..? - Мне лень, - честно сказала Мэри, - как я выгляжу? Елена остановилась, войдя точно между двух рам картин, крепящихся на стенах. В конце коридора появился Деймон, и оба вампира окинули ее взглядами. - Как будто тебя вытащили из кровати десять минут назад… - Сойдет, - пожал плечами Сальваторе. Мэри посмотрела на него пустым взглядом. В машине она собрала волосы и заплела их в косу. Дорога снова понеслась мимо, уводя обратно в город. Денек стоял отличный. Солнце сильно клонилось к горизонту, и вдалеке ярко-красная линия отчерчивала линию леса. Ясное небо было испещрено легкими светлыми облачками, с одной стороны окрашивающимися в оранжевый и розовый. Приятное зрелище. Мэри уложила голову на стекло, слушая тихое шуршание дороги и гудение мотора вместительной Хонды Гилберт. Елена вела спокойно и быстро; вампиры были очень нетерпеливы по натуре. Особенно молодые – пока они еще не обрели мудрость, сопряженную с пресыщенностью жизнью и цинизмом – они не могли сидеть на одном месте и ждать больше часа. Потом, уже после нескольких столетий, они как-то резко шагали через порог, и становились полными противоположностями, обретая дар наблюдать растущую траву с невозмутимостью бдящей кошки. - Сколько лет ты вампир? – спросила Мэри максимально будничным тоном. - Три года, - так же ответила Елена. - И как оно тебе? Девушка скривила лицо, глубоко задумавшись. Юркий кончик языка почти неуловимо скользнул по углу ее рта, и Мэри задумалась, раздражает ли ее человеческий запах в машине. Окна были закрыты, но кондиционер гонял по салону воздух. - Не так уж и плохо, если подумать. Но я привыкла не сразу. Это очень, - она сделала значительное ударение на слове «очень», - тяжело поначалу. Практически сходишь с ума. От всего. От злобы, возбуждения, грусти, сожаления, чувства вины, и все это обращается в голод. Как будто ты алкоголик, но… жажда в тысячу раз сильнее, и готова съесть бутылку вместе с алкоголем… если ты понимаешь, о чем я. Мэри кивнула. - Это было болезненно? Я не спрашиваю, потому что мне любопытно, я хочу знать, что ты в порядке. Мы не общались много лет, и я… - Я понимаю. Мне тоже немного… я чувствую себя виноватой, - Елена повернулась и взглянула на нее, склонив голову. – И теперь… непонятно, почему тебя заманили сюда. То есть, я-то знаю, что по собственной воле ты бы не вернулась. Нечто нехорошее зашевелилось между ребрами и печенкой. - Думаешь, меня сюда специально заманили? - Похоже на то, - мрачно отозвалась Елена. Мэри вспомнился проницательный, долгий взгляд Деймона на кладбище. Всегда неприятно, когда он прав. А он, к сожалению, в силу возраста и немалого ума, зачастую прав. И еще – потому что они с Мэри мыслят примерно одинаково, обладая весьма гибкими понятиями морали. Когда машина Елены подъехала к Грилю, солнце только-только зашло, и в небе стояло неоновое морковное сияние, которое заставило нечто тоскливо сжаться внутри ее живота. Мэри вдруг вспомнила, как пыталась порезать свои запястья маникюрными ножницами матери. Странная мысль, взявшаяся из ниоткуда, - и через минуту, как только она оказалась внутри бара – перед нею вырос из воздуха отец. Пока он распахивал свои длинные руки в хищном прыжке, она успела заметить, что задняя часть бара, где они обычно сидели в школьные годы, была полностью заполнена знакомыми лицами. Кэролайн и ее идеальные локоны сияли белизной в полумраке помещения. Позади нее, в тени, стоял человек-леопард, который был на берегу, когда Деймон вытащил ее из реки. Волчье лицо Тайлера Локвуда было совсем рядом, как и его подтянутое туловище и широкие плечи. У его бедра за столом спиной ко входу сидела блондинка. Мэтт был рядом. Стефан и его прямоугольная улыбающаяся челюсть показалась из-за спины отца, и он тихо кивнул Мэри, но та не успела ответить ему. Джереми Гилберт был там же, высокий и сгорбившийся, будто рослое дерево, не могущее выдержать веса собственных ветвей. Бонни обрезала кудрявые волосы, и теперь у нее было шоколадное каре, и она наблюдала за Мэри как кошка, вальяжно сидя за столом с трубочкой от коктейля в пальцах. Они все были здесь. Даже Деймон умудрился каким-то образом очутиться у барной стойки, на пару с мистером Зальцманом, который разве что заматерел, хотя когда они с Еленой уезжали, еще был дома. - Ребята… - только и услышала Мэри. Пассивный упрек исходил от Елены, которую Стефан тут же отвел в сторону. Значит, они все еще вместе, и это как-то успокаивало. Все они – больше не неподвижные, мифологичные, обретшие стереотипные черты воспоминания, а все еще живые, функциональные люди и вампиры – те, от которых она бежала, с кем не хотела здороваться или встречаться взглядом. И все же они были лучше, чем то, что ей досталось. Отец не отпускал ее около минуты, пока она бессильно билась в его руках, и когда он отступил, Мэри разглядела и его. В последний раз они разговаривали около полугода назад, но виделись еще до того, как она закончила университет. Папа все обещал приехать, но никак не мог выбраться из Мистик Фолз. Немудрено. Его густая шевелюра, которую она помнила из детства, черная и буйная, отступила почти к затылку, превратившись в белесую щетину. Глаза заплыли, и лицо стало слегка водянистым, но улыбка была такая же. Такая же, как когда она была еще совсем маленькая, прежде чем она ему надоела. Мэри поняла, что почти весь Гриль смотрит на них и выглянула из-за его плеча: - Давай выйдем? - Выпить не хочешь? - Хочу, давай только поболтаем сначала снаружи. Отец обернулся, очевидно, не видя никакого вреда в развлекающихся подростках. Мэри совсем позабыла, что не все жители этого города в курсе, что их местечко кишит вампирами, у которых суперслух. Отец, однако, не стал спорить, лишь пожал плечами, и они вышли обратно на улицу. Теплый летний воздух, августовский смог, стал сладким, сбросив дневной жар, как перезревший фрукт. Сладость текла прямо с неба, словно оранжевый свет, иссякая, превращался в невидимый газ с запахом. Они присели на стулья летней террасы и стали смотреть на гаснущее небо. - Ты как себя чувствуешь? Видела, кто к тебе прицепился? Мэри осторожно приоткрыла рот, раздумывая, что из случившегося ему рассказали. Вряд ли Елена доложила ему, что Мэри положили в гробик и кинули на дно реки, по берегу которой прогуливалась пара вампиров. - Я, если честно, плохо помню – меня остановили какие-то люди на дороге и… Он кивнул. - У меня от шока, наверно… - Конечно. Он приобнял девушку за плечо, и Мэри не почувствовала ничего, будто свет отрубили. Она уже много лет не чувствовала ничего, когда ее обнимали. Она не испытывала ничего к этому седому, полулысому мужчине с заплывшим лицом, которого ей стыдно звать папой. Она делала все, чтобы выглядеть и вести себя хорошо, чтобы быть приличным человеческим существом. Ей хотелось бы, чтобы она происходила от чего-то, столь же благородного – по крайней мере, снаружи. Однако жизнь в маленьком городе не оставляет человеку много шансов. Тем более, человеку, кругозор которого сосредоточен на машинах и ближайших магазинах с алкоголем. Отец Мэри всю жизнь был механиком и знал машины лучше, чем кто-либо еще в этом городе. Или в любом другом городе – в Сиэтле он был ужасно востребован. Здесь у народа редко ломались машины, и уже тогда, давно, он изнывал без работы, что всегда казалось Мэри странным. Теперь, наверно, его жизнь вошла в штопор. - Ты на сколько планируешь остаться? Мэри замялась. Она пожевала верхнюю губу, избегая смотреть на него. Пока это все не решится – а подобная чертовщина может затянуться на месяц. Она с тоской подумала о подруге в Лэйктауне. Знает ли она вообще, что Мэри к ней едет, если ее заманивали сюда? - Пару дней – точно. - Комната твоя на месте. Я ее даже не трогал. И вещи все. Она посмотрела на отца. - Но… бабушка? Больше она не смогла выдавить ничего. Даже сейчас просто вспоминать ее было больно, неприятно, словно скрести ногтем по доске. Хуже, чем все, что случалось с ней и вампирами. Папа передернул плечами, и Мэри с удивлением поняла, что у него появился тик. - Она в Уитморе, тут, прямо на выезде. - Что это? – спросила Мэри, в душе надеясь, что это новое кладбище. - Дом… престарелых, - он с трудом выговорил последнее слово. Значит, и он тоже не выдержал ее. На его лице появилось виноватое выражение смешанное с улыбкой. - Так что можно возвращаться домой. Боже мой, ты такая худая. И татуировок наделала, да? Он провел рукой по ее голому плечу, и Мэри не смогла сдержать дрожи. Отец сделал вид, что не заметил. - Всего две… То ли из-за эмоционального шока, то ли из-за истощения после реки, Мэри не выдержала долго в баре. Улыбки, объятья - душили ее. По-хорошему. Кэролайн несколько раз прижала кулаки к груди, рассказывая все, что произошло здесь в ее отсутствие. Десяти минут отцу вполне хватило, чтобы наверстать все упущенное в жизни его единственной дочери. Единственная дочь была более чем удовлетворена их рандеву, и потому спокойно отпустила его восвояси, когда он сказал, что ему надо срочно спешить куда-то в девять вечера. - Я приеду позже, где-то к полуночи. Тебя подвезут домой? Возьми ключ. Ешь что хочешь. Вот увидишь – дом почти совсем не изменился. Волна ледяной дрожи с тысячей ножек пробежала под майкой по ее животу, когда она подумала о том доме, в котором жила в шестнадцать. Две пары сочувственных взглядов упали на нее с линии бара. Когда в ее ладони звякнули ключи от дома, она направилась прямиком туда. Компания старого препода по истории была внезапно приятной. Он всегда был разумным мужчиной, сдержанным; не задавал слишком много вопросов. Зальцман всегда все прощал на уроках. - Рик, - устало поприветствовала она мужчину, усаживаясь между ним и Деймоном. Они всегда сидели через один стул друг от друга, и сложно было сказать, чье личное пространство охранялось так строго. Ей было плевать. Она вдруг почувствовала глубинное удовлетворение оттого, что прошло почти десять лет, а она живая, и она тут в баре в пижаме, уже достаточно уставшая, чтобы без угрызений совести звать своего бывшего школьного учителя по имени. Зальцман улыбнулся ей уголком рта и лениво отсалютовал ей стаканом пива. Когда перед ней на стойке появился вечный сидр, золотистый, яблочный и холодный, она глубоко вздохнула, и три руки приподнялись над стойкой. - За тех, кто всегда возвращается, - промурлыкал Деймон, и все молча выпили. - Я слышал, денек у тебя выдался тяжелый, - сказал Рик после. Мэри пожала плечами. - Большую его часть я проспала. Этот парень меня вытащил из реки, и теперь я ему обязана, и меня от этого тошнит. В сине-шоколадном свету бара сверкнула стальная улыбка Сальваторе. Зальцман все так же устало ухмыльнулся. Его взгляд был добр. - Я надеюсь, у вас все хорошо, препод, - добавила Мэри. - Живой, - он качнул головой. – А сама как? - Я выпустилась меньше года назад. Стала преподавателем. Учу людей иностранным языкам. Мужчина одобрительно покивал. Он забавлял ее. Зальцман мог бы подойти на роль ее отца куда лучше, чем Сэм Уортингтон. - Скажи ему, что это он вдохновил тебя на преподавание, удовлетвори его эго, - посоветовал Деймон. - Так и есть, - миролюбиво ответила Мэри. И еще раз подняла стакан. Что-то накатило на нее, и речная вода в ее голове плеснула через край. - Я приехала сюда по ошибке, но за один день уже как будто прожила тут целую неделю. Ужасно, но некоторых из вас я даже рада видеть, - откровенность резала ее саму изнутри как нож, - и я очень рада видеть тебя, Рик Зальцман. Ты всегда был хорошим учителем и из всех преподов в здешней школе ты единственный мне по-настоящему помогал. За тебя. Она могла поклясться, что за ее спиной несколько человек одобрительно отозвались эхом, хотя она говорила тихо. Выходя из бара, она навернулась и приземлилась коленом на поребрик, где стояла бетонная плита, удерживающая на земле летний зонтик. Острая боль пронзила ногу и ударила в бедро, и она была недостаточно пьяна, чтобы ощущения притупились расфокусированностью. Чья-то рука подхватила ее под локоть, легко поднимая над землей. Рядом запахло сладкими духами – Елена и Стефан встали по оба ее плеча и проводили обратно к Хонде. Все это произошло в полной тишине, без единого слова – Мэри лишь сверкнула на младшего Сальваторе глазами в темноте. Народ потихоньку расходился по домам, и из дверей бара начали выходить пары и тройки людей. Стефан запихал ее на заднее сиденье машины и сел рядом с Еленой. Мэри наблюдала за черным силуэтом его головы, иногда поворачивающейся вбок, на фоне редких вечерних огней городка. Они включили радио и тихо слушали музыку, иногда негромко переговариваясь. Мэри казалось, будто родители везут ее, пьяную, домой из кафе, хотя она не была пьяна, а Елена была ее одногодкой. Раньше. Дом стоял бледный в желтом свете уличных ламп, и жухлые, мертвые цветки в горшках на грязных подоконниках казались пластмассовыми. Окна были темными. Только большой клен, что рос прямо впритык, и лез ветками в окно комнаты Мэри, имел живые, зеленые цвета, даже в этом освещении. Мэри окинула двор взглядом. Как и Стефан, тут все было заморожено во времени. Она снова перевела глаза на вампира, который привычным, до мурашек, взглядом наблюдал за ней. - Не хочешь здесь оставаться – можем поехать к нам. - Не хочу вам надоедать своей недовольной миной. Колено пульсировало болью, и она похромала к крыльцу. Двое пошли за ней неслышно, как пара привидений. Когда на входе зажегся белый свет от ее движения, жизнь будто бы вернулась в дом. Вокруг лампочки начала бешено кружиться парочка маленьких мотыльков. Она вставила ключ в замок и повернула. Семь лет не менять замки. Запястье само вспомнило движение, и Мэри поняла, что застряла здесь глубоко, надолго. Надо только будет напомнить себе не погружаться с головой, не забывать… как она забывала кошмары и бабушкины истерики… ту жизнь, за пределами этого города, которая казалась абсолютно выдуманной теперь. Она повернулась к Стефану и Елене, которые стояли плечом к плечу, как защитники великого моста Биврёста, ведущего к золотому городу. Она улыбнулась. - Спасибо. Увидимся завтра. Лицо Стефана потеплело. - Звони, если что, - напомнила Елена и подняла взгляд на дом, будто он ее пугал. Потом, не добавив ничего, они ушли к машине. А Мэри вошла в дом. По левую руку вникуда проваливалась кухня. Это всегда выводило ее из равновесия: не успеешь войти в дом, как бок оказывается незащищенным. Кухня была глубокой, и стол был невзрачным, длинным и серым, и в полумраке его было не видно. Мэри остановилась и храбро вгляделась в темноту. Ничего. На холодильнике горят едко-зеленые цифры. Начало одиннадцатого. На столе лежит какое-то барахло. Справа была гостиная с большим уродливым диваном, красным в белый цветок. Большой телевизор, появившийся прямо у окна, блокировал свет со двора, и комната была погружена в полный мрак. Впереди наверх уводила лестница, подзывающая к себе ступенями. Мэри заперла дверь и положила ключи на полку, коснувшись тыльной стороной ладони плаща отца. Машинально протерев руку, она прошла вперед, поднялась наверх и на ощупь нашла собственную дверь. Ее комната была наверху, прямо напротив лестницы, так, что из двери было видно, кто поднимается. Несколько мучительных шагов по коридору заставили мурашки бежать под коленями, а плечи – согнуться, как в былые времена, когда она страдала страхом темноты. Раньше она думала, что он просто прошел, когда она выросла. Теперь стало понятно, что весь остался в этом доме. Стоило только ступить на порог – и весь тот ужас, скопившийся, не израсходованный за эти годы, свалился на нее как куча мусора. Мэри почти добежала до своей комнаты и навалилась на дверь, сильно нажимая на ручку, и замешкалась. Забыла, где находится выключатель. Стены казались знакомыми, но было темнее, чем она помнила – клен разросся и почти полностью заслонил окно. Она включила фонарик на телефоне и стала щупать стену в поисках маленького язычка выключателя. Под ладонь попалось что-то острое и торчащее, и Мэри отдернула руку, поднимая голову. Из ниоткуда выплыло белое лицо, и глаза совсем рядом взглянули на нее с ненавистью. Мэри закричала. Вспышка света ослепила ее, когда она взмахнула рукой с телефоном, отпрыгивая от стены, и она свалилась на зад, сильно ударяясь спиной об угол кровати. Крик ужаса перешел в завывание от боли, и Мэри свернулась на полу в тугой клубок, прижимая колени к голове и закрывая руками лицо. Под щекой был мягкий палас, сильно пахнущий пылью. Вокруг стало тихо. Луч белого света, выхватывающий струи летающих частичек ткани из темноты, смотрел прямо в потолок. Лицо на стене принадлежало Киферу Сазерленду. Она совсем забыла, что завесила всю комнату плакатами, и повесила постер "Пропащих ребят" прямо около двери. Под ним был выключатель. Она не даст этому месту ввести себя в уныние. Не даст подавить себя. Она просто слегка выпила, и ее мутит от реки, и от того, что она чуть не погибла сегодня утром. Колено и спина теперь болели так, что хотелось испустить протяжный, тонкий стон, но вместо этого Мэри только выпустила из легких воздух, а вместе с ним – страх. В конце концов, ее комната была ее территорией, и никто посторонний никогда не получал в нее доступа. Деймон никогда сюда не приходил. Если и есть в Мистик Фолз все еще безопасное место, помнящее о ее травмах, о ее силе, уважающее ее, то оно должно быть здесь. Мэри поднялась с пола и переползла в кровать, не раздеваясь. Принюхавшись к белью, она поняла, что его не меняли чертовски давно, но если повернуться на спину и укрыться Елениной кофтой, то не пахнет. Она уснула почти сразу же, забыв открыть окно.