***
-И все же, почему ты уехал? Минхо снова задаёт этот вопрос, когда они уже вдвоём ютятся на одном футоне в крошечной комнатке. Нет, Минхо правда был поражен, просто шокирован размерами и видом жилища. Небольшое окно почти под самым потолком, занавешенное тканью неопределенного происхождения вместо шторы, односпальный, далеко не новый футон, и узкий высокий шкаф, вмещающий все, что Хван с собой забрал из дома. Теперь становится яснее, почему маленького омегу у бабки забрали. Тут одному-то дышать нечем. -Нет, я понимаю, просто.. Альфа прижимался к спине младшего, который, напротив, пытался отодвинуться от него как можно дальше, вжимаясь в стену. Хенджин думал, что явно дает понять, что он в глубокой обиде, Минхо же расценивал это как желание поделиться с ним большим пространством. Хван уже даже на подушке не лежал, в своей попытке увернуться, но гость услужливо отдал ему свой локоть для удобства. Ли свободной рукой дразнил, пальцами изучая открытую шею, плечи, заставлял сжиматься от щекотки, лаская за ушком, немного заходил подушечками на мягкую щечку, не видя в темноте как она краснеет от смущения. -Конечно, я и не спорю, и Чан с Феликсом отличились, и Чанбин тот ещё.. ухажер. Про Джисона даже говорить не хочу. То, что он сотворил, уму непостижимо. Но почему ты ничего не сказал мне? Хенджин оцепенел. Его тело на ощупь стало деревянным. Омега крепко сжал зубы, чтобы изо рта ничего не выбралось, пока он не придумает, что вообще стоит сейчас отвечать. Но, когда уже становится нечем дышать, у него вырывается какой-то плевок с истерической усмешкой. Он сейчас столько чувств одновременно испытывает, которые его изнутри рвут и убивают, что, узнай о них, Минхо сам, как джентльмен, соизволил бы нанести себе тяжкие телесные. Хвана даже выгибает от возмущения. Хенджин начинает ерзать как карп на суше, от чего альфа инстинктивно берет его в тиски своих жилистых рук, вжимая его в прохудившийся футон. -Тшш, Хенджин-а.. Омегу переполняет, и вся его боль выливается соленой водой из застеленных обидой глаз. Ли теряется, суетится, трется о скользкую щеку своей. Становится мокро, жарко, и сильно грустно. -Господи, какой ты мудак,-всхлипывает со смешком Хёнджин. Он ждёт, что альфа хоть что-то ответит, но тот молчит, хватку не ослабляет, и дышит через раз. То ли злой, то ли не понял, что это про него. -Ты серьезно считаешь, что я уехал только из-за них? Ты вот правда так считаешь? Думаешь, раз твой бывший дал мне в нос кулаком, то я тут же побегу от него прочь? Да если бы я не собирался уезжать, я бы на следующий же день отмутузил его! Также напал неожиданно, там где не было бы свидетелей, и подпортил его надменную рожу! Чанбин рассказал тебе, что он кричал мне, пока бил? А? Твой драгоценный и любимый Джисон-и называл меня третьесортной шалавой, которая никогда не доберется до твоего члена, потому что ты любишь только его! Жаль в одном только он ошибся, до члена то я добрался! Хван выгибается в руках, выпускает злые смешки, размазывает злые слезы по подушке, выворачиваясь, и захлебывается своей истерикой. Альфа же напряженно сжимает челюсть и лишь сильней стискивает его, чтобы он не смог вырваться. Минхо, ещё лелея надежду, что все это закончится быстро, поглаживает хрупкого парня, в недолгие моменты, пока тот расслаблен. Хорошо хоть сосед омеги хлопнул дверью где-то пол часа назад, уходя на работу, и не слышит всего этого. -Или же ты считаешь, что я захотел уехать, потому что те двое все разобраться не могут в отношениях? Да я плевать на них хотел. Я даже понять не могу, дружил ли Феликс со мной, или все же с возможностью переспать с моим сводным братом! Один дальше красивой картинки ни черта не видит, а второй решить не может, что любит больше: свою свободу или, когда им восхищаются. Думаешь, мне вообще есть дело до этого? Пусть делают, что хотят, собственный дом я бы из-за этого не покинул. Казалось запал омеги спал, он задышал глубже, прервался, почти перестал сопротивляться. Минхо от этого тихо выдохнул, уткнулся носом во влажный висок и зашептал успокаивающее «тише», слегка покачивая парня в своих руках. Но это лишь ухудшило положение, потому что младший теперь завыл, разрыдавшись сильней, чем прежде, и начал задыхаться. -Зачем ты приехал? Я больше.. больше не хочу тебя видеть,- слова с трудом давались, омега давился слезами и чувствами,-все, я тебя из своей жизни вычеркнул! А ты меня в свою и вовсе не пускал. Катись к черту! Я думал..знаешь, я все время тебя оправдывал тем, что ты мне ничего и не обещал. Но недавно, наконец-то, я понял, что ты виноват нихуя не меньше! Даже больше! А знаешь как я это понял? Знаешь?! Ну давай, спроси меня как! А я скажу! Все же просто! Я почти оказался на твоем месте. Бин сердце свое мне выложил, и я чуть не взял его! Я чуть не соблазнился. Думал, что это же отличная идея, что его любовь мои раны залечит, и ему хорошо, он же со мной быть хочет. Пока ты трахал меня, он мне цветы дарил, спокойной ночи желал, про красоту мою говорил. Он каждую свою свободную минуточку мне был готов уделять, если бы я разрешил. И я правда думал, что вот, сейчас последний раз иду к тебе, а потом начну есть правильно, по утрам бегать, и себя дарить тому, кто заслуживает. Но ты все звал, а я все как идиот к тебе бежал! А Со ждал. Ждал и ждал. И ждал бы дальше! Но я себе не позволил стать тобой! Понял? Я не такой как ты, не буду, не хочу! На тебя смотреть жалко. Ты жалкий! Понял? Ты жалкий, Минхо! Я от тебя уехал! Я правда хотел сначала просто уйти к Чанбину, в его любви купаться, думал.. кретин конечно, но я мечтал, что это тебя хоть как-то заденет. Но он правда хороший, он заслуживает, чтобы его.. чтобы к нему.. и чтобы человек для него..А я? А я видимо нет.. Я не мог отказаться от тебя.. это тяжело.. ты.. ты блядь даже не знаешь, как это тяжело отказаться самому от того, кого ты любишь.. это ты, Минхо, ты должен был все прекратить, а лучше вообще не начинать, но тебе до других нет дела.. точнее до меня.. до меня и моих чувств.. скотина бесчувственная, вот кто ты, Ли Минхо.. Хенджин продолжал шептать проклятия заплетающимся языком, погружаясь в сон, если этот омут усталости, изнеможения и душевной пустоты можно так назвать. Он отключался, хоть и старался держаться. Ему казалось, что он не все сказал, точнее вообще ничего не сказал. Собственный ликбез казался сумбурным, многословным, без сути, непонятным. Хотелось сказать ещё что-то, что фигурально сразит с ног, ранит, оставит отпечаток. Хотелось, чтобы альфа все понял, чтобы через слова вся боль к нему перешла. А ещё хотелось спать. Не было сил даже попить, хотя слезы и крики исчерпали всю влагу. Но твердое ложе стало казаться облаком, и Хван в него провалился, на время позабыв свое несчастье. Альфа же ещё долго заснуть не мог, нежа омегу в своих руках. Его ударило похмелье, но не от алкоголя, выпитого в клубе, а от иллюзорности собственной жизни. Кривое стекло, через которое Минхо смотрел на мир, треснуло, рассыпалось, и осколки впились глубоко, но пока непонятно насколько больно.***
Минхо не видел как день сменился вечером, потому что в комнате все время царил полумрак. Омега спал, даже не вертелся, тихо дыша, уткнувшись носиком в запястье Ли. Несмотря на то, что альфа весь затек, руку из под омеги он не убрал, боясь потревожить его сон. Сложно назвать мыслями то, что творилось у него в голове. Слова омеги, лучшего друга, бывшего парня. Все смешалось и кажется почти достигло его, но словно вода разбилось о невидимую стену. Минхо казалось, что он ушел ещё глубже, чем был. Но в какой он трясине, он так и не понял. Глаза закрылись и беспокойный сон накрыл его плавно. Альфа не слышал как хлопнула входная дверь, не почувствовал, как исчезло тепло от тела Хенджина. Он лишь на миг просыпался, услышав голоса где-то вдалеке, за дверью. Хёнджин явно извинялся, тон у него был успокаивающий, тогда как его сосед неразборчиво булькал, недовольство вибрацией по стенам и полу проходит в ответ на ласкающий слух голос омеги. Минхо был бы и рад подняться, он постарался проснуться, но глаза лишь предательски закатилась и дыхание снова выровнялось, словно кто-то насильно вновь его в мир грез унес. Может на грани между сном и бодрствованием он чувствовал, как Хван вернулся, протиснулся между его телом и стеной, обратно занимая свое место. Омега подкладывает под щеку сложенные ладони и глаз с него не сводит, пока под дрожащими ресницами целая трагедия разворачивается. Минхо снится, как он стоит на скале, очень острой, влажной от воды, она едва помещала на себе его ступни, как камень, но очень высокая. Небо серое, бескрайнее волнующееся море, и голоса. Альфа не видит, но знает, Хёнджин там, где-то в пучине, он не зовёт, наоборот, просит никогда к нему не идти, а Минхо хочется. Ему хочется наконец сделать шаг с этого холодного скользкого камня, упасть в чарующую мягкую глубину, позволить ей поглотить себя в неизвестность и надеется, что хотя бы она не изрыгнет и не выплюнет его. Ему страшно. Но пугает не серость, холод и неизвестность, пугает только перспектива остаться на этом камне. А Хенджин все не зовёт, он все плачет и просит никогда больше не появляться.***
Минхо не помнит, смог ли он прыгнуть, от этого, при тяжелом пробуждении, начинает скребсти в районе груди незавершенным делом. Хочется вернуться назад, продолжить этот сон, но кто-то настойчиво будит его, при чем очень непривычным образом. Внизу мокро и горячо, тянет, спазмирует. Звуки доходят быстрей, чем зрение в темноте фокусируется, но их природа не сразу становится очевидной. Помимо ощутимого дискомфорта между ног, грудь тоже сдавливает, и режет. Сквозь пелену слышно, как омега хнычет, прерывается, жалобно поскуливает и оставляет развязные поцелуи. Альфа дергается, почему-то первая картина, которая приходит в ватную голову, что в комнате есть кто-то ещё, кто-то, кто Хенджина сейчас грязно касается. Никто омегу не трогает, наоборот, это он позволяет себе вольности, от которых у Ли сейчас мурашки бегут. Хван ладонью скользит по стоячему, на удивление избавленному от оков ширинки, члену старшего, пока язык пляшет по прикусанному ранее соску. Футболка Минхо задрана, Хенджин придерживает ее повыше, слегка царапая грудь короткими ноготками. Альфе тяжело дышать, его проснувшееся тело накрывает сдерживаемым все это время возбуждением. Пухлые губы без стеснения ловят Минхо, берут в свой плен, прибивают к полу. Альфа чувствует свой вкус на языке младшего, понимая наконец откуда такая чавкающая отдача на каждое движение длинных пальцев по естеству. Ему даже немного обидно, что он не успел насладиться жадностью, с которой омега то вылизывал его член, то кусал за пресс. Кажется Хвану всего этого мало. Он извивается всем телом, с готовностью хватается за каждый, непокрытый одеждой, миллиметр кожи Минхо. Приподнятая виляющая задница, тихое нетерпеливое пыхтение, хаотичные движения. Хенджин с потрохами сдает себя, показывает, какой он нуждающийся. Стоит ему только вцепиться в губы Ли, тормоза срывает окончательно. Тело Минхо вспыхивает как от огня, будто его до этого бензином облили от ступней до макушки. Он подхватывает младшего, усаживая его на себя, и отвечает на его поцелуи с тем же голодом, прерываясь только на то, чтобы избавится от своей футболки. Они вместе с Хенджина как-то белье с шортами стягивают, не на секунду не переставая терзать губами друг друга. Воздуха между ними почти нет, и они задыхаются, стараются интуитивно быть тише, но тяжелое дыхание в унисон становится оглушительным. Омега ерзает, трется о член Ли влажной задницей, и как волчонок воет в плечо, когда натыкается на крупную головку случайно. -Хенджин-а,-обеспокоенно шепчет альфа на ушко, которое вылизывает и кусает,-тише, поранишься,-предупреждает он. У Минхо голова от их близости кружится. Изо рта молитвы не сыпятся только в целях сохранения их страсти в секрете. Альфа не знает, но по тому, как сдерживается обычно громкий Хёнджин, понимает, что сосед сейчас дома, и будет не в восторге от их сладких стенаний. Тело в его руках безупречно: мягкая кожа, горячая кровь, плавные и отзывчивые изгибы. Хенджина бы ангелом назвать, но он так отчаянно хочет в себе почувствовать большой член, что данное сравнение неуместно. Хвана приходится сдерживать, да с такой силой, что на упругой заднице точно следы пальцев останутся. Нетерпеливый все насесть хочет, а Минхо его растягивать пытается. По два пальца каждой руки уже уверенно скользят внутри, пока остальные сжимают ягодицы, подбрасывая слегка выше, чтобы омега ненароком не увернулся. Они пыхтят в тишину и холодным потом покрываются. Возбуждение покалывает на кончиках губ, оседает слезинками на дрожащих ресницах жаждущего омеги, раздирает грудную клетку альфы тихим рычанием. -Ну же, ты тоже хочешь, я знаю.. И как могло вообще придти какое-то святое сравнение с Хёнджином? Это черт, не скрывающий своего происхождения и целей. Это дьявол, что своим голосочком сейчас завлекает душу Ли в ад. Сводящий с ума, пускающий под кожу сладковатый яд, соблазняющий своей простотой и нежностью. Минхо теряет контроль, ведь готов сейчас на всё для своего личного греха, на убийство пойдет, и до неба ему недолго осталось, чтобы все звезды к ногам этим стройным уронить. Омега этим пользуется, направляет его в себя и садится быстрей, пока Ли в себя не пришел. Мгновение. Тихий вздох. Мелкая дрожь. Всего секунда, а внутри все обрывается, замирает, а следом на атомы разбивается. Хенджин распахивает глаза, и альфа засматривается на их блеск, который слепит даже в темноте. Их приоткрытые в удовольствии губы едва касаются друг друга, щекоча и пуская ток. У Минхо слюна скапливается, её бы сглотнуть, но хочется дальше омегой дышать. Альфа ладони переводит на бедра Хвана, гладит, уводит к талии, сжимает, и вновь языком толкается между пухлых губ, прежде чем сделать первый толчок. Они в унисон мычат в поцелуй протяжно, сплетаются воедино, падая в бездну. Руки альфы оплетают тонкую талию. Омега держится за его плечи, отталкивается от них, своими бёдрами его сжимает. Они движутся в такт, навстречу друг другу, пробуждая в себе нечто животное, инстинктивное, неподвластное разуму. Хенджина для Минхо так много, но при этом ужасно мало. Чересчур, чтобы не задохнуться им, недостаточно, чтобы умереть от удушья удовлетворенным. Они все еще стараются сдерживать себя. Альфа кусает чувствительную нежную грудь, покрытую испариной, омега кусает губы. Следующий толчок получается более резким, и как оказалось точным. Минхо попадает по железе, и Хенджин сжимает его толстый ствол в себе рефлекторно, впервые оставляя метки ногтями на спине альфы. Их громкие стоны смешиваются в одну мелодию удовольствия, и губы вновь смыкаются друг на друге, чтобы сцеловать и упиться им, пока в стену с другой стороны летит кулак. Все маски сброшены, их услышали, и пытки уже что-то скрыть не имели смысл. Минхо подкидывает младшего на себе, заставляя его прокричать свое имя ещё раз, и прижимает к той самой стене, которая ходит ходуном от возмущения соседа. Из груди альфы вырывается нечеловеческий рык, даже омега под ним от этого дрожит, смиренно пальчики на ногах поджимает, и течет сильней, чем прежде. Толчки становятся бешеными. Минхо держит Хвана под бёдрами, прижимает его к стене своей грудью, и метит омегу, кусает, лижет, втягивает мраморную кожу. Хенджин отпускает себя окончательно: подмахивает бёдрами, ерошит волосы Ли своей пятерней, и оставляет царапины прямо на шее. Его стоны становятся короче, от частоты движений, но громче, от разливающегося удовольствия. Для удобства, Минхо перекидывает ноги младшего через предплечья, и упирается ладонями прямо в стену, от чего омеге становится сложней удержаться, и он начинает от каждого толчка подскакивать, шоркая спиной по старым обоям. Альфа даже не замечает в какой момент одна из длинных ног Хвана оказывается на его плече, но почти скулит как раненый пес, от того, что получается проникать в омегу еще глубже. Они впервые делают это без защиты. Они впервые отпускают все свое животное нутро, отодвигая человека тихо сидеть в углу, в наказание. Человек уже все испортил. И у альфы живот спазмирует от желания засунуть свой член поглубже, распустить узел, и заделать этому несносному омеге столько щенков, сколько тот способен за раз выносить и родить. Движения становятся хаотичными и более резкими. Минхо всего ломает от приближающегося удовольствия и усталости от столь интенсивной работы. Он весь напряжен, ведь хорошо так, что оргазм только разрастается, но не настигает. Хёнджин уговаривает его чуть притормозить, укладывает обратно на футон, поглаживая каменные плечи и целуя рычащего самца. Омега двигается медленно на нем, но так плавно и с оттяжкой, что новый виток удовольствия в старшем просыпается. Ли кажется, что он летит все выше, оставив все проблемы позади. Ему кажется, что он вот-вот сорвется вниз и его будет ласкать встречный поток воздуха, пока он не попадет в невесомость. Тело, миллиметр за миллиметром, от кончиков пальцев на ногах, становится ватным. Жар приливами охватывает живот и пах, и альфа чувствует, что его пара сейчас вместе с ним в эти омуты наслаждения упадет. Одновременный оргазм для них не первый, и Минхо знает, какое чудо их ждет. Это лишь сильней его топит, губит, убивает, и заставляет явить миру себя настоящего, без красок и масок. Минхо отпускает себя, двигаясь навстречу удовольствию, на встречу Хенджину, которому сейчас также хорошо, как и ему. Он беззастенчиво стонет, толкаясь вверх, и жадно руками хватается за Хвана, с сумасшедшей улыбкой приветствуя свой крышсносный оргазм. Но омега, что в своем наслаждении начал тонуть лишь на полсекунды ранее, на самом деле был собран и преисполнен своей местью. Он контроль почти не терял, держал его за тонкую ниточку, подпитывая её своими болезненными воспоминаниями, и в нужный момент, Хёнджин свой удар наносит. -Ч..Чанбин!-он кричит, выгибаясь в руках Минхо, чужое имя, и с самым блаженным видом, откидывает голову назад. Омеге так хорошо, как никогда не было. Не только его тело, но и израненная душа, получили мощную разрядку. Оргазм альфы вышел сухим и болезненным. Казалось, что удовольствие, узлом скрюченное в животе, там и осталось, только опухолью, распирающей и отравляющей.***
Минхо выдворили за дверь, даже не дав сходить в душ. Именно поэтому сейчас в машине запах такой удушающий. Альфа весь в сладкой смазке и сперме. Альфа весь в Хенджине. Гигиена почти не волновала. Он даже не стал застегивать джинсы, лишь натянул белье, и подтянул штаны на задницу. В паху жгло и болело. Альфу словно оскопили в метафоричном смысле. Ли несется по трассе, покусывая губу, и дергая свободной ногой. Мыслей ноль, а внутри буря, которая бурлит и щекочет шею и ноздри. Он понимает, что омега выкрикнул чужое имя, чтобы отплатить альфе. Он понимает, что между Хваном и Со ничего не было, и младший сам сказал, что не стал бы играться с влюбленным в него сердцем. Но от этого Минхо легче не становится. Он крутится на сидении, пару ударов оставляет на руле, сжимает пальцами свою челюсть, чтобы в себя придти. На долгие пять минут даже кажется, что у него получается. Альфа почти не моргает, смотрит на дорогу и прерывисто громко дышит через нос. Но резкий свист тормозов, руль вправо, шины поднимают земляную пыль в воздух. Машина тормозит в паре метров от дороги, и Минхо вылетает из нее, не удосуживаясь захлопнуть дверь. Ночная прохлада забивается в ноздри плотным потоком, грудная клетка ходит ходуном, и Ли поднимает глаза на звездное небо. Альфа оказался изначально прав. Хенджин ушел от него по-английски, не желая прощаться. Хрупкий, рассудительный, кроткий омега оказался с когтями. Его измученное нутро царапается, отчаянно защищается, и обещает отыграться, если Ли снова попробует к нему подобраться. Отвратительное чувство. Словно альфа маленького котенка обидел, который теперь в угол забрался и фырчит оттуда, отбиваясь от его руки. Душу затопила темная густая пустота. Да гори все синим пламенем. Для неудачников всегда один конец. Одиночество.