Гордость и Гордыня

— Всем спасибо, тренировка окончена. После этих слов раздаются привычные вялые хлопки друг другу за работу. Хёнджин лишь припадает к стене, скатываясь вниз, и продолжает опустошать бутылку с водой. По его светлой коже лица бегут блестящие капельки пота, что скатываются под мокрую футболку. Холод от пола мурашками ползет по бедрам. Сладкая нега после активной тренировки подступает ко лбу плотным жаром. Хван прикрывает глаза, откидывает голову на белую стену, зачесывая влажные волосы назад, и прислушивается. Многие уже ушли. Ему хочется только плюхнуться на сиденье своей машины, вдавить педаль газа в пол и домчаться до любимого душа. Всё. Ни больше, ни меньше. Осталось доползти до автомобиля без происшествий. — Минхо-хён, — слышит Хван где-то на периферии сознания глубокий голос светловолосого парнишки, а приоткрыв глаза, замечает его в нескольких метрах с бутылочкой воды. — Я нужен тебе сегодня? Похоже, что никого в зале уже не осталось. Сначала слышится шуршание со стороны выставленных в ряд пуфиков, а потом усталое отрицательное мычание. Феликс мило посмеивается на такой ответ старшего, хватая свою сумку, и бросает тихое «пока-пока», уходя восвояси. На секунду в воздухе застывает тишина. Они вновь наедине. Главное замечание, которому Хёнджин присваивает красный цвет, — ничего хорошего из «наедине» пока не получилось. Ну разве что прикосновения. Совсем немного. Кондиционеры наконец-то справляются с духотой пропахшего людским потом и духами зала. Теперь здесь намного прохладнее. Но Хван все еще не может отделаться от липкого жара на лбу. Непонятно только: это он не отошел от тренировки или от случая сегодня днём в кабинете. Хочется склониться к первому, но мысли слишком настойчиво бьют по второму варианту. Ужасно. Встаёт тихо, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Он уже получил его больше, чем нужно. И идёт к кулеру, дабы налить себе стакан прохладной воды — единственной надежды на то, чтобы остыть. Сколько Хёнджин помнит, у него всегда были напряжённые отношения с Минхо. Это началось ещё с отборочного тура, когда Хван не прошел из-за одной составляющей в своих движениях. А потом самостоятельно посчитал, что достоин места в группе, позвонил папе и попросил замолвить словечко. Начальство повыше на первое ознакомительное занятие Минхо с группой притащило Хёнджина чуть ли не за ручку, скривило неловкую улыбочку и пролепетало что-то вроде: «Ну, он смышлёный парень, думаю, Вы справитесь». Понятно, конечно, что ничего хорошего с этого не вылезло, и Ли пришлось оставлять Хвана на дополнительные часы. Потому что нужно было почистить. Хёнджин на тот момент девятый год практиковал поппинг, и движения его были слишком жесткие. А большинство хореографий четко стояли на фундаменте хип-хопа. Вот вам и незадача, по которой Хван Хёнджин так стремительно провалился на отборе. Головная боль Минхо умножилась на два. А умножение на три началось в минуту того, как малец стал проявлять характер. Вот так сюрприз оказался, когда вдруг на очередную попытку Минхо заядло пошутить неожиданно был дан отпор. И не мягкий такой, а достаточно резкий. Хёнджин себе цену знал, а в особенности деньгам родителей, оттого долго думать не стал, сразу же ляпнул, что первое на язык попалось. И выросло это в перепалку, где один показывал свое величественное «дорогое» эго, а второй пытался вылезти из воображаемой клетки и заполучить к себе хоть каплю уважения, как к старшему. Гордость против гордыни... Но, увы, Хёнджин нетерпелив, невдумчив, нелогичен и лишь чертовски хорош собой. — Отнеси ко мне в кабинет шнуры, которые оставил на столе Феликс, пожалуйста, — слышится приглушенный в пуфиках голос лидера, что вытягивает танцора из потока наиглупейших, по его мнению, мыслей. Хвану хотелось привычно огрызнуться, но в голове застряли слова из предложения «ко мне в кабинет», и где-то на фоне обрушился еще один воображаемый замок, став новой каменной кучей на душе. Идти максимально не хочется, во-первых, потому что лень, во-вторых, потому что воспоминания не самые... Адекватные? Наверное, именно так. — Хорошо, — тихо произносит в ответ, стягивая провода со стола, и направляется в сторону выхода. — Тормози, — вдруг произносит намного четче, чем до этого, Минхо. — Ты все забрал здесь? — Младший лишь кивает, показательно дергая за лямку сумки на плече. Глаза прячет в пол. — Тогда пошли вместе, я закрою уже. Минхо одним рывком становится на ноги, будто вовсе не уставал, и, сверкая взглядом в сторону своего коллеги, направляется к выключателям. А когда помещение погружается в кромешную тьму, где только широкая полоска коридорного света сочится из-за двери, Ли подталкивает Хёнджина в спину, дабы не стоял на месте, как истукан. На месте касания сразу образовывается дыра. Хван пытается хоть немного осмыслить ситуацию и отойти от нее, но вот уже четвертый час у него это не получается. В погоне за мыслями лидера он напрочь забыл о своих. Растерялся. Но с кем не бывает? — Положи на стол, — старший проходит внутрь первым, сразу же стягивая влажную футболку с тела. Неожиданно. Хёнджину приходится застыть на пороге, чтобы, не дай Бог, более не зайти на чужую территорию, руководствуясь только догадками и собственной очаровательностью. Где-то внутри о стенки черепа активно бьется мозг, дабы заставить своего хозяина хоть иногда пользоваться такой полезной функцией, как «думать». И Хван не против, правда, ему бы только хлопок перед глазами, чтобы отмер и уставился на вещи, кроме широкой спины их лидера, за которую сегодня уже имел счастье уцепиться. И во всем остальном он обязательно справится... Если Ли Минхо перестанет раздеваться перед ним. — Хёнджин? — зовет старший, развязывая внизу шнуровку на штанах и снимая утягивающие наколенники. — Ты можешь положить и идти. Завтра в три часа дня. Казалось бы, все так просто: положить и идти. Но почему-то же Хван остался на месте. Истерзанный собственными мыслями и искусанный гордыней, что вырывается наружу из клетки, в которую ее сегодня днем насильно затолкали. Причем Хван Хёнджин сделал это самостоятельно. — А если я хочу остаться? — слетает с дрожащих то ли от волнения, то ли от предвкушения губ. Длинноволосый наблюдает, как Минхо застывает в пространстве, будучи совершенно растерянным от сказанной в его сторону фразы, а после разворачивается лицом к сокоманднику. Его вопросительный взгляд говорит сам за себя. Сплошная линия из тревожности, страха и сомнений тянется ровненько ото лба Хвана куда-то к груди старшего. Наверное, оттого он, пытаясь сдержать смех, улыбается и качает головой из стороны в сторону, схватывая контекст сказанных Хёнджином слов на лету. — Хёнджин-и, — неожиданно ласково говорит Ли, складывая свою футболку в сумку. — Давай ты пойдешь домой, примешь душ, поешь, ляжешь спать, а завтра... С чистой головой скажешь мне подобное еще раз? На середине фразы Минхо делает заметную паузу, подходя к младшему ближе и укладывая руки тому на плечи, как бы облокачиваясь. Похлопывает, расправляет одежду, ловит забавный взгляд Хёнджина и сам для себя обнаруживает, что с его словами не соглашаются. — Так, — останавливает Ли нисходящий поток слов в чужой голове. — То, что было сегодня днем, было тебе лишь уроком, ладно? Уроком для твоей гордыни. Во всем остальном не возлагай большое количество надежд. Они вряд ли будут оправданы. И ты это прекрасно понимаешь. Хван поджимает губы. Его выражение лица меняется еще несколько раз за секунду, прежде чем в глазах вновь заиграют черти, а на губах расцветет заядлая ухмылка, к которой так привык каждый из группы. Вот теперь перед Минхо тот Хёнджин, которого он знал: самовлюбленный, эгоистичный, дерзкий и чересчур самоуверенный. То есть ненастоящий. — О каких надеждах идет речь, господин Ли? — вопросительно хлопает глазами он, делая вид, будто некоторое время назад не был растерян от мягкого отказа в свою сторону. — Неужели Вы думаете, что я в действительности имею право присягать на Вашу душу? — парень посмеивается над высказанной мыслью. — Не дай Дьявол мне таких мучений. Я могу присягать лишь на первую линию и способы получения этой позиции в любых проектах. Минхо давит усмешку в разочарованной улыбке, опуская при этом голову, и отходит к столу, облокачиваясь на него бедрами. — Хорошо, — соглашается, сам не зная на что. — Допустим, сегодня днем ты угадал один из способов занять первую линию. Но что тогда ты будешь делать? Ты же не встанешь добровольно на колени, Хван, потому что потом совесть замучает. Хотя, точно ли совесть? Последние слова Минхо проговаривает почти шепотом, пристально глядя на длинноволосого, и раскидывает в стороны руки, чтобы показать свою уверенность в сказанном. А Хёнджин данному набору слов даже не противится, ведь глубоко в душе его откликается вновь уже озвученная фраза «я хочу остаться», и он понимает, что выстроить фальшивые стены своей личности получилось достаточно легко, а вот разрушить их... Теперь придется постараться. — Вы правы, господин Ли, — Минхо, честно признаться, впервые слышит подобные слова от Хёнджина. — Я не прогнусь в таком ключе, даже если мне будет предложено лучшее место в танцах или выступление перед самыми влиятельными людьми в мире. Но кое-что общее у нас с вами все же есть. Вы не прогнетесь тоже. Минхо невозмутимо глядит прямиком на сокомандника, слегка наклоняя голову и складывая руки на груди. Он не может возразить сказанному, потому что это правда, а врать здесь незачем. Не может выгнать парня, потому что хочет посмотреть дальнейшие его действия. Не может согласовать с мыслью о неправильности происходящего, намеренно делая шаг в сторону иных размышлений. — И что ты хочешь этим сказать, Хван? — Как минимум то, что наш разговор бессмысленный. — И? — Я бы приступил к действиям, но... — длинноволосый заминается, поджимая губы и отводя взгляд в сторону. — Чертовски буду недоволен собой, если получу отказ. Минхо пробивает на смешок от такой правды с уст самого ужасного лгуна. Того, кто выстроил себе новую личность, сам в нее поверил и заставил других верить в эту глупую ложь. — Я откажу, — произносит Ли, заранее предугадывая, как эмоции на лице его коллеги будут меняться. И не ошибается, когда видит прикрытую недовольством грусть. — Но только этому Хван Хёнджину. — Что это значит? — Как минимум то, что пора приступать к действиям над собой. А потом уже посмотрим. За все время, пока Минхо говорил такие полезные вещи для запутавшегося в себе и своей борьбе человека, он успел надеть толстовку и, схватив сумку, начал выходить из помещения. — Подумай над своим поведением, Гордыня, и ты увидишь, как всё изменится, — добавляет ко всему вышеперечисленному старший. — Кабинет закрой, ключи вернешь завтра. Если осмелишься прийти в новом образе мыслей.