(малыш), возможно, это имеет большее значение

Стайлз медленно приходил в себя, впервые за несколько месяцев. С тех пор как его жизнь перевернулась с ног на голову, он боролся с изнуряющим чувством повышенной бдительности, из-за которого почти невозможно было успокоиться настолько, чтобы заснуть. Обычно он часами ворочался, а потом просыпался в ужасе от мысли, что что-то случилось или кто-то пострадал. Это было невыносимо. И вот теперь, медленно просыпаясь после ночи глубокого, спокойного сна, он осознал, насколько сильно устал, когда с него свалился груз усталости. Следующее, что прояснилось в его одурманенном сном сознании, — это ощущение того, что он спит на облаке, которое было до смешного мягким, как и звучало. Черт возьми, это было так приятно. Он потянулся, но как только он переместил свое тело, боль напомнила о себе, и Стайлз поморщился, когда боль, затаившаяся глубоко в ребрах, снова дала о себе знать. — Проклятье, — прошептал он. Действительно, проклятье. Накануне вечером от него отступила такая боль, что он почти забыл, какой мучительной она может быть. «Проклятье, проклятье», — мысленно повторил Стайлз, и тут события последних двадцати четырех часов вернулись к нему с поразительной ясностью. Джерард забрал его, он вернулся домой, солгал отцу, отвез Лидию на склад, а она использовала силу настоящей чертовой любви, чтобы превратить Джексона в волка, оставил Роско и Питер… Черт возьми, Питер! Стайлз заставил себя открыть глаза и понял, что лежит в постели один. В комнате Питера было темно, окно напротив его кровати было закрыто плотной шторой. Ни один свет не горел, и Стайлзу потребовалось несколько секунд напряженного моргания, прежде чем глаза привыкли к темноте и начали различать очертания в комнате. Все выглядело так же, как и в тот момент, когда Стайлз осматривался прошлой ночью. Вся мебель была экстравагантной, напротив кровати стоял огромный телевизор — казалось, что это идеальное место для уютных объятий во время просмотра фильмов, и Стайлз определенно хотел реализовать эту идею, — а лампы на обеих прикроватных тумбочках по-прежнему выглядели стильно, даже если не были включены. Странно было осознавать, что он один в постели Питера. Стайлз вспомнил, в какой безопасности он себя чувствовал, свернувшись калачиком рядом с Питером, прижавшись головой к его груди и слушая ровный стук его сердца. Дверь в ванную была приоткрыта, но свет там тоже не горел. Стайлз напряг слух, но… тишина. Абсолютная тишина. Он был не один в постели Питера. По какой-то причине это осознание потрясло Стайлза до глубины души, и все, о чем он мог думать, — это то, что Питера здесь нет. И, конечно, Стайлз никогда не отличался рациональностью. Это еще мягко сказано. Он был один, и его сердце заколотилось, а в желудке кольнуло что-то острое и кислое. Бояться не стоило. Стайлз знал, что бояться нечего, но это не меняло того, что он вдруг почувствовал. — Питер? — прошептал он, переплетая пальцы и стараясь не обращать внимания на то, как сжимается от волнения его грудь. Ответа не было. Сердце Стайлза забилось еще быстрее, казалось, оно вот-вот выпрыгнет из груди, отчаянно колотясь в ребра. — Питер? — повторил он громче и заскулил, когда ему никто не ответил. Именно в этот момент, когда он обхватил дрожащими пальцами край одеяла, собираясь с силами, чтобы стянуть его с себя, дверь внезапно открылась. Глазам Стайлза потребовалась секунда, чтобы привыкнуть к свету, проникающему в комнату через открытую дверь. Питера было легко узнать, даже в свободных трениках, которые он надел на ночь. Сначала Стайлз обратил внимание на одежду, поскольку, будучи подростком с буйным либидо, он не мог не заметить, как хорошо Питер выглядит даже в таком простом наряде. Но это было лишь мимолетное наблюдение, которое пронеслось у него в голове, поскольку сердце все еще колотилось из-за отсутствия Питера. — Доброе утро, дорогой, — тепло сказал Питер, улыбаясь так счастливо и красиво, что Стайлз почти забыл о своем страхе. Но улыбка тут же исчезла, когда Питер увидел его лицо. — О, дорогой, что случилось? Пересекая комнату, Питер подошел к Стайлзу и поставил поднос с едой на стойку под телевизором. Секунду спустя он присел на край кровати, ласково разглаживая рукой складки одеяла на теле Стайлза. Затем он поднял руку и нежно провел кончиками пальцев по щеке Стайлза, так нежно, что мальчик невольно захныкал. Черт, что, черт возьми, с ним было не так? — Стайлз, что случилось? — снова спросил Питер, на этот раз более настойчиво. В его глазах было беспокойство, то же самое, что и прошлой ночью, но теперь оно выглядело как-то иначе. Утренний свет смягчил его выражение, сделав его менее злым. Питер протянул руку, которой только что ласкал лицо Стайлза, и осторожно взял его за запястье, поднимая руку, безвольно лежавшую на одеяле. Сначала Стайлз не отреагировал. Он смотрел, как пальцы Питера обхватывают его запястье, а потом поднял глаза. Взгляд Питера был полон ожидания ответа, он смотрел прямо в глаза Стайлзу, словно пытаясь проникнуть в самую глубину его души, и Стайлз знал, что должен ответить. Но он еще не был уверен в своих словах, поэтому глубоко вздохнул, чувствуя, как в животе все еще бурлит от остатков страха. Боже. К черту Джерарда Арджента и его банду засранцев-убийц. — Тебя здесь не было? — наконец прошептал он, чувствуя неловкость от своего признания. Он понимал, что это не единственная причина его расстройства, но это был самый простой способ объяснить, почему он так себя чувствует. — Я звал тебя, а тебя не было… — Мне очень жаль, мой дорогой мальчик, — тихо ответил Питер, его большой палец был теплым и успокаивал неровный стук сердца Стайлза. — Когда дверь закрыта, в комнате хорошая звукоизоляция. Я очень, очень редко закрываю ее, но мне хотелось, чтобы ты как можно дольше поспал после такого утомительного дня. Твоему телу сейчас необходим отдых. Стайлз кивнул. В этом был смысл, даже очень большой смысл, и его щеки слегка покраснели, когда он подумал о причинах, по которым комната должна быть звукоизолирована. В конце концов, он все еще был подростком. — Нет, все в порядке, — тихо сказал Стайлз, не совсем доверяя своему голосу, даже если бы хотел что-то добавить. Он все еще чувствовал себя не в своей тарелке, но теперь, когда Питер был рядом, ему стало легче. Питер был теплым, и этот контакт помог Стайлзу сосредоточиться и привести мысли в порядок. — Я не хотел будить тебя, пока готовил нам завтрак, — объяснил Питер. — Я надеялся, что успею вернуться к тебе до того, как ты проснешься, и прошу прощения, что тебе пришлось просыпаться одному. Стайлз хотел сказать несколько вещей, но все они показались ему слишком откровенными. Вместо этого он спросил: — Ты приготовил мне завтрак? — Помнится, я говорил о том, что хочу побаловать тебя, дорогой, — бесстрастно ответил Питер. Это был вовсе не ответ на вопрос, но, похоже, это было все, что Стайлзу нужно было услышать. — Подумал, что завтрак будет хорошим началом. — Ох, — тяжело выдохнул Стайлз и застонал от боли, заставив себя сесть. Он лег в кровать Питера и спросил: — Может, сходим куда-нибудь поесть? — Нет, нет, — легкомысленно ответил Питер. Он встал, пересек комнату и раздвинул шторы, впустив мягкий утренний свет. Как только солнце осветило комнату, он схватил поднос и понес его к столу, подальше от Стайлза. — Оставайся на месте. Тебе помочь устроиться поудобнее? — Я в порядке, — пробормотал Стайлз, но его протесты были прерваны, когда Питер поднял одеяло, положил несколько подушек на край кровати и забрался туда. — Подвинься ближе, Стайлз, — сказал Питер, обхватив Стайлза за талию и притянув его к себе так, что сердце юноши забилось совсем по другой причине. Это не имело ничего общего со страхом. Вообще ничего. От Питера исходило ощутимое тепло, и Стайлз чувствовал жар его кожи даже через одолженную футболку, когда он неуверенно поднял ноги и прижался коленями к бедру Питера. Питер поддержал его под колени и буквально притянул к себе еще ближе. Стайлз не издал ни звука, когда Питер поднял его, и не почувствовал ни жара, ни тревоги, даже когда тот нес его на руках, не вздохнув глубоко. Стайлз вытянул ноги на коленях Питера, повернулся боком, и его плечо удобно прижалось к сгибу руки Питера. Это было приятно. Действительно очень хорошо, и все же они оказались так близко. Конечно, прошлой ночью было много прикосновений и объятий, но при свете дня все выглядело иначе. Прошлой ночью все казалось почти нереальным. Возможно, даже сюрреалистичным, ведь Стайлз мог признаться себе, что во сне он видел, как Питер снова появился и повалил его на землю. Стайлз был измотан болью, а Питер, на удивление, воскрес из мертвых, и они кружились и танцевали вокруг невероятного, настолько переполненные эмоциями, что не могли даже признать то, что понимали оба. И это казалось нереальным. Но сейчас, в это утро, сомнений в происходящем быть не могло, и Стайлз знал, что они наконец-то найдут слова, чтобы выразить все, что было между ними. Был ли он готов? Был ли у него вообще выбор? — Ах! — воскликнул Стайлз, когда рука Питера скользнула под футболку и обхватила его бедро. Не успел он подумать о дискомфорте, как боль начала отступать. — Ах, — застонал он, полностью отдаваясь приятным ощущениям от этого прикосновения. — Спасибо, — промурлыкал он, беспомощно прижимаясь к боку Питера. — Не за что, дорогой, — прошептал Питер, а затем поцеловал его в лоб, выражая нежность, которая не казалась неожиданной после всего, что произошло вчера. — Сейчас я приготовил много еды, а также коктейль, который тебе нужно выпить. В него добавлено целебное зелье, для надежности разбавленное водой, и оно должно ускорить твое выздоровление, если ты будешь послушным мальчиком и выпьешь его до конца. Стайлз почувствовал волну волнения в животе, когда Питер сказал «послушный мальчик», но решил не обращать на это внимания. К счастью, Питер тоже пропустил это мимо, хотя наверняка почувствовал. — Подожди, зелье? Неужели люди действительно делают это? — с любопытством спросил Стайлз, его мозг уже напряженно работал. О магии он знал только то, что видел, делал и говорил Дитон, но этого было мало. Он знал, что тот скрывает гораздо больше, чем рассказывает, но Скотт не хотел слушать его сомнения. Стайлз всегда был уверен, что магия должна быть чем-то большим, чем то, что изображал Дитон, и его интерес возрастал по мере того, как он наблюдал за интригующим Питером. Питер одной рукой поднял большой поднос, и Стайлз едва удержался на ногах, когда показалось, что Питер собирается поставить его ему на колени. — О, определенно, — ответил Питер. Его лицо было открытым и честным, и Стайлзу показалось, что он поймет, если Питер солжет. — Колдовство до сих пор практикуется по всему миру, как теми, у кого есть искра, так и теми, у кого ее нет. Многие ритуалы и верования, которых придерживаются немагические практики, передались от сверхъестественного сообщества; либо через кровные линии, чья искра угасла, либо через сообщества, которые потеряли связь со сверхъестественным, но помнят ритуалы времен, предшествовавших нашему уходу в подполье. Стайлз впитывал каждое слово, наблюдая за тем, как Питер расправляется с едой. На подносе лежали свежие фрукты, кубики сыра, батончики гранолы и несколько орехов. Также на подносе стояла кружка ароматного кофе и фиолетовый напиток в стеклянном стакане, вероятно, волшебный коктейль. Он мысленно прокрутил в голове слова Питера, не переставая любопытствовать, и..... — Подожди… подожди, ты сказал «…с искрой»? — Он спросил, пытаясь сесть прямо, но снова накренился, когда Питер легонько ущипнул его за бедро. Стайлз отправил виноградину в рот и посмотрел на Питера, который действительно сидел напротив него. — Да, дорогой, — спокойно ответил Питер. Казалось, он был занят своими мыслями, но сердце Стайлза дергалось в груди и билось о ребра. Слышать, как Питер называет его так ласково, было чем-то особенным, и это отличалось от того, что было вчера вечером. Стайлз нервно съел еще одну виноградину, наблюдая за тем, как Питер прищурил глаза. — Это что-то значит для тебя? — Я… Дитон сказал мне это однажды, а потом… ну, ладно. Это было еще тогда, когда мы имели дело с Джексоном в облике Канимы, которого ты упустил будучи мертвым, везучим засранцем. Дитон дал мне мешок рябины, чтобы я окружил клуб, но этого… не хватило? Не совсем. И Дитон сказал… он сказал, что я должен зажечь это? Поверить, что это сработает, и стать искрой, если я хочу, чтобы это сработало. Питер выдохнул и сказал: — Это многое объясняет. Стайлз откинулся назад, чтобы получше рассмотреть его лицо. Выражение лица Питера казалось задумчивым, и Стайлз задался вопросом, о чем он мог думать. Не успев обдумать эту мысль, он спросил: — Это… это имеет какое-то отношение к тому, что нам еще предстоит обсудить? — Да, это может иметь отношение к этому. Я… — Мы можем сначала позавтракать? — тихо спросил Стайлз, заставляя себя произнести эти слова, пока не успел передумать. При дневном свете все казалось реальным. Ночью было не так страшно, как он себе представлял. Он не чувствовал той тревоги, которую ожидал. В тепле Питера, свернувшись калачиком и наслаждаясь завтраком, который Питер приготовил, пока он спал, Стайлз наконец понял, чего он на самом деле хотел. Он хотел, чтобы между ними было что-то большее, потому что то, о чем они молчали, было правдой. Он чувствовал это, и если бы только смог сосредоточиться, отбросив боль и смешанные чувства, сохранив ясность ума, то понял бы, что это чувство неописуемо. И, как ему показалось, это чувство было связано с Питером. — Конечно, можно, дорогой, — Питер взял кубик сыра и протянул его Стайлзу. — Можно я тебя покормлю, милый? Мой волк будет рад, если мы позаботимся о тебе как следует. — Это не будет работать вечно, — пробормотал Стайлз, но все же открыл рот, ожидая, пока Питер поднесет кубик сыра к его губам. Он прожевал, проглотил, а затем взял кусок гранолы и протянул его Питеру. — Справедливость есть справедливость, волк-защитник. Если ты заботишься обо мне, я позабочусь о тебе. Питер зарычал на него, издав низкий, пьянящий звук, который пробежал по телу Стайлза, наполнив его теплом. Но это скорее успокаивало, чем возбуждало, и Стайлз даже не пытался почувствовать губы Питера, когда он кормил его овсянкой. Как бы Стайлзу ни хотелось, чтобы это было правдой, он определенно не был готов к подобному. Они попеременно кормили друг друга, меняясь ролями каждые несколько минут. Стайлз потягивал смузи, который по вкусу напоминал терпкие кислые ягоды, но был очень вкусным и успокаивающим, стекая по горлу. Он не был уверен, магия ли это или просто обезболивающее, но с каждым глотком ему становилось все лучше. Затем, и только затем, Питер предложил ему кружку с кофе, стоявшую на его стороне подноса. Сделав первый глоток, Стайлз на мгновение задумался. Был ли это блинчик или что-то действительно горячее? Стайлз посмотрел на Питера, повернул кружку так, чтобы его губы оказались точно на месте контакта с губами Питера, и сделал глоток. Затем он застонал — частично от удовольствия, частично потому, что кофе был превосходным. Об этом Стайлз предпочитал не думать. Ему совершенно не нужно было задаваться вопросом, откуда Питер узнал о его предпочтениях в кофе. Если он не думал о том, откуда Питер знает, насколько велика его спальня, то и об этом ему не нужно было задумываться. — Сладкий, ты играешь в опасную игру, — тихо предупредил Питер, сверкнув голубыми глазами. Оказалось, что дразнить Питера днем было так же весело. Стайлз захихикал, чувствуя, как учащается его пульс, и осушил кружку несколькими большими глотками, оставив последний, который он передал обратно Питеру. — Можешь допить, — сказал он с улыбкой, и сердце его дрогнуло под пристальным взглядом Питера. — Как щедро с твоей стороны, — поддразнил Питер, и Стайлз улыбнулся ему, даже когда Питер приготовился встать. — Дорогой, тебе не нужно двигаться. — Питер, меня похищали и пытали, но я все еще могу ходить, — прямо сказал Стайлз. Даже когда Питер убрал руки и боль в теле Стайлза не притупилась, она не вернулась в той степени, которую Стайлз ожидал. Да, ему все еще было больно, но уже не так, как раньше. — Слушай, я очень ценю твою заботу, но я в порядке. Сказав это, Стайлз убрал прядь волос со лба Питера, а затем, пока тот смотрел на него слишком зачарованными глазами, взял поднос, развернулся и отнес его обратно к стойке для отдыха. Улучив момент, Стайлз посмотрел в окно за Питером. Заметив, что заповедник сместился вправо, он изучил верхушки деревьев и сделал несколько глубоких вдохов, чтобы унять дрожь в животе. В конце концов ему придется вернуться к реальной жизни. Находясь в квартире Питера, он чувствовал себя как во сне, но это было совсем не так, как прошлой ночью. Он знал, что все это очень реально — иногда даже слишком реально, — но во всем присутствовал некий радужный оттенок, из-за которого все это казалось слишком прекрасным, чтобы быть правдой. Учитывая, что у него как минимум сломан один палец на ноге, ушиблены ребра и несколько порезов, это было не слишком хорошо, чтобы быть правдой, и добраться сюда было нелегко. И это еще не считая того, через что пришлось пройти Питеру. Отбросив все эти мысли, он повернулся и заметил, что тот смотрит на него. На лице Питера играла мягкая улыбка, от которой Стайлзу стало тепло до самых пяток. Все, что он чувствовал, было даже слишком, но он не чувствовал себя подавленным, как прошлой ночью. В это утро ему захотелось обнять Питера, и он, отойдя от окна, пересек комнату. Пока Питер сидел, вытянув ноги, Стайлз решил устроиться на его икрах. Не то чтобы он сидел на коленях Питера, он просто нашел место рядом с ним. Впрочем, сидеть на коленях Питера уже давно стало для него привычкой, так что это уже не казалось таким забавным. Питер издал низкое рычание, прозвучавшее сладко и дразняще, и Стайлз усмехнулся. — Во сколько ты встал, чтобы приготовить завтрак? — с любопытством спросил Стайлз. Ему было интересно, успел ли Питер все спланировать или выскользнул из комнаты, пока Стайлз спал. Он не знал, что чувствовать. С одной стороны, было немного странно думать, что он мог быть один в доме Питера, в его логове. Но с другой стороны, это говорило о большом доверии со стороны Питера, что было очень важно. Он не был уверен, что заслужил это доверие, но его опьяняло осознание того, что Питер мог оставить его одного. — Ну, я уже встал, когда ты заснул, — сказал Питер. — Ты даже не пошевелился, когда я встал с кровати, и я решил, что ты не скоро проснешься. — Подожди, правда? — спросил Стайлз. Обычно он не спал так крепко, а в последние месяцы его сон был особенно тревожным. Проснуться в одиночестве — это одно, но осознать, что Питер ушел так рано и так долго отсутствовал? Стайлз не мог определиться со своими чувствами по этому поводу и даже не понимал, почему это его беспокоит. — Тебе было невероятно больно, дорогой. Не знаю, насколько ты знаком с болевым истощением, но я чувствую, как это ужасно, когда ты начинаешь это испытывать. Конечно, чем дольше ты терпишь, тем слабее оно становится, но я определенно чувствовал, как тебе больно, — мягко объяснил Питер. Он протянул руку, и Стайлз быстро переплел их пальцы. По руке Питера потянулись серые линии, но они были светлее, чем все, что Стайлз видел прошлой ночью. — Видишь? У тебя уже гораздо меньше боли. — Да, коктейль чертовски хорошо сработал, — сказал Стайлз, почти в восторге от ощущения настоящего, живого волшебства. — Я рад. Предполагается, что в первую очередь он залечивает самые серьезные травмы; он исцеляет кости, но может оставить порезы и синяки, если на них не хватит магии, — объяснил Питер. — Логично, — согласился Стайлз, а затем с любопытством спросил: — Так куда ты ходил вчера ночью? — А, я выполнял поручение, о котором ты меня попросил. Стайлз резко вздохнул. Волна вины захлестнула его, заставив Питера крепче сжать пальцы, и он удивился, как, черт возьми, он мог забыть об этом. — Ты нашел их? Эрика и Бойда? — спросил он, его сердце заколотилось в ожидании боли, когда что-то мучительно закрутилось вокруг его сердца. Проснуться в подвале и обнаружить, что они уже там, было ужасно. Стайлз никогда раньше не испытывал ничего подобного, и чистый ужас, охвативший его сердце, был тем, что он никогда не захотел бы испытать снова. Не знать, удалось ли им выбраться, не знать, все ли с ними в порядке… как Стайлз мог забыть об этом? — Да, дорогой, — успокоил его Питер. Заметив вопросительный взгляд Стайлза, он добавил: — Их не было в доме Арджентов, но мне удалось найти их в заповеднике. Эрика и Бойд в безопасности, они лежат в своих кроватях, прижавшись друг к другу. Они приедут к нам на этой неделе, если, конечно, тебя не застанут раньше времени в школе. — Питер… — прошептал Стайлз, а затем, не в силах больше скрывать напряжение, забрался к нему на колени и медленно подполз, чтобы поцеловать. Но вместо ответа Питер отстранился, широко раскрыв светящиеся глаза. Стайлз почувствовал, как у него сжался живот. — О, прости, я забыл спросить. Это… это было неправильно? — Этого нельзя будет изменить, дорогой, — невнятно пробормотал Питер, обнажив клыки, и Стайлз почувствовал легкую дрожь, несмотря на неуверенность, бушевавшую в его душе. — Если ты это сделаешь, Мечислав, этого уже не изменить. — Как странно, что ты знаешь мое полное имя, — тихо прошептал Стайлз, а потом, обратив внимание на то, как идеально Питер произносит его, понял, что не может поступить иначе, и снова прижался к его губам. Их губы коснулись друг друга мягко и сухо. У Стайлза губы были потрескавшимися, а у Питера — мягкими и гладкими. Было странно ощущать губы другого человека, но это было приятно. По мере того как их губы двигались друг к другу, в груди Стайлза росло что-то неописуемое, чего он никогда раньше не испытывал. Ощущение нарастало, и когда Стайлзу пришлось отстраниться, потому что легкие просили воздуха, а мысли становились все более и более нечеткими, он почувствовал, что готов взорваться. Питер тихо заурчал и откинулся назад. Стайлз ожидал поцелуя, поэтому удивленно отпрянул назад, когда почувствовал, как язык Питера скользнул по его верхней губе, заставив его заскулить от возбуждения. — Прости, — заикаясь, проговорил он, его щеки пылали от стыда. — Прости, это был мой первый настоящий поцелуй. Питер громко зарычал, так громко, что Стайлз почувствовал вибрацию в груди, и испуганно втянул воздух, прежде чем руки Питера запутались в его футболке и притянули его к себе для более жесткого и страстного поцелуя, от которого у него перехватило дыхание. Стайлз не целовался ни с кем, кроме Скотта — неловкое, спонтанное упражнение в шестом классе, — и поцелуй с Питером был совершенно другим. Стайлз перебрался к Питеру на колени, устроился на его бедрах, оставаясь на некотором расстоянии. Он провел пальцами по щекам Питера, нащупывая щетину, растущую по краю подбородка, затем скользнул пальцами дальше, чтобы почувствовать густую бороду, когда их губы удобно соприкоснулись. Он не очень хорошо следил за своим дыханием, поэтому через несколько минут ему пришлось отстраниться и сделать несколько прерывистых вдохов. Питер, слава богу, не отодвинулся слишком далеко и прижался лбом к его лбу так, что его сердце бешено заколотилось. Теперь, когда они перестали активно целоваться, Стайлз смог достаточно сосредоточиться, чтобы услышать низкий гул, который Питер издавал сквозь стук собственного сердца. Он был уверен, что Питер слышит его, но Стайлз решил уравнять шансы, прижав пальцы к шее Питера, чтобы прощупать его пульс. Как и накануне, Питеру, похоже, было все равно. Когда Стайлз медленно раздвинул пальцы и обхватил руками горло Питера, тот только громче заурчал. Вот так. Да, это что-то да значило. Сидя на коленях Питер, вдыхая носом его запах и чувствуя, как на губах высыхает слюна, Стайлз понял, что больше не может откладывать. Ему нужно было знать. Он должен быть уверен. — Питер, что… что такое? — прошептал Стайлз, схватив руку Питера и прижав ее к своей груди, где чувство, казалось, становилось все сильнее и сильнее. А потом, поскольку он всегда был тем, кто либо принимал все это, либо уходил, он спросил: — Почему я чувствую тебя? Питер ответил не сразу, и Стайлз не стал снова нарушать молчание. Он знал, что им необходимо это обсудить, хотя не только он откладывал это со вчерашнего вечера. Судя по тому, что рассказал ему Дерек, для Питера это тоже было в новинку. Конечно, это был не первый поцелуй Питера, как для Стайлза, — судя по тому, как все еще подрагивали бедра Стайлза, это определенно был не первый поцелуй Питера, — но то, что происходило между ними, было ново и для Питера. Так и должно было быть, учитывая, что Стайлз об этом знал. Он глубоко вздохнул и продолжил ждать, погружаясь в аромат Питера и ощущая, какой он все еще теплый. Это было так же приятно, как прошлой ночью, когда Стайлз прижался носом к теплой коже груди Питера и вдыхал его запах, засыпая. И сейчас это приносило Стайлзу не меньший комфорт. Это могло означать только одно. Питер покачал головой и зарычал, отчего сердце Стайлза пронзила боль. — Что, если я расскажу тебе о своих мыслях и знаниях, а ты заполнишь пробелы, хорошо? — Стайлз прошептал, нежно проведя большим пальцем по выступу скулы Питера, а затем отстранился, чтобы посмотреть на него. Питер еще несколько долгих мгновений молчал, размышляя, а затем медленно кивнул. Глубоко вздохнув, Стайлз сосредоточился на ощущениях, которые он испытывал с тех пор, как Питер нашел его на складе. Он подумал о безопасности, которую Питер предложил ему, не требуя ничего взамен. Он думал о том, как легко, почти как дышать, находиться рядом с ним. Сделав еще один глубокий вдох, Стайлз начал тихо говорить. — Когда ты очнулся, ты не мог ясно мыслить. Ты заманил Лору обратно в город, желая отомстить альфе, который оставил тебя умирать, а потом попытался собрать стаю, чтобы убить Арджент. Вчера вечером ты сказал мне, что хотел укусить меня, что ты пытался это сделать, но вместо этого укусил Скотта. Я думаю, ты все еще был диким — думаю, ты был диким, пока я не убил тебя, — а потом, когда Скотт оказался не тем, чего ты хотел, ты предложил меня укусить. Ты не воспользовался моментом, не заставил меня; ты спросил, хочу ли я чего-то большего, и выслушал мой отказ. Стайлз выдержал паузу и, прежде чем сказать что-то еще, нежно поцеловал Питера. Тот немедленно ответил на поцелуй и, наклонившись вперед, провел руками по спине Стайлза, притягивая его к себе и прижимая ближе. Однако он не позволил этому моменту затянуться. Слушая тихие вздохи Питера, Стайлз понял, насколько глубоки старые раны и как они все еще болезненно зияют. Он попытался дать Питеру уверенность и поддержку, которую тот так долго искал. — Я здесь, Питер, и я никуда не уйду, — тихо сказал Стайлз, прижимаясь лбом к лбу Питера. — Неважно, что случилось в прошлом. Мы можем построить что-то новое, что-то лучшее. Мы можем быть теми, кем хотим быть, друг для друга. Питер слегка кивнул, по-прежнему прижимаясь к шее Стайлза. Его дыхание выровнялось, но каждый вдох оставался наполненным эмоциями. — Ты действительно так думаешь? — Его голос был едва слышен, но наполнен надеждой. — Да, я так думаю, — уверенно ответил Стайлз. — Мы оба пройдем через это. Вместе. В этот момент между ними было нечто большее, чем дружба или возможное сближение. Это было настоящее понимание, подкрепленное взаимным уважением и желанием поддержать друг друга. В этом заключалась сила их связи, основанной не только на физической привлекательности или внешней харизме, но и на эмоциональной поддержке и глубоком понимании. Питер наконец отстранился и посмотрел на Стайлза с новой теплотой в глазах. В его взгляде больше не было боли и страха, он светился благодарностью и новой надеждой. — Стайлз, спасибо, что ты здесь, — мягко сказал он. — Лучшего человека для себя я бы не нашел. Стайлз улыбнулся в ответ, его сердце переполняла радость от того, что он смог помочь Питеру почувствовать себя лучше и что между ними возникла настоящая, искренняя связь. — И спасибо тебе за то, что доверил мне это, Питер. Мы будем двигаться вперед вместе, шаг за шагом. Оба знали, что предстоящий путь будет трудным, но они также знали, что теперь они не одиноки в этом путешествии. Они были друг у друга, и это было самым важным. Было так много возможностей, так много разных исходов этой истории, но теперь Питер был здесь. Стайлз обнял его за плечи и вздрогнул, почувствовав теплое дыхание Питера на своей коже. Он не спешил. Если Питер так долго ждал, чтобы найти его, если они действительно были связаны и созданы друг для друга, Стайлз был готов ждать столько, сколько потребуется. — Выхода нет, — прерывисто прошептал Питер. — Для меня это все, Стайлз, и ты человек, ты можешь отмахнуться от этого факта, но я… — Ты был бы мертв, не так ли? — прошептал Стайлз, его сердце щемило от одной мысли, что он мог потерять Питера, едва найдя его. Питер кивнул. Этого было достаточно. — Тогда хорошо, что я не считаю себя человеком, не так ли? Я тоже не отступлю, Питер. Питер отстранился настолько, что они наконец смогли посмотреть друг на друга. Зрачки Питера светились голубым, но остальная часть глаз была красной. Они казались опухшими, и Стайлз осторожно вытер следы слез. — О чем ты говоришь? Это замечание по поводу искры или что-то другое? Стайлз поднял бровь, не обращая внимания на то, что его лицо, вероятно, покраснело и покрылось пятнами — довольно непривлекательное сочетание. Питер тоже плакал, так что, по крайней мере, не он один переживал эмоциональный момент. — Искра, о которой ты, в общем-то, сказал, но и что-то еще? Я чувствую тебя, Питер, и Дерек сказал мне, что это ненормально, когда люди чувствуют узы стаи. А партнерские узы отличаются от этого? — Насколько я знаю, нет, дорогой, — подтвердил Питер. Затем он спросил: — Может, есть что-то еще? — Я почувствовал твою защиту, — признался Стайлз, и в этот момент глаза Питера расширились. — Да, вчера вечером? Я почувствовал давление, когда вошел, и как только я прошел, у меня заложило уши. А когда ты закрыл дверь, то… я почти почувствовал, как она встала на место. Как будто давление изменилось или что-то в этом роде. — Ты такой очаровательный мальчик, — похвалил Питер, отчего лицо Стайлза покраснело. — Ты не должен был это чувствовать. Черт, даже я не чувствую этого так, как ты описываешь. Я… не удивлюсь, если у тебя есть врожденные магические способности. Судя по всему, довольно сильные. Стайлз не знал, как к этому относиться. Он подозревал это еще со вчерашнего вечера — черт, с тех пор, как заставил рябину растянуться по всему складу, — но это подтверждение казалось таким серьезным, что он не был уверен, что готов к нему. — Я не человек? — прошептал Стайлз, не в силах скрыть страх в своем голосе. Одно дело — быть причастным к этому через Скотта или даже сейчас, через Питера. Но Стайлз всегда считал себя человеком. Ему всегда нравилось быть человеком, черт возьми, и он не знал, что чувствовать. Смириться ли ему с тем, что он маг? Если он маг, то как, черт возьми, это вообще произошло? Это пришло откуда-то, так неужели от отца? Стайлз уверен, что знал бы, если бы его отец не был человеком, ведь он ни за что не стал бы так много бегать последние несколько месяцев, ввязываясь в одно сверхъестественное происшествие за другим, и его отец не догадался бы об этом, если бы знал. Оставалась только мама. — Правда, вместе с мужчиной, — предложил Питер, словно пытаясь смягчить удар. Его лицо было мягким, а руки стали еще нежнее, когда они заскользили по обнаженным бедрам Стайлза, вызывая лишь утешение. К счастью, это помогло Стайлзу немного успокоиться. Он глубоко выдохнул и решил, что с этим можно будет разобраться позже. Он еще не был до конца уверен, что является магом, но это означало, что ему действительно нужно рассказать об этом отцу. Вот черт. — Я… Мне нужно проверить телефон, мне нужно поговорить с отцом, а потом я… Питер, ты… — Стайлз прервал себя с бормотанием недовольства, не зная, как задать вопрос, но понимая, что это необходимо, а для Питера это почти невозможно. — Конечно, дорогой, — серьезно ответил ему Питер. — Нам нужно поговорить о себе и о том, что значит быть партнерами, Стайлз. — Я знаю, — ответил Стайлз и поцеловал его. — Я знаю, что ты понимаешь, но давай пока оставим это? Я — твой, ты — мой, вот ..... Этого пока достаточно? — Достаточно, — согласился Питер, слава богу, и тогда настала его очередь потянуться к Стайлзу за поцелуем. — Спасибо, что ты здесь. — Спасибо, что нашел меня, — прошептал он и встал, выпрямив спину. — Мне нужно в туалет. Питер удивленно рассмеялся, отчего выглядел просто великолепно, и сказал: — Ого. Я определенно нашел себе романтика. — Эй! — Стайлз запротестовал, надувшись. — Я могу быть романтиком! Погоди, мистер, теперь, когда ты связан со мной сверхъестественными узами и у тебя нет возможности сбежать, я собираюсь увлечь тебя романтикой. — Если ты захочешь раздеть меня, дорогой, тебе нужно будет только попросить, — промурлыкал Питер. Возбуждение переполняло его тело, но все происходило слишком быстро и слишком бурно. Стайлз покраснел так сильно, что почувствовал, как румянец побежал по его шее. Тихо, смущаясь, он спросил: — А можно нам еще поговорить и подождать немного? — Конечно, дорогой, — заверил его Питер. Его руки, теплые сквозь футболку, погладили Стайлза по бокам. — Мы не будем делать ничего подобного, пока ты полностью не восстановишься и не захочешь, и мы пойдем в том темпе, который устроит нас обоих. Хочу сразу предупредить: я умею флиртовать, но, пожалуйста, знай, что все, что я говорю в шутку, не вызывает никаких ожиданий. — Спасибо, и мне нравится, когда ты флиртуешь со мной, — сказал Стайлз и нежно поцеловал его. Однако Питер не ответил на поцелуй, и когда Стайлз отстранился, чтобы посмотреть на него, его лицо стало серьезным. — Я… У меня могут появиться новые проблемы, над которыми мне тоже придется поработать. Проблемы, о которых… о которых я могу и не знать, пока мы не окажемся вместе. Что-то щелкнуло в глубине сознания Стайлза, и он сразу же уловил связь. — Твоя… твоя медсестра? Питер издал недовольный смешок, но его глаза остались человеческими, голубыми, и он не напрягся. — Ты, мой прекрасный мальчик, просто великолепен. — Да, я действительно великолепен, — согласился Стайлз и широко ухмыльнулся, когда Питер рассмеялся, на что он так надеялся. — Тебе очень повезло, что ты нашел меня до того, как я стал выглядеть так, как выгляжу. Возможно, я стану еще сексуальнее. — О, я в этом не сомневаюсь, Стайлз, — ответил Питер с грязной ухмылкой. Стайлз сморщил нос. — Я… фу, Питер, ты только что назвал моего отца сексуальным? — Конечно, так и было, — без зазрения совести сказал ему Питер. — Шериф довольно сексуален, и хотя в тебе есть некоторые черты твоей матери, ты во многом сын своего отца. — Ну что, спасибо? Наверное? — Стайлз по-прежнему морщился. — Да, нет, это все равно было немного странно. Пойду-ка я в ванную. — Не позволяй мне тебя задерживать, — радушно сказал ему Питер и откинулся на подушки так, что его торс вытянулся, и он выглядел великолепно, что было очень несправедливо. Стайлз надулся. Тем не менее он встал и поспешил в ванную, так как ему очень хотелось в туалет, и ему потребовалась всего секунда, чтобы прислониться к двери ванной и мысленно закричать, прежде чем протиснуться вперед. Стайлз сначала отлил и только после того, как вымыл руки, проверил свой телефон. Все, что у него было, — это сообщение, отправленное накануне вечером, — простое «к», от которого у него сжалось сердце. Это было не очень длинное сообщение. Стайлз отправил отцу сообщение, в котором сообщил, что будет дома через час или два. Затем, с колотящимся сердцем и дрожащими пальцами, так что было трудно произнести слова, он спросил, будет ли папа дома, чтобы они могли поговорить. Когда отец ответил: «Конечно, малыш», — все его тело заныло от облегчения, и знакомая нежность вырвалась из груди в прерывистом благодарном вздохе. Он не знал, как все обернется, но мог только надеяться. Если Питер говорит, что можно рассказать отцу, Стайлз ему верит. В конце концов, стая Хейлов в свое время была весьма влиятельной, а это подразумевало наличие большого количества знаний, добытых тяжким трудом. Если Питер был их левой рукой, то он был связан со стаей так, как Дерек не был, и, несомненно, знал, что безопасно, а что нет для оборотней. Успокаивало то, что ему не придется делать это в одиночку. Питер будет рядом, и… стоп, черт, Стайлзу придется рассказать отцу, что он сверхъестественным образом женился на оборотне, который за тридцать с лишним лет совершил множество убийств. О, нет. О нет, это не сулит ничего хорошего. Если его отец обычно расстраивается из-за всякой сверхъестественной ерунды, которая происходит в жизни Стайлза, то от этой он точно не будет в восторге. Что, если отец захочет арестовать Питера? Но ведь он не может арестовать Питера, не так ли? Стайлз не может стать супругом заключенного. Его телефон снова зазвонил, и сообщение было коротким и простым. «Люблю тебя», — прочитал он в ответ, и уверенность в том, что отец заботится о нем, наполнила его грудь, позволив сделать глубокий вдох. Даже если все пойдет не так — черт, даже если все уже идет не так, — Стайлз знал, что отец будет любить его, несмотря ни на что. Конечно, он мог не поверить в это сразу, но Стайлз был уверен, что у них все получится. Да, они справятся! И никого не арестуют, потому что Стайлз позаботится о том, чтобы этого не случилось. Он надеялся на это. Очень, очень, очень надеялся. Глубоко вздохнув, Стайлз поднялся со своего места. Он натянул штаны, взглянул на грязную футболку и бросил ее на пол. Эту… он не хотел надевать ее обратно, но и носить ее больше не хотелось, поэтому он оставил ее там и надеялся, что Питер придумает, что с ней делать, и Стайлзу не придется объяснять, что этот предмет одежды кажется ему слишком обременительным после всего, что произошло накануне вечером — до Питера, поскольку все, что произошло с Питером, было очень хорошо, — и Стайлз действительно не хотел думать ни о чем другом. Кроме того, на нем уже была футболка, и он решил, что вполне допустимо оставить свою на полу в ванной Питера. Ведь для этого и нужны партнеры, верно? Стайлз снова вымыл руки, ответил отцу и положил телефон в задний карман, после чего наконец вышел из ванной. Когда Стайлз вернулся, кровать была безупречно заправлена. Питер был одет в облегающие черные джинсы и мягкий кремовый свитер, в который Стайлзу хотелось закутаться поплотнее. — Ладно, это так несправедливо, — пожаловался Стайлз, стоя у двери. — Ты выглядишь так, а я вот так. Что за чертовщина? — Дорогой, если ты не помнишь, ты настолько привлекателен, что прошлой ночью я потерял контроль над своим волком только потому, что на тебе была моя футболка. Пожалуйста, милый, не сомневайся, что я считаю тебя красивым, — серьезно сказал ему Питер, его глаза сияли искренностью. — Это было очень гладко, — недоверчиво пробормотал Стайлз. Ух ты. — Черт, Питер, это было здорово. Питер невесело рассмеялся и подошел к Стайлзу, чтобы обнять его. — Если хочешь, я бы хотел, чтобы ты остался в этой футболке на ночь. Она восхитительно пахнет нами, и тебе очень идет. Стайлз кивнул головой и прижался лицом к шее Питера. — Я надеялся надеть ее. Питер издал тихое мурлыканье, которое Стайлз воспринял как ответ. Он не думал, что нужно говорить что-то еще: обнимать Питера было слишком приятно, чтобы разрушать это словами. На самом деле, Стайлз чувствовал себя все более уверенно в отношениях с партнером, потому что обнимать Питера было действительно здорово, и Стайлз был готов делать это всегда и везде. Всегда. Боже, это… это было здорово. Стая тоже должна быть вечной. Стайлз мало что видел, но ему казалось, что они с Питером могли бы стать настоящей командой. Он не совсем понимал, как это будет работать, но не был уверен, что ему нужно это знать. Он уже считал Питера своей стаей, и между ними существовала связь: когда Стайлз сосредотачивался, он чувствовал прилив сил в своей груди. На данный момент этого было достаточно. Может, и не навсегда, но все же… — Подожди, а почему они придут поговорить? — с любопытством спросил Стайлз. Затем, поняв, что не все способны уследить за скачками его мысли, он добавил: — Эрика и Бойд. Ты сказал, что они придут поговорить? Они почти сразу почувствовали на мне твой запах и были совершенно сбиты с толку, кто я такой и почему от меня так сильно пахнет твоим ароматом. Я объяснил, что я и дядя Дерека, и твой знакомый, но они, похоже, настаивали на том, чтобы поговорить с нами обоими после того, как увидят тебя в школе. — О, школа, — простонал Стайлз. Затем, чтобы не отвлекаться, спросил: — Где ты их нашел? — Я пошел по запаху в глубь заповедника. Они хотели уехать из города, — объяснил Питер, и Стайлз резко вздрогнул. — Да, я знаю. Мне пришлось убедить их, что уезжать из города было бы… неразумным решением. — Они пытались уехать? — спросил Стайлз шепотом, удивляясь, почему это так задело его. Стайлз испытывал смешанные чувства, думая о своих одноклассниках, которые теперь стали бетами Дерека. Было горько-сладко видеть, как быстро они приспособились к своей новой роли, и как они, казалось, отдалились от него, несмотря на то, что он старался быть дружелюбным до их превращения. Их решение покинуть город, несмотря на все произошедшее, ранило его. Он расценил это как предательство не только его, но и их новой стаи, возможно, даже всей их общей борьбы. Когда Питер прокомментировал ситуацию с Дереком, Стайлз не мог не согласиться, но ему не хотелось обсуждать это. Вместо этого он предпочел молчание и физическую близость, которая, казалось, была единственным утешением в этот момент. Обнимая Питера, Стайлз думал о будущем — о своих отношениях с отцом, о своей роли в этом новом, странном мире сверхъестественного. Несмотря на все трудности и неизвестности, которые принесла ему жизнь, связь с отцом оставалась одной из немногих постоянных вещей, которым он мог доверять. Это было то, на что он мог опереться в любой ситуации. Размышляя обо всем этом, Стайлз вдруг понял, что, несмотря на все трудности и перемены, важность отношений с близкими людьми остается неизменной. Они были той опорой, на которую он мог опереться, даже если все вокруг казалось хаотичным и непредсказуемым. Он мог не знать, что ждет его впереди, но уверенность в любви и поддержке отца давала ему силы продолжать бороться и строить планы на будущее, каким бы туманным оно ни казалось.