(малыш), возможно, это имеет большее значение

— Мои глаза здесь, милый, — в голосе Питера звучало веселье, и когда глаза Стайлза наконец-то скользнули к его лицу, задержавшись на мощной шее, его губы растянулись в дразнящей улыбке. — Извини, — запнулся он, возвращаясь в настоящее и понимая, что все это время, пока он думал о том, стоит ли ему доверять Питеру, он также смотрел на его грудь. Очень ловко, Стилински. — Я был… в задумчивости. Не прошло и секунды после того, как Стайлз от смущения опустил глаза в пол, как большой палец Питера снова оказался на его подбородке, как и раньше. Он поднял лицо Стайлза и встретился с ним взглядом, после чего сказал: — Я не говорил, что мне неприятны твои взгляды. Если бы Стайлз еще не покраснел, то, наверное, так бы и случилось. А так его щеки только сильнее разгорелись, когда он заглянул в глаза Питера, теряясь в круговороте бледно-голубых бликов. Стайлз не совсем уверен в том, что смог разобрать интонацию голоса мужчины, но, похоже, его дразнили. — Приятно слышать, — пробормотал он, внезапно почувствовав себя глупо под тяжестью взгляда Питера. Между бровями старшего снова образовалась складка, но на этот раз у Стайлза не хватило смелости ее разгладить. — Я не хотел тебя расстраивать, дорогой. — И снова Стайлз не знает, откуда он это знает, но он уверен, что Питер сказал правду. Он словно почувствовал, как искренность обвилась вокруг слов Питера, когда они сорвались с его губ, а от возможностей, которые открываются вместе с этим, у него перехватило дыхание. Стайлз покачал головой, внезапно почувствовав себя таким же потерянным, как и во время разгрома склада. — Я не расстроен! — его голос задрожал, и он прочистил горло, не сводя глаз с Питера, не желая отводить взгляд и чувствовать себя еще глупее, чем сейчас. — Я просто… Я не смотрел так. Я просто думал и погрузился в размышления, и было бы очень странно, верно, просто пялиться на тебя, когда ты без рубашки, так что я бы точно не стал этого делать, потому что это было бы странно. С моей стороны было бы жутко просто пялиться на тебя, а я не жуткий, если ты не забыл. Питер вскинул бровь, и на его лице появилась ухмылка, от которой Стайлзу стало тепло в животе. — А что, если бы я хотел, чтобы ты смотрел на меня? — О, — выдохнул Стайлз, его рот приоткрылся, а глаза снова опустились на грудь Питера. Сначала он задерживает внимание на россыпи веснушек, затем переводит взгляд на густые волосы в центре груди, а потом переводит глаза на руку, которая все еще прижата к груди Питера. Он с удивлением понимает, что не убрал ее, и Питер тоже не убрал, и его большой палец самопроизвольно принялся медленно поглаживать руку. — Ну, если так… Под его взглядом Питер, кажется, нахохлился, его грудь выпятилась и стала выглядеть еще более внушительно, пока Стайлз наблюдал за ним. Он расправил плечи, выпрямил спину и встал во весь рост, одарив Стайлза нелепой волчьей ухмылкой. Он рассмеялся, тихонько, не настолько громко, чтобы затрещали ребра, но все же с гораздо большим удовольствием, чем любой другой смех, услышанный от него за всю ночь. Стайлз знает, что им нужно поговорить… о чем бы то ни было, но, глядя на легкую улыбку на лице Питера и на то, как она красиво морщит кожу вокруг его глаз, он не хотел бы нарушать то, что между ними медленно зарождалось. Он задумался, не возникает ли это между ними только из-за того, что уже было, а потом подумал, имеет ли это вообще значение. — Ты смешной волк, — сказал ему Стайлз с такой нежностью в голосе, какой он не слышал от самого себя уже… ну, дольше, чем он мог вспомнить. Питер кивнул, но какое-то время больше ничего не говорит. В конце концов, его руки обхватили его бедра, и он добавил: — Нам пора уходить, дорогой. Стайлз кивнул в ответ, борясь с зевотой, когда внезапная волна усталости, кажется, накрыла его. Питер, очевидно, заметил это, потому что по его лицу растянулась улыбка. Прежде чем он успел что-то сказать, Стайлз проворчал «Не смей» и ущипнул его за грудь. Питер запрокинул голову назад, смеясь, и это движение напрягло его горло. Стайлз тоже захихикал и, качнувшись вперед, уперся лбом в изгиб вытянутой шеи Питера, прижимаясь к основанию его горла. На языке застыли слова, которые он боялся произнести, но он всегда был из тех, кто сначала действует, а потом думает. Его губы прижались к шее Питера, и он обнаружил, что у него нет слов для объяснения того, что все это значит, даже если он знает, что это что-то значит. Он понял, что это может значить, и подумал, что, возможно, хотел бы, чтобы это что-то значило, теперь, когда Питер жив, кажется, в здравом уме и так чертовски привлекателен, святое гребаное дерьмо, но он не знает, что это значит для Питера, и он… не достаточно силен, чтобы спросить. Не тогда, когда он не до конца уверен, каким будет ответ. И не тогда, когда он не уверен в том, что хочет получить ответ. Руки Питера соскользили с его бедер на поясницу и притянули его ближе, чтобы крепко обнять, и так продолжалось бесконечно долго, когда вторая рука Стайлза скользнула по боку Питера и прижалась к его горящей спине. Он не хотел бы, чтобы это заканчивалось. От Питера исходило столько тепла, что это проникало в кости Стайлза и вытесняло даже самые слабые следы холода, который, как понял Стайлз, он еще может испытывать, когда все прошло. Как бы хорошо это ни было, Стайлз немного испугался, что все это галлюцинации. Но кожа Питера гладкая и теплая под его руками, и он точно не воображал себе ту непреодолимую боль, которую испытал, когда Питер только нашел его. Это помогло. — Моя машина у входа, — сообщил ему Питер глубоким, грохочущим голосом, от которого он почувствовал легкое головокружение. На самом деле, это мог быть просто отходняк от боли. Да, скорее всего, это от боли. — Хорошо, — ответил Стайлз, губы все еще касались его горла. Ни один из них не сдвинулся с места. Чем дольше они прижимались друг к другу, тем сильнее и быстрее билось сердце Стайлза. Как будто в небольшом пространстве между ними образовалось что-то невообразимо большое, пульсирующее где-то в глубине груди Стайлза. Питер такой теплый и твердый, что ему невероятно легко потерять себя в комфорте, который дарят его объятия, заставляя чувствовать себя в безопасности. Он не знает, почему, но знает, что Питер будет оберегать его. Ну, конечно, для этого он просто растерзал свое тело. По крайней мере, Стайлз уверен, что Питер именно это и сделал. Ведь на его руках было много крови. И, кроме того, он не собирался спрашивать, что Питер сделал с телом Джерарда. — Пора домой, Стайлз, — повторил Питер, но его губы коснулись виска Стайлза, а руки обхватили его спину, так что это несколько смягчило его строгий тон. Мужчина не шевельнулся, чертов лицемер, и Стайлз раздумывал над тем, как его обличить, прежде чем сжать его в последний раз. — Хорошо, — ответил он снова и каким-то образом нашел в себе силы отстраниться. Питер напряженно смотрел на него, когда Стайлз наконец поднял глаза на его тело. Ухмылка появилась на его губах через несколько секунд после того, как в животе у Стайлза потеплело, и возбуждение снова захлестнуло его нутро от того, что Питер… Такой Питер. Черт, он чертовски горяч. — Дорогой… — в голосе Питера появились дразнящие нотки, а улыбка, растянувшаяся на его губах, выглядела чертовски грешной. Стайлзу очень хотелось бы самому почувствовать эту улыбку, и он задумался о том, как будет ощущаться щетина Питера на его лице. На его губах. О, Боже, неужели у Стайлза уже встал посреди заброшенного склада? Питер негромко зарычал, и его глаза засветились, пробежавшись по телу Стайлза так, что он почувствовал. По его позвоночнику побежала дрожь, которую он не мог контролировать, и вдруг игривая улыбка вернулась на губы Питера. — Не надо, — твердо сказал Стайлз, чувствуя, как его щеки становятся такими теплыми, словно он покраснел, а сердце заколотилось само по себе. О Боже, он никогда в жизни не чувствовал себя так неловко. Даже его слабость к нему не прошла. — Просто дай мне умереть от смущения. Ноздри Питера раздулись, он снова выпятил грудь и сказал Стайлзу: — Смущаться нечего. Я очень привлекательный мужчина, милый. — Боже мой, — прошептал Стайлз, повторяя про себя слова Питера, чтобы убедиться, что он действительно их услышал, потому что Господи. — Ты ужасен. — Да, — кивнул Питер и улыбнулся еще шире, и Стайлз застонал, даже когда смех рвался из его горла. Он пожалел об этом сразу же, как только это произошло, морщась от того, как потянуло ребра, ведь они с Питером больше не прикасались друг к другу. Но прежде чем он успел оглядеться, Питер оказывается рядом. Он переплел их пальцы и вытянул боль, а Стайлз в ответ тихонько вздохнул с облегчением. — Спасибо. — Нам нужно уходить, Стайлз, — серьезно сказал ему Питер, и в его глазах было что-то такое, отчего у Стайлза заколотилось сердце. — Мой волк начинает проявлять нетерпение. — Твой волк? — спросил Стайлз, от волнения у него свело живот, даже когда он позволил Питеру провести их через склад, держась за руки. Его разум прояснялся все больше и больше, чем быстрее проходила боль, чем дальше они удалялись от места, где Лидия призналась в своей безграничной любви к Джексону, тем дольше он находился рядом с Питером. — Ты так говоришь, как будто у него есть свой собственный разум. — Не совсем разум, — медленно объяснил ему Питер, словно подбирая слова, которые он хотел бы использовать в разговоре. — Мой волк — часть того, кто я есть. Я не человек и не волк. Мой волк — такая же часть моей сущности, как и моя человеческая сущность. Но волк… другой в том смысле, что он не человек. Я не раб животного, а животное не раб человека, и мы оба существуем вместе. — Значит, прямо сейчас… — Стайлз сбился с мысли, так как его сердце начало быстро биться, но он никогда не был тем, кто держит язык за зубами или сдерживает свое любопытство, поэтому, глубоко вздохнув, он спросил: — Что хочет сделать твой волк? — Мой волк хочет затащить тебя в наше логово, окутать тебя нашим запахом и зализать твои раны. — О-о-о, — заикнулся Стайлз, его мозг уловил смысл слова «зализать» и понеслось, пока Питер не почувствовал на нем этот запах. Он оступился, благодарный за то, что Питер поддерживает его, удерживая за руку Стайлза, и еще более благодарный за то, что тот не акцентирует на этом внимание, а лишь тихо рычит и сжимает пальцы. — Я… я могу смириться с этим, я думаю. Если это поможет твоему волку чувствовать себя лучше. Конечно. — О, конечно. Это очень щедро с твоей стороны, милый, — ответил ему Питер с усмешкой в голосе. Когда Стайлз скользнул по нему взглядом, кожа вокруг глаз Питера сморщилась из-за улыбки, а глаза сияли голубым светом. Что ж… это хороший знак, верно? Питер только что рассказал Стайлзу, как хорошо они с волком синхронизированы, значит, если его глаза светятся, то это неспроста. Стайлз покраснел как идиот, не сомневаясь, что щеки у него румяные и красные, и приятно было осознавать, что Питер не совсем безразличен. Это… на самом деле это очень утешительно. Может, Стайлз и не понимал, какого черта он делает, но, судя по тому, что Дерек рассказывал ему во время бесчисленных сеансов «интеграции», которые Стайлз навязывал ему, Питер тоже может не иметь ни малейшего понятия, что он делает. Во всяком случае, не на деле. Они завернули за последний угол и вышли под мягкий свет луны, наконец-то выйдя за пределы склада и… В голове Стайлза все померкло, когда он увидел самую сексуальную машину, которую когда-либо видел. Боже мой! Боже мой! Стайлз понятия не имел, почему, черт возьми, он удивлен, но его рот раскрылся в шоке, когда Питер подвел его к маленькому, блестящему серебристому спортивному автомобилю. — Что это? — спросил Стайлз, вырывая свою руку из рук Питера, чтобы они оба могли нависнуть над капотом, затаив дыхание, глядя на красивую хромированную отделку, сверкающую в ночи. — Это машина, Стайлз, — пробурчал Питер. Стайлз закатил глаза и наконец позволил своим ладоням коснуться прохладного металла, издав шипение, за которым быстро последовало хныканье. — Тебе нужно побыть одному? Стайлз захихикал, услышав в голосе Питера подоплеку, а когда оглянулся, увидел, что Питер смотрит на свою машину, надув губы, что вызывало умиление. Это так несправедливо. — Ты ревнуешь? — Стайлз подразнил его, натянув на лицо ослепительную улыбку, которая казалась ему почти непривычной. Он так давно не улыбался, что почти забыл, каково это, когда улыбка растягивается так широко, что стягивает щеки. — Из-за моей машины? — недоверчиво спросил Питер, подняв свои хейловские брови на лоб. Стайлз фыркнул. — Ни в коем случае! Стайлз снова хмыкнул и протянул руку в сторону Питера. Не прошло и секунды, как Питер оказывается рядом с ним, двигаясь сверхъестественно быстро, но медленно, скользя пальцами по ладони Стайлза и обхватывая его запястье так, что сердцебиение сбивается. Стайлз притянул его к себе, внезапно задыхаясь, и улыбнулся ему. — Обещаю, ты такой же потрясающий, как и твоя машина, ревнивый волк, — прошептал Стайлз, внезапно почувствовав себя не в своей тарелке и совершенно ошеломленный тем, как присутствие Питера, кажется, окружало его, пока он не стал всем, на чем Стайлз мог сосредоточиться. — Лучше бы так и было, — серьезно сказал ему Питер, и его взгляд смягчился, когда он добавил: — В конце концов, я только что спас твою жизнь. — Ты едва ли спас мне жизнь, — закатив глаза, ответил Стайлз, но по приподнятой брови Питера они оба поняли, что его сердце учащенно забилось. — Спасибо, — прошептал он, протягивая руку к плечу Питера и проводя большим пальцем по его ключице. Он до сих пор не мог поверить, что Питер позволяет ему это делать. Что Питер продолжает позволять ему это делать. Он знает, что значит для волка позволить кому-то вцепиться ему в горло. В первый раз, когда он обхватил Скотта за плечи после того, как его обратили, тот повалил его на землю. Он внимательно наблюдал за Питером, и тот, кажется, понял его, и это… Просто приятно, когда тебе так доверяют. — Я готов на все ради тебя, мой дорогой мальчик, — произнес Питер, его глаза сияли, а слова были серьезными, и он снова понял, что Питер сказал правду. Стайлз склонил голову, не в силах выдержать тяжесть взгляда Питера и признание, которое он совершил, ничего не сказав. В каком-то смысле это тяжелее, чем все, что каждый из них сказал до сих пор, танцуя вокруг того, что они оба знают. В том, как Питер смотрит на него, есть что-то такое, что придает вес его словам. Никто никогда не смотрел на Стайлза так, и это заставляло его сердце биться, а щеки — краснеть, что становилось раздражающе привычным ощущением, если быть до конца честным. И все же это приятно. Приятно, потому что Стайлз понимает, что между ними что-то есть. Что-то, о чем никто из них не говорит, но оба молча признают. Стайлз точно не будет первым, кто скажет об этом, и он начал сомневаться, что Питер тоже. Он даже не уверен, хочет ли он, чтобы Питер что-то сказал. Но это… как бы там ни было, это приятно. Потому что он знает, что это есть, и чувствует, что это не что иное, как потенциал. Поэтому вместо того, чтобы что-то сказать, Стайлз расправил плечи и поднял голову, чтобы встретиться с Питером взглядом. Взгляд в его глазах не изменился, совсем не изменился, и что-то в том, как Питер смотрит на него, придавало ему сил. — Давай, большой плохой, отведи меня в свое логово и умиротвори своего волка, — прошептал Стайлз, не сводя глаз с Питера, когда тот тихонько зарычал. — Стайлз… — начал он, и его имя прозвучало как предупреждение. Стайлз с усмешкой отошел назад, чувствуя себя уверенным из-за того, что Питер ясно дал понять, что хочет его, во что он все еще с трудом может поверить, но верит все больше и больше с каждым разом, когда Питер смотрит на него, как на нечто достойное внимания. Он отступал назад, пока не оказался у пассажирской двери, и Питер бросил на него долгий, тяжелый взгляд, прежде чем двинуться вперед. Когда Питер взялся за ручку двери, а не за него, Стайлз почувствовал, как на его лице появилась досада. Опустившись на мягкое сиденье из матовой кожи, он попытался понять, почему его охватило разочарование, когда Питер не потянулся к нему. Однако эта мысль отошла на второй план, когда Питер сел в машину. Стайлз почувствовал внезапную неловкость, когда Питер устроился на своем месте, не зная, что с собой делать. Застегнув ремень безопасности, он сложил руки на коленях и краем глаза наблюдал за Питером. Питер, который в какой-то момент, должно быть, засунул окровавленную рубашку в задний карман своих темных джинсов, вытащил ткань из-под себя и положил ее на заднее сиденье, где, как заметил Стайлз, есть пластиковый контейнер. Хм. Это… не совсем утешительно. Прежде чем он успел спросить об этом, машина заурчала, и Стайлз снова отвлекся на такое прекрасное произведение автомобильного искусства. Он принялся осматривать салон, пока Питер молча вел машину, следя за его рукой, лежащей на коробке переключения передач, и за тем, как напрягается его предплечье. В конце концов, он — подросток, а Питер… черт, но Питер действительно горяч. Они медленно выехали из района складов, и Стайлз всем телом вжался в сиденье под ним, когда напряжение, которое он не замечал в себе, соскользнуло с его плеч. Вместе с напряжением из него вырывался вздох, и, когда он бросил еще один взгляд, Питер самодовольно улыбался, глядя на дорогу. Ублюдок. — Так… как произошло это возрождение? — нерешительно спросил Стайлз. В конце концов, Питер обещал ему все объяснить. Питер злорадно засмеялся, придав своему голосу жестокость. Стайлз опустил глаза на колени, где сплелись его руки. Он ковырял кутикулу — нервная привычка, которая мало помогала успокоить тревогу, зародившуюся в его сердце. Легко убедить себя в том, что Питер Хейл — это не тот, кем он является. Стайлз не знал его раньше. Все, что у него есть, — это интуиция, и хотя в прошлом он всегда доверял своим инстинктам, возможно, сейчас они ведут его не туда. Боже, как он надеется, что это не так, но внезапно это все, о чем он мог думать. — Мне очень жаль, дорогой. — Питер говорил искренне, и Стайлз нутром чуял, что это так. Он так сильно хотел поверить в это, поверить Питеру. Стайлз не знал, что сказать, поэтому пожал плечами и убедил себя, что его это не беспокоит, когда другой мужчина вздохнул в ответ. — Я… я не собирался умирать, — серьезно признался ему Питер. Стайлзу удалось бросить на него быстрый взгляд, и он заметил в его челюсти такое напряжение, какого Стайлз никогда у него не видел. Стайлз начал догадываться, о том, о чем он спросил, и что Питер собирался сказать ему в ответ. — Ардженты убили мою семью, причем без предупреждения. Уверен, не все они согласились бы с этим, да это и не важно, но все, что я сделал, — это отомстил за то, что принадлежало мне по праву. Кейт Арджент была обязана мне жизнью за то, что она сделала. Когда я впервые очнулся от этой ужасной комы, я был бы счастлив сделать свой предсмертный вздох вместе с ней. То, что ты видел… Я был одичавшим, Стайлз. Волк без стаи — это просто Омега, потерянный и одинокий, которого ничто не связывает с человечностью. Именно тогда они становятся рабами волка, даже такого прирожденного, как я. Альфа еще хуже, еще опаснее, если у него никого нет. Уверен, ты задавался вопросом, почему я укусил Скотта. Он был не тем, на кого я нацелился. Стайлз резко вдохнул, услышав столь очевидное заявление. Питер бросил на него короткий взгляд, но его глаза, светящиеся в темноте электрическим синим светом, вернулись к дороге. — Но к тому времени, когда все закончилось, это уже было не так. Было кое-что, ради чего я хотел жить. — Питер, — вздохнул Стайлз, его голос дрожал. Питер остановился у знака «Стоп» и обернулся, чтобы посмотреть на Стайлза. Его сердце забилось в ожидании того, что Питер наконец скажет о том, что между ними, о том, что скручивает сердце Стайлза, пока все, чего оно хочет, и все, что оно знает, — это Питер. Но он ничего не сказал, и сердце Стайлза продолжало колотиться. — Когда моя семья была жива, я работал левой рукой у своего Альфы. Я был… своего рода исполнителем. Вел политические игры с другими стаями, а когда нужно, выступал в роли защитника. За время работы я научился многим хитростям, одной из которых был ритуал, который я всегда держал при себе на всякий случай, хотя и не был уверен, что он сработает. В нем было так много непредсказуемых деталей, которые я мог лишь хорошо подготовить. Конечно, я не планировал, что Дерек перережет мне горло, но увы. — Питер глубоко вздохнул и с рычанием выпустил воздух. Стайлз хотел бы утешить его, и это ощущение настолько сильно, что заставило его отшатнуться. Каждый из них одновременно вдохнул еще раз, задыхаясь, а затем Питер сказал: — Но у меня есть незаконченное дело, которое я собираюсь выполнить, и даже смерть не удержит меня от этого. Он снова поднял глаза и посмотрел на Стайлза. Стайлз заметил это, потому что пристально смотрел на Питера, следя за каждым движением его лица, шеи, плеч, груди и мышц живота, и он заметил, как напряглось лицо Питера, когда его глаза вернулись к черному полотну дороги перед ними. Он не мог иметь в виду ничего другого. Может, он и не сказал того слова, которое Стайлз так ждал от него услышать, но… Стайлз тяжело сглотнул, когда осознание этого факта, словно камень, осело в его сердце. Он был прав. Он должен был быть прав. После всего, что сказал Питер, и всего, что он не сказал, другого ответа быть не могло. Но он… не знает, хочет ли он быть правым. Быть правым — это совсем другое безумие. Он и так с трудом справляется со сверхъестественным, а уж со Скоттом его связывает только угасающая дружба. Он не знает, сможет ли выдержать более тесную и сильную связь. Но в то же время какая-то часть его души твердит, что это как раз то, что ему нужно. Говорит, что ему было трудно, потому что он лишь переступал черту, удерживаемый на расстоянии Скоттом и его идеалами. Может быть, все, что ему нужно, — это быть ближе. — Мы когда-нибудь поговорим об этом? — Голос Стайлза — слабый шепот, который он не в силах усилить, как ни старайся, сердце колотилось, руки задрожали, и все казалось таким огромным. Питер поднял бровь, но не повернулся к нему, продолжая смотреть на дорогу. — Ты хочешь поговорить об этом, милый? Стайлз хмыкнул, давая понять, что услышал Питера, но он все еще не уверен. Он не стал ничего говорить прямо сейчас, но потянулся и взял руку Питера с коробки передач, несмотря на то, что она упиралась ему в ребра. Стайлз переплел их пальцы, а затем накрыл тыльную сторону руки Питера, зажав ее между своими, и притянул к себе на колени. Он смотрел на их руки, на контраст между ними и удивлялся. Он задумался о том, что значит эта тяга в его сердце. Неужели это инстинкт, побуждающий его доверять Питеру по какой-то невероятной причине? А может, это нечто большее? То, о чем они не говорили? То, в чем Стайлз рассчитывал на то, что это правда? Боже, он чувствовал себя идиотом из-за того, что не подумал об этом раньше, но, поскольку Питер в то время был мертв, он и не думал делать что-либо с информацией Дерека. Да и зачем? Не так уж важно было, что означает укус в запястье, когда человека, который хотел тебя укусить, уже не было в живых. Теперь же казалось, что это имеет большее значение, чем что-либо еще. — Я не знаю, — признался он, сердце быстрее заколотилось. Он крепко сжал руки Питера, и тот утешительно прижался к нему. Несколько черных линий начали медленно тянуться по предплечью Питера, и Стайлз со вздохом откинулся на кожаное сиденье. — Все в порядке, дорогой. Нам нужно привести тебя в порядок и отдохнуть, прежде чем мы начнем этот разговор. — Звучит разумно, — согласился Стайлз, снова сжимая руку Питера. Его сердце учащенно забилось, а нервы захлестнули желудок, когда он спросил: — Питер? — Да, дорогой? — Спасибо. Питер улыбнулся ему, и улыбка получилась… мягкой. Где-то по краям, в морщинках, покрывающих кожу вокруг его глаз, было что-то настолько мягкое, что Стайлз не мог этого не заметить. И оно было адресовано ему. — Как я уже сказал, я готов на все ради тебя, мой дорогой мальчик.