***
Анабель уезжает на станцию, чтобы отправить письмо для Гистеона. Надежда на его приезд так велика, что Гермиона начинает нервничать, как только Анабель выходит из дома и садится в машину. Звук двигателя делает все только хуже, поэтому Гермиона уходит к озеру и начинает мерить шагами берег. Шум воды успокаивает, и мысли ее утекают ко вчерашнему вечеру, а если точнее, то ночи. И тело откликается мгновенно. Гермиона пытается найти в себе чувство вины и находит. Как ни смешно, не такое сильное, как после поцелуя на острове, но все же заметное. Особенно понятное потому, что все случилось неслучайно. Иначе вчера она не выпила бы зелье. Страдания после расставания у нее получаются так себе. Гермиона невесело улыбается своей мысли и слышит, как кто-то подходит сзади. Это не Падма: она семенит, и не Колин: он подпрыгивает и его шаги резкие. — Анабель уехала? — спрашивает он на ходу. Гермиона оборачивается. И первыми в голову приходят две мысли: он красивый; вчера он видел ее голой. — Минут десять назад. Малфой кивает. — Вернется она не быстро. Ей нужно еще отправить партию воды: я набрал сегодня утром, — он равняется с ней и теперь идет рядом. — Она отправляет со станции? — Там есть человек, который занимается этим. Думаю, он абсолютно не понимает, что и куда отправляет. Его нанимал не я. — Твой отец? — Министерство. Гермиона чувствует, что больше Малфой не расскажет ничего, и решает не спрашивать. Она в любом случае не может никому об этом рассказать. — Я не знала, что ты был сегодня утром на острове. — Проснуться рано было непросто, — Малфой смотрит ей прямо в глаза, и Гермиона вдруг смущается. Она переводит взгляд на свои руки и начинает дышать чаще. Эта неловкость, когда что-то произошло и они должны стать ближе, но вместо этого начинают держаться формальнее, выводит из себя. Но Малфой мастерски добавляет неловкости, потому что это его любимый стиль: — Я повторю вопрос. К счастью, ни Патил, ни Криви не стоят у меня за спиной. — Он понижает голос: — Чутье у нее животное. Гермиона неловко хихикает и одергивает себя тут же. — Так от чего ты кончаешь, Грейнджер? Она поспешно сглатывает и пытается отшутиться: при свете солнца разговаривать с Малфоем становится сложнее. — Самая интересная для тебя тема? — Да, — спокойно отвечает он где-то над ее головой. — До приезда Гистеона можно уделить внимание приятному. — Ты уверен, что он приедет? — она смотрит на него, но солнце слепит, и Гермиона зажмуривается одним глазом. — Абсолютно. Я диктовал письмо Анабель, а манипулировать людьми я умею. Уводишь разговор в сторону? Она закатывает глаза. — Так что? Член, пальцы, язык? Ее щеки горят, ее сердце колотится в странном восторженном волнении. Как будто она снова спускается по лестнице в красивом платье и ждет, когда войдет в зал на Святочный бал. Дело не в том, что она невинная дева и заливается краской от откровенного вопроса, а в том, что она привыкла говорить об этом шепотом в ночи, а не глядя в глаза солнечным днем. Малфой спрашивает ее об оргазме, как о любимом блюде. Он прищуривается и наклоняется ближе. — Ты смутилась? — то ли вопрос, то ли утверждение. Гермиона смотрит поверх его головы и складывает руки на груди. — В этом что-то есть, — губы Малфоя медленно растягиваются. Его хитрый задумчивый взгляд ей не нравится.***
Старый автомобиль въезжает во двор с грохотом. Гермиона выглядывает в окно и с удивлением понимает, что Анабель на станцию ездила не одна: с ней был Колин. Он выходит из машины, обходит ее и открывает Анабель дверь. Эта высокая статная девушка вдруг становится хрупкой рядом с Колином и необычно улыбчивой. Теперь Гермиона видит, насколько разной может быть ее улыбка. Анабель хихикает, кокетливо прикрывает рот рукой и указывает на багажник. Колин в два шага добирается до него и достает сумки, полные продуктов. От этой почти семейной сцены Гермионе почему-то становится не по себе. Как будто то, что сейчас переживает Анабель, самой Гермионе не удалось. Ухаживания, флирт, робкие намеки — от всего этого ей хочется бежать. Это все напоминает ей паутину, в которую попадает наивная бабочка, а потом ее просто сжирают. Гермиону не сожрали. Ее выбросили, когда крылья перестали пестрить яркими красками.***
Рядом с водой замедляются мысли. Гермиона приходит к озеру вечером, строго до заката, чтобы побыть одной, но не в надоевшей до невозможности комнате. Она уходит далеко от дома настолько, насколько это может быть безопасно. Ноги несут сами, отбрасывают коряги и спотыкаются о камни. То выворачивающее чувство несправедливости, которое съедало ее с того самого дня, как вещи Дина исчезли из их квартиры, вдруг отступает. Все мысли Гермионы теперь о Малфое. И ей это кажется очень справедливым. Теперь ей даже хочется, чтобы Дин узнал, в чьих объятиях она утешалась. Через секунду эта мысль пугает. Гермиона смотрит под ноги, чтобы не споткнуться, и взгляд падает на что-то неожиданно белое. Она наклоняется, цепляет пальцами камень и вытягивает его из толщи песка. Камень похож на осколок большой плиты. Он отшлифован с одной стороны, на нем фрагмент рисунка. Кажется. То ли водоросли, то ли деревья. Она достает палочку и произносит заклинание. Магического в камне нет ничего, но Гермионе жаль забрасывать его в озеро. Он необычный, хоть и не волшебный. Она запихивает камень в карман джинсов и идет дальше.***
Иногда ей кажется, что магией обладает не только остров посреди озера, но и само озеро. Оно затягивает во тьму, не пугающую, а умиротворяющую. Ты смотришь на него и словно попадаешь под Империус: тебе легко, ты свободен, голова пуста, контроль потерян. Случайно брошенный взгляд превращается в минуты вглядывания то ли в пустоту, то ли в беспросветную мглу. Гермиона стоит у окна в коридоре второго этажа и никак не может сдвинуться. Ей пора идти в душ, а потом в свою постель, но туман над озером зовет ее к себе. — Дверь сегодня не закрывай. Она вздрагивает и оборачивается. Малфой стоит в шаге от нее. Руки в карманах взгляд нахальный и уверенный. Почти как всегда, только сегодня больше. И почему-то хочется эту уверенность пошатнуть. — Почему ты решил, что я тебя впущу? Его бровь ползет вверх: удивление и насмешка разом. — Вчера впустила. Видимо, он хотел добавить «в себя». Гермиона закусывает губу. — Может, мне вообще не понравилось, — она переходит на шепот, потому что опасается, что их могут услышать. — Может, — с едва заметной улыбкой кивает он и шагает ближе. Ее бросает в жар. Пальцы покалывает, и это чувство неожиданно так нравится Гермионе, что губы растягиваются в глупой улыбке. Она тут же отворачивается к окну и всеми силами делает вид, что спустя секунду не замечает, как он встал прямо за ее спиной. — И поэтому мне нужен еще один шанс. — Теплые пальцы касаются ее шеи и откидывают волосы за спину, губы приближаются, горячее дыхание пускает волну мурашек по спине. Гермиона резко вдыхает, а Малфой захватывает ртом кожу чуть ниже уха. Слишком чувствительная точка. Ноги подкашиваются. — Может, понадобится еще третий, четвертый, пятый… Его губы скользят по ее обнаженной шее, двигаются к плечу. Волны возбуждения накрывают с головой, и Гермиона понимает, что дверь ее комнаты останется открытой. — Предложение действует до одиннадцати ночи, — едва слышно шепчет она. — Я пунктуален.***
На ней все та же ночная майка и те же пижамные шорты, что и вчера. Гермиона размышляет о том, что можно было бы надеть что-то красивее. Для Дина это всегда было важно. Она опять вспомнила про него, и легкое возбуждение, которое пронизывало ее тело еще секунду назад, исчезло, будто выключили свет. Гермиона задумывается о том, что она давно не чувствовала ничего подобного, если вообще когда-то чувствовала. Это предвкушение, смешанное с нетерпением, это волнение и напряжение, вибрация под кожей, запретность и балансирование на грани. От Малфоя абсолютно непонятно, чего ждать. Выбрать кого-то менее подходящего на роль ее любовника было бы сложно. Но от этой мысли она вся трепещет. На часах без трех одиннадцать, и ручка двери щелкает. Гермиона знала, что Малфой торопиться не будет и заставит ее сомневаться, придет или нет. Это слишком на него похоже. Он входит и окидывает взглядом комнату. — У тебя здесь мило. — Ты не торопился. — Я готовился, — он останавливается в шаге от кровати. — Боюсь представить, как ты готовился. — Гермиона вдруг понимает, что возбуждается от одной мысли, что Малфой пришел сюда, исключительно чтобы заняться с ней сексом. И дверь она оставила открытой для того же. Никакого прикрытия романтической прелюдией. Ни ужина, ни прогулки под звездами. — Я мыл руки. Он произносит это, и смысл доходит до сознания Гермионы спустя пару секунд. Она облизывает губы и чувствует, как между ног наливается тепло. Заботливый… — Тогда чего ты ждешь? — она сама удивляется своей смелости. — Приглашения. — Вчера не ждал. — Вчера была другая игра. Она нервно усмехается. Быть девушкой, которую застали врасплох, оказывается проще, чем той, которая вслух просит довести ее до оргазма. Гермиона не знает правильных слов и не умеет приглашать в постель, но ей почему-то кажется, что у нее есть способ сделать это без слов. Эта мысль приходит в ее возбужденное тело внезапно, но захватывает своей смелостью. Гермиона садится на постели, отбрасывает одеяло, цепляется за край футболки и тянет ее вверх. Прохладный воздух касается голой груди и по телу проходит дрожь. Футболка летит в сторону стула, а взгляд ее встречается с жадными глазами Малфоя. — Хитрый ход, Грейнджер, но однажды ты все же попросишь. Она довольна собой. Закусывает губу, откидывается на подушки и чувствует себя такой красивой и свободной, как никогда. Но однажды он заставит ее попросить. Малфой обходит кровать, садится на край, матрас под ним проседает, и Гермиона видит, как его тело опускается рядом. Кожа уже горит от предвкушения, Гермиона нетерпеливо ерзает и вдруг слышит, как ручка двери щелкает снова. — Палочка, Грейнджер, — Малфой произносит так быстро, что Гермиона успевает схватить палочку и наложить на него дезиллюминационные чары. Теперь в ее постели лежит невидимый Малфой, а сама она с голой грудью под одеялом. С палочкой в руке. Гермиона поворачивается на бок лицом к двери, чтобы встретить входящего. — Гермиона, — в щели между дверью и стеной показывается голова Падмы, — ты не спишь? — она входит в комнату. — Вижу, что не спишь. — Выгони ее, — шепот Малфоя у самого уха заставляет вздрогнуть. — Я уже собралась спать. Что ты хотела? — Гермиона надеется, что голос ее звучит ровно, но рука Малфоя, которая гладит ее живот, этому совсем не помогает. — Нам нужно поговорить. Пока все спят. Падма приглашения не ждет: входит в комнату, подходит к стулу, смотрит вниз и поднимает футболку, брошенную минутой назад. — У тебя здесь упало. — Оставь, я потом уберу. Когда Падма садится перед ней на стул, Гермиона понимает, что это надолго. Понимает, видимо, и Малфой: его тяжелый вздох теплым воздухом проходит по ее шее, и спина покрывается мурашками. Они спускаются ниже по ягодицам и бедрам, и исчезают вспышкой на стопах. — Скажи, почему мы решили, что этот Гистеон не станет врать? Мы ждем его как последнюю надежду, но если он что-то не рассказал аврорам, то почему расскажет нам? Гермиона раскрывает рот, чтобы медленно выдохнуть, а не застонать, потому что именно сейчас горячая рука Малфоя накрывает ее левую грудь и сжимает так сладко, что в голове пульсирует одно желание — выгнуть спину и прижаться к Малфою плотнее. Она удивляется своей стойкости и отвечает: — Потому что теперь его будет допрашивать Малфой, и Гистеону нет смысла врать. — А если он виновен? Малфой его покроет? — Падма говорит так, будто хочет подловить саму Гермиону. — Виновен в чем? Он явно отца не убивал, мы это знаем точно. И я буду сидеть рядом с Малфоем, чтобы он ничего не скрыл. Ее мочку обхватывают слишком умелые губы и начинают медленно посасывать. Язык проходит за ухом, и тело накрывает волной дрожи. Падма говорит что-то еще, но Гермиона может следить только за рукой, которая медленно, но точно ласкает ее грудь. — Падма, мы можем поговорить завтра? Я уже плохо соображаю. — Завтра нас могут услышать. — Падма складывает руки на груди. — Тебе вообще не кажется, что Малфой что-то задумал? — Абсолютно точно задумал, — Малфой шепчет, а потом проходит губами у самой кромки волос на затылке, Гермиона прикрывает глаза и только спустя пару секунд отвечает: — Задумал что? — Он слишком милый. Ладно с нами, но почему с тобой? Тебя он всегда недолюбливал. Если не сказать больше. Задирал, обзывал, я уже не говорю обо всем остальном. — Она откидывается на спинку стула, пока Гермиона раз за разом подавляет стоны. — А теперь вдруг такой милый: кофе тебе наливает, дверь открывает, соглашается. А если он хочет тебя подставить? — Как? — ее голос вздрагивает, потому что пальцы Малфоя обхватывают сосок и начинают делать с ним что-то такое, отчего между ног тянет и пульсирует. — Я не знаю как, но это нельзя исключать. Может, ты не замечаешь, но он использует свое темное обаяние. И это не просто так. Малфой от тебя чего-то хочет. — Хочу, — шепот обжигает. Малфой резко толкает на себя ее таз и ягодицы упираются в его бедра. И в его уже твердый член. Гермиона ерзает и понимает, что между ног достаточно мокро, чтобы он вошел прямо сейчас. — Может, он понял, что ошибался, — сдавленно произносит Гермиона. — Раскаивается и пытается извиниться? — Малфой? Ха! Да он уверен в своей неотразимости и великолепии. В нем ни капли раскаяния. — Позовем ее третьей? Член ложится точно между ее ягодиц, и Гермионе хочется застонать и прогнуться. Но когда Малфой просовывает ладонь под резинку ее шорт и кладет между ног, Гермиона всхлипывает. — Все нормально? — голос Падмы звучит искренне обеспокоенным. — Я все время слышу шуршание. Это не мышь? — Это змей, — отвечает Гермиона и тут же исправляется. — Мышей тут нет. Ветер, наверное, или бабочка. Сказать что-то еще у нее уже не хватает сил, потому что рука Малфоя ласкает ее клитор, и Гермиона точно понимает, что сейчас или наорет на Падму, или просто забудет о ее существовании и отдастся ощущениям. — Падма, я очень хочу спать. Давай договорим завтра, у озера. Там никто не помешает. Падма вздыхает. — Ладно. Подумай насчет Малфоя. Он очень хитрый. Как только дверь за Падмой закрывается, Гермиона хватает палочку, запирает замок двойным заклинанием и накладывает заглушающие чары. — Я о-очень хитрый, — Малфой одним движением переворачивает ее на спину и стягивает шорты. Гермиона стонет так громко, что пугает саму себя: будто все, что копилось, выходит из нее разом. Она выдыхает и закрывает глаза, хотя их можно не закрывать, потому что Малфоя она все равно не видит. Только чувствует. Его пальцы, скользящие по ее половым губам, размазывающие смазку и медленно погружающиеся внутрь. Гермиона всхлипывает: все внутри нее этого ждало. Тепло разливается по бедрам, и губы начинают дрожать. — Что нужно, чтобы ты кончила? Гермиона хватает ртом воздух. Все внутри нее сопротивляется мысли, что ей придется ласкать себя при нем: слишком личное, слишком сокровенное. Волны жара пронзают насквозь с каждым движением его пальцев внутри нее. Она хочет больше. Чувствует, как что-то касается ее клитора. Недостаточно сильно, не в том темпе. Гермиона раскрывает глаза и понимает, что может себя обмануть, будто никого больше здесь нет. Она перехватывает его руку и действует так, как привыкла сама. Пяткой упирается, видимо, в его бедро и представляет, будто искушать ее явился ночной дьявол. Недалеко от правды. — Не так сильно, — выдыхает она, и Малфой ослабляет нажим. Ее пальцы соскальзывают, Гермиона хватает шорты, валяющиеся под рукой, вытирает лишнюю смазку и продолжает, не задумываясь о том, красиво ли это выглядит со стороны. Ей нужно совсем немного, чтобы замереть, а потом обрушиться, сжимаясь конвульсивно под своими пальцами и вокруг его. — Не останавливайся, — шепчет она одними губами, а потом чувствует, как по бедру разливается что-то теплое. И быстро понимает что. Малфой только что кончил на ее бедро. Теперь она жалеет, что не видела этого.