Гамма

. Стив знает, что он не в состоянии выстоять против такого крупного и сильного противника. Но что-то в нём раз за разом заставляет с вызовом вздёргивать подбородок, вместо того, чтобы стерпеть и промолчать. Подобная упёртость, непокорность и отчаянная смелость свойственны скорее альфам, нежели бетам. Но Стиву Роджерсу плевать, что там кому свойственно — он просто не может оставаться в стороне, даже если в противном случае пострадает целостность его носа, который, к слову, и так уже из-за постоянных дворовых стычек обзавёлся весьма заметной горбинкой. Сегодняшний противник Стива явно трезво оценивает свои и его силы, а потому особо даже не старается — не махает кулаками и не тратит энергию, ведь такого задохлика, как этот, достаточно просто от души толкнуть, а когда тот в очередной раз поднимется, дать пару обидных оплеух сверху. И отчего-то так весело смотреть, как борзый заморыш каждый раз поднимается всё с большим негодованием в глазах и явно уязвлённым достоинством, с нарастающим запалом пытаясь дать сдачи. Дуновение ветра, и вот становится понятно, что они в подворотне уже не одни. Появляется альфа, молодой и статный. От него идёт такой запах, что сразу становится ясно — вот теперь можно ждать реальных неприятностей: альфа, внешне спокойный, явно разозлён. Повеселившемуся вдоволь хулигану совсем не хочется выяснять отношения с более серьёзным оппонентом, даже если тот ниже его на пол головы. Он пытается ретироваться, но когда проходит мимо альфы, тот, напряжённо следивший за его фигурой, вдруг сверкает глазами и с коротким рыком отвешивает ему знатный пинок. — Я дожал бы его сам, — сообщает Стив, по привычке утирая нос (сегодня обошлось без крови). — Разумеется, — кивает Баки, подавая ему руку и рывком поднимая с грязной картонки, на которую тот приземлился от последней оплеухи. Стив морщится от ноющих ссадин на ладонях и ощутимого раздражения альфы. Чувствовать всё это неприятно, но он привык и к более серьёзным травмам вроде чёрно-фиолетовых синяков, чего уж ему царапины. И Баки тоже давно привык вытаскивать его из подобных переделок — оттого и раздражение такое глухое, неяркое, больше даже на самого Стива, чем на того парня. Просто потому что Баки давно смекнул, что раз уж Роджерса дубасят во всех закоулках Бруклина, то дело может и не в гнусной шпане, а в грёбанном Роджерсе? Поэтому Баки даже не комментирует. Бесполезно. Вместо этого он рассказывает, что его определили в сто седьмой пехотный. Стив всю дорогу до дома молчит, но то, как понуро опустились его плечи, говорит о многом. Баки же знает, Стив сам очень хочет служить, да только кто ему позволит, с его-то астмой, не говоря уже про всё остальное. По крайней мере, он малодушно надеется, что причина в этом. Почему-то думать о том, что Стив уже представляет, как впервые останется один, действительно один после смерти Сары… Думать об этом Баки не может, а потому старается затолкнуть это по-глубже в себя, хотя уже знает, что, конечно же, прав. Они приходят домой, и, разумеется, все глупые надежды Баки разбиваются вместе с тишиной. Потому что Стив тоже понимает, что страшно не то, что его в очередной раз забраковала медкомиссия, нет. Страшно то, что Баки уже определили в сто седьмой пехотный, что он отбывает совсем скоро на войну и времени у них двоих осталось немного. — Я не хочу, чтобы ты уходил. Это простые и честные слова, но произнести их вслух почему-то неимоверно сложно. И всё же Стив справляется. — Я знаю, — Баки неловко опирается о стену, сунув руки в карманы, как если бы стоял сейчас в своих заношенных широких штанах работника доков, а не новенькой форме сержанта. — Я найду способ последовать за тобой, чего бы мне это не стоило, — у Стива ком стоит в горле, и шепот выходит сдавленным, едва слышным. Сил нет поднять глаза на Баки. — Не надо, Стиви, — голос у Баки тихий и бархатный, а тон успокаивающий и одновременно настойчивый. Даже запах от него идёт покровительственный, почти ласковый. Баки не может пересилить свою природу и не использовать подобные альфа-штучки даже при том, что на бету они не оказывают достаточного эффекта. Хотя, на Стива они по-своему действуют. Так или иначе. — Что, если ты не вернёшься? Пропадёшь там? Стив в отчаянии. Он вот-вот потеряет самое дорогое, а когда людям нечего терять, то они способны на всё. Даже на откровенность. — Знаешь, иногда мне бы хотелось, чтобы я был омегой, — в другой ситуации Стив изловчился бы и наступил ботинком на своё же горло, только бы Баки никогда не услышал этого стыдного признания. — Чтобы ты мог оставить мне на память метку. Ты был бы далеко, а я всё равно ждал тебя, неважно сколько, и скучал. Стив тянет руки к вороту своей рубашки, расстёгивает пуговицу за пуговицей. Это кажется правильным сейчас, а пальцы дрожат не от сомнения, а просто от горечи. — Что ты делаешь? — Баки, опомнившись, перехватывает его руки. Стив наконец-то смотрит ему в глаза, и что-то в его взгляде заставляет Баки отпустить его. — Пожалуйста, Бак. — Она же не сойдёт. Ты потом ни с кем не сможешь быть. — Мне и не нужно, — он спускает рубашку с левого плеча, чуть отклоняя голову и подставляя шею. Внутри морским ежом колется страх, что Баки и не захочет кусать его. Верно, с чего бы ему это делать? Стив — никому ненужный невзрачный задохлик, он совсем не привлекательный, так что не стоит ожидать чего-то другого. Баки притягивает к себе и обнимает, трётся щекой о голую кожу. Стив прижимается к нему в ответ и зажмуривается, пытаясь запомнить запах и ощущения тепла. Шеи касаются губы. Просто и почти невинно, будто спрашивая разрешения. Словно оно уже не получено. Он движется губами смелее, от шеи к плечу и обратно, целует ласково, нежно, лижет языком, оставляя влажные дорожки. Горячее прерывистое дыхание ощущается щекотно и хорошо. Стив едва заметно вздрагивает, потому что очень приятно. Когда в шею вонзаются клыки, он не кричит. Даже не вскрикивает, хотя это больно. ★★★ При желании альфа может пометить себе бету. Но, в отличии от омеги, укус на бете не влияет на запах и не формирует между партнёрами связь. Просто след, который не должен исчезнуть. По крайней мере, не должен был исчезнуть. Но в случае со Стивом закономерно исключение. Сыворотка суперсолдата сделала его тело невероятно сильным, выносливым и быстрым, и одновременно чистым и гладким, без единого, даже самого застарелого детского шрама. И метка на шее тоже исчезла. В первые мгновения после эксперимента он не успел заметить, а потом в доктора Эрскина стреляли, и Стив резко рванулся с места, побежал за убийцей, погнал, как охотничьи псы загоняют добычу. И в тот момент Стив впервые ощутил незнакомое удовольствие, раж погони, адреналин, смешивающийся в нём с радостью от обретения здоровья и нечеловеческой силы. Он не дал вражескому шпиону уйти, но тот успел раскусить зуб с цианидом. Стив ходил вокруг тела и рычал, даже не замечая своей взвинченности. Подоспевшие медики и военные, а вместе с ними и Пегги Картер, в замешательстве замерли перед ним. От Стива Роджерса, беты по рождению, шёл запах сильного разозлённого альфы. Уже позже доктора просто констатировали факт: сыворотка Эрскина помимо всего поменяла в Стиве и статус. С точки зрения биологической эволюции это было даже логично: беты считались первыми людьми, а альфы — следующая ступень. Было бы странно, если бы у супер-альфы, как Стива назвали учёные умы, была бы метка от другого альфы. Это было бы чем-то невозможным, нонсенсом. Поэтому Стив воспринял её исчезновение как что-то очевидное. Тем более, зачем ему метка как напоминание о Баки, если он теперь сможет быть рядом с Баки? Но пыл Стива быстро остудили, объяснив, что на передовую его никто не пустит. Ему пришлось выступать в агитационном кордебалете, но, к счастью, в какой-то момент их отправили в Европу. Приём был отнюдь не тёплый, но зато Стив оказался там, где нужно. И сделал то, что нужно, не взирая на запрет, и благодаря своему своеволию и желанию спасти дорогого человека вывел более трёхсот пленных с территории врага, в том числе и измученного, но живого Баки. Идя впереди сотен вызволенных им солдат, Стив чувствовал себя… Он даже слов не смог бы подобрать, чтобы описать, каково это: когда ты впереди, ты направляющий, вожак, а за тобой в прямом смысле идут люди, сотни альф и бет. И всё это мешается с радостью от победы в сражении и спасения друга. Захлёстывающая, слегка кружащая голову мешанина чувств, которая распирает грудную клетку изнутри, одновременно заставляя чувствовать себя так, будто ты сейчас взлетишь. Баки едва поспевал за ним. Стив то и дело нервно оглядывался, своим обострившимся нюхом не переставая чувствовать подсохшую кровь и разбитое состояние альфы. Он даже выглядел пришибленнее остальных, такой непривычный с непричёсанными волосами и тёмными кругами под глазами. О нём хотелось позаботиться, защитить, дать почувствовать себя в безопасности. Инстинкт защитить слабого присутствовал в нём, наверное, всегда, а потому сыворотка и приобретённый статус альфы усиливали его многократно, но Стив не знал, примет ли Баки его заботу или сочтёт это оскорбительным. Как бы там ни было, лагерь был уже близко. Им бы только дойти, а дальше всё наладится. А в лагере была взволнованная, но радостная Пегги и аплодисменты, одобрительные крики и свист, улыбки и почести. Потом они боролись с Гидрой, уничтожая одну базу врага за другой. У него наконец не было никаких болезней, и Стив вовсю исследовал возможности нового тела, поднимая невероятные тяжести, перепрыгивая заборы с колючей проволокой, выходя невредимым из горящих зданий. Он чувствовал себя здоровым и сильным, борющимся за правое дело и на своём месте, где рядом с ним была Пегги, эта темноглазая красавица, принимающая его знаки внимания. Они пытались сделать мир лучше, чем он есть, и им это удавалось, думал Стив. Единственное, что омрачало картину, так это отношения с Баки. Стив думал, что он быстро оправится, но этого, казалось, так и не произошло. Отпечаток плена остался на Баки, только чуть-чуть сгладившись, но не исчезая. Его буквально было не узнать: из жизнерадостного парня он стал тихим, почти угрюмым, вечно сосредоточенным. Бывало, в компании Ревущих он улыбался или даже отпускал пару злободневных шуток, но это было лишь тенью его прежней весёлости. Стив не мог не видеть разительных изменений и беспокоился, пытался поговорить, но Баки неожиданно отгораживался от него, переводя разговор на другие темы или просто уходя от него, используя любые отмазки. Стив долго терпел, а потом просто поймал его за руку и затолкал в палатку. Получилось немного грубо, но больше сдерживаться было невозможно. — Ты что творишь? — в миг ощетинился Баки. Стиву захотелось задать тот же вопрос: раньше Баки никогда не позволял себе так шипеть на него. — Почему ты так ведёшь себя? — вместо ответа сказал Стив, концентрируясь на важном. — Я пытаюсь поговорить, а ты всё увиливаешь. Я же вижу, что ты не в порядке. — Я не в порядке? А, может, это ты не в порядке? — Объясни, — потребовал он, потому что такие нападки попросту сбивали с толку. — Я тебя совсем перестал узнавать, — в голосе Баки прозвучала горечь. — Перемены так разительны, что я даже сомневаюсь, что ты и тот маленький паренёк из Бруклина — одно и то же. Мой Стив был не таким, совсем не таким. — Только не говори, что скучаешь по тому, что было раньше. Я вечно задыхался от астмы и получал синяки в подворотнях, потому что едва мог постоять за себя, — Стив даже поморщился, вспоминая ощущение беспомощности против более сильного противника. — Я был слишком мелким даже для беты. Тебе инстинктивно хотелось меня защищать и заботиться, потому что я был похож на слабого омегу. И мне не всегда это нравилось. Разве то, что сейчас, не лучше? — Да, были и синяки, и астма, — кивнул Баки. — Вот только тогда ты был моим. Ты согласился на это, ты сам хотел. У тебя была моя метка. — Слушай, эта метка… — Стив почувствовал запоздалую неловкость, вспоминая, как просил о ней. — Пока я был бетой, это имело определённый смысл. В тот момент мне казалось это необходимым. — Ах, ну да, ты же захотел её только потому, что на тебя и так никто не смотрел? Ничем не рисковал, не так ли? А теперь ты самый видный альфа и я тебе нафиг не нужен? — Так вот с чего ты так бесишься! Всё потому что я стал альфой? — Да! — повышая тон, рявкнул Баки. — Да, поэтому! Ты же теперь такой крутой и сильный, правда? Весь такой супер-альфа и первый на всю округу. Ох, Пегги-красавица, вот кончится война — поженимся и заведём толпу детишек. Слышать не могу! — А на неё-то ты за что злишься? — Стив давно заметил, что Баки, смотря в их сторону, чуть ли не зубами скрипел. — За то, что она первая омега, обратившая внимание на меня, а не на тебя? Ведёшь себя как избалованный ребёнок, которому впервые не купили понравившуюся игрушку! Баки зарычал и бросился на него. Но, куда там, Стив теперь был сильнее десятерых взрослых альф. Он без особых усилий прижал Баки к земле, нависая сверху и держа за запястья. Откуда-то изнутри против воли доносился глухой рык. Рык вожака, победителя, самого сильного. Баки немного повертелся под ним, пытаясь сбросить с себя, а потом затих. Даже скалиться перестал, только ноздри у него всё ещё гневно раздувались. Глянув на Стива взглядом, от которого на мгновение больно закололо внутри, он повернул голову в сторону, открывая шею. Признавая поражение. Стив даже дышать перестал. С ним никогда такого не случалось. Это было… странно-приятно, и в то же самое время жутко неправильно, будто Баки был не тем, от кого хотелось покорности, будто он никогда не должен был требовать от него этого. Он и не требовал, вернее, не хотел, оно вышло как-то само, на инстинктах. — Если ты действительно мой друг, то останешься им несмотря на случившиеся перемены, — Стив надеялся, что это звучало как просьба. — Слезь с меня, — Баки так и не повернул к нему головы. Вставая с него, Стив разжал пальцы и внезапно понял, что чересчур сдавливал их. Он ещё не научился правильно рассчитывать силу, и они наверняка ощущались как стальные тиски. Чувство неправильности активнее заворочалось внутри, напоминая, что он применяет силу не к тому, к кому нужно. Баки же его близкий друг. Захотелось извиниться, заскулить, зализать обиженные места. — Друзья так себя не ведут, — отряхнувшись, сказал Баки. — Прости, — Стив уже потянулся к нему рукой, но тот отшатнулся. — Хватит. Не трогай меня. Даже не рыкнул предупреждающе. Наверное, подумал, что его мнение уже ничего не значит для Стива. Так и не взглянув на него, Баки вышел из палатки, а Стив остался наедине с ворохом ощущений от происходящего. Часть его вопила о том, что он плохой друг, что поступает неправильно. Но была и другая, новая, крепнущая — альфа в нём. И альфа считал, что Стив был прав. Что не он, а Баки должен извиниться. Принять его нового, признать авторитет, признать главенство над собой. Стив был в смятении из-за происходящего. Но он надеялся, что как-нибудь разберётся с этим. Они разберутся. Потом был поезд, а через непродолжительное время и льды Гренландии. Очнувшись в новом времени, Стив корил себя за всё, что сделал, и ещё больше за то, что сделать не успел. Кроме одного: он был рад, что так и не закрепил связь с Пегги. Сначала он хотел дождаться конца войны и сразу сделать предложение, но после смерти Баки скорбь и чувство вины просто ели его изнутри, и ни о каком светлом будущем для себя он больше не мог и не хотел думать. Он бы не смог сделать её счастливой, потому что никогда не был бы счастлив сам. А теперь он узнал, что Пегги прожила долгую и достойную жизнь с другим альфой, родила и воспитала детей, и при всём этом оставила после себя огромное наследие, сумев построить прекрасную карьеру. Стив был рад за неё, безмерно рад. Из коммандос в живых не осталось никого, но у всех них были потомки. Говард Старк, этот невысокий юркий альфа, и тот, как оказалось, со временем обзавёлся семьёй. С его сыном, Тони, Стив познакомился благодаря инициативе «Мстители». Старк-младший был омегой, но характером оказался очень похож на отца. По-крайней мере, на первый взгляд. Однако, общаться и работать с ним было в разы сложнее. Тони с первого же дня их знакомства вёл себя как абсолютный мудак, и Стив диву давался, пока до него не дошло, что это такой флирт. И хоть запах у Тони был весьма приятный — мандарины и манго (Стив бы никогда не распознал последнее, если бы не попробовал однажды коктейль из этого экзотического фрукта), да и сам он был ничего, Стиву было не до отношений. Все его силы уходили на то, чтобы не расклеиться в новом мире, а тут ещё бы пришлось терпеть такую строптивую пару. Поэтому Стив, стараясь не обращать внимание на не затягивающиеся душевные раны, продолжал спасать мир, не отвлекаясь больше ни на что. Его коллегами в этом деле помимо Тони ещё были две беты, Брюс Беннер и Клинт Бартон, и бог грома Тор, который прибыл из места, называемого Асгардом. Он выглядел как высокий и плечистый альфа, но от него никак не пахло. По его утверждению, в их мире вообще нет альф и омег, и услышал он о таком только когда прибыл на Землю. Последним членом их команды была Наташа Романова. Стив не знал, было ли дело в её статусе альфы или в чём-то другом, но в неформальной обстановке он держался от неё на расстоянии. Наташа была высококлассной шпионкой с тёмным прошлым, мало говорила о себе и много знала о других, и доверять ей выходило с трудом. Как бы там ни было, спустя год после нашествия читаури на Нью-Йорк они постоянно работали вместе, засылаемые ЩИТом на миссии в самые разнообразные уголки света, и отношения Стива к ней значительно поменялось. Да, у Наташи всё ещё было её прошлое и не менее загадочное для Стива настоящее, но они сдружились. В новом времени она была его единственным близким другом, на которого он мог положиться. И он не пожалел об этом, когда под личиной ЩИТа мир снова попыталась захватить Гидра. Никому нельзя было доверять, но Стив так не мог. И он доверился ей, не прогадав, как оказалось. Они предотвратили гибель миллионов людей, хотя Стив едва выжил после решающей схватки. А всё потому, что его противником был Зимний Солдат. Быстрый, сильный, с металлической рукой. Призрак. Баки, его Баки. Его запах едва можно было узнать: выжженный, химический, ледяной. Но это был он, вне всяких сомнений. А потому Стив не мог бить в полную силу, готовый скорее погибнуть сам, чем потерять его ещё раз. После падения трискелионов его, наглотавшегося воды, со сломанными костями и пулями в животе, забрали в больницу. Позже он узнал, что Зимнего Солдата схватили. Стив больше полугода грызся с правительством, требуя признать Баки военнопленным и снять все обвинения. Наташа не могла быть рядом, уехав в Европу, но исправно выходила на связь, находя всё больше информации, связанной с Зимним Солдатом, которой не было на электронных носителях Гидры. Баки тем временем проходил реабилитацию. Стив бы ни за что не доверил его ни частной клинике, ни тем более государственной, но к делу неожиданно подключился Старк. Баки занимались его проверенные люди, пока сам он временно исполнял обязанности главы ЩИТа. В течении восьми месяцев Стив мог видеться с другом только на коротких свиданиях. Так было нужно. Так было лучше для Баки. Но Стив бы не вынес этого просто так, если бы от встречи к встрече не замечал прогресс: вот Баки уже сидит в более расслабленной позе, вот смотрит ему в глаза, отвечая на вопрос, вот впервые улыбается, видя его. Спустя месяц после того, как Баки впервые сам потянулся к нему обнять, Стиву разрешили забрать его домой. Первые пару дней Стив нервничал, казалось, сильнее, чем Баки. И параноил тоже. Но чем дальше, тем легче становилось. Неделя-другая жизни в бруклинской квартире Стива, и вот они уже по устоявшемуся распорядку вместе ходят на пробежку и в магазин, вместе завтракают и ужинают. Совсем как в былые времена. Да, теперь Стив больше не бедный художник, и на работе могут задержать на пару дней вместо пары часов, но и Баки теперь по субботам ходит не к девчонкам на танцы, а к психотерапевту Старка. Они оба изменились, и это не хорошо и не плохо — с этим просто надо продолжать жить, и эта жизнь всерьёз начинала Стиву нравится. .