Вечная ноющая боль

      Его голову поглаживают нежными, осторожными движениями. Арама выдыхает сквозь сон, морщась от чужого прикосновения. Некто тут же отдергивает руку и замирает на мгновение, для того чтобы вновь потянуться к его волосам, поглаживая и вновь массируя кожу. Ах, этот Черт, достанет его даже на краю света, и видимо опять, как и всегда нашел. Арама вновь морщится, тяжело вздыхает, но глаза не открывает. Не хочет видеть знакомое бесящее лицо, впрочем, как и всегда. —Все в порядке, Создатель. Спите дальше.       Ага...все было бы в порядке, если бы никто не мешал ему спать, он недовольно сопит, переворачиваясь на бок и кутаясь в мягкое теплое одеяло, которого явно не было, когда он засыпал в холодной пустоте меж мирами. Но раздражение не помешает ему доспать лишние пару дней, дабы восстановить свои силы и нервы, хотя бы немного. Если учесть тот факт, что для полного восстановления ему, как минимум понадобилось бы несколько лет, но это уже так, роскошь, которой он возможно воспользуется, в другой раз, когда окончательно поедет крыша.       Он вновь проваливается в сон, с ощущением чужого пристального взгляда и холодной руки на своем лбу. Он слишком устал, чтобы препираться или прогонять Джона. Пусть, ублюдок, сидит смотрит. Ему все равно.       В следующий раз он вновь просыпается от ощущения того, что рядом с ним кто-то сидит и опять теребит его волосы. Вот же, прилипала, на кой черт ему сдались его волосы? Арама недовольно морщится, приоткрывая запаснные глаза. Руку тут же отдергивают от волос, и сам Джон вскакивает с постели, как ошпаренный. Он ощущает это в том, как кровать скрипит и прогибается, а так же слышит стук каблуков о пол, не громкий, но для острого слуха Арамы и этого достаточно.       Арама зевает. После длительного сна разум кажется затуманенным, а потому , он не сразу может сообразить, где находится.       Что ж, стоило этого ожидать. Вокруг изысканная мебель, большая мягкая кровать с оранжевым одеялом, под которым он лежал и куча подушек вокруг. Фу, обложили так словно в гнезде...подождите, неподалеку даже лежит шарф самого Джона? Нда. Действительно гнездо.Или чего хуже постель принцессы какой-то. И почему всякий раз, он притаскивает его именно в свою комнату? Неужто настолько собственичество разыгрывается?       Хотя, чего это он? Это же Джон. Пожалуй, этим всё сказано.       Он вздыхает, наконец смотря на своё создание.       Джон тут же выпрямляется, но первое что замечает Арама — его невыносимо серьезное лицо и черные круги под глазами. Как бы он не бесил его, Араме на мгновение стало его жаль, уж слишком побитым тот казался. Но это всего-лишь на мгновение. —Создатель,—начинает Джон, и голос-то какой серьезный, решительный. Надо же, —где вы были?...я искал вас. —Тебя это не касается,—раздражение тут же начинает закипать, Арама отмахивается от Джона и собирается было выползти из постели, чтобы вновь уйти куда-нибудь подальше, но его хватают за руку, вновь усаживая,—руки убрал.       Джон тяжело вздыхает, закусывает губу, но руку все равно покорно убирает. —Я не мог ощутить ваше присутствие, все эти несколько дней. Не было ощущения ни вашего взгляда, ни даже ауры. Так же как и тогда...когда вы не заходили в...игру месяцами. ...и я очень испугался за вас.       Арама напрягся. —Сколько прошло дней? —Почти пять,—шепотом отвечают. Джон обнимает коленки, но его тело выглядит все еще напряженным, словно бы готовым в любой момент сорваться с места.       Подождите сколько дней? Разве не должно было время остановиться, как оно делало всегда? Какого черта? —Но до этого...вы ведь тоже пропадали несколько раз, на минуту, но я ощущал и ее. Мне нужно узнать обо всем, Создатель, пожалуйста, скажите мне правду!       Это очень плохо. Это чертовски плохо! Что может сделать Джон с информацией о технических работах? Как бы не вылилось это знание в ещё большее контролирование или еще одну мировую проблему, которую его обязательно заставят решать. Он вновь тяжело вздыхает, масирует переносицу и вновь смотрит на бледное, но все еще серьезное лицо. —Это тебя не касается, —вновь говорит Арама.       На удивление Джон уныло кивает, пару минут сидит на стуле неподалеку и теребит край своего пиджака, для того чтобы спустя время покорно подняться и отойти к двери: — Я принесу вам завтрак, пожалуйста, не уходите, Создатель,—говорит тихо, почти шепотом.       Арама же устало машет рукой, понимая, что ничерта не нравится ему этот странный покорный тон, это унылое состояние создания. Обычно после такого его ждет очередная порция черезмерной опеки и, не дай бог, еще какой прикол.       Что ж...он слишком хорошо знает свое создание, а потому, следующие дни его ожидало пристальное внимание. Джон следовал за ним, куда бы Арама не пошел, постоянно приносил еду, чуть ли не силком укладывал спать, хотя, не то что бы когда-либо он был против сна. Правда, приятнее засыпать не под пристальный, напряженный взгляд, который, кажется, буравит его целую ночь. Джон не давал ему что-либо делать, а уж если Арама пытался телепортироваться прочь, тут же появлялся рядом. И причина такого поведения была понятна. Джон боялся, что создатель вновь исчезнет.       И это раздражало. Раздражало и то, что Джон ходил за ним по пятам, точно утенок, пытался накормить, когда он не желал есть и всячески позаботиться. Что уж говорить, этот черт, не позволял ему отойти от себя ни на шаг, а всякий раз, когда Арама телепортировал его прочь от себя. Появлялся в тот же миг, запыхавшийся, испуганный, а после и вовсе цеплялся за его руки мертвой хваткой, дрожа. Иногда же, если уж он принимал какие-либо грубые меры, отправляя в самое пекло, то Создание приходло в изодранной одежде, переломленный и изломанный, но шагал все таким же до одури четким шагом с решительным выражением лица, что становилось не по себе. Иногда, казалось, что со временем у Джона и вовсе пропадает ощущение боли или своего тела как такового.       И что еще больше не нравилось Араме, то что Джон со временем стал достаточно сильным, чтобы отследить его, не затратив большого количества энергии. —Пожалуйста, поймите меня. Я переживаю за вас, вы мой Создатель, единственный дорогой человек, вы мое божество, прошу вас,—почти полубезумно шептал всякий раз Джон, припадая губами к костяшкам его рук.       Арама всякий раз кривился, выдергивал руки и отшивыривал подлеца подальше. Кожу в месте поцелуя неприятно саднило и покалывало. Эта привязанность...эта привязанность с годами становилась совершенно невыносимой и неукротимой, совершенно больной, до блевоты. Была ли причина такой ненормальной привязанность тот факт, что Арама всегда всячески избегал попадания в мир Джона, а однажды и вовсе перестал играть в майнкрафт, дабы не видеть всего того трэша, что вытворял его персонаж? —Ты убийца, —однажды в порыве гнева вырвалось у него. И с тех пор, он ни разу не пожалел о своих словах, потому что слова его были правдивы, — ты мерзкий убийца. И это я буду помнить всегда.       И Араме совершенно точно было плевать на то, как лицо создания искажается в шоке, а после и вовсе в испуге, ему было все равно, когда неожиданно Джон заливается слезами, наверняка фальшивыми, потому что актер из Джона слишком хороший, Арама знает это, наблюдал за ним какое-то время. Джон персонаж, что будет крутить всеми, вить из них веревки, только бы достичь своей цели, его ничто не интересует, кроме своих исследований, а в первую очередь ничто, кроме самого Создателя. И пожалуй, лучше бы занимался исследованиями нежели это все дерьмо.       Арама машет рукой, вновь устало трет переносицу. Нет, он знает что Джон скажет вновь, все это было ради него, все это для него и во имя его. Фу...как же заколебало. —Насколько счастлив я здесь? —чуть позже говорит он, скучающим, бесцветным тоном.       Джон замирает, удивленно распахивает глаза и чуть не падает на колени у его ног. Арама тут же отскакивает от тянущихся цепких рук. Нет уж, это они проходили. —Я...вы привыкнете. Вы обязательно привыкнете.       Ага, прошли столетия, а он так и не привык. Удивительно, да? Что ж, справедливости ради, если в первые года его охватывал неугасаемый гнев и страх, то в последующие он действительно пытался свыкнуться с этой жизнью, завести новые знакомства, создать имитацию своего привычного распорядка дня, пусть и в другом мире. Если бы не Джон, что хвостиком вился за ним, если бы не Джон, что так старательно пытался привлечь его внимание любыми, иногда даже безумными, способами, за которые по первости он потом отхватывал от других богов. Если учесть во внимание, что сам Джон этого не знал и не должен был знать, иначе Араме, честное слово, было страшно подумать о том сколько глупостей тот натворит, и сколько ему, как его Создателю, придется пахать ради исправления чужих ошибок.       А потом он просто устал. Какой смысл пытаться привыкнуть к жизни, когда тебя приследуют лица дорогих людей, их голоса и сцены прошлого? Каково осознавать, что со временем эти теплые воспоминания истираются, превращаясь в отголоски, которые шевелятся в голове, но не всплывают на поверхность. Каково цепляться за силу, которой нет. А воспоминания всегда были и его силой, и его проклятьем. Даже спустя множество столетий.       И что осталось от Арамы спустя столь долгое время? Уставший человек, который большую часть лет спит? Или пытается выкрасть хоть минуту тишины? Вот же удивительно складывается жизнь.       Он вновь безразлично смотрит на Джона. Нет, он еще не сломан. Нет, если бы был сломлен, то принял бы всю эту заботу, опеку и навязчивость, сдался бы. Но Арама не может потерять свой последний стержень разума. Стокгольмский синдром и его романтизация всегда его выводили из себя. И попадаться в подобную ловушку он не собирается. В его сердце наступит любовь и принятие только тогда, когда больше не будет ничего в мире, когда его изотрет и сломает на мелкие кусочки, когда Джон останется единсвенным человеком на земле...хотя нет...не так, даже тогда этому не бывать.       Арама простит его тогда, когда тот настрадается сполна, познает горечь своих необдуманных деяний.       Но стоит помнить и о том, что прощение и принятие—не одно и тоже.       А до тех пор, ...до тех пор, он будет продолжать изводить, как себя так и его самого. Потому что именно это сейчас придает его жизни хоть какой-то смысл, кроме как урывков тишины и сна.       Хотя быть может в этом его слабость, в том, что он не может переступить через себя, принять и приспособиться к ситуации, может быть все это его вина, что он такой до ужаса упертый и озлобленный.       Но как относиться к персонажу, почти своему ребенку, когда тот убил его и выкрал в другой мир? Когда тот готов уничтожать и играться другими, только ради его внимания? Каково видеть лицо того, что слеп от собственной привязанности, не видя правды?       Арама знает это не по наслышке. А потому, у него в частности, стоит уж признать, остается только сон. Во сне всегда тихо и сновидения теперь ему не снятся, лишь блаженная пустота.       Каждый справляется сам, как говорил ему один знакомый, но тем самым вечно старался его ободрить и помочь чем может.        Каждый справляется сам — теперь говорит себе Арама, вспоминая лучистые глаза Ромы и безумные Романа.       Только правда ли, что каждый из них на самом деле справился со своей участью?

***

      Рома взволнованно ходил из угла в угол. Арама же с облегчением замечает, что на этот раз в привычной уже пустоте нет Романа. Фу, ему нужен перерыв побольше от этого черта, но кажется ему, что они вновь встретятся, к сожалению. Но только бы не сейчас, сейчас ему слишком хреново.       Рома тут же замечает его, на лице оригинала появляется радостная улыбка и он сам точно светится, подскакивает к ближе и обнимает, почти отрывая Араму от пола....неужто он настолько легкий? — Ты выглядишь намного лучше,—говорит Рома, поставив его на пол. — Я поспал,— только и выдавливает Арама, выдыхая. — Какие прекрасные новости! Ну же, пойдем присядем, я, конечно, не Роман и не смогу соорудить нам из ничего стол и чаю, честно говоря, я так и не понял, как он это сделал. Сколько не пробовал, моя сила здесь не работает. Потому-то мне кажется, что он что-то напутал с ее величием.       Арама на упоминание о Романе скривился и закатил глаза, Рома это заметил, мягко усмехаясь.       Они присаживают на пол, мимо них проходят строчки кода, почему-то на этот раз они более видимые, почти серые, а не привычно белые, с легким контуром. —Джон сказал, что в тот раз меня не было почти пять дней,—начинает Арама. Рома рядом напрягается, невольно кривится и постукивает ногтями по коленкам. —Лололошка сказал так же. Но для него меня не было всего лишь два дня. Он сказал, что не ощущал мое присутствие, ровно, как те разы, когда я заканчивал съемки и выключал компьютер. Чтож...не утешил.       Они на мгновение замолкают, погружаясь каждый в свои мысли. —У меня есть теория...—медленно, обдумывая каждое слово, говорит Рома, еще более нервно постукивая пальцами по коленке, — ведь раньше такого не было, по крайней мере Ло, не ощущал моих исчезновений. Если бы ощущал, то сразу бы поинтересовался, куда я пропадаю. Но в тот раз, он был испуган...чтож, к чему это я, к тому что скорее всего каким-то образом наша встреча влияет, на то, как долго мир может замирать. А после встречи с Романом и вовсе что-то пошатнулось. —Рома замялся, на мгновение замирая на месте, —Недавно я заметил, кучу необработанных багов, которые не исчезли даже после технических работ. Мне кажется это связано.       Арама задумался, звучит логично. Он пытался силиться вспомнить не замечал ли что-то такое в своем мире. Но не смог. Все это время он спал и пытался по тихому свалить от Джона. Как-то было не до любования надоевшими вдоль и поперек красотами. Но теперь видно стоит "понаслаждаться" видами. —Но тогда встречный вопрос, каким образом мы встретились? Если все потому что технические работы начались в одно и то же время, почему именно сейчас? Что раньше этот некто, теоретически создавший наш мир, мог уследить за планировкой работ, а потом нет? Чтож, хорошо. Почему тогда Роман, не мог попасть сюда, дожидаясь какого-то милосердия!? Я думаю, пересечение между мирами могло быть сотню раз,—он на мгновение замолчал,—а может все дело в состояние наших миров? Как часто проводяться у вас технические работы?       Глаза Ромы блеснули: —Ооо, правильная мысль, —он подпер подбородок кулаком и нахмурился,—честно говоря, раньше было не так часто, но теперь почему-то я появляюсь здесь все чаще и чаще. Иногда, починка происходит столь быстро, что я даже не успеваю пройтись, как делаю обычно, только вздохнуть. Иногда же, я торчу здесь неимоверно долго, по своим ощущениям. Особенно, когда ты один, это очень хорошо заметно.       Арама кивает, сутулится, прикрывая лицо руками и глубоко вдыхает. Это что очередная мировая проблема? Ему что ли опять придеться наблюдать за своим миром? Он оставил это дело порядком пару сотен лет назад, лишь иногда, урывками вылавливал новую информацию и то только для того, что бы занять чем-то Джона, посылая на разные задания: то по спасению, то по разрушению, то и вовсе что бы тот достал какой-нибудь артефакт. —Не могу похвастаться, своими наблюдениями       Рома мягко улыбается, тянется к его волосам и легко взъерошивает их. Это движение было столь нежным, что Арама замер. Обычно он не любил прикосновения, но прикосновения Ромы были чем-то иным....ну точно сила оригинала —Зато ты отдохнул. —Я попробую понаблюдать за своим миром...и возможно, придется расспросить об этом и ...Романа,—он вновь морщится. Это имя осело на языке едкой кислотой.       Рома же звонко смеется, утирая выступившие слезы. —Вот и начинаются наши приключения по спасению миров.       Ага...к черту бы он послал это спасение миров.       В следующий миг их окружила рябь, почему-то на этот раз она была более темная, чем обычно.       Арама сваливается в постель, прямо в гору подушек, недовольно кряхтя и потирая отчего-то онемевшие руки. Он поднимает взгляд, натыкаясь на замершего Джона в проходе.       Это явно подстава, как и всегда. Нда....не щадит его жизнь ни капли.       Джон смотрит на него немигающим взглядом, на его лице не прочесть ни испуга, ни волнения, ни даже радости, сейчас оно спокойно...слишком спокойно. Его губы растягиваются в добродушной, счастливой улыбке, хотя для Арамы она всегда казалась больше усмешкой. Джон оглядывает Араму мгновение, прежде чем сделать шаг назад, заведя руки за спину, явно сцепливая в замок. —Создатель, на кухне приготовлен завтрак, пожалуйста, поешьте, —и уходит неторопливой походкой, исчезая в полумраке коридора.       "Бляха-муха. Это конец."—только и думает Арама.       Джон явно что-то задумал.       Он тут же подумал о том, не проще ли было бы рассказать о том, куда он пропадает? Но тут же одернул себя от этой мысли. Эта информация для Джона будет слишком важной и кто знает, что придет ему в голову, узнай он её?       Хотя не менее страшен и тот факт, что придет в голову Джона, не узнай он эту информацию?       Обычная, почти привычная, жизнь с догонялками и годовым сном закончена. Здравствуй геройство, только почему в этот раз геройствовать придеться ему самому, а не персонажу? Что за морока...       Как было раньше хорошо —выбирай варианты ответов и все.