Вечная ноющая боль

—Теперь я — Джон Дэйви Харрис, создатель!—гордо произнес Лололошка, усмехаясь.       Арама безразлично мазнул взглядом по его фигуре, прежде чем вновь отвернуться к окну. Он не выказывал никакого интереса или волнения от того, что его создание решило сменить данное им же имя. Ему было все равно.       Он лишь устало вдохнул: — Проваливай.       Джон же стоял на месте, пристально смотря на него. Этот взгляд раздражал, но еще больше пугал потому что за взглядом оранжевых глаз скрывалась глубокая привязанность и почитание, которые он так сильно ненавидел. Ведь все началось именно с этого. И все заканчивается этим же.       Он вздыхает, прикрывая глаза, и кутаясь в свою толстовку еще сильнее. Этот гаденыш до ужаса бесил его. Как бы Арама не старался отвадить его от себя, какие бы сложные задания, почти что невозможные не давал ему, тот постоянно возращался. Возращался все таким же с гордо выпрямленной спиной, с широкой горделивой ухмылкой. И не важно насколько был чист его костюм, насколько много было на его создании ран. Это все было не важно. Важно лишь то, что даже, казалось бы, на грани смерти он все еще заявлялся в его временное, всегда меняющееся пристанище и гордо говорил о своей победе, преподнося очередной трофей в виде крупиц сил. А может еще какой артефакт, несомненно великолепный в своем могуществе, но совершенно не нужный Араме по существу. Могущество было ему попусто не интересно, собственно, как и этот мир в целом.       Лололошка, теперь уже Джон, тянулся к нему, всегда по завершении задания пытался схватить за руку и легко поцеловать кончики пальцев. Он всегда старался прижаться щекой к его плечу, коснуться, выказывая обожание и привязанность. И всякий такой раз, Араме было до невозможности противно. Это склизкое чувство отвращения наполняло его легкие, да что там легкие — всю грудную клетку, клокотало в горле и дрожью бежало по телу. Ему было омерзительно даже от одной мысли, что он вновь увидит его. — Создатель, я выполнил все, что вы сказали. На этот раз справился еще лучше: на мне нет ни единой раны, я даже не испачкался,—вновь говорит Лололошка...Джон. В его словах скользила горделивая улыбка, отчего Арама вновь поморщился, но упорно не смотрел на него.       Он желал лишь того, чтобы этот ублюдок ушел, но какое задание он может дать на этот раз? Сразить богов? Достать ему чертову звезду с неба? Что ему приказать сейчас? И ведь что бы он не приказал этот черт исполнит, так же заявится, найдя его среди бесконечных пристанищ в бесконечных мирах этой вселенной. Он устал даже думать о том, каким образом тому удается его всякий раз найти. —Проваливай, я сказал. И не попадайся мне на глаза.       Но Джон против его воли делает широкий шаг вперед. Все внутри у Арамы переворачивается, сжимает в тошнотворном спазме. Его создание останавливается неподалеку, осторожно оседает на колени прямо перед ним, и хватает его руку в свою ладонь, привычно мягко целуя кончики пальцев, обжигая их горячим дыханием. —Создатель, вы ведь знаете, я готов мир к вашим ногам преподнести. Готов что угодно сделать, только не гоните меня. Прошу вас,—и звучит он так болезненно изломанно, что на какой-то краткий мимолетный миг Араме даже становится его жалко. Но это лишь на краткий миг, потому что отвращение все еще было слишком сильно. Потому что память о его прошлом мире все еще присутствует. Она никуда не делась, не забылась, лишь осела горечью в легких. —Я желаю, чтобы ты оставил меня в покое, черт тебя дери!       Он дергает руку, с брезгливостью обтирает об штаны. Но ее вновь перехватывают, крепко, но удивительно мягко сжимают в своих руках. —Почему вы так жестоки со мной? Я сделал все для вас, создатель, —и вновь этот ублюдочно-жалостливый тон.       Джон прижимает его руку к своей щеке, трется о нее носом и вновь легко целует в ладонь.       К глотке подступила кислая желчь. Как же все это было отвратительно. И как сам Джон был отвратителен. Почему его персонаж стал таким? Что за черт? Откуда взялась его привязанность? Это его безмерное одержимое обожание? Ах...быть может оно было всегда, просто Арама не замечал, прикрываясь тем, что так прописали его сценаристы в сюжете. Но ведь было что-то еще до сюжета? Только что? Почему он не может вспомнить как бы не пытался?       Арама глубоко вздыхает, щелкает пальцами и Джон тут же отлетает от него на метр, врезаясь спиной в стену. Он хрипит, потирает ушибленные конечности, но поднимается, чуть покачиваясь на ногах.       Поднимается только для того, чтобы вновь привычно улыбнуться, сделав шаг вперед. —Создатель....я..же сделал все это ради вас.       Он кривится. Ради него, конечно, все только ради него! Как он мог сметь об этом забыть! И убил он его тоже, во благо! Искоренил из привычной жизни, где у него были друзья, родные и семья, тоже во благо! Не отпускает, сученыш, никак от себя это тоже во благо!       Он истерично смеется, закрывая лицо руками. Все...это действительно клиника. —Раз хочешь что-то для меня сделать....Джон, —успокоившись говорит он, сиплым тоном. Мироходец тут же подбирается, его глаза светятся азартом и надеждой. —То докажи мне, что ты действительно чего-то стоишь, все то, что было ранее не более чем детские шалости. Принеси мне сердце Венеры. А теперь убирайся.       Джон послушно кивает, на его лице сияет улыбка. Когда персонаж исчезает Арама выдыхает, скукожившись на стуле. Это задание задержит его максимум на пару недель. Только вот самое страшное то, что этот ублюдок справится с этим, как и всегда. Точно справится, сколько бы времени ему не потребовалось, в каких бы закромах и недрах земли этот сраный артефакт не находился, и даже если это будет просто легендой, найдет его, если не найдет то создаст.       Возможно, Арама самолично создает из него монстра, возможно...но терпеть ту привязанность и любовь для него в разы омерзительнее. Пусть лучше уничтожает и приводит богов в ужас, нежели достает его. Он слишком устал от этого дерьма. А пока у него есть время отдохнуть. Уж лучше так, чем лицезреть довольную ненавистную рожу.

***

      Ничто не меняется спустя сотни лет, потом проходит еще одна сотня. Честно говоря, Арама устает считать. И устает выдумывать задания для Джона. Тот со временем становится слишком быстрым, слишком сильным. А потому было ли вообще что-нибудь, чего он мог не сделать?       Арама горько улыбнулся, вспоминая своего двойника. Почему же он был столь счастлив и смиренен? Почему у него получилось преодолеть эту жестокую правду, что сковала их существо? Почему сам Арама не может никак взять себя в руки, дабы наконец принять свое творение, сдаться?       Ах...быть может потому что они альтернативы. И судя по рассказам Джона этот Лололошка, постоянно теряющий память, был не более чем глупцом. Да уж лучше было бы так, нежели то, что имеет он сейчас, ибо Джон навсегда останется невыносим.       Что ж...возможно ему просто крупно не повезло. —Создатель!—Джон появляется неподалеку, тут же по привычке падает на колени и кладет свою голову на его ноги, жмуря глаза точно кот. И ведь вроде со стороны весьма милый, ласковый. Вроде весь такой из себя пушистый и мягкий. Вроде весь из себя такой любящий и заботливый. Но Араме блевать хочется от этой заботы. Он смеряет его безразличным взглядом, тяжело выдыхая. —Ты меня раздражаешь, ублюдок,—устало и изломано говорит он.       Джон же еще более довольно жмурится, трется носом о его коленку и улыбается.       Джон — мазохист. И это еще одна ужасная правда, которую открыл для себя Арама. Потому что сколько бы не шпынял он его, сколько бы не отбрасывал в разные миры, в самые опасные и жестокие, сколько бы не причинял ему боли, тот все так же приходил назад, все так же лип, оплетал конечностями и доверительным шепотом начинал рассказывать о том, что повидал.       Арама никогда не слушал, ему было все еще плевать. До него доносились лишь обрывки фраз.       Но кроме этого Джон был чрезвычайно опекающим. Он бы сказал до тошноты. Ибо будь его воля, тот бы и вовсе запер его в какой-нибудь мирке, где нет никого. Только он и Арама. И это, пожалуй, было бы еще более хреново. Такого бы он точно не вынес. Да вот жаль сдохнуть не может. Он же как никак бог ....к сожалению, боги так просто не подыхают, особенно почему-то в его случае.       Он замечает, как пространство рядом с ним вибрирует, постепенно покрывается бликами и лагами, и облегченно выдыхает. Технические работы. Кто бы мог подумать, что он будет скучать по ним. Только вот как же плохо, что здесь был и его персонаж. Джон поднимает голову, его глаза неожиданно расширяются. —Создатель!—кричит он, пытаясь ухватиться за его растворяющуюся фигуру.       Арама же облегчено выдыхает, мысленно матеря этого ублюдка на последок.       Он оказывается в том же белом пространстве в центре которого уже сидел Рома, опять уставившись в строчку кода. Он бесшумно подходит ближе, присаживаясь рядом, все так же на расстоянии вытянутой руки. —И интересно тебе пялиться туда,—тускло говорит он.       Рома тут же подпрыгивает, испуганно хватаясь за сердце и не менее испуганно смотря на него. Вот же, кто бы мог подумать, что его альтернатива будет таким трусом. —О, а вот и ты! Я уж думал в этот раз, буду один здесь торчать. —Рома широко и ярко улыбается, на его щеках показываются крохотные милые ямочки.       Арама вздыхает. Нда...с того раза они действительно встречались здесь еще несколько раз... И чем больше они встречались, тем больше Арама понимал, что эта его версия не раздражает его столь сильно. Да он доставучий, громкий, слишком улыбчивый и до ужаса трусливый, но тем не менее рядом с ним ему спокойнее. Рядом с ним забывается прошлое, а главное Джон и его ничтожные выходки. —Мне вот правда интересно. Почему же технические работы выбирают именно нас? Или это потому что они начались одновременно в двух реальностях? А покуда мы не из этих реальностей, то нас и затягивает сюда? Но разве это не могло произойти там сто лет назад? Почему именно теперь? Арама жмет плечами ничего не говоря. —Ну ладно, бог с ними с этими работами. Лучше расскажи, как у тебя дела? Мы вот с Ло недавно опять в закулисье побывали, это был такой ужас. Думал, помру от сердечного приступа! —Джона не было рядом целый месяц,—только и говорит он, получая в ответ понимающий ласковый взгляд двойника. —Это...наверное хорошо. Поздравляю тебя!       Арама вновь оглядывает лицо Ромы, смотрит на то, как его глаза искрятся счастьем, как губы складываются в широкую улыбку, такую же тошнотворно яркую. Казалось бы, Рома и вовсе состоял из ненавистного им солнца, но почему-то это солнце не раздражало его. Или же все дело в том, что по сути они один человек, просто из разных реальностей? —Что ж, рано или поздно это должно было случится, —неожиданно раздался еще один высокий...словно бы даже, высокомерный голос.       Они оба вздрогнули и повернулись.       Неподалеку стоял еще один ...клон. Арама поморщился, разглядывая его. С горделиво-выпрямленной спиной, с зачесанными назад волосами, с золотым моноклем на правом глазу,....а что более важно в белоснежном фраке и таких же штанах. К горлу Арамы подступила тошнота. Этот белый костюм он ненавидел также сильно, как и Джона. Уж слишком этот элемент одежды теперь ассоциировался с ним. Фу...аж противно стало. Так, но мы отвлеклись. А еще в одной руке двойника была позолоченная трость.       На лицо же он был....действительно высокомерным ублюдком, уж слишком хитрая рожа у него была. Таких Арама не любил. Что уж говорить, всех кто как-либо напоминал ему Джона он не мог терпеть...правда почему-то исключением был Рома. Сперва он думал, что это все потому что они двойники. Теперь же, глядя на эту новую вариацию себя он ощущал лишь раздражение. —Какая приятная встреча, —воскликнул новый двойник, широко по-лисьи улыбаясь. Он сделал широкий шаг вперед.       Они с Ромой переглянулись, медленно поднимаясь с насиженного места.       Рома отмер первый, неловко улыбнулся и протянул руку: —Эм...ну я Рома, а это Арама,—он кивнул на него.       Двойник не обратил на Араму никакого внимания, взгляд его был прикован только к Роме, что неловко топтался на месте. Уж слишком смущенным он вдруг ощутил себя под столь пристальным взглядом. —Весьма рад, вас наконец увидеть, Ромочка! Роман, к вашим услугам,—он схватил Рому за руку, целуя в костяшки кисти.       Арама поморщился, вот даже повадки как у Джона. Что за мерзость! Господи, за что ему это? Он же вроде не настолько мудаком был в прошлой жизни! —Еще один Рома, замечательно,—пробормотал он.       Роман приподнял бровь, недовольно оглядывая его с ног до головы: —Я был бы признателен, если бы вы, уважаемый, не коверкали мое имя. Роман, именно Роман, не Рома, не Ромочка, а Роман. Надеюсь ваш небольшой мозг, способен уяснить эту несложную информацию,—он презрительно скривился, отворачиваясь вновь к замершему Роме,—как давно я мечтал увидеть свой оригинал! Как жаль, что первым вы, дорогой мой Рома, встретились с этим невежей, но ничего. Лучше поздно, чем никогда. —Эм...простите...вы сказали Оригинал? — неуверенно произнес Рома.       Арама тоже напрягся, глядя на них исподлобья.       Роман хищно улыбнулся, все еще не отпуская руки Ромы: —Конечно, ведь благодаря вам, появились все остальные ваши вариации. Ведь всякая жизнь начинает с появления одного звена. Ну что же это я, где мои манеры. Прошу, пройдемте поговорим к столу, я был бы признателен, если бы вы ответили на пару моих вопросов.       Арама не успел подумать о каком таком столе идет речь, как недалеко от них, буквально в двух шагах появился круглый стол, с такой же белоснежной скатертью и синими розами в вазе по центру. Что важно, стульев было все-таки три. И на этом спасибо.       Арама прищурился, наблюдая как галантно Роман отодвигает для Ромы стул, помогая усесться. Как сам Рома неловко и непонимающе глянул на Араму.       Что ж...жизнь никого из них, кроме самого Романа, явно не готовила к этой встрече.       И Арама очень надеется, что дальнейших посиделок с клонами не случится. Рому он еще может вынести, но вот остальных...это уже слишком.       Возможно после этих посиделок ему нужно будет выблеваться, ибо сбежав от Джона он не думал, что окажется в компании своей версии так похожей на свое же создание. И где, простите, в этом мире милосердие?       Только вот было что-то нечистое в Романе, словно бы даже опасное, заставляющее вжать голову в плечи от напряжение. Ибо аура у него была пропитана кровью, гарью от пожара и тяжелым густым ощущением величия. Эта их версия не так проста. И она, соврешенно точно, не могла понравиться Араме.