Код "Эпсилон"

У человека нет права вершить суд над другими.

      Рассветные лучи проникали сквозь зашторенные окна, прохладный ветерок задувал в приоткрытую форточку, заставляя Дилана сильнее кутаться в плед. С разгаром весны дни стали длиннее, ночи — короче, поэтому в столь раннее время солнце уже вовсю сияло над Хэнфортом. Небо было совершенно ясное, лишь редкие пушистые облака, подгоняемые ветром, плыли куда-то вдаль. Дилан прислушался. Если не считать посапывания его соседа Энди, вокруг стояла абсолютная тишина: мир все еще спал. И до начала его пробуждения осталось совсем немного времени.       Дилан зевнул и вновь надел на голову наушники, включая на ноутбуке заслушенный до дыр плейлист. Цифры в углу экрана показывали 4:52, а значит у него осталось всего три часа и восемь минут до момента, когда Карл ворвется в их комнату и скажет, что пора ехать в университет. Это был его ежедневный ритуал, которому Карл строго следовал несмотря ни на что. Иногда Дилан порывался пожаловаться управляющему и попросить переселить его в другой блок, но каждый раз останавливался у двери с поднятым кулаком, секунды назад готовым постучать в дверь. Все же, Карл считает Дилана своим другом — наверное, поступать подобным образом по отношению к нему неправильно.       За окном щебетали птицы. Дилан слышал их чириканье даже сквозь наушники: музыка играла не так громко, чтобы перебить звуки просыпающейся природы. Люди считают рассветы чем-то прекрасным, может, в каких-то аспектах они и правы: свет — основа жизни, он дает энергию, заставляет ростки подниматься над землей, побуждает цветы распускаться и освобождает все живое от оков сна. А вот Дилан не любил солнце: слишком яркое, слишком жаркое, слишком долго оно плывет по небосклону в весенние и летние дни.       И в то же время весну он любил. С ее майскими грозами, с сильными дождями, с ее цветочными ароматами и благоухающей зеленью. Весна пробуждает чувства, дарит людям ощущение приближающегося лета, наполняет энергией и готовностью сворачивать горы.       Пальцы Дилана блуждали по клавиатуре, на темном экране с каждой секундой возникали все новые и новые строки кода. По его расчетам сегодняшняя ночь должна была запустить программу, но до финального ответа все еще было далеко. С ходу написать идеальный код без ошибок практически невозможно — Дилан давно узнал это на собственной практике, но в этот раз… В этот раз у него была всего одна попытка, чтобы добиться своего. Это игра, к которой Дилан готовился несколько лет, ходы в которой он просчитал наперед задолго до того, как указательный палец правой руки нажал клавишу “Enter”. Но, даже несмотря на это, где-то в глубине своего тела он ощущал смутное чувство тревоги. А может, даже сладкое чувство предвкушения — никогда не знаешь, насколько верно программа расценивает внутренние сигналы.       Дилан прикрыл глаза. Свинцовая усталость разливалась по телу, и он с сожалением прикусил губу. Пусть Дилан и знал, что лишать свой организм сна — скверный путь, по-другому он поступить не мог. Жить, с заботой о себе или же изнурять себя бессонными ночами — у него никогда не было этого выбора. Все давным-давно было решено, и Дилану оставалось лишь следовать заранее установленным правилам — только так он способен прорубить путь к своей победе.       Только так он способен наконец дать себе возможность жить.       Энди заворочался на кровати и нехотя приоткрыл глаза. Бросив на Дилана угрюмый взгляд, отвернулся к стене и плотнее укутался в одеяло. Его сосед — персональная головная боль Дилана, без него его студенческая жизнь была бы в разы проще. Пустые бутылки из-под газировки, банки с энергетиками и упаковки чипсов, валяющиеся на полу — естественная среда обитания Энди. И за полгода жизни с ним Дилан так и не смог одолеть бытовую инвалидность своего соседа — бороться с ним было так же бесполезно, как и с гиперопекой Карла.       В общем зале, служившем так же кухней, загремела посуда — Брэндон, вернувшись с утренней пробежки, начал готовить себе завтрак. Совсем скоро встанут и другие жители блока номер восемь, ознаменовав тем самым начало нового дня, такого же, как и все предыдущие. Мир живет по параметрам и переменным, и последних, к сожалению, существует не так много, как того хотелось бы. Все процессы, какие только способен обработать человеческий мозг, описываются уравнениями. Иногда простыми, иногда сложными. Дилан был уверен, что решить можно абсолютно каждое уравнение, стоит только глянуть на него под другим углом.       И Хэнфорт был для него всего лишь математической зависимостью. Числа и буквы, операции умножения, сложения, извлечения квадратного корня — в этом городе все было строго предопределено, все описывалось простыми математическими моделями. Начнется новый день — запустится по-новой столь надоевший алгоритм, а ночью он замкнется в цикл. Хэнфорт — это блядский день сурка, ловушка, из которой нет выхода.       Жить в Хэнфорте — это как писать программный код. Какова бы ни была конечная цель — все строки алгоритма повторяют друг друга, все одинаково, все столь картонно. До тошноты. Дилан знал, что через три минуты Энди достанет из-под подушки смартфон, откроет какой-нибудь короткий видеоролик про футбол, начнет громко ржать. Через десять минут у Брэндона на кухне подгорит тост, и его громкое “Блядь!” разбудит Тайлера и Карла. Только Чед, вернувшийся домой всего два часа назад, будет мирно спать в своей комнате. Он встанет позже всех, в 7:32, его будильник прозвенит трижды, начиная с 7:25.       Хэнфорт — дыра, каких поискать, и иногда Дилану казалось, что во всем мегаполисе только он один понимает это. Впрочем, наверняка так оно и было. Здесь всюду царит ложь, в темных переулках средь теней пляшет фальш, среди ярких огней в центре города, среди неоновых вывесок, рекламных билбордов и устремляющихся ввысь небоскребов можно отыскать маленькие и незаметные глазу детали. Детали, на которые никто и никогда не обратит внимания, если в них не тыкнуть пальцем напрямую. А вот Дилан обратил. И с тех пор вся его жизнь потеряла все краски.       Дилан потянулся. Глянул на свое отражение в экране телефона: синяки под глазами отчетливо виднелись на бледном лице, тонкие губы сжаты в линию. Кровь застучала в висках, тупая боль охватила затылок — сигнал об истощении организма. Дилан усмехнулся: он всегда находил устройство своего тела забавным. Иногда ему хотелось отключить все свои датчики, чтобы избавиться от глупых условностей, перестать ощущать колебания температуры, боль, чувство голода, но в то же время глубоко внутри него жило понимание одного: в этом случае Дилана ждет бесславный финал.       А тем временем близился конец третьего года обучения — защита курсовой работы, консультации перед экзаменами, сдача самих экзаменов… Карл от всего этого стал совершенно невыносим: обставил свою кровать башнями из книг, превратил общую комнату в лекционную аудиторию, по сотне раз за день спрашивал у своих соседей лишь одно: “Учитесь?”       Тяжело, порой, ощущать теплые солнечные лучи и воспринимать зрительными анализаторами яркую синеву далекого неба, понимая, что следующий месяц пройдет средь учебников и конспектов лекций. Мерзкое чувство, будто ты — птица в клетке, чья судьба — вечность смотреть в проемы между металлическими прутьями на большой открытый мир вокруг. Бесполезно долбиться клювом о решетку, метаться из стороны в сторону и вопить во все горло — это приведет только к травмам и бессилию. Иногда и Хэнфорт казался Дилану клеткой. Да, просторной, со всеми удобствами, но все же клеткой.       — Блядь! — выругался Брэндон, и из кухни раздался шум шипящего на сковороде масла. Спустя всего несколько секунд скрипнула дверь, и что-то недовольно пробурчал Тайлер. Всего за пару минут тишина развеялась, и Дилан недовольно поднялся с кровати. Кошка Абилка мгновенно спрыгнула с игрового кресла и, довольно мурча, потерлась об его ноги.       — Когда-нибудь я все же добьюсь того, чтобы это недоразумение вышвырнули из общаги, — подал голос Энди, откидывая одеяло в сторону. Дилан глянул на него исподлобья и промолчал: бесполезно разговаривать с теми, кто не умеет ни слушать, ни уважать других. Зато Энди умел отвращать от себя людей и выбешивать Дилана одним своим присутствием.       — Что на этот раз тебя в ней не устроило?       — Она своим мурчанием меня раздражает. Бесполезный кусок дерьма, она только жрет и разбрасывает по комнате шерсть, — Энди закатил глаза и поднялся с кровати, — у меня на нее аллергия.       Жизнь без соседа в комнате была намного проще. Не было гор мусора на прикроватных тумбочках и возле кроватных ножек, не было надоедливого шума футбольных матчей и вечного запаха дешевого дезодоранта, которым пользовался Энди. Дилан почти скучал по тем временам, когда в блоке жили всего четыре человека: он, Тайлер, Брэндон и Карл. “Почти” — потому что даже с этими тремя Дилан никогда не находил поводов находить общий язык.       Когда пытаешься разрушить стены карточного домика, любые связи лишь тянут тебя на дно, и Дилан понимал это, как никто другой. В его игре нет места ни чувствам, ни привязанностям, ни близости. Поэтому его соседи по блоку всегда были лишь декорациями, окружением, которое он воспринимал, как данность, но, когда появились Чед и Энди, этот маленький пузырь спокойствия лопнул: громко, словно взрыв атомной бомбы. Эта вечная суета… Вечные крики и споры, ругань, доносящаяся из общей комнаты и полное отсутствие личного пространства — все это превратило жизнь Дилана в сущий кошмар. И все это стало серьезной проблемой для его планов.       — Дилан, ты уже встал? — в дверном проеме появилась кудрявая голова Карла, и он, неловко улыбаясь, помахал ему рукой.       Дилан украдкой бросил взгляд на часы: 7:45.       — У меня еще есть законные пятнадцать минут, — отстраненно ответил Дилан.       — Да-да, прости, просто я… Мы с Чедом подумали и решили, что нам всем нужен небольшой перерыв. Я знаю, как ты занят! Вечно сидишь, учишься, но ведь отдыхать тоже важно! Поэтому я хочу позвать тебя сходить сегодня после пар в “Оазис”. Поболтаем, отвлечемся, Брэндон с Тайлером, если что, уже согласились.       — Нет.       Дилан ответил, даже не задумываясь. У него не было времени на глупые попытки сблизиться с соседями, особенно в нынешние дни, когда Хэнфорт медленно, но верно становился шахматным полем. Фигуры на доске уже расставлены, и рано или поздно у Дилана обязательно появится противник, и ему нужно быть готовым к встрече с ним.       — Ладно… Я подумал, что тебе захочется попробовать их новое летнее меню, к тому же, я угощаю. Да и в походе нам, вроде, было весело…       — В походе? — переспросил Дилан, — ты про тот поход, где меня покусали комары, Тайлер с Брэндоном напились и разгромили мою палатку, а ночью пошел дождь и я слег с простудой? Действительно, очень весело.       — Ты же знаешь, что я не одобряю распитие спиртных напитков! — Карл насупился и сложил руки на груди. — Ты пойми, Дилан, я просто беспокоюсь о тебе. Ты столько времени проводишь за ноутбуком, столько сил тратишь на работу и учебу. Я же не прошу тебя поболтать с нами, ты бы мог просто… Погулять и проветриться. К тому же, сегодня весь день тепло и солнечно, дожди наконец закончились!       Дилан открыл было рот, чтобы сказать “нет”, но остановился. Отказ сейчас может пошатнуть эмоциональную стабильность Карла: тот и без того тратит слишком много сил на заботу и попытки сблизиться с Диланом. И если не отвязаться от него сейчас, Карл станет все чаще вмешиваться в его дела, приходить к нему в комнату, а может вообще начнет следить за каждым его шагом. Последнее, чего Дилану нужно сейчас — привлекать к себе внимание.       — Ладно, — закатил глаза Дилан, — но я иду только ради того, чтобы попробовать сезонное меню. И я сразу же уйду, как только на моей тарелке закончится еда, понял? Никаких кинотеатров и прогулок по парку.       Карл просиял и энергично закивал головой, после чего поспешно захлопнул дверь. Дилан выдохнул и, запихнув ноутбук в рюкзак, вышел из комнаты. Брэндон с Тайлером, сидя на диване, вполуха слушали Чеда, увлеченно размахивающего руками. Удивительным образом эти трое смогли поладить, несмотря на совершенно разные сферы интересов. Чеду дали место в общежитии в середине учебного года, и изначально отношение у всех к нему было, мягко говоря, настороженное и недружелюбное. Да и сам Чед, пусть и старался находить общий язык, боялся рассказывать что-то о себе, стесняясь своего положения. Однако сейчас к нему все привыкли, чего нельзя сказать об Энди. Дилан даже сомневался, что Карл предлагал тому сходить вечером всем вместе погулять.       — А он мне говорит: “Расслабьтесь, юноша, мне плевать, как вы проводите время за барной стойкой — я не при исполнении”. А у меня и пульс подскочил, и коленки задрожали, а этот чудик еще один коктейль попросил! Выпил столько, сколько я за год не выпиваю, а такие детали замечал. Как вообще с такими копами в Хэнфорте умудряются красть деньги из карманов?       — Ты про кого рассказываешь? — Дилан без интереса встрял в разговор, доставая из холодильника вчерашний сэндвич.       — А? Да на работе посетитель попался криповый. Сидел тихо полвечера, пил свои коктейли, а потом начал говорить мне всякое! Угадал, что я животновод, что рос в деревне и что с работой у меня напряг. Оказался копом, вскрыл, что я… Ну, выпиваю на рабочем месте, а я даже отмазку придумать не успел. Только испугаться.       — Так а дальше-то что? — спросил Брэндон.       — В бар ворвался его коллега и куда-то увез. В Ривервилль, наверное, там опять какой-то суицидник. Пресса с утра уже там торчит, вся новостная лента только об этом. Кто-то уже строит теории заговора и все в таком духе, мол, не сами по себе люди выпиливаются.       — А он не сказал тебе своего имени? — спросил Дилан, понимая, что подобный вопрос звучит крайне странно со стороны. Удивительным образом так совпало, что расследованием самоубийства занялся именно тот полицейский, с которым Чед встретился в баре — есть ниточка. И эта тоненькая ниточка вполне может сыграть свою роль.       — Харрис… Дейв, кажется, он только в конце разговора представился, а потом сразу слинял. Ну и работа у него, конечно: в выходной, пьяного вдрызг, глубокой ночью! И все равно вызвали!       Дейв Харрис… Дилан схватился за подбородок и в любопытстве склонил голову. По всей видимости Харрис был важной шишкой в полиции, раз его присутствие на месте преступления было обязательно. Более того, судя по обрывистому рассказу Чеда, он крайне внимательно относится к мелким деталям и по крупицам выстраивает цельную картину; возможно, поэтому он и является столь ценным сотрудником. Впрочем, делать выводы о его умственных способностях по такой ненадежной информации глупо.       Но если все же Дейв окажется достаточно умен, чтобы прийти к несложным умозаключениям касательно смерти Николаса Вейна, вполне возможно, что он станет весьма ценной фигурой на доске, а может и вовсе тем самым призрачным соперником. В таком случае любая информация о нем может сыграть Дилану на руку.       — Все готовы? — прервал его размышления Карл и распахнул дверь, жестом приглашая всех выйти в очередной учебный день.       Университет “Лаки Чармс” — чуть ли не единственное место на планете, в котором побывал Дилан. И, расскажи ему кто-нибудь об этом в начале первого курса, его бы хватил приступ смеха: надо же, какая чушь! Но сейчас это была по-настоящему горькая правда. Все те лица, все те места, что живут в недрах его памяти — лишь фикция. Ложь, придуманная кем-то другим и загруженная на его жесткий диск. И стены университета, в котором он отучился почти три года, ныне казались наспех выстроенной тюрьмой. Иногда Дилан, сидя на скучных парах, представлял себя героем шоу, пляшущей на сцене марионеткой, за судьбой которой следят сотни жаждущих зрелищ глаз. Шарнирной куклой, управляемой кем-то из тени, созданной кем-то неизвестным лишь ради того, чтобы люди из плоти и крови могли наслаждаться его страданиями. И страданиями тысяч и тысяч других таких же кукол, как он.       Вот только в страданиях своих Дилан всегда был и будет одинок. И в своей борьбе он будет вечно бороться, не чувствуя за своей спиной ни поддержки, ни опоры, ничего. Блуждать во тьме, раз за разом вершить судьбы других в надежде однажды проснуться солнечным днем и увидеть за окном не прутья золотой клетки, а нечто иное. Нечто, что зовется “свободой”.       Но суждено ли его мечтам сбыться?              Четыре случая самоубийства, невидимыми нитями связанные между собой. Везде отравление цианидом, везде — отсутствие отпечатков пальцев и образцов ДНК, свидетельствующих о присутствии посторонних лиц. И лишь в одном случае странное сочетание двух способов самоубийства намекает на то, что все эти четыре дела не так просты, какими кажутся на первый взгляд.       Стефани Краун — воспитательница в детском саду на Азуре. Найдена в своем доме пятнадцатого апреля в 20:41. Соседи пожаловались на неприятный гнилостный запах, исходящий из ее квартиры. Полиция обнаружила на месте тело с трупными пятнами вишневого цвета, вскрытие подтвердило наличие цианидов в крови. Рядом с телом мисс Краун также обнаружили записку, в которой она сожалеет о совершенном ею преступлении. Дейв внимательно вчитывался в строки ее прощального письма, но уловить зерно здравого смысла в нем едва ли представлялось возможным. Отрывочные фразы, смутные намеки, высохшие капли слез и чернильные разводы — во всем этом Дейв не находил никакой полезной информации. Стефани одинока, своих детей у нее не было, и работа в детском саду стала единственной ее отдушиной, ради которой она вставала по утрам и засыпала по ночам. Дейву казалось странным, что такой человек, как она, решила наложить на себя руки: все знакомые, кроме коллег, отзывались о ней исключительно хорошо, да и дети в саду ее очень любили. Больше, чем остальных воспитательниц. Впрочем, самые темные мысли преследуют людей с веселой маской на лице, верно?       Второй мертвец — Джет Беринг, уличный музыкант, часто ошивающийся в городском парке, где, впрочем, и был найден с теми же самыми трупными пятнами вишневого цвета. Сразу же можно было отсеять идеи просмотреть записи с камер наблюдения — тело Джета было найдено в слепой зоне, в самой отдаленной части парка. Существовала и вторая причина: записи с камер автоматически удаляются в течение двух недель, а с момента смерти Беринга прошло уже три. Нашли его тело его фанаты, когда в назначенное время и в назначенном месте Джет не появился на своем концерте. Умер он семнадцатого апреля, что примечательно, днем. При себе обнаружена смятая записка, в которой Беринг винил себя за обман и мошенничество.       Третий — Адам Вельт, экоактивист, часто сотрудничающий с волонтерским центром “Счастье”. Найден двадцать пятого апреля утром в своей квартире. Ни следов взлома, ни отпечатков — все, как обычно, и предсмертная записка рядом с телом. Вопреки ожиданиям Дейва, в ней Адам Вельт не винил себя, не просил ни у кого прощения, лишь сокрушался, что после своей смерти его ждут только адские муки и страдания.       С последним делом Дейв был знаком не на бумаге — Николас Вейн, дом в Ривервилле, двойной способ самоубийства и сомнительные мотивы. Как и ожидалось, утром пришли результаты экспертизы — следов посторонней ДНК в доме не обнаружено, отпечатков тоже, почерк в письмах и предсмертной записке совпадает на девяносто девять и девять десятых процента. Причин возбуждать уголовное дело у Солуса и полиции не было: улики, позволяющие сомневаться в отсутствии убийцы, можно было считать лишь косвенными. А значит, как и предполагалось, Дейву придется вести расследование в одиночку, не имея никаких зацепок и следов.       Дейв щелкнул зажигалкой и поднес к пляшущему огоньку сигарету. В следующую секунду дым заструился в легкие, проходя через трахею, доходя по бронхам и бронхиолам до альвеол. Проходя через слизистые оболочки, никотин попал в кровь, и всего через восемь секунд оказался в головном мозге. Дейв знал, как действует никотин. Его главная мишень — ацетилхолиновые рецепторы. Оказываясь в организме, никотин имитирует нейромедиаторы, как результат — выброс адреналина и повышение активности. Побочным эффектом является выброс дофамина, а это уже приводит к формированию зависимости. Забавно. Мозг — удивительная вещь, способная управлять организмом непроизвольно, он делает все, что ему только вздумается. И выброс дофамина заставляет мозг считать, что никотин — это удовольствие, запоминая, как ему было хорошо в моменте. И пока дым струится в легких Дейва, мозг удовлетворен. Ему нравится. Нравится, что Дейв в очередной раз себя разрушает.       Дейв откинулся на спинку стула, выдыхая очередную струю дыма. Многие детективные фильмы изображают следователей, как вечно разбитых, угрюмых и депрессивных людей, единственный смысл в жизни которых — погоня за адреналином. Гонка с собственной жизнью и попытки прыгнуть выше собственной головы в поисках момента, когда все же дрогнет рука, держащая пистолет у виска, когда каменная скала под подошвами не выдержит веса и рухнет вниз, в открытый океан, унося тело куда-то далеко за горизонт. Туда, где само понятие “жизнь” — всего лишь метафора, иллюзия, обман.       Следователи в кинофильмах — ублюдки, которые не ценят жизнь. И пусть Дейв с пренебрежением относился к подобным тропам, в глубине души он понимал: он такой же. Такой же ублюдок, плевать готовый на свой организм, на людей вокруг себя и на то, что в обществе считается нормой. Может, это шкура детектива сделала его таким? Ему не хватает только пробковой доски на стене и шляпы с широкими полями, чтобы строить из себя загадочного гениального следователя, разрушающего себя и все вокруг. А может, будь он захудалым офисным клерком, день ото дня клацающим по клавишам клавиатуры в душном помещении на девятнадцатом этаже, его отношение к жизни было бы иным? Может, если бы его окружали только безликие и безэмоциональные люди, он бы тоже смог превратиться всего лишь в бесхарактерную массу с нарисованной ухмылкой до ушей? И может… Тогда бы его жизнь была проще?       — Какой же бред… — выдохнул Дейв, прогоняя остатки дыма из легких. Телефон на столе неожиданно завибрировал, экран вспыхнул, отображая улыбающееся лицо Ричарда. Дейв нахмурился: парень редко когда ему звонил, а с приятными новостями вообще никогда, и от сегодняшнего звонка ожидать чего-то хорошего явно не стоило.       — Ричи! Как жизнь? — наигранно весело протянул Дейв, затушив окурок. Дразнить Ричарда — одно из немногих развлечений, что были у Харриса. Ему нравилось делать вид, будто они с ним были закадычными приятелями, хотя на самом деле в их отношениях сквозил лишь холод. Ричард недолюбливал Дейва. По разным причинам: ему не нравилось, что многие в отделении считают его чуть ли не величайшим детективом, что Харрис наплевательски относится к жизни, что ему все дается с завидной легкостью, а Ричарду приходится из кожи вон лезть, чтобы заслужить хоть какое-то признание со стороны коллег или родителей. А может, причины для ненависти у него были совершенно другие, но Дейву, откровенно говоря, было плевать. Смысла водить дружбу с этим ребенком он не видел.       — Привет… Дейв. Жизнь нормально… — рассеянно ответил Ричард. В его голосе звучали нотки неуверенности и легкая грусть, что, мягко говоря, юноше было не свойственно. — Слушай, неудобно говорить по телефону, может… Встретимся в каком-нибудь кафе?       — У меня много дел, не думаю, что получится найти время, — мгновенно ответил Дейв и отнял телефон от уха, готовясь повесить трубку. Времени и правда на подобные встречи у него не было. Глядя на ворох бумаг перед собой и прокручивая в своей голове каждый отдельный случай самоубийства, сердце у Дейва в груди совершало кульбит. Нет никаких зацепок, никаких идей, ниточек, за которые можно было бы ухватиться, чтобы распутать клубок. В такой ситуации позволить себе отойти от дела Дейв никак не мог, тем более ради Ричарда.       — Подожди! — произнес Ричи, будто почувствовав, что его собираются сбросить. — Ладно, по телефону так по телефону.       Он выдохнул, собираясь с мыслями. На самом деле Дейв мог найти в своем сердце капельку сочувствия к нему: иногда требуется большая сила воли и храбрость, чтобы поступиться своими принципами и попытаться установить контакт с объектом своей ненависти. Вот только облегчать его страдания Харрис не собирался: пусть чувствует себя настолько некомфортно и разбито, насколько это вообще возможно. В такие моменты человек максимально уязвим, и это можно использовать в своих корыстных целях.       — Я знаю, что Солус велел тебе разобраться с “суицидниками”, — в голосе Ричарда прозвучали нотки обиды и последнее слово он произнес с явной издевкой, — но это нечестно, Дейв! Я должен был вести расследование, это я первым заподозрил наличие человека “Х” в этом деле!       — Человека “Х”? — Дейв свел брови к переносице и почувствовал, как дернулся уголок его губы.       — Убийцы! И это я вызвал Солуса на место преступления, блин! Я заинтересовал его в деле, а он с чего-то вдруг решил подключить тебя! — в голосе Ричарда уже вовсю сквозила нескрываемая обида, и он перешел на крик.       Дейв вновь усмехнулся. Когда последний раз хэнфортская полиция имела дело с убийцами? Месяц назад? Два? Не важно. Вся суть заключалась лишь в том, что в Хэнфорте все корчат из себя счастливых и довольных жизнью людей, от того-то здесь и столь низкий индекс преступности. Любое нарушение закона — скандал, вопиющее безобразие, а убийство! Да еще и с претензией на серийность — просто подарок (в самом худшем проявлении этого слова). И доверять расследование такого громкого дела человеку, который все делает лишь по указке родителей, — пожалуй, еще более страшное преступление.       — Труман, не устраивай сцен. И лгать мне тоже не стоит. Тебе абсолютно плевать на убитых и на личность человека “Х” — ты просто хочешь доказать своим родителям, что уже давно не ребенок. Что ты в праве делать то, что тебе вздумается, что ты достаточно зрел для того, чтобы быть независимым и решать, что для тебя лучше, а что нет. Вот только знаешь что? Мне плевать на твои эгоистичные желания и на твои крики. Можешь жаловаться кому угодно и плакать, сколько тебе влезет, — дело я тебе не передам. Я ясно выражаюсь?       Ричард замолчал. Из динамика доносилось только его едва слышное сопение и рваное дыхание, будто он пытался собраться с мыслями или же побороть гнев. Дейв терпеливо ждал от него хоть какого-то ответа, чтобы с чувством выполненного долга сбросить звонок.       — А может… Может, мы оба будем вместе вести расследование, а? Ты же любишь корчить из себя Шерлока — вот я и буду твоим доктором Ватсоном. Ходить за тобой хвостиком, восхищаться твоей проницательностью и все в таком духе, — Ричард язвил, но в то же время в его интонациях читалась надежда, будто он тонул и старался ухватиться за единственную спасительную соломинку, не подорвав при этом своего самолюбия. — Все лавры в поимке человека “Х” достанутся тебе, а я просто скажу родителям, что это дело мы раскрыли вместе, действуя четко и слаженно. Победишь и ты, и я. Что скажешь?       Если бы у Дейва было время на размышления, он бы непременно отказал. Последнее, чего бы ему хотелось — удовлетворять свое собственное эго подобным образом. Ричарда от унизительных просьб разделяла всего лишь пара минут, но даже этого времени у Дейва не было — через час детский сад, в котором работала Стефани Краун, закроется, и у него не останется никакого шанса допросить ее коллег или знакомых с целью получения чуть большей информации. А значит, оставалось только одно.       — Приезжай на Азур, думаю, догадываешься, куда конкретно. У тебя ровно пятнадцать минут, и если ты не окажешься на месте вовремя — прощайте родительские улыбки и гордость за сына. Понял?       — Понял, босс, — съязвил Ричард, но, даже не видя его лица, Дейв чувствовал, что тот улыбался. Из динамика раздались гудки, и полупустую квартиру Харриса вновь окутала тишина.              — Значит, Стефани собиралась уйти в “Йеллоукрик” незадолго до своей смерти, так? Не называла никаких причин? — Дейв держал в руках блокнот с ручкой, корявым почерком записывая показания одной из воспитательниц детского сада. Из соседней комнаты доносились крики детей, визги и топот маленьких ножек по деревянному полу, раз в несколько минут в коридоре появлялись родители, пришедшие за своими чадами. Дейв то и дело морщился от стоящего вокруг шума: работать в таких условиях — то еще мучение. Ричард стоял неподалеку, прислонившись к стене, его взгляд блуждал от одного предмета интерьера к другому, и вся его поза буквально кричала о том, насколько же Труману было скучно.       — Нет, — девушка, с которой вел диалог Дейв, пожала плечами. Удивительно, но в диалоге с полицейским она не ощущала никакого дискомфорта, отвечала четко и по делу, словно давала показания уже несколько сотен раз за свою жизнь. Дейву, впрочем, это было только на руку. — Мы с моими коллегами, так сказать, считаем, что ей просто предложили зарплату побольше. Вообще-то, ей часто приходили письма от руководства Йеллоукрика, но она долгое время отказывалась. Говорила, что ей нет ничего дороже своих детей, и ни за какие деньги она не продаст возможность проводить с ними время. Как же! Лицемерка поганая.       — Попрошу без оскорблений, — лениво протянул Дейв, листая блокнот. Несмотря на то, что он шел сюда без всяких надежд получить хоть какую-то ценную информацию, ее абсолютное отсутствие все равно ввергало его в уныние. Менее чем за час Дейв опросил трех знакомых Стефани Краун, и все как один рассказывали лишь общие факты.       — Прошу прощения. Знаете, пусть я и не очень любила Стефани, для нас всех ее уход все равно большая трагедия, неожиданная, должна сказать. Она так усердно работала в последние дни, редко когда бывала дома, и при всем при этом готовилась к переезду.       — Переезду? — Дейв поднял одну бровь и вопросительно посмотрел девушке в лицо.       — Да, вместе с новым местом работы ей выделили новую квартиру. Везет же суке! Ой, простите, вырвалось, — на лице у девушки не отразилось ни тени сожаления. — Я просто к тому, что не справлялась она. Мужика у нее не было, все бегала и искала, кто бы ей коробки в новую квартиру перевез.       — Нашла?       — Понятия не имею, — фыркнула девушка, — она во время переезда прекратила приходить на работу. Думали, занята перевозкой вещей, а оно вон как оказалось. Ужасно, ужасно!       Дейв скривился. Разговор с воспитательницей переходил в неприятное русло, ее речь сквозила ядом, который она с переменным успехом скрывала за фальшивой скорбью. Впрочем, за несколько лет работы детективом Дейв успел понять одну интересную вещь: больше всех лицемеров ненавидят лицемеры.       — Ладно, последний вопрос: есть ли в прошлом Стефани что-то, за что она себя винила? Может мелкая кража, или она, не знаю, сбила кого-нибудь на автомобиле? — Дейв отчаянно пытался нащупать ту самую ниточку в запутанном клубке, найти как можно больше связей между четырьмя смертями в надежде разгадать мотивы человека “Х”.       — Ничего такого не припоминаю, — пожала плечами девушка, — да уж кому, как не вам, знать о том, кто и какие преступления совершает. Хотя… Не знаю, винила ли она себя или нет, но в последний месяц своей жизни она стала сама не своя. Вечно всем хамила, грубила, обращалась с нами, как с мусором, да и с детьми вела себя отстраненно. Вот вам и ее любовь! Как только предложили зарплату побольше, да квартиру в более удобном месте, так сразу наши дети ей стали не нужны.       Дейв разочарованно выдохнул. С делом Краун все складывалось крайне печально: слишком много загадок, много странных моментов, остававшихся непонятными. Какие ниточки связывают ее смерть со смертью Вейна? Почему она стала жертвой человека “Х”? А может быть, она действительно просто покончила с собой, и нет в ее деле никакого загадочного убийцы?       Девушка, почувствовав, что разговор окончен, мгновенно скрылась за углом коридора. Дейв вновь мрачным взглядом пробежался по своим записям: кое-что полезное из этого диалога все же удалось извлечь. Стефани Краун перед своей смертью вела себя крайне странно и готовилась к переезду, для которого ей явно нужна была помощь. Может, кого-то найти ей все же удалось? Если это действительно так… Существовала крайне маленькая вероятность, что этот загадочный помощник и являлся человеком “Х”.       — Бесполезный визит, — зевнул Ричард, подойдя к Дейву и лениво заглянув в его блокнот, — дамочку явно грохнули от балды. Маньяки ж они такие! Кого захотели, того и убили.       Дейв ничего не сказал и пошел к выходу на улицу, доставая на ходу из кармана сигарету. Ричард недовольно закатил глаза и пошел следом за ним, разминая на ходу затекшие плечи. Оказавшись на улице, Дейв моментально закурил, продолжая прокручивать в голове всю имеющуюся на данный момент информацию.       — Ричард, ты знаком с профилированием? — произнес он спустя несколько минут. — Это метод в криминалистике, который позволяет охарактеризовать подозреваемого с учетом его индивидуальных особенностей совершения преступления.       — Я не тупой, Харрис. И что ты хочешь мне этим сказать?       — Когда я осматривал дом Вейна, я подумал, что убийца был крайне небрежен, пусть и не оставил практически никаких следов присутствия. Но сейчас я считаю, что все не так очевидно: первые три преступления человека “Х” практически идеальные. В них нет бредовых записок, все написано расплывчато и мутно, тогда как в случае Вейна есть четкие детали и причины для самоубийства.       — И что с того? — сложил руки на груди Ричард, — Это нам никак не помогает.       — Вообще-то… — Дейв выбросил окурок в мусорное ведро и пошагал в сторону центра, — я начинаю думать, что убийство Вейна было совершено ради какой-то цели, тогда как первые три случая были, скажем, для разогрева. Между убийством Вельта и Николаса был самый большой промежуток времени — более двух недель, но почему?       — Человек “Х” готовился к делу? — пожал плечами Ричард, на что Дейв покачал головой.       — Записки — ключ ко всему, Ричард. Они нужны, чтобы ввести полицию в заблуждение, заставить поверить, что люди сами себя убивают по тем или иным причинам. Поэтому они должны быть идеальными, как в случае Краун, Беринга и Вельта. В них нет имен, нет деталей жизни, они пустышки! Бесполезные куски бумаги, но именно это и делает их идеальными. Заставляют думать, что убитые находились в такой степени отчаяния, что уже не видели смысла ни в жизни, ни в здравых рассуждениях. Почему же тогда записка Вейна составлена так, чтобы вызывать у полиции сомнения в ее правдивости?       Ричард ничего не ответил и погрузился в размышления. У Дейва же в голове продолжали крутиться шестеренки: и без того запутанный клубок становился еще запутаннее, несмотря на то, что человек “Х” постепенно обретал силуэт, и теперь Харрис понимал, что убийца оказался гораздо хитрее, чем он предполагал. И сейчас в голове детектива крутилась безумная мысль, которая окончательно перетасовывала имеющуюся на руках Дейва колоду карт.       Человек “Х” хотел, чтобы полиция узнала о его существовании.       Часы в углу экрана смартфона показывали ровно 15:30. К этому времени город максимально оживал; рабочий день подходил к концу, учебное время у студентов дневного отделения уже прошло, и те гуляли по центру, наслаждаясь последними днями свободы перед сессией. Дейв, погруженный в свои размышления, бесцельно шел вниз по улице, изредка отвлекаясь на гудение автомобилей в пробке. Днем Хэнфорт казался поистине безобидным, но все это было лишь иллюзией. Ночью, когда жители Гнезда вновь начнут собираться вокруг костра в попытках согреться, когда сгустится тьма и мрачные заводы где-то далеко в конце улицы начнут казаться уродливым рудиментом счастливой жизни, все встанет на круги своя, и город наконец покажет свое истинное обличие. Обличие, которое под покровом ночи никто и не заметит.       — Куда ты идешь? — подал голос Ричард.       — В “Оазис”, — ответил Дейв, — если не хочешь есть, можешь ехать в участок или по своим делам. Мне все равно.       Ричард насупился и сложил руки на груди.       — Не делай вид, что у тебя нет никаких идей или планов. Я же вижу, что ты о чем-то думаешь, так расскажи! Мы ж напарники теперь, — произнес он.       — Если хочешь считать себя моим “напарником”, — язвительно ответил Дейв, — то делай что-нибудь полезное, а не капай мне на мозги. Едь, не знаю, в дом Вельта, например. Узнай, чем он занимался в последние дни своей жизни, — все, что угодно, только начни уже заниматься делом.       — Да ты сам-то много ли сделал полезного? Сходил побеседовать в детский садик с милыми воспитательницами про их умершую коллегу — вот ведь польза! — вспылил Ричард. — Ты слишком много возомнил о себе, Харрис! Думаешь, раз ты такой умный, то это дает тебе право смотреть на других свысока? Считать остальных людей неразумной формой жизни? Слушай сюда: ты просто жалкий алкаш и адреналиновый маньяк с манией величия. Держу пари, когда-нибудь тебе станет настолько скучно, что ты и на иглу сядешь, чтобы хоть как-то наполнить свою жизнь смыслом!       — Тебе бы лучше заткнуться, Труман, или я… — Дейв развернулся, чтобы высказать Ричарду в лицо все, что он о нем думает, но начать свою тираду ему не удалось: резкий удар в спину оборвал его на полуслове, он едва не потерял равновесие и не упал на асфальт. Позади раздался недовольный голос и нецензурная брань, и Дейв обернулся, чтобы извиниться.       — Смотри, куда прешь, придурок, — парень лет двадцати в мешковатой кофте презрительно смотрел на него рассерженным взглядом. На мгновение Дейв подумал о том, что, будь на нем полицейская форма, юный нахал бы не стал разбрасываться оскорблениями — значки и погоны превращают людей в добрейших существ на планете.       — Прошу прощения, — Харрис поправил съехавшие на переносицу очки и криво улыбнулся, — моя вина.       — Мне плевать на твои извинения — я из-за тебя уронил мороженое, — Дейв заметил опустевший рожок в правой руке парня, — исчезни уже.       — Дилан, ну ты чего! — парень, стоящий неподалеку с таким же рожком мягко положил руку на плечо грубияна. Группа студентов за их спинами остановилась, не понимая, что происходит, и теперь с интересом наблюдали за перепалкой. — Простите его, он просто сегодня мало спал, вот и не думает, что говорит.       — Ничего страшного, — мягко ответил Дейв, — я могу оплатить убытки.       Он достал из кармана бумажник и вытащил помятую купюру. Дилан мрачно вырвал ее из рук и развернулся, чтобы пойти прочь, как неожиданно один из студентов воскликнул:       — Мистер Харрис! А я-то думаю, кто там говорит! Слышу — голос знакомый, а лица разглядеть не могу.       Только сейчас Дейв заметил в группе студентов знакомое веснушчатое лицо Чеда. Тот счастливо помахал ему рукой и что-то шепнул своим друзьям. Дилан отчего-то резко остановился и обернулся, окидывая Дейва придирчивым взглядом.       — Вы на расследовании? — полюбопытствовал Чед. — Что-то много самоубийств в последнее время, просто ужас!       Дейв криво улыбнулся ему в ответ и промолчал. Их вчерашний диалог в баре практически выветрился у него из головы, да и, честно признаться, он и не думал, что когда-нибудь еще встретится с Чедом: вряд ли он долго продержится в роли бармена. И поэтому эта случайная встреча на просторах Хэнфорта несколько ставила Дейва в ступор, а от вопросов касательно расследования он растерялся окончательно. Неужели даже для прессы череда самоубийств кажется чем-то из ряда вон выходящим? Пожалуй, стоило все же проверить утром, что пишут в новостях.       — Не знаю, о чем ты, — Дейв подмигнул ему, пряча растерянность за улыбкой, — я просто иду пообедать в “Оазис” с коллегой. Это, кстати, офицер Труман, и это он вчера меня забрал из бара. Такой вот он у меня заботливый.       Дейв скорчил Ричарду рожу, чтобы тот не сболтнул ничего лишнего — обычным гражданским не стоит ни о чем догадываться. Если информация о том, что в Хэнфорте появился серийный убийца, просочится в массы, то в городе могут начаться беспорядки. Страх — серьезное и влиятельное оружие, а страх перед неизвестностью обладает еще большей силой. Паника сотворит хаос, а именно с хаосом Дейв и должен бороться.       — Добрый вечер, — промямлил Ричард, отходя в сторону. Достав телефон из кармана, он начал делать вид, что что-то увлеченно читает. Разумно. Не стоит встревать в беседу, если понимаешь, что по неосторожности можешь налажать.       — Ой, простите, я не представил вам своих… друзей. Это Карл, Брэндон, Тайлер и Дилан, — произнес Чед, — ребята, это мистер Харрис, про которого я рассказывал вам сегодня утром.       Если бы Дейву не нужно было сейчас играть в добродушного полицейского, он бы непременно выругался. Скорее всего, эти пятеро утром обсуждали смерть Вейна, и вряд ли не задумывались над тем, почему полиция в ней так заинтересована, раз ради ее расследования пришлось отнимать у какого-то детектива его единственный выходной. Студенты неловко махнули ему рукой и обменялись взглядами: неожиданная встреча с полицейскими вряд ли входила в их планы на день.       — Ботаник, экономист, социолог и программист, — произнес Дейв, обводя взглядом разношерстную компанию, — отдыхаете перед экзаменами? Похвально. Редко когда студенты умеют находить баланс между отдыхом и учебой.       — Эй, подождите! — подал голос Брэндон, — это вы щас перечислили, кто на кого учится? Вы че следите за нами?       — Не говори ерунды, Брэндон, — прищурившись, произнес Дилан, — Чед же рассказывал тебе утром про его фокусы. Ну и какие у тебя будут доводы, мистер детектив?       Дейв в удивлении поднял одну бровь: Дилан продолжал вести себя грубо и нахально, хотя теперь знал, что перед ним полицейский. Он с вызовом смотрел в глаза Харрису, скрытые за темными стеклами очков, будто его совершенно не волновало, что подобное поведение может быть расценено, как оскорбление сотрудника органов правопорядка.       — Эй, Дилан! — вновь укоризненно произнес Карл, — это невежливо! И ты разговариваешь с полицейским, а не с кем-то из своих одногруппников. Прояви хоть какое-нибудь уважение, а то вдруг еще… Ну…       — Да не паникуй ты, — фыркнул Дилан, — тебе разве не интересно послушать, как умник вроде мистера Харриса строит логические цепочки? К тому же, если бы его хоть как-то заботили мелкие правонарушения, Чед бы сейчас сидел в отделении полиции за то, что он тырит виски в баре.       Теперь уже Дейв изучающе смотрел на Дилана: отчего-то для него происходящее казалось какой-то игрой, в которой он, как главный герой, обладал неуязвимостью. И, признаться, Харриса злило подобное поведение, но в то же время он понимал: уязвленная гордость — причина неразумных поступков и опрометчивых решений. И поэтому Дейв продолжал улыбаться, делая вид, что ему действительно абсолютно все равно на провокации какого-то там студента.       — Ладно, начну с Тайлера, — Дейв повернулся к юноше, отчего тот вздрогнул и попытался скрыться за спиной Брэндона, — так уж получилось, что мы с ним знакомы. Знали же, что ваш сосед два года назад мог с позором вылететь из университета за изготовление холодного оружия? Дело как раз вел я и, что в порядке вещей, познакомился и с ним, и с его досье. Правда сомневаюсь, что Тайлер меня помнит: столько времени уже прошло. Кстати, именно по моей инициативе Тайлер отделался всего лишь небольшим штрафом и легким испугом, всегда пожалуйста.       Тайлер робко кивнул и, сложив руки на груди, отвернулся. Брэндон что-то шепнул ему на ухо, но тот только отмахнулся, расстроенно глядя на проезжающие мимо автомобили.       — Что касается вас, Карл, то у вас все ботинки в навозе и штанины в костной муке. Сейчас как раз в Лаки Чармсе началась пора работ в теплицах, так что два и два сложить не трудно, но, чтобы было интереснее, могу сказать, что вы выращиваете у себя в комнате растения и иногда вам доверяют проведение занятий у первокурсников. Вы также являетесь прилежным учеником, и, по всей видимости, помогаете Чеду готовиться к сессии. Весьма похвально, юноша.       — Спасибо, мистер Харрис… — Карл неловко потер плечо и отвел глаза в сторону, время от времени стряхивая грязь с ботинок.       — С вами, Брэндон, чуть сложнее. Вы следите за своим телом, много времени проводите перед зеркалом и в тренажерных залах, учеба, скажем, для вас явно не на первом месте. Скорее всего, профессию за вас выбирали родители: простую, чтобы вы могли справляться с обучением, но вместе с тем востребованную. Так вы и поступили на факультет математической экономики и теории управления. Вы также разбираетесь в автомобилях и очень много времени тратите на починку машины, доставшейся вам в наследство от родственников. Понял я это, если что, по каплям машинного масла на вашей майке.       — Нет-нет, вы путаете, — испуганно развел руками Брэндон, — это… Это капля соуса от бургера, а не масло!       — Ты же тако ел, — нахмурился Тайлер. — При том без соуса, типа за фигурой следишь.       — Это… Это я вчера бургер ел! Ну да, сорвался, бывает такое, — растерялся Брэндон, — может пойдем уже? Мне еще нужно курсач писать.       — Ладно, не буду вас задерживать, — произнес Дейв, — рад был познакомиться и… Прошу простить меня, если я кого-то из вас обидел.       С этими словами Дейв пошел в сторону “Оазиса”, хотя аппетит у него успел пропасть. Ничего веселого в сложившейся ситуации он не видел, да и глубоко в душе считал свое поведение позорным для полицейского. Быть может, Ричард был прав? И Дейв просто любит выпендриваться перед остальными?       — Постой, детектив, — остановил его Дилан, — а что насчет меня?       Говоря по правде, из всей этой компании Дилан интересовал Дейва больше всего: было в нем что-то, что отличало его от остальных, но что конкретно Харрис понять не мог. Хамское поведение и ненависть к людям были всего лишь одной стороной монеты, но ведь есть и другая сторона.       — С тобой, — произнес Дейв, — все просто. Геймерские наушники, покрасневшие от долгого сидения за компьютером глаза, ночной образ жизни и любовь к технике — ты выбирал профессию из интереса, но при этом хотел, чтобы она приносила доход. А вот работа с людьми для тебя сущая мука, и ты бы очень хотел получать деньги, сидя дома и клацая по клавишам ноутбука. Впрочем, полагаю, ты это и делаешь. Сколько чат-ботов для Пейджера разработать успел?       — Нисколько, я…       — Нет уж, подожди. Ты ведь не просто программист, а архитектор компьютерных систем. У тебя есть кошка, и ты считаешь, что собеседник из нее в сто раз лучше любого человека. Ты отвратительно готовишь, и даже яичницу сам себе пожарить не в состоянии, поэтому вынужден питаться едой из доставок и прочим фаст-фудом. А еще из тебя отвратительный друг, потому что ты плевать хотел на нормы поведения, на уважение к другим людям и на любые проявления заботы в твою сторону. Где-то ошибся?       Дилан сверлил его гневным взглядом, но в то же время где-то в глубине его глаз отражалось удовлетворение. Казалось, он даже рад был выслушать лишнюю информацию про себя, пусть ему и казалось, что большинство фактов взяты из воздуха. Дейв было готов вновь попрощаться и все же войти в чертово кафе, как Дилан неожиданно произнес:       — Моя очередь выпендриваться.       — Что, прости?       — Ты крайне умный детектив, обладающий поразительной интуицией и умением строить из мелких деталей целостную картину, за что тебя и ценят твои коллеги, однако глубоко в душе они испытывают при виде тебя лишь раздражение. Ты — выскочка, который любит быть в центре внимания, потому что в такие моменты ты перестаешь ощущать скуку, особенно тогда, когда алкоголь уже не помогает ее развеивать. От тебя воняет сигаретами, и это чувствуется за несколько метров от тебя — дымишь так, будто легкие у тебя искусственные. От зависимостей не так просто избавиться, правда? Тебе порой становится настолько скучно, что ты пытаешься вызвать прилив адреналина любыми методами, такими как, скажем, игра в русскую рулетку, хотя тебя, конечно, больше бы устроил в ней проигрыш, чем победа. В глубине души ты чувствуешь, что и сам иногда не прочь совершить преступление, ведь наверняка такой гениальный детектив, как ты, смог бы его провернуть идеально, однако на данный момент твои принципы все же стоят выше желания развлечься. Как-то даже жалко на тебя смотреть: такие люди, как ты, хуже социопатов и маньяков. Повезло, что у тебя нет ни друзей, ни родных: ты бы непременно причинил им боль просто ради того, чтобы повеселиться. Где-то ошибся?       Дейв склонил голову набок. Дилан только что провернул с ним его же любимый трюк, однако для своих выводов он использовал тот самый метод профилирования, о котором ранее Харрис говорил с Ричардом. Помимо того, что Дилан был просто умным, он еще и разбирался в человеческой психологии, умел за очень короткое время отсеивать зерна от плевел, оставляя лишь сухие факты — такой человек, как он, вполне мог бы добиться больших успехов в полиции. Действительно… Занимательный юноша.       — Кое-где ошибся, — осклабился Дейв, — я абсолютно уверен, что я мог бы совершить идеальное преступление, вот только это было бы скучно.       — Скучно? — Дилан приподнял одну бровь.       — Спланировать ограбление, убийство или что-то в подобном роде труда не составит — достаточно обладать нужной информацией. Чувство эйфории от подобного быстро проходит, поэтому меня больше интересует другая вещь — идеальное преступление я хочу раскрыть. Лицом к лицу встретиться с криминальным гением, сыграть с ним в шахматную партию, не заботясь о том, что фигурами на доске будут настоящие живые люди. И поверь мне, Дилан: если бы мне удалось однажды встретиться с таким преступником, я бы сделал все, чтобы посадить его за решетку. Это было бы… Гораздо веселее.       Дилан долго смотрел ему в глаза, и Дейв физически мог ощущать искрящиеся между ними молнии, будто воздух вокруг наэлектризовался до такой степени, что всего через несколько секунд в центре Хэнфорта раздастся рев грома. Где-то в груди сердце гулко качало кровь, Харрис отчего-то ощущал радость и ликование, но пока не понимал отчего. Это была еще одна загадка для детектива, и ее он хотел понять едва ли не сильнее, чем дело с четырьмя самоубийцами. Дилан спустя пару секунд все же разорвал зрительный контакт, фыркнул и развернулся, засовывая руки в карманы. Остальные ребята из его компании неловко помахали ему рукой и скрылись за углом, оставляя Дейва наедине с его размышлениями.       — Тебя уделал какой-то зануда, — неожиданно возник за спиной Ричард, — видел бы ты свое лицо! Такой рассерженный, растерянный и беспомощный, что аж жалко стало. Шучу, вообще не стало.       — Как ты сказал? — рассеянно ответил Дейв, не обращая внимания на издевательский тон Ричарда, — Беспомощный?       Беспомощный… А ведь и Николас Вейн не был юношей в полном расцвете сил, при этом ему нужно было ухаживать и за домом, и за своим участком. Мог ли старик справляться с такой работой в одиночку? Мог ли он каждый день работать в поте лица, чтобы поддерживать принадлежащую ему территорию в порядке?       — На верхних полках у него была пыль, — пробормотал Дейв, — хотя его рост вполне мог позволить до них дотянуться…       — Че ты там бубнишь? — спросил Ричард.       Дейв неожиданно подскочил, ощущая, как поток мыслей с бешеной скоростью проносится в его голове. Одна идея была абсурднее другой, и ему оставалось лишь отсеивать самые простые, самые очевидные варианты, оставляя лишь один единственно верный. Безумный, невероятный, но верный.       — Мы идем в городской парк, — произнес Дейв, — нужно узнать больше про последний концерт Джета Беринга.