Октябрь 2006
Бак не из тех, кто часто плачет. Конечно, иногда вы можете заметить, как его глаза поблёскивают во время просмотра грустного фильма, и, может быть, он прольёт слезинку-другую, когда в очередной раз поранится, чтобы привлечь внимание родителей, но в целом Бак редко плачет. Поэтому он не понятия не имеет, почему закрылся в кабинке школьного туалета на третьем этаже, судорожно пытаясь сделать вдох. Ничего страшного не произошло. Бобби всего лишь сказал ему, что у него не получилось достичь желаемого результата в работе над проектом. Сказал, что его фото не хватает содержания. Ну и что? Это не повод для того, чтобы рыдать как жалкий неудачник. И всё же он ничего не может с собой поделать. Он обхватывает ноги, пытаясь успокоить затруднённое дыхание. Его грудь сдавлена из-за невозможности сделать полный глоток кислорода, а пальцы немеют и дрожат, он едва ощущает себя частью самого себя. Кто-то стучит в дверь туалетной кабинки. Бак вытирает слезы рукавом своего любимого свитера, прежде чем подняться и открыть дверь... — Бобби? — спрашивает он на выдохе. Перед ним стоит сорокалетний мужчина, на лбу у него больше морщин, чем он когда-либо видел. Кажется, что Бобби стареет с каждым днём, проведённым с Эваном Бакли. — Давай приведём тебя в порядок, — говорит он, указывая на раковину. Бак смотрит на своё отражение в зеркале и понимает, что ему действительно нужно привести себя в более-менее презентабельный вид. Его глаза опухли и покраснели, а из носа текут сопли. Бобби смотрит, как Бак набирает в ладонь воду из-под крана, умывается и вытирает лицо бумажными полотенцами. Он пытается не чувствовать себя ребёнком, говоря себе, что слишком остро реагирует и раздувает из мухи слона, но терпит неудачу под пристальным взглядом Бобби. И тогда Бобби заговаривает. — Мне кажется, тебе следует обратиться к кому-нибудь. Возможно, к психологу. Бак резко поворачивает голову в его сторону, где он стоит, скрестив руки на груди. — Что? Бобби прикусывает губу. — Бак, я думаю, у тебя случаются панические атаки. — Что такое панические атаки? — озадаченно спрашивает он. — Они могут проявляться по-разному от человека к человеку, — объясняет Бобби. — Обычно человек чувствует удушье. Тревогу. Головокружение. Дрожь и потливость. Звучит знакомо? Бак сглатывает. Да. В последнее время у него определённо часто были подобные симптомы. — Панические атаки, — вторит Бак. — Они со мной происходят? — Думаю, да, — отвечает Бобби. — Слушай. Почему бы мне не проводить тебя в кабинет психолога? Посмотрим, сможем ли мы назначить тебе встречу. Ты не против? Бак не совсем уверен в этом, но кивает, потому что с ним говорит Бобби. Он выходит из туалета, затем идёт за наставником по коридору до лестницы, и всё это время его мозг пытается осознать мысль, что ему нужен психолог. Но что такое ещё одна проблема в дополнение ко всему, с чем ему уже приходится сталкиваться? Бобби стучит в дверь кабинета мисс Коупленд, затем делает шаг назад. Через несколько мгновений дверь открывается, и на пороге появляется молодая женщина, на лице которой отражается удивление, когда она переводит взгляд с Бобби на Бака. — Чем я могу вам помочь? — спрашивает она. — Мы хотели бы записаться на приём, — говорит Бобби, кладя руку на плечо Бака. — Понятно, — говорит она, немного выпячивая губы. — Ну что ж, я свободна сейчас, если вы тоже. Она смотрит на Бака, и он снова чувствует головокружение, но всё равно отвечает. — Я свободен, — Бак просто хочет поскорее покончить с этим. Он бросает взгляд на Бобби, который ободряюще кивает ему и убирает руку с плеча. — Если понадоблюсь, я буду в фотолаборатории, — говорит он Баку, прежде чем уйти. Бак и мисс Коупленд стоят в дверях её кабинета, охваченные секундной неуверенностью, прежде чем она, наконец, откашливается и открывает дверь, приглашая его войти. Бак никогда раньше не был в кабинете школьного психолога. Он предназначен для детей, которые плохо себя ведут, и обычно приглашение сюда вызывает насмешки среди других учеников. Бака никогда не приглашали сюда, потому что все свои проделки он совершал за пределами школы. Её кабинет небольшой и оформлен в минималистичном стиле, а растения, расставленные тут и там, придают помещению некоторую жизнь. Мисс Коупленд садится за стол и жестом приглашает Бака присесть в жёсткое на вид кресло. Он так и делает, хотя чувствует неловкость и покалывание в конечностях. — Как тебя зовут? — спрашивает она, кладя перед собой блокнот и открывая чистую страницу. Бак судорожно сглатывает. — Это важно? Я не могу сохранить анонимность? Мисс Коупленд приподнимает бровь. — Всё, что ты скажешь в этой комнате, останется между нами. Ну, если только ты не представляешь опасности для себя или кого-то ещё. — Я не сумасшедший, — говорит Бак. — Или, по крайней мере, я так не думаю. Она рассматривает его. — Хорошо. Тогда кто же ты такой? Бак смотрит на свои пальцы, крепко сцепленные на коленях. — Мой наставник по фотографии, Бобби, думает, что у меня панические атаки. Что просто абсурдно. Да, мой последний проект получился отстойным, но нет никакой логической причины, почему из-за этого у меня должна начаться паническая атака. Мисс Коупленд хмыкает как бы в знак подтверждения. — Не мог бы ты рассказать мне больше об этой панической атаке? Как ты себя чувствовал? Бак на секунду задумывается. — Будто воздух в комнате, где я нахожусь, просто испарился, превратившись в азот. Я не мог вдохнуть полной грудью. А когда пытался, сердце начинало быстро биться, и мне казалось, будто у меня вот-вот случится сердечный приступ, и я умру. — Ты сказал, это произошло потому, что тебе сказали, что твой проект получился отстойным? Не мог бы ты подробнее рассказать об этом? Бак прерывисто вздыхает. — Мне действительно важно мнение Бобби. Он... Он очень важный человек в моей жизни. Он помог мне открыть в себе ту сторону, которую я искал всю жизнь. Я чувствую, будто чем-то обязан ему. Я хочу, чтобы он гордился моей работой, а не говорил, что я мог бы справиться лучше. — Наверное, он просто хочет, чтобы ты вырос, Эван, — предполагает она. Бак собирается ответить, но тут спохватывается. — Вы знаете, как меня зовут. На мгновение в глазах мисс Коупленд мелькает беспокойство, но она быстро приходит в себя. — Твоя мама спрашивала о тебе, — признаётся она. — Она хотела найти способ убедить тебя встретиться со мной. Она беспокоится о том, что в последнее время твои оценки ухудшаются, и может ли быть причиной то, что тебе сложно концентрировать внимание. Я и не думала, что ты придёшь ко мне сам. — Ого. Я думал, ей похер, — говорит он, и мисс Коупленд морщится. — Простите, я хотел сказать пофиг. Она кладёт на стол ручку, которой даже ничего не написала, и поворачивается так, что всё её тело оказывается лицом к Баку. Внутри него что-то тревожно переворачивается. — Я бы хотела поставить тебя в очередь на обследование к практикующему специалисту. Бак моргает. — Что за обследование? — Чтобы выяснить, есть ли у тебя СДВГ. Повторите?! — У меня... У меня нет СДВГ, — цедит он, стиснув зубы. — Я же говорил вам, я не сумасшедший. — Наличие СДВГ не сделает тебя сумасшедшим, Эван. И если тебе поставят диагноз, есть разные виды терапии и лечения, которые могли бы тебе помочь. — Лечения? Типа таблеток? Мисс Коупленд кивает. — Если ты захочешь. Никто не может насильно запихнуть тебе в горло таблетки. — Да, я точно не буду ничего пить, — он издаёт сдавленный смешок. — Послушайте, я в порядке. Сегодняшний случай был просто случайностью. У меня не будет ещё одной панической атаки или чего бы это ни было. Мисс Коупленд, похоже, не очень-то убеждена в этом. — Послушай, это всего лишь час с профессионалом, которого смогут выбрать твои родители. Тебе нужно будет пройти пару тестов и ответить на несколько вопросов о твоей повседневной жизни. Как думаешь, тебе это по силам? Бак обдумывает её слова. Звучит не так уж страшно. Ему действительно нравятся тесты. Они с Эдди проходят всякие глупые онлайн-тесты на компьютере в школьной библиотеке. — Один час? — спрашивает он. — И это всё? — Всё, — обещает мисс Коупленд. — Хорошо, — говорит Бак. Что такого плохого может произойти? — Тогда запишите меня. — Отлично, — говорит она. — Я свяжусь с твоими родителями, чтобы обсудить дальнейшие варианты, Эван. Если тебя больше ничего не беспокоит, ты можешь идти. — Больше ничего, — отвечает Бак. Он просто хочет выбраться отсюда. — Хорошего вам дня. — И тебе тоже, Эван. Бак выскальзывает из кабинета психолога в коридор и натыкается прямо на... —Бак! Э-э, — Эдди колеблется. На его шее висит полотенце, а волосы ещё немного влажные. Наверное, он идёт с танцевальной репетиции. Кабинет психолога находится на том же этаже, что и душевые. — Что ты там делал? Эдди указывает на дверь кабинета, на его лбу появляется морщинка. Баку проще признать правду. В конце концов, он говорит с Эдди. — Оказывается, моя мама думает, что у меня СДВГ, — признается он. — И, знаешь, это просто нелепо. Психолог записала меня на обследование. Я согласился, просто чтобы закрыть эту тему. Очевидно, у меня нет СДВГ. Эдди на мгновение замолкает. Пауза затягивается настолько, что Бак теряет терпение. — И? Ты ничего не скажешь? — Я... — его лучший друг не знает, как начать. — Не могу сказать, что я не согласен с ней, Бак. Сердце Бака замирает в груди от такого предательства. — Ты серьёзно? Эдди, ты должен поддержать меня! — Да! Я и поддерживаю, — настаивает он. — Потому что, если у тебя действительно оно есть, тогда... Я всегда готов прийти к тебе на помощь. Вот для чего я здесь. Если это окажется правдой, я поддержу тебя как смогу. Так или иначе, именно благодаря этим словам Бак начинает верить. Потому что когда его мама, которая почти ничего о нем не знает, предполагает, что у него какое-то психическое расстройство, — это одно. Когда так считает психолог, с которым он разговаривал всего пять минут, — это то же одно. Но Эдди? Эдди, который знает Бака как свои пять пальцев, думает так же? Этот факт взрывает ему мозг. — У меня точно есть СДВГ, да? — говорит он, прерывисто выдыхая. Он опирается рукой о стену и потирает переносицу. — Господи, блять. Хоть что-то в моей жизни может пойти как надо? Эдди хмурится. — Ещё что-то не так? — Сегодня просто паршивый день. Я хочу уйти отсюда. — Ну, занятия закончились. Можем пойти к моим Абуэлос, если хочешь, — предлагает Эдди. Бак приходит в восторг от этой идеи. Он мог бы поболтать с Изабель и обсудить, кто кому изменил в последнем эпизоде её любимого сериала, расспросить Хорхе о садоводстве и просто забыть обо всей этой ерунде. — Мне нужно сказать Бобби, что я пропущу собрание клуба. Встретимся у ворот школы? — Буду ждать тебя там, — соглашается Эдди. В коридоре они расходятся в разные стороны. Бак, тяжело ступая, направляется в фотолабораторию, отодвигает занавеску, которая защищает помещение от солнечного света, и стучит в дверь, чтобы сообщить о своём прибытии, прежде чем войти. Бобби в полном одиночестве развешивает фотографии на бельевую верёвку, натянутую под потолком. Похоже, что он отменил клубное собрание, пока Бак переживал срыв в туалете. Бак присоединяется к нему, чтобы взглянуть на фотографии. На них изображена женщина в белом изящном платье, которая стоит вдалеке на каком-то незнакомым луге в Эль-Пасо и машет цветочным венком. Бобби опускает руки и кладёт их на свои бёдра тыльной стороной вверх. — Я не слишком давлю на тебя? — Что? Нет, — тут же выпаливает он. — Ты давишь на меня столько, сколько нужно. — Потому что, Бак, ты мой лучший ученик, — продолжает он, как будто не услышал Бака. — Если ты думаешь, что я слишком давлю на тебя и заставляю работать усерднее, чем остальные, только скажи, и я прекращу. — Нет. Мне нравится, что ты толкаешь меня вперёд, — признаётся он. — Поэтому тогда всё это имеет значение. Если бы ты так не делал, я бы, вероятно, бросил фотографию спустя нескольких клубных собраний, как у меня бывало со всеми остальными увлечениями. — Хорошо, — соглашается Бобби. — Но если ты изменишь своё мнение... — Не изменю, — твёрдо заявляет Бак. Он переминается с ноги на ногу. — Послушай, мне пора домой, но... Я просто хотел сначала поблагодарить тебя. Он приподнимает бровь. — Поблагодарить за что? — За то, что притащил меня к мисс Коупленд? За то, что заметил, что со мной что-то не так? За то, что отнёсся с пониманием? За то, что всегда безоговорочно верил в меня? Я могу продолжать перечислять. Весь год ты был моей опорой, поэтому... — он многозначительно смотрит в глаза своему наставнику. — Спасибо. Бобби с трудом сглатывает. Бак даже в темноте замечает, что его глаза слегка поблёскивают. — Ты хороший парень, Бак. Я не могу не волноваться за тебя. И однажды, когда ты добьёшься успеха в этом мире, я надеюсь, что удостоюсь чести быть рядом с тобой и увижу, как это происходит. Бак улыбается ему. — Обязательно.***
Настоящее.
Большинство фанатов Мэдди понимают и уважают её. Преданные поклонники не лезут в её личную жизнь, не распространяют о ней слухи и публично защищают, когда таблоиды поливают её грязью, как бывает время от времени, потому что не могут люди смириться с тем, что женщина смогла добиться такого успеха в этой индустрии. Но сегодня, посреди того, как Мэдди исполняет свой хит «FREE!», фанатка перепрыгивает через заграждение, каким-то образом проходит мимо охранников и залезает на сцену стадиона Мерседес-Бенц в Атланте. На мгновение Эван застывает, глядя на разворачивающуюся перед ним сцену. А потом... До него доходит, что у этой фанатки могут быть плохие намерения, а Мэдди может быть в опасности, и в его голове происходит короткое замыкание. Он залезает на сцену вслед за фанаткой, которая бежит к Мэдди и танцорам, которые ещё не заметили её. Но Эван быстрее. Его тело кипит от адреналина. Когда-то Эван был самым быстрым бегуном в школе. Итак, он догоняет её, толкает в спину и прижимает к полу всем своим высоким ростом. Он держит её далеко от камер, направленных на Мэдди и танцоров, пока к ним не подбегают охранники и не забирают у него фанатку, удерживая её за руки и уводя со стадиона. Только когда Эван спускается со сцены, он замечает, что стекло объектива его камеры полностью отделилось от пластика. Должно быть, он разбился, когда Эван повалил её. Чёрт. Не прошла и треть концерта, а это его любимый объектив, который больше всего подходит для съёмки издалека с сохранением эффекта боке. Бобби находит его у левого края сцены. Эван стоит, не зная, что делать. — Ты в порядке, малец? — он наклоняется к его уху, чтобы Эван мог услышать его через грохот музыки. — Я видел, что произошло. — Просто зашибись, — отвечает он. — У меня разбился объектив. У тебя, случайно, нет ещё одного 130-миллиметрового 1.2 для Фуджи? Бобби качает головой. — У меня даже нет Фуджи, Эван. Ты же знаешь, я сторонник Сигмы. Эван вздыхает. — Что ж, тогда, думаю, я пропущу остальную часть шоу. Ты справишься тут один? Я пойду в гримёрку, посмотрю, какие фотографии у меня уже есть. Может быть, мне удастся отобрать несколько. — Я буду в порядке, — говорит Бобби. — Береги себя. И отдохни. Только когда Эван исчезает за кулисами, где грохот музыки не такой оглушительный, он понимает, что ему действительно нужно перевести дыхание. Его грудь вздымается от затруднённых вдохов и выдохов, пот выступает на каждой части его тела и... У него начинается паническая атака. Ну конечно же. Это естественная реакция его организма на выходящую из-под контроля ситуацию. В его голове проносятся сценарии того, что могло бы пойти не так, если бы он или охрана не успели остановить фанатку. Она могла навредить Мэдди. Напугать её до смерти. Может быть, даже хуже. Эван хотел бы, чтобы у службы безопасности было время проверить биографию каждого человека, которого они пускают на её шоу. Он заворачивает за угол, чтобы направиться в гримёрную Мэдди, когда натыкается на знакомое лицо, которое кричит на группу из четырёх побледневших мужчин. — ...Почему ту женщину пришлось останавливать брату моей клиентки? Это ваша работа! О, я могу уволить вас только за это! — Послушайте, мэм, всё произошло так быстро... — Мне наплевать. Если бы что-то случилось на сцене? Это была бы ваша вина. Вам повезло. На этот раз, — добавляет она. — А теперь возвращайтесь на работу и постарайтесь быть хоть немного полезными, или я обещаю, что сегодня будет ваш последний рабочий день, и вас больше никуда не наймут до конца ваших чёртовых жизней. Эван наблюдает, как четверо охранников шаркают мимо него с кислыми выражениями на лицах. Афина глубоко вздыхает и потирает переносицу. Она пока не заметила, что он стоит в коридоре. — Они арестовали фанатку? — спрашивает он. Афина поворачивает к нему голову, её хмурый взгляд смягчается. — Бак, — выдыхает она. — Ты как? — Я в порядке, — отвечает он. — Они арестовали ту женщину? — Её задержали и прямо сейчас допрашивают, — объясняет Афина. Она немного колеблется. — В её кармане был нож. Она каким-то образом пронесла его. Мы выясняем, как это могло произойти. Придётся усилить меры безопасности на всех будущих концертах. Эван бледнеет. — Нож? Господи. — Важно то, что её остановили прежде, чем она успела что-либо предпринять, — продолжает Афина. — Мэдди в безопасности, Бак. Благодаря тебе. И почему-то именно эти слова становятся последней каплей. С губ Эвана срывается всхлип, а затем он прислоняется спиной к стене коридора, сотрясаясь от рыданий. — Бак, — голос Афины звучит, как будто Эван далеко под водой, а она стоит на поверхности. — С Мэдди всё в порядке. Но Эван может думать только о том, как он сидит на заднем сиденье машины скорой помощи, и его сердце бешено колотится, когда он видит царапины, кровь и синяки, покрывающие тело Мэдди. Боль в её глазах. Кипящий гнев, который он испытывал, смотря, как двое полицейских заталкивают Дага на заднее сиденье патрульной машины. Прошло три года, но иногда Эван по-прежнему просыпается посреди ночи в холодном поту и тянется к телефону, чтобы позвонить с Мэдди и убедиться, всё ли с ней в порядке. — Это просто... — он выдыхает. — Из-за Дага. Я всегда думаю о том, что каждый, кто приблизится к Мэдди, в конечном итоге станет ещё одним Дагом. — Вот почему я проверяю биографию каждого, кто хоть немного приближается к Мэдди, — говорит Афина. — Я стараюсь обеспечить её безопасность, насколько это в моих силах. Признаю, то, что произошло сегодня вечером, было досадной оплошностью с моей стороны. Мне очень жаль. — Это не твоя вина, — говорит Эван. — Просто я всё время чувствую себя таким... Беспомощным. Было легче, когда никто не знал её имени, понимаешь? Иногда мне даже хочется, чтобы она не становилась такой успешной. — Я понимаю, Бак, — продолжает она. — Но послушай. Не недооценивай свою сестру. Она прошла через ад и выжила. Она справится с этим. А если не сможет, я буду рядом с ней. Искать бреши в защите не твоя работа, а моя. — Наверное, — отвечает он, пожимая плечами, после чего выпрямляется и вытирает слезы со щёк. — Прости, что я так расклеился, Афина. Я учусь держать себя в руках. — Все мы иногда бываем эмоциональны, — предполагает она. — Лучше дать волю эмоциям, чем позволить им задушить тебя. — Знаешь, — Эван издаёт смешок. — Твой муж научил меня этому в первую очередь. Он тратил время на изучение дыхательных техник и прочего, чтобы помочь мне справиться с паническими атаками, когда я был подростком. Мои собственные родители понятия не имели, что делать, когда у меня начинался приступ. Но Бобби всегда удавалось быстро меня успокоить. — Бобби такой, — с улыбкой говорит Афина. — Иногда я думаю, что он мог бы преуспеть в медицине или подобной сфере. — Мне кажется, он там, где должен быть, — предполагает Эван. — Здесь, с нами, женат на тебе, в завязке... Надеюсь, он счастлив. — Думаю, что так и есть, — говорит Афина. — И всё это началось с тебя. Эван в замешательстве смотрит на неё. — Ты спас жизнь Бобби так же, как и он спас твою, — объясняет она. — Когда он встретил тебя, впервые за многие годы у него появилась надежда. Ты вернул его жизни смысл. Он хотел помочь тебе построить жизнь, которая была недоступна ему самому. Он так болел за тебя, Бак. И ты его не разочаровал. Только посмотри на себя, — говорит она, подходя к нему ближе. — Посмотри, каким мужчиной ты стал. — Не стал, — отвечает он. — Я не прошёл и половины пути, Афина. Мне ещё столько всего нужно пережить. Я так потерян. Моя бывшая девушка... Она... — Мэдди рассказала мне, — печально отвечает Афина. — Мне так жаль, Бак. Я не могу представить, как тебе, наверное, было тяжело. Я знаю, ты безумно хочешь детей. У тебя была надежда, которую она вот так просто отняла? Я понимаю, почему ты чувствуешь себя потерянным. — Просто я... — он не может подобрать слов. — Не могу найти никого, с кем у меня могла бы быть семья, о которой я мечтаю. — Рано или поздно, ты найдёшь этого человека, — обещает она. — А пока? Мы с Мэдди, Бобби, Хен, Карен… Мы можем стать для тебя семьёй. Все мы со своими тараканами, но прекрасно подходим друг другу. Мы всегда с тобой, Бак. Эван издаёт смешок. — Знаешь, что ты одна из немногих, кому я всё ещё позволяю называть себя Баком? — Я заметила, — отвечает она. — Почему ты больше не называешь себя Баком? Он пожимает плечами. — Мне кажется, это какой-то защитный механизм. Мы с Тейлор начали встречаться, когда шло судебное разбирательство над Дагом. Мы познакомились на фотосессии для третьего альбома Мэдди и довольно долго были друзьями. Когда Дага арестовали, я пришёл к ней в поисках утешения. Но я уже не мог быть прежним, понимаешь? То, что случилось с Мэдди, изменило меня. Думаю, знакомство с Тейлор тоже изменило меня. Стать новым человеком было проще, чем оставаться Баком. — Но Бак — это настоящий ты, — говорит Афина. — Разве нет? — Да, — признаётся он. — Кажется, я так долго пытался убедить себя, что настоящий я — это Эван. Но чем больше проходит времени, тем больше это похоже на ложь. Наверное, мне... Стоит вернуться к своим корням? И прекратить играть чужую роль? Она пожимает плечами. — Тебе решать, хочешь ли ты быть Баком или Эваном. Мы всё равно будем любить тебя. Он улыбается ей, и внутри у него что-то расцветает. Что-то похожее на облегчение. — Привет, — говорит он, протягивая руку. Афина косо смотрит на него. — Приятно познакомиться. Меня зовут Бак. Она расплывается в улыбке и принимает рукопожатие. — С возвращением, Бак.