Август 2006
Это лето в жизни Эдди выдалось спокойным. Если ему не нужно было помочь отцу в гараже, Эдди проводил большую часть времени, не выходя из дома и пытаясь спастись от невыносимой жары, которая всё лето терзала Эль-Пасо. К счастью, в его спальне на чердаке есть система вентиляции, так что, когда он устраивается в углу перед стопкой взятых в библиотеке романов и слушает Linkin Park в наушниках, которые теперь почти никогда не снимает, он, по крайней мере, может сделать нормальный вдох. Итак, лето закончилось. Всего через два дня начнётся его предпоследний год в старшей школе. Родители начали доставать Эдди с заявлениями в колледж, пусть он уже десять раз сказал им, что не хочет тратить четыре года своей жизни на учёбу в колледже. Он не интересуется науками и никогда не интересовался. В начале взрослой жизни ему вполне хватит простой танцевальной академии. А дальше он посмотрит. Сегодня вечером в качестве разнообразия по крыше дома барабанит сильный дождь, почти что ливень. Когда на улице становится невероятно шумно, Эдди достаёт из кармана джинсов MP3-плеер и прибавляет громкость, когда начинает играть «From the Inside», а потом снова отклоняется назад. Он ставил танец под эту песню почти неделю, постепенно отрабатывая и добавляя движения, пока не был доволен результатом. Сегодня он планирует взять отцовскую видеокамеру и, наконец, записать этот танец. Нечто новое для своего портфолио, которое он начал собирать после победы на национальном конкурсе по современным танцам. Эдди раскачивается в такт песне, его глаза закрываются, когда он впитывает слова, превращая их в изящные движения.Я не знаю, кому доверять, Неудивительно, что я чувствую, что все так далеко от меня. Тяжёлые мысли просачиваются сквозь пыль и ложь. Пытаюсь не сломаться, но я так устал от этого обмана. Каждый раз я пытаюсь заставить себя вновь встать на ноги. В моей голове только утомление и мысли о том, Как много сил отнимают у меня попытки довериться тебе.
Однако его довольно быстро прерывают. Когда он снова открывает глаза, то видит, что промокший до нитки Эван Бакли, вода с которого капает на пол, стоит на пороге его комнаты и пристально наблюдает. Эдди снимает наушники и с удивлением смотрит на него, на парня, который не заходил в его спальню с конца прошлого учебного года. — Что ты здесь делаешь? — спрашивает Эдди. — И как ты прошёл? Бак пожимает плечами. — Адриана впустила меня через заднюю дверь. Твоя мама бы выгнала меня в таком виде. Хотя я понимаю. С губ Эдди срывается вздох. Он подходит к шкафу и роется в беспорядке, пока не находит чистое полотенце. Он бросает его Баку, который с радостью берёт полотенце и вытирает кожу и волосы. На его волосах нет геля, и кудряшки, которые Эдди всегда хотел потрогать, выставлены на всеобщее обозрение. Не то чтобы он позволил бы себе когда-либо прикоснуться к ним. — Так... — начинает Эдди. — Тогда что ты здесь делаешь? «Я не видел тебя всё лето», — остаётся несказанным. — Можно я сначала переоденусь, а потом мы поговорим? — спрашивает Бак. — Кажется, у тебя лежит моя синяя школьная толстовка, потому что я не мог найти её всё лето. — Зачем тебе толстовка в такую жару? — удивляется Эдди, но возвращается к своему шкафу, чтобы достать для Бака пару своих спортивных штанов и другую толстовку. Конечно, он не собирается рассказывать своему лучшему другу, что, да, он знает, что у него лежит та синяя толстовка с надписью «East High». Сейчас она в корзине для белья, потому что последние два месяца Эдди спал в ней почти каждую ночь. — Мы с Мишель обычно гуляли вечером, когда становилось прохладнее, — объясняет он. — Или, скорее, тайком сбегали. Эдди закатывает глаза, глядя на свой шкаф. Он знает, что Бак делает. У него появилась девушка-чирлидерша, и теперь он пытается вести себя как крутой популярный парень. И это реально действует на нервы. Он сует одежду в руки Бака. Тот, не задумываясь, снимает мокрую рубашку через голову и остаётся с обнажённой грудью. Эдди удивлённо отступает. Не то чтобы они когда-либо стеснялись друг друга, — они много раз видели друг друга полностью голыми в раздевалке, — но лёгкость, которую Бак всё ещё чувствует рядом с Эдди, несмотря на месяцы молчания, поражает. Переодевшись в сухую одежду, Бак плюхается на край кровати Эдди. — Я расстался с Мишель. При этих словах Эдди охватывает чувство, похожее на облегчение. «Я расстался с Мишель». Бак расстался с ней. Такое ощущение, что поры на его коже, которые были наглухо закрыты, снова открылись, и он может свободно дышать. Он занимает место рядом со своим другом на кровати. — Я думал, у вас с ней всё серьёзно, — говорит он Баку, потому что не может ответить «наконец-то». Он пожимает плечами. — Не совсем. Наверное, это была просто летняя мимолётная влюблённость, понимаешь? Ты был прав. Она нравилась мне не так сильно, как я думал. — Повтори-ка ещё раз, — говорит Эдди, ухмыляясь. — Ты только что сказал, что я был прав? — Эй, — говорит Бак, легонько ударяя его по плечу. — Я признаю это, окей? Я ужасно чувствовал себя от того, что мы перестали общаться. Прости меня за то, что я наговорил на той вечеринке. Сказанное прозвучало гораздо хуже, чем мне казалось. Моя голова была забита вообще не тем. В тот вечер Мишель сказала мне, что половина школы думает, что мы с тобой влюблены друг в друга или что-то в этом роде. Эдди бледнеет. — Что? — Да, как оказалось, некоторые думают, что мы, цитирую, «геи друг для друга». — Бак издаёт тихий неубедительный смешок. — Это просто смешно, если так посмотреть. — Смешно, — вторит Эдди, но его кожа горит. Бак продолжает, не замечая, как дрожит Эдди. — Но кого волнует, что они думают, разве нет? Они могут сплетничать о чём захотят. Слухи — это не обязательно правда. Только мы знаем, что между нами. — И что же? — Эдди сглатывает, осторожно встречаясь с ним взглядом. — Что между нами? — Надеюсь, дружба, достаточно крепкая, чтобы ты простил меня за то, каким я был недоумком, и я смог вернуть в мою жизнь любимого человека? — жизнерадостно предлагает Бак. «Любимого человека». Эдди не может сдержать улыбки. — Я простил тебя в тот момент, когда ты пришёл сюда как мокрый потерявшийся щенок. Драматично бежал ко мне под проливным дождём. Ты позаимствовал эту идею из романтических комедий, которые, как ты притворяешься, смотришь ради Мэдди? — Вообще-то, ради викторин, — поправляет Бак. — Полезно быть в курсе последних новинок кинематографа. Никогда не знаешь, когда тебя спросят, сколько сосков у Марка Уолберга. Три, если тебе интересно. — Бак, — протягивает он и смеётся над несерьёзностью Бака во время искреннего извинения. — Ты же знаешь, что я не могу долго на тебя злиться. Ты мой лучший друг. — А ты мой, — обещает он. Проходит секунда, и он прикусывает губу. — У меня есть предложение, чтобы вернуть всё как в старые времена. — Какое? — Ты, я, катаемся в продуктовой тележке по парковке у «Denny's». Под проливным дождём, — добавляет он, указывая на маленькое окно в комнате Эдди, по которому дождь стучит ещё сильнее, чем раньше. — Ты только что переоделся в сухую одежду. Хочешь вернуться туда и встретить свою смерть? — Окей, мам, — скулит Бак. — Я просто не хочу, чтобы ты заболел за два дня до школы. — Я не против пропустить первые несколько дней, — говорит Бак, ложась на смятые простыни Эдди, закидывая руки за голову и смотря в изогнутый потолок. — Чем дольше я смогу избегать разговоров о поступлении в колледж, тем лучше. Эдди смотрит на него сверху вниз, размышляя о том, как непринуждённо Бак чувствует себя, лёжа на его кровати. — Ты всё ещё не сказал своим родителям о том, что хочешь взять перерыв на год? — Нет. И не планирую говорить им об этом, пока не окажусь в Европе. Я позвоню им через весь континент из телефонной будки. — на мгновение он замолкает, а затем морщится. — Ты знаешь, что в Европе не дают чаевых? Или дают, но только если официант не видит. Странные люди. Эдди отводит взгляд от Бака и смотрит на свой стол, где лежат брошюры нескольких техасских образовательных учреждений. Родители практически силой всучили их ему в руки. — Колледж тоже не для меня, — признаётся он. — Может, мне стоит присоединиться к тебе. — Во время моего года в Европе? — Да, — говорит Эдди. — Было бы весело, правда? Только ты и я, любующиеся достопримечательностями. Странные американцы, которые дают чаевые. Европейцы же постоянно ездят на велосипедах? Может быть, я смогу наконец научиться. — Невероятно, что ты так и не научился, — отвечает Бак, качая головой. Он выпрямляется, разминая затёкшие руки. — Но я согласен, Эдди. Я был бы рад, если бы ты присоединился ко мне. Я предпочту быть странным американцем только с тобой. Они глупо улыбаются друг другу. — Окей, — протягивает Эдди в ответ. — Тогда пойдём к «Denny's». Ты меня убедил. Бак оживляется и хлопает в ладоши. — Отлично! Мы шикарно проведём время, Эдди. Итак, двадцать минут спустя Эдди сидит в продуктовой тележке, крепко вцепившись в металлические прутья, а Бак катает его по пустой парковке, пока дождь льёт на них и затуманивает видимость. — С Мишель никогда не было так весело, — Бак перекрикивает шум дождя и смеётся. — Может, мне нужно просто остаться одиноким и всегда тусоваться с тобой, Эдс. Эдди был бы совсем не против. Он вроде как хочет провести с Баком всю оставшуюся жизнь. Бак останавливает тележку на краю парковки и крепко держит её, пока Эдди пытается встать. Он цепляется за плечо Бака, когда выходит, и его ноги снова становятся на твёрдую почву. — Наверное, нам стоит вернуть тележку на место, пока нас не поймали, — говорит он. Но Бак игнорирует его предложение, его моргающий взгляд прикован к подбородку Эдди. — Что? Он отпускает тележку и делает шаг навстречу Эдди. Его рука дрожит, словно он хочет протянуть её вперёд. Так он и делает. Бак поднимает руку и проводит кончиками пальцев по щеке Эдди, затем опускает их вниз, чтобы смахнуть что-то с его подбородка. — На твоём лице был лист, — тихо объясняет он. — Не знаю, как он туда прилип. — Наверное, из-за ветра, — отвечает Эдди, затаив дыхание. Их лица находятся всего в нескольких дюймах друг от друга, а рука Бака замирает рядом с лицом Эдди. Он наблюдает, как его лучший друг сглатывает ком в горле и опускает взгляд на его... Губы? Кровь приливает к лицу Эдди. Бак пристально и с любопытством наблюдает за ним, и Эдди не может наполнить свои лёгкие воздухом. Он с трудом удерживает голову на месте. Он не может сопротивляться магнитному притяжению, которое тянет его к Баку и говорит, что ему нужно быть как можно ближе к нему и совершить что-то монументально безрассудное и глупое, например, преодолеть это расстояние, просто чтобы сбросить с души камень после двух месяцев мучений из-за того, что Бак встречается с какой-то девушкой, которая не заслуживает его внимания. Когда их губы оказываются на расстоянии одного вздоха, над их головами раздаётся раскат грома. Они отпрыгивают друг от друга. Ни один из них не произносит ни слова, и это молчание растягивается на минуту. А затем... — Думаю, это сигнал, что нам пора уходить, — говорит Бак. — Не хотелось бы попасть в ураган. — Да, — соглашается Эдди. — Давай убираться отсюда. Итак, они оба игнорируют то, что только что произошло, и направляются обратно к дому Эдди.***
Настоящее.
— На данный момент мы можем ждать начала урагана, — говорит Эван, сидя в баре отеля и вздрагивая от раскатов грома, доносящихся снаружи. Свет продолжают пугающе мигать. Он надеется, что в отеле есть резервный генератор на случай наихудшего развития событий. — Не каркай, — говорит Хен, сидя за столом напротив него. — Перенести концерт, где 2500 зрителей, это одно. Другое дело, когда у нас стадион на 75 тысяч мест. Они прибыли во Флориду вчера вечером, когда дождь уже начал капать и с каждым часом становился всё сильнее. До начала шоу остаётся менее двадцати часов, и вся команда начинает нервничать, поэтому большинство из них собрались в баре, чтобы расслабиться и пропустить по паре стаканчиков. К Эвану и Хен присоединились Мэдди, Чимни, Эдди, Бобби и Афина. Карен не очень хорошо себя чувствует, поэтому сейчас она отдыхает в их номере и следит за Кристофером и Дэнни, которые играют на Switch. — Однажды мы с Эдди попали в ураган, — рассказывает Эван, поворачиваясь лицом к мужчине, сидящему рядом с ним. — Летом 2006-го, как раз перед началом выпускного года. Помнишь? — Не очень, — отвечает он. — Но я точно помню, как тебе было страшно. — Мы возвращались домой с прогулки, — продолжает Эван, не обращая на него внимания. — И вдруг начался такой дождь, что нельзя было даже ничего разглядеть. Я едва мог дышать, настолько сильным был ливень. Мы спрятались под навесом какого-то кафе до тех пор, пока... Пока он не развалился под тяжестью воды, и мы промокли до нитки. — О, — говорит Эдди. — Эту часть я действительно помню. — К тому времени, как мы добрались до дома Эдди, мы совсем дрожали, а наши пальцы сморщились от воды. Мама Эдди завернула нас в одеяла и заставила выпить несколько кружек чая, но это не помогло. Мы простудились и первую неделю учёбы провели дома. — В чём, кстати, я полностью виню тебя, — заявляет Эдди. — Это была твоя идея выйти гулять под проливным дождём. — Ты пошёл со мной добровольно! — возражает Эван. — Я просто не мог отказать, когда ты смотрел на меня своими грустными щенячьими глазками, — заключает Эдди. — Ну, — выдыхает он. — Это того стоило, не так ли? Эван замечает, как на его щеках появляется слабый румянец. — Да. Оно того стоило. И тут они понимают, что весь стол погрузился в напряжённую тишину. — Думаю, мне больше нравилось, когда они цапались друг с другом, — бормочет Хен и делает глоток своей маргариты, широко раскрывая глаза. Прошла почти неделя с тех пор, как Эван фигурально загнал Эдди в угол на крыльце дома своей бабушки, умоляя, чтобы между ними всё стало нормально. И хотя он не ожидал многого, их отношения значительно улучшились. Эван больше не жалуется, что его по какой-то причине на каждом рейсе сажают рядом с Эдди и Кристофером. Эдди не отпускает ехидных замечаний в его адрес. Они не просто вежливы друг с другом, они в каком-то смысле даже ведут себя дружелюбно. И это неизведанная ранее территория. Потому что Эван чувствует, что они возвращаются к прежней дружбе, в то время как Эдди, похоже, сопротивляется этому. Они находятся в неком подвешенном состоянии между Баком и Эдди десятилетней давности и Эваном и Эдди, 28-летними мужчинами, которых в жизни волнует гораздо больше, чем обычная домашка и странное гомоэротическое напряжение между ними. Он понятия не имеет, о чём говорит Хен. Потому что, очевидно, сейчас между ними ничего нет. Абсолютно ничего. — А почему вы цапались? — спрашивает Чимни, переводя взгляд с одного на другого. Эван закатывает глаза. Чёртов Чимни, который всегда пытается копнуть глубже. И что Мэдди в нём нашла? — Не по тем причинам, которые должны тебя волновать, — ехидничает Эван. Температура за столом падает ещё на несколько градусов. Чим поднимает руки в знак защиты. Да, вполне оправданно. Эван был более чем готов к нападению. — Пойду возьму ещё чего-нибудь выпить, — говорит он, выскальзывая из-за стола. Он даже не успевает дойти до бара, как Мэдди догоняет его. — Что ты имеешь против Чимни? — требовательно спрашивает она, хмуря брови и становясь рядом с ним. — Серьёзно? — говорит Эван. — Ты реально спрашиваешь об этом? Ты едва его знаешь, Мэдди. — Я хорошо его знаю, — отвечает она. — До начала тура мы провели вместе на репетициях несколько месяцев. Он действительно отличный парень, Эван. Он мне нравится. — Но... — возражает он. — Насколько хорошо ты его знаешь? А что, если он... Что, если он такой же, как Даг? Мэдди морщится. — Он совсем на него не похож. — Хорошо, — протягивает он. — Но ты уверена? Потому что... — Я могу сама о себе позаботиться, — перебивает Мэдди. — В твои обязанности не входит присматривать за мной. У меня есть много людей, которым за это платят. — Я твой брат, — говорит он. — Конечно, это моя обязанность. — Младший брат, — поправляет она. — И раз ты поднял эту тему... Почему ты снова решил подружиться с Эдди? Эван хмурится. — В смысле? Ты хотела, чтобы мы стали друзьями. — Я хотела, чтобы ты отпустил то, что произошло между вами, — говорит она. — Но теперь вы снова собираетесь снова стать друзьями? Разве тебе не будет ещё больнее, когда тур закончится и вы снова разойдётесь в разные стороны? — Кто сказал, что мы разойдёмся? — возражает он. С губ Мэдди срывается вздох. — Эван. Пожалуйста, не увлекайся. Ты ведь знаешь, что для Эдди это всего лишь работа? И как только она закончится, он вернётся домой и приступит к следующей. Он не будет... — она на мгновение замолкает. — Не надейся, что вы снова станете прежним Баком и Эдди. — Я и не собирался, — недовольно отвечает он. — Ну, похоже, что так и есть, — говорит она, пожимая плечами. — Просто... Будь осторожен. Наконец к ним подходит бармен. Эван говорит свой заказ, а после поворачивается к Мэдди. — Ты знаешь больше, чем говоришь, — понимает он. — Что тебе известно, Мэдди? — У меня есть лишь предположения, — признаётся она. — Я понятия не имею, что на самом деле произошло между вами. Но в чём я точно уверена... — она делает глубокий вдох и продолжает. — Так это в том, что ты притворяешься, что всё в прошлом, но на самом деле нет. Эван сглатывает. Проклятье. — Будь осторожен, — повторяет она, похлопывая его по плечу. — И если я тебе понадоблюсь, по любой причине, я всегда готова выслушать. Днём или ночью, Эван. — Я знаю, — отвечает он. Однако это не значит, что он собирается принять её предложение. Мэдди бежит обратно к столику, и Эван наблюдает, как она занимает своё место рядом с Чимни, и на её лице мгновенно появляется широкая улыбка. Он слышит кашель и оборачивается, чтобы увидеть бармена, передающего ему напиток. Он быстро благодарит его и возвращается за столик. Весь оставшийся вечер Эван даже не смотрит в сторону Эдди.***
— Шоу отменяется, — объявляет Хен команде, собравшейся в холле отеля на следующее утро. — Мы не можем перенести дату, так как ураган только усиливается. Концерт пришлось отменить. — А что с концертом в Атланте? — спрашивает один из членов команды. Эдди кажется, что это один из звукорежиссёров, Гаретт или как-то так его зовут. — Нам нужно быть там через два дня. Как мы долетим туда во время урагана? — Мы будем следить за погодой, пока не станет безопасно летать, — отвечает Хен. — Пока что прогнозируют, что к утру шторм стихнет. У нас будет достаточно времени, чтобы добраться до Атланты. После этих слов члены команды начинают оживлённо переговариваться. Хен хлопает в ладоши, снова привлекая их внимание. — Ребята, это не конец света. Стихийные бедствия случаются. Мы отменили шоу ради всеобщей безопасности. Это наш приоритет номер один, помните? Поэтому прямо сейчас я предлагаю вам сделать перерыв и расслабиться, а потом мы продолжим тур. Позвоните семьям. Проведите время с новыми друзьями. Не знаю, устройте расслабон в ванной с маской для лица? Причин для паники нет. Скоро всё придёт в норму. Это просто небольшая заминка. Несмотря на то, что перед командой Хен пытается вести себя спокойно и собранно, Эдди замечает беспокойство на её лице. Он ждёт, пока толпа разойдётся, чтобы подойти к ней и положить руку на локоть, привлекая внимание. Хен чуть не подпрыгивает. — А, это всего лишь ты, Эдди, — выдыхает она с облегчением. — Прости, у меня голова совсем забита. — Это видно, — отвечает он. — Я могу что-нибудь сделать для тебя? Карен простудилась, шоу отменили, и, готов поспорить, тебе сейчас непросто. Позволь мне помочь. — Какие есть предложения? — хмыкает Хен. Эдди улыбается ей. — Напиться посреди дня. Вот так они и оказываются в баре отеля второй день подряд. Хен запрокидывает голову, выпивая один шот текилы за другим. Эдди наблюдает, как с её плеч исчезает напряжение, а морщинки на лице разглаживаются. — Я люблю свою жену, — говорит она немного невнятно. — Она такая потрясающая женщина, знаешь? А ты видел, как она двигает бёдрами? Говорю тебе, Эдди, это незаконно! В ответ он лишь весело хмыкает. — У тебя кто-нибудь есть? — спрашивает она, ставя на стол ещё одну пустую стопку. — У меня? Нет, у меня никого нет. — Как так? — спрашивает она. — Ты же такой лакомый кусочек! Эдди нервно смеётся. — Ну, после развода я просто не встретил подходящего человека, — признаётся он. Хен моргает. — Ты разведён? — Не то чтобы мой брак долго продлился, — соглашается он. — Я женился на девушке, которая случайно забеременела, когда мы учились в старшей школе. Мы так и не смогли полюбить друг друга. От нас ожидали, что мы поженимся. Только так мои родители позволили бы Шеннон оставить Кристофера. — Так... — протягивает Хен. — Вы развелись, потому что не любили друг друга? Эдди смеётся. — Я любил Шеннон. Она любила меня. И эта любовь была сильной и значимой, но лишь платонической, — вздыхает он. — В конце концов, мы расстались, Кристоферу тогда было четыре. Шеннон согласилась, чтобы я получил над ним единоличную опеку, и переехала в небольшой городок. А мы с Крисом перебрались в Лос-Анджелес, чтобы попытаться начать всё сначала. — И с тех пор у тебя никого не было? — спрашивает Хен. Эдди качает головой. — Шеннон — единственный человек, с которым я когда-либо был. Хен несколько мгновений сидит, обдумывая услышанное. — Могу ли я задать, возможно, совершенно неуместный вопрос? Просто как человек, имеющий опыт в подобном. — Зависит от вопроса, — говорит Эдди. — Что ты хочешь узнать? Хен буравит его взглядом и проводит по губам кончиком языка. — Когда ты понял, что ты гей? Сердце Эдди пропускает один, два, три удара. Он лихорадочно оглядывает бар отеля, проверяя, не находится ли кто-нибудь достаточно близко, чтобы услышать её. Его дыхание становится учащённым и прерывистым, кислород с трудом проникает в лёгкие. — Я... Я... Я не... — Расслабься, Эдди, — спокойно говорит она. — Это всего лишь я. Твоя знакомая подружка-лесбиянка. Ты можешь мне доверять. Почему-то её слова нисколько не успокаивают его. — Это... — с трудом выдавливает он. — Это так очевидно? — Только для тех, у кого есть глаза, — говорит Хен. Эдди бледнеет. — Я шучу! Я понятия не имела до вчерашнего вечера. — Вчерашнего вечера? — Я узнаю старую добрую подростковую влюблённость, когда услышу о ней, — объясняет Хен. — В детстве тебе определённо нравился Бак, да? Эдди берёт с подноса стопку, осушает её, а следом ещё одну. Он вытирает текилу с губ, прежде чем ответить. — Влюблённость — это ещё мягко сказано, — признаётся он. Хен приподнимает бровь. — У меня такое чувство, словно я хочу услышать эту историю. — Между нами никогда ничего не было, — говорит Эдди. — За исключением, скажем так, нескольких лет скрытых чувств, которые привели к тому, что на парковке во время нашего выпускного наступил переломный момент. Бак... Он... Ну, главное то, что я облажался. — Как? Эдди ёжится. — Обещаешь, что после этого не будешь смотреть на меня по-другому? — Даю клятву скаута, — говорит Хен, отдавая честь. — Ты была скаутом? — Я могла бы! — Ну, в общем... — продолжает Эдди. — На тот момент мы были друзьями, сколько, лет десять? Я знал Бака от и до. Наши жизни были так тесно переплетены, что я не мог сказать, где заканчивалась моя и начиналась его. Мы были единым целым. Но он решил зайти дальше и всё испортил. — Как? С губ Эдди срывается тяжёлый прерывистый вздох. — Бак признался, что влюблён в меня, прямо как в Шекспировской пьесе, — говорит он. Несмотря на то, что Эдди впервые рассказывает эту историю кому-либо, она звучит как отрепетированная. — И я отверг его. Нет, это ещё мягко сказано. Я наговорил ему гомофобной херни, повёл себя как грёбаный мудак, как чёртов трус. Из-за меня он чувствовал себя отвратительно. Наша десятилетняя дружба закончилась из-за простого факта, что я не мог признаться себе в том, что люблю его так же сильно. А знаешь, что самое ужасное, Хен? — он горько смеётся. — Я никогда не переставал. — Ты никогда... — Я влюблён в Эвана Бакли с того самого дня, как встретил его. И я пытался избавиться от этих чувств, поверь мне, я перепробовал всё. Но они не исчезли. Они просто стали частью меня, словно ещё одной конечностью, которую я никак не смогу ампутировать. После признания у него словно сваливается гора с плеч. Вот он, посреди блядской Флориды, в пустом баре отеля, в грёбанном туре с Мэдди Бакли и её командой, рассказывает женщине, которую знает всего пару месяцев, то, что он не мог сказать даже самому себе в зеркало. У Хен перехватывает дыхание. — О, боже. Эдди, мне так жаль. — Блять, какой же я идиот, что упустил его, — Эдди дрожит. — Где-то глубоко в своём подсознании я сожалел об этом каждый день на протяжении последних десяти лет. Я даже не позволял себе вспоминать тот день. Настолько мне было стыдно. — А сейчас? Эдди пожимает плечами. — Я даже не знаю, как загладить свою вину перед ним. Он предложил мне вселенную в виде себя на блюдечке с голубой каёмочкой, а я не мог представить, что когда-либо буду заслуживать подобного, поэтому отверг его. За их столом воцаряется тишина. Эдди слышит только стук собственного сердца. — И ты думаешь, что упустил свой шанс? — спрашивает Хен. Он резко поворачивает голову в её сторону. — Упустил свой шанс? Хен, у меня с самого начала не было такого шанса. — В смысле? Ты сказал, что он чувствовал то же самое. — Ну, да, может, так оно и было, — выплёвывает он. — Но это не меняет того факта, что даже если бы я не был трусом и у нас могло что-то получиться, то я бы всё испортил. Я обречён, Хен. Я не из тех, кто создан для сказочной любви. — Почему нет? — спрашивает она. — Разве у остальных людей любовь как в сказке? Почему ты говоришь так о себе? Эдди смеётся. — Сомневаюсь, что ты когда-либо встречала кого-то более жалкого, чем я. Свет в баре отеля мигает. Он слышит завывание ветра и чувствует себя, как будто стоит на улице в центре урагана, а небо как всегда искусно обрушивается на него сверху и придавливает к земле. — Я не считаю тебя жалким, — говорит Хен. — Я думаю, ты просто не сильно любишь себя, и эта неприязнь даёт тебе неправильное представление о том, кто ты такой. Как по мне, Эдди? Ты чертовски хороший мужчина. И определённо заслуживаешь сказочной любви. Эдди пожимает плечами. — Это мне светит, Хен. — Ну, — говорит она. — Тогда, может, заменишь лампочку? На этом тема закрывается. У Эдди нет сил спорить с ней, а Хен кто-то звонит, сообщая новости об отменённом шоу, и они переводят разговор в более безопасное русло, как будто Эдди не признавался ей только что в своих самых сокровенных тайнах. Раздаётся оглушительный раскат грома, а затем свет гаснет.